И распустились кровоцветы

Сейчас в ней враждовали два желания: не уснуть, чтобы быть начеку, и заснуть, чтобы не проснуться больше никогда. Девичье сердце билось неровно, то ускоряя, то замедляя темп, и в этой изменчивости было что-то чересчур настойчивое. Сил плакать уже не было — вместо этого горло уже привычно сдавило. Это больно.        Еще больнее было все-таки провалиться в сон, а потом очнуться с тяжелой головой, прерывистым дыханием и щипанием в глазах. И радовало только одно: свет в окне. Аяка смотрела на затянутое утреннее небо, мысленно стараясь догнать Тому. Постепенно тревога вернулась: мало было разлучиться с дорогим сердцу владельцем стихии Пиро — еще и старший брат ушел. «И неизвестно, с какой целью,» — с досадой подметил внутренний голос.        Поток размышлений прекратился лишь тогда, когда в замочной скважине двери послышался ключ. Аяка моментально вскочила с пола, не подумав даже о том, что в глазах могло потемнеть (и потемнело, собственно) — ведь можно было схватить за руку шанс на побег. Но стоило лишь двери распахнуться, как мысли девушки сосредоточились на вошедшем в комнату Аято: пряди его мокрых от дождя волос беспорядочно прилипли ко лбу, воротник был неестественно помят, рукава сочетали в себе и дыры, и пятна — грязевые и… кровь. И катана комиссара тоже была в крови. «Чья?!» — с ужасом подумала Аяка, в глубине души боясь узнать ответ; но внутренний голос липко и противно озвучивал лишь один вариант, что резал ножом по сердцу.       — Чья это кровь, Аято? — хрипло спросила Сирасаги Химэгими, с опаской приближаясь к брату. Казалось, господин Камисато, услышав вопрос, совсем поник — и этого фактора хватило Аяке, чтобы больше не слышать ничего: в ушах слышался лишь стук собственного сердца, а слова Аято доносились словно из трубы.        «И советую смириться… что нас теперь только двое.»              — Нет… нет-нет-нет… — отчаянно замотала головой Аяка. Закон и вековые устои в действительности требовали лишить Тому жизни, но чтобы брат сделал это всерьез…       — Очнись! — резко позвал сестру комиссар. И ради того, чтобы она его услышала, ему потребовалось трясти ее за плечи примерно минуту. — Я не трогал Тому. Он ранен, но жив, — уловив тень осмысления в глазах Аяки, господин Камисато отпустил ее. А когда смысл сказанного все-таки укоренился в сознании госпожи, по щекам ее покатилась слеза — в ней было смешано счастье, переживание и благодарность старшему брату.       — Ты вернул его? Я должна его увидеть! — сразу опомнилась девушка, порываясь выскочить из комнаты, вот только Аято вновь остановил ее.       — Ч-ш-ш-ш… Ты вновь на эмоциях, — он обнял сестру в готовности опять успокоить ее, если потребуется.       — Отпусти… — почти прошептала Аяка. — Я должна с ним встретиться.       — Он не в особняке.       — Еще в столице? Тогда я пойду туда! — заупрямилась Сирасаги Химэгими и попыталась высвободиться из объятий брата.       — Я отпустил его, — коротко объяснил комиссар.       — Что?       — Он ушел в сопротивление, — нехотя прибавил он.       — Как ты мог отпустить его, — с трудом веря в услышанное, замотала головой Аяка. — Как? Что теперь будет с его репутацией, когда он…       — Тома знает про все последствия, — перебил сестру Аято. Он наконец расслабил руки так, чтобы Аяка смогла отойти — сбежать она больше не пыталась.       — Ты просто не пытался его отговорить, — с горькой усмешкой произнесла владелица Крио. — А у меня бы вышло.       — Едва ли, — с твердой уверенностью возразил ей старший брат. — Скажем… Думала бы ты про свою репутацию, если бы знала, что твой уплывший много лет назад в Инадзуму отец воюет на стороне сопротивления?        Для Аяки это был гром среди ясного неба. Тома нашел следы отца и не сказал ей? И почему Аято знает больше, чем она? «Тогда я не единственная причина, по которой он туда пошел?» — с эгоистичным разочарованием скулил внутренний голос.       — Это он сказал тебе? — деланным холодным тоном спросила госпожа Камисато.       — Он никому не говорил. Просто у меня везде глаза и уши, я думал, это очевидно.        Обладательница Крио тяжело вздохнула и подошла к окну. В душе было пусто и одновременно тесно: где-то глубоко внутри нее скреблись кошки задетого самолюбия, эгоизма и разочарования. Это было чертовски погано. «Неужели его забота обо мне была лишь предлогом для побега?» — пристала к Аяке мысль. И лишь спустя долгие минуты фейерверк противных чувств и эмоций перестал раздаваться новыми залпами — вместо этого догорали старые искры. Аяка впустила в душу, наконец, беспокойство за Тому, воспоминания о поцелуе и чувства — все, какие были к нему. Какие же? Ей было трудно понять. Госпожа молча вышла из комнаты, даже не оглянувшись на Аято, а тот лишь понимающе кивнул головой: он умел быть тактичным.        Прямо по коридору и направо. На самом деле, о маршруте она уже не задумывалась — привычно вошла в свою комнату, где наверняка лежала вещь, что спонтанно пришла ей на ум. Пиро-будильник. «Пожалуйста, гори,» — мысленно молила Аяка, осматриваясь в поисках подарка Томы.        Когда взгляд ее наконец упал на прикроватный столик, она вздохнула с облегчением. Будильник светился, как и прежде. Крохотная улыбка тронула лицо госпожи — в этом читалось мимолетное счастье. На минуту Аяка задумалась, всматриваясь в негорячие языки пламени — хотелось раствориться в воспоминаниях о дне, когда Тома подарил его.        Вскоре вошел Аято. Аккуратно, пару раз постучавшись и не дождавшись ответа. Аяка невольно встрепенулась и посмотрела на брата. Тот окинул сестру и вещь, что она держала, вопросительным взглядом, и только это обстоятельство заставило Сирасаги Химэгими вновь заметить будильник в своих руках. Только вот… Он больше не горел. Не светился. Не подавал признаков жизни, как бы странно это ни звучало.              — Он погас, — ужаснулась Аяка. В попытках схватиться за надежду на то, что это лишь совпадение, Сирасаги Химэгими осмотрела Аято: она заметила у него новообретенный Гидро Глаз Бога. — Откуда он… Нет, не объясняй, — юная Камисато вскочила с кровати. — Просто скажи, что ты решил так пошутить и погасил его, — она демонстративно показала брату еще теплый кусочек аметиста и подошла ближе. Аято пожал плечами.       — Я не все усвоил в управлении элементом Гидро. Все-таки времени с его получения прошло мало, — без прикрас ответил комиссар. Его сестра почувствовала, как глаза стало щипать. Снова.       — Аято, ты… ты слишком спокоен! Этот аметист светился до твоего прихода… И это означало, что Тома жив! А теперь он погас, и…       — Успокой…       — Хватит с меня спокойствия! — моментально перебила его Аяка. — Хватит, Аято. Это неестественно в череде происходящего. Ты получил Глаз Бога, пришел сюда с кровью на катане, отпустил Тому туда, где он может погибнуть в любой момент, и продолжаешь говорить о спокойствии?! Перестань лгать хотя бы самому себе.        Она теперь видела с трудом — на глазах все же образовалась пелена слез. Господин Камисато же в очередной раз задумался о том, в какой момент упустил самое важное — крепнущие чувства Аяки к Томе? Ведь это единственное, пожалуй, из-за чего она решила пренебречь здравым смыслом.        В комнате поселилась тишина, да такая, что было даже слышно, как слезы Сирасаги Химэгими капали на пол — одна за другой, почти без перерыва. Спустя некоторое время она в немом жесте отчаяния уронила безжизненный аметист на пол, затем всхлипнула и вытерла глаза рукавом. Вместе с потерянным «хладнокровием» она медленно, но верно обретала способность быстро успокаиваться, когда это действительно требовалось. Как, например, сейчас.       — Я пойду за ним.       — Что? — в недоумении переспросил Аято, невольно вынырнув из омута своих размышлений.       — Я тоже присоединюсь к сопротивлению, — ровным тоном повторила Аяка.       — Ты же знаешь, что это значит? — спокойно спросил ее брат.       — Знаю.       — И я не стану упрашивать тебя остаться, стоя на коленях, — устало прикрыв веки, констатировал Аято. — Мне пора смириться с тем, что ты уже совсем повзрослела, и ответственность за решения тоже на твоих плечах.       — Меня и не нужно упрашивать, — Сирасаги Химэгими скрестила руки на груди. — Я все равно уйду. Даже если это будет означать исключение из клана, комиссии и что-нибудь еще.       — «Что-нибудь еще?» — вскинул бровь Аято. — Как минимум, охота за твоей головой. Помимо охоты за твоим Крио.       — И пусть. Тома в такой же ситуации… Был. И я не знаю, жив ли он вообще. Но если есть хоть один шанс найти его и спасти, я им воспользуюсь. Он — наша семья, пусть и не по крови, помнишь?       — Помню. Уж не предлагаешь ли ты мне тоже бросить все и бежать в Сангономию?       — Не предлагаю, потому что хоть чья-то репутация должна остаться безупречной, — со вздохом ответила Аяка, что-то ища в комнате.       — Безупречной она уже точно не будет. Потому что я не смог отговорить вас от предательства.       — Пусть все будут думать, что мы сбежали втайне, — непринужденно ответила обладательница Крио. Аято нахмурился.       — Даже если я тебя спокойно отпускаю… Это вовсе не означает, что я доволен этой затеей, — вдруг добавил он, сопровождая взглядом каждое действие сестры: то, как она поставила небольшую сумку на пол, как кидает туда вещи — по одной, но в совершенной спешке. Занимательное зрелище.       — Я знаю. Ты всегда был за спокойствие и стабильность, — безучастно отозвалась Аяка. Комиссару, однако, показалось, что она сказала это с ноткой упрека. Впрочем, акцентировать на этом внимание он не стал, да и поздно было: его сестра собралась. Если это в принципе можно было назвать сборами.        Вновь воцарилась тишина. Аято смотрел на Аяку, а та лишь медленными шагами приближалась к выходу. И тишина продолжилась бы, если бы Аяка, тяжело вздохнув, не обернулась бы на брата и не сказала:       — Пора прощаться.       — Я займусь вашей репутацией, когда вы вернетесь, — пообещал Аято, раскрыв руки для объятий. Аяка решила все-таки обняться.       — Не «когда», а «если», — с горечью поправила она, выпутываясь из рук комиссара.        И вся серьезность ее намерений нарисовалась в глазах Аято только тогда, когда Аяка ловко завела руки за спину и расстегнула доспехи, на которых красовался герб клана. Без этих доспехов платье выглядело совсем неприметным: простое синее, казалось, даже менее пышное.       — С этим меня быстрее убьют, да? — кивнула она на доспехи. Аяка задала поистине риторический вопрос, исчезнув затем за дверью. Аято остался здесь — протер лицо ладонью, словно это могло снять напряжение и убрать с души вину. Вину за то, что все сложилось именно так, хотя глубоко внутри комиссар понимал: не он один творил историю сестры и управляющего клана Камисато. «Пожалуй, эта должность никому больше не достанется,» — рассудил Аято и устало присел на кровать, на которой теперь никто не будет спать ближайшие… Да черт знает, сколько времени пройдет, прежде чем все вернется на свои места. «И вернется ли вообще,» — подсыпал яду голос совести.       

***

       Уже вечерело, когда она добралась до Каннадзуки. По пути Аяке все чаще попадались патрулирующие тройки армии сёгуната — порой оставаться незамеченной удавалось с трудом. С одним отрядом даже пришлось разобраться: переступив через себя, свои принципы и затем кое-как унимая дрожь в руках. Убивать было паршиво.        Глубоко внутри госпожи все жалобнее звучали нотки страха, что требовали срочно повернуть назад и запереться в имении Камисато, чтобы не видеть весь свет больше никогда. По правде говоря, Аяка каждый шаг боролась с собой — выбегая из особняка, она не представляла, что дальше будет так тяжело идти. Вскоре и судьба отрезала все пути к отступлению: Сирасаги Химэгими оказалась слишком близко к лагерю войск сёгуната. Буквально в любой стороне, куда ни глянь, были солдаты. «А ведь многие могут знать меня в лицо… Чего не скажешь об армии сопротивления,» — с досадой подумалось Аяке.        Когда совсем рядом с ней послышались шаги, она перепряталась в куче ящиков и затаила дыхание. Однако эти двое солдат выглядели расслабившимися: вовсе не следили за окружением, вместо этого лишь увлеченно болтали о чем-то своем. Бежать было некуда; все-таки глухих в армию не брали — любой шорох, который издаст Аяка, они услышат. Поэтому госпоже ничего не оставалось, кроме как подслушивать их разговор.       — А че еще? — спросил досин в своеобразном шлеме — поцарапанном, бывшим в боях неоднократно.       — Да черт их знает. Сангономийцы нестандартно распоряжаются войсками, — отвечал его собеседник, почесывая свежий шрам на щеке. — Действуют отрядами, даже успешно, как ни прискорбно.       — Без этой жрицы успеха им не видать. О чем думает руководство? Почему не отправят кого-нибудь устранить ее?       — Ее тяжело выследить, знаешь ли. К тому же, рядом с ней вертится ее подручный. Забыл, как его. И у обоих Глаза Бога, так что…       — Это все хрень, — грубо перебил его досин. — Захотели бы убрать — убрали бы. Без всяких отговорок. К тому же прибыли послы фатуи, которые хотят помочь. Слышал?       — Если ты про тех, фонтейновских, то да. У них сегодня переговоры с командиром роты, — нехотя пробубнил второй, меняя копье в стойке для оружия.       — Надеюсь, по поводу жрицы.       — Да че ты заладил? Жрица и жрица.       — Стратегически важная цель, прежде всего.       — Вас, таких умных, в руководстве не хватает, — с нескрываемым сарказмом озвучил подошедший к ним офицер. — Что вы тут языками чешете? Сбор так-то сейчас.       — Да? Где? — в один голос спросили недавние собеседники.       — На западе Каннадзуки. Вас, балбесов, там почти заждались. Вперед.       — Есть! — отдав честь, оба побежали в указанное место. И только недавно появившийся офицер не собирался уходить — вместо этого подозрительно осмысленным взглядом смотрел на груду ящиков, в которых сидела Аяка, у которой, к слову, по венам потек ужас. Страх быть замеченной почти привычно сдавил горло и побуждал действовать, но мозг велел не двигаться. Казалось, еще немного — и перед глазами начнет проноситься вся жизнь. И приятные воспоминания. Одно из них.       

~~~~~

       Если бы Аяка не была достаточно заинтересована окружающим миром в детстве, то непременно бы решила, что успокаивающее вечернее стрекотание создают жуки оникабуто, а не обычные цикады. То, что они пели, было лишь одним из признаков хорошей погоды; на небе ни облачка, поэтому теплый закат, что перестал гореть только полчаса назад, было видно во всей красе. Аяка сидела в саду имения, около пруда — ее ноги свисали с террасы, но воды не касались — слишком высоко для юной госпожи. Впрочем, это ее не расстраивало. Она сейчас находилась совершенно в другом мире — мире, созданном писателем книги, которую сейчас читала. Аяка последние несколько недель скучала по простому беззаботному чтению — дела клана вынуждали работать без выходных, а порой даже без перерыва на обед. «Хорошо, что Тома следит за мной и Аято. Иначе мы бы, наверное, умерли с голоду,» — со смешком подумала обладательница Крио, не без удивления обнаружив, что слишком ухватилась за эту мимолетную мысль и забыла понимать написанное в книге.       — Придется перечитывать, — вслух подметила Аяка и вздохнула, посмотрев на зажигающиеся звезды.       — Как не отвлекаться в такой вечер, — внезапно согласился Тома, неожиданно появившийся на террасе. Аяка улыбнулась и обернулась на друга.       — Я просто задумалась, — отчего-то смущенно произнесла она.       — Надеюсь, я не помешал? — обеспокоенно спросил владелец Пиро Глаза Бога.       — Вовсе нет, — мягко убедила его Аяка. Тома кивнул и присел рядом с госпожой, поставив около нее небольшой поднос с трехцветным данго и зеленым чаем.       — О, это ты очень кстати, — обрадовалась юная Камисато. — Спасибо! — она с улыбкой сняла сладкий шарик с палочки.       — Всегда рад! — почесал затылок Тома и отвел взгляд от Аяки — в свете теплой садовой лампы она виделась ему совершенно милой и невероятно красивой, поэтому смотреть спокойно он едва ли мог.       — Хорошо, что мне уже можно сладости, — непринужденно упомянула Аяка. Казалось, эту тему она решила поднять нарочно, только вот намерений испортить себе и Томе настроение у нее вовсе не было.       — И слава Архонтам, что тебя так быстро вылечили, — приглушенно отозвался Тома. Воспоминания о чайной церемонии были слишком свежи и красочны, и ему с трудом верилось, что все позади.       — Это благодаря тебе, — голос Сирасаги Химэгими вдруг дрогнул. — Я никогда не поднимала эту тему, но… Спасибо, Тома. Если бы ты меня тогда не вытащил, мы бы лишились своих стихий, а я… Я едва ли бы говорила сейчас такое, — она постаралась перевести слова в шутку.       — Не говори так, — зажмурился Тома. — Только вот… задержана ли Амаре Ханако? — выдержав недолгую паузу, поинтересовался он.       — Мы не можем ее задержать, — прерывисто выдохнула Аяка.       — Но почему? — почти возмущенно воскликнул управляющий клана Камисато.       — Ну… Во-первых, нет никаких доказательств. Это лишь наши домыслы. А во-вторых… Амаре — невеста наследника одного из кланов комиссии Тэнрё. Сам понимаешь, чем может обернуться наше обвинение, — она пожала плечами и доела последний шарик данго, хоть и понимала: под подобные разговоры кусок в горло не лез.       — Не думаю, что Аято оставит этот случай без внимания, — сразу же возразил Тома.       — Он и не оставил. Только вот одной Селестии известно, чем он там занимается… Просто сказал мне не вмешиваться. Но я и не горю желанием, — с улыбкой пояснила Аяка.       — Да, методы Аято весьма… Специфичные, — согласился он.        Небо сделалось совсем ночным и завораживающим — Тома задумчиво рассматривал созвездия, пытаясь найти знакомые — те, что посвящались конкретным людям в Тейвате. Быть может, он хотел заметить своё, быть может — созвездия Аяки или Аято. Или отца… Мысли о нем периодически заваривали терпкую грусть и поили ею Тому, но он уже практически смирился с тем, что отец найдется нескоро.        Аяка же неторопливо перелистывала страницы книги — только не вперед, как привыкла, а назад. Желание перечитать то, что она пропустила мимо сознания, возникло прямо сейчас. Сирасаги Химэгими быстро, но вдумчиво пробежалась глазами по строкам, пока не обнаружила, что взгляд зацепился за одно единственное словосочетание.       — Влюбленная дружба… — вполголоса произнесла госпожа Камисато, совсем позабыв, казалось, о присутствии друга.       — Что? — переспросил Тома, посмотрев на Аяку. — Я задумался и не расслышал тебя, прости.       — Ах, это… Я просто читаю роман молодого писателя из Фонтейна. Тут есть интересное словосочетание… «Влюбленная дружба». Странно, правда? — искренне проговорила обладательница Крио.       — Ну, я бы не сказал. Я знаю примеры этого словосочетания в жизни. Только вот я не догадывался, что кто-то может настолько точно облечь это состояние в слова, — задумчиво рассудил Тома, совсем упустив из виду то, что вот-вот выдаст нечто сокровенное.       — Какое состояние, Тома? — широко распахнув глаза, принцесса клана Камисато посмотрела на друга, который был близок к тому, чтобы залиться ярким румянцем смущения.       — А, ну, это… Хах, у меня просто знакомый есть, который все никак признаться подруге не может, вот он и описывал мне свое состояние. Я про него и вспомнил, когда ты сказала про влюбленную дружбу, ты не подумай, — нервно замахал руками он. Аяка прыснула от смеха и едва успела прикрыть рот рукой, как того требовал этикет, не отпускающий ее даже в столь спокойный вечер.       — Это крайне забавно, — вдоволь насмеявшись, подытожила Аяка. — Ему, наверное, очень неловко находиться рядом с подругой и держать чувства втайне, — она посмотрела на небо, словно ища ответ на свое высказывание именно там.       — Он настолько привык дружить с ней, что боится разрушить все своим признанием, — с едва заметной долей грусти объяснил Тома, так и не отдавая себе отчет в том, что говорил он, скорее, про себя, чем про своего реально существующего знакомого.       — Тогда передай ему пожелания удачи при следующей встрече. Прямиком от Сирасаги Химэгими! — хихикнув, воскликнула Аяка. Спустя мгновение она поежилась от опускающегося в сад холода и задорного ветерка — и деталь эта не ускользнула от глаз Томы.       — Передам, госпожа. И кстати, наверное, лучше пойти внутрь. Это лишь временная мера, — сказал обладатель Пиро, накидывая на принцессу свою куртку. Аяка закуталась в нее с нескрываемым удовольствием.       — Благодарю, — коротко проговорила она. — Но мне хочется посидеть здесь еще. Мне нравится с тобой беседовать.        И румянец, не сходивший с лица Томы, теперь посетил и Аяку.       

~~~~~

       «Я хочу остаться в том вечере,» — чуть не пустив слезу, подумала Сирасаги Химэгими. Офицер подходил все ближе, и это больше не казалось случайностью: он определенно заметил Аяку. Бежать сейчас? Глупости. Он поднимет на уши весь лагерь. Странно было лишь то, почему не сделал этого до сих пор.        Вдруг мужчина встал к ящикам вплотную, чуть-чуть отвернулся от Камисато и, сделав вид, что ему срочно понадобилось почистить обувь, присел так, чтобы оказаться на уровне лица госпожи.       — Не ошибся ли я, когда увидел в вас сестру господина Аято? — заговорческим тоном спросил офицер. Аяка побледнела и достаточно слышно сглотнула ком в горле. — Судя по реакции, я прав.        Сирасаги Химэгими запаниковала. Это чересчур необычно — быть в такой ситуации в принципе, да еще и разговаривать с врагом. Врагом. Это слово на вкус было горьким и противным, потому что еще вчера такого понятия для Аяки не существовало.       — Не молчите, госпожа Камисато. Вы уже наверняка поняли, что хватать я вас не собираюсь, — спокойно сказал мужчина.       — Тогда что вам нужно? — кое-как поборов страх, спросила она.       — Хотел прикрыть вас, чтобы вы ушли незамеченной, — без доли насмешки ответил офицер.       — Это шутка такая?       — Вы же помните ту чайную церемонию во дворце сёгуна? — вдруг озвучил он. Аяка нервно вздохнула, а в голове заметались мысли, причем самые разные: от «причем тут церемония?» до «меня сейчас точно заметят, он просто тянет время до прибытия подмоги». Не дождавшись от Аяки никакого ответа, внезапный собеседник решил продолжить:       — Я знаю, кто вас отравил. Знаю, как никто другой. Ведь Амаре Ханако — моя невеста.        Аяке думалось, что бледнеть дальше уже некуда, но она ошиблась. Госпожа достаточно четко ощутила, как вся кровь отхлынула от лица и полилась куда-то к бешено бьющемуся сердцу. Что оно испытывало? Страх, злость, сожаление? Недоумение? Пожалуй, всего по чуть-чуть.       — Вы злитесь? — с неким опасением спросил наследник клана комиссии Тэнрё. Теперь-то пазл в голове Аяки стал складываться.       — С того дня прошло достаточно времени, чтобы злость успела испариться, — постаралась холодно ответить обладательница Крио.       — Хорошо. Я думаю, вы уже догадались, почему я хочу отпустить вас. Это мое извинение за поступок Амаре.       — Если это все, то отпустите поскорее, пока я еще верю в ваши благие намерения.       — Есть пара оговорок, — хмыкнул мужчина. — Первая: я хочу, чтобы вы замолвили за меня словечко перед комиссаром Ясиро. Когда все закончится, мне понадобится его поддержка.       — Вы довольно дерзки и слов для просьбы не подбираете, — констатировала Аяка. — Однако я допускаю мысль о том, что это выполнимо.       — Я рад, что мы понимаем друг друга. Вторая оговорка… Весьма проста. Если мы снова встретимся во время этой войны, я не дам вам уйти. Я предан комиссии Тэнрё также, как и Трикомиссии, которая успела признать вас предательницей сёгуната. И поймать вас — или убить, в зависимости от приказа — будет необходимо.       — Справедливое замечание, — уже без страха сказала Аяка. Почему-то мысль о вражде резко перестала пугать; вероятно, разговор с этим человеком заставил по-новому взглянуть на реалии военного времени.       — Прощайте, — внезапно сказал он, встав с корточек и отходя от ящиков. В противоположной от них стороне раздался пронзительный звук горна, от которого моментально стало тревожно. Впрочем, наверняка это и был сигнал тревоги, потому как послышались голоса, звуки бегущих на зов людей и даже топот спешно удаляющегося недавнего собеседника Аяки. «Думаю, этого он не планировал. Но эта ситуация мне только на руку,» — четко рассудил внутренний голос. Игнорировать его она не решилась, а потому выбралась из груды ящиков и осторожно стала пробираться к выходу из лагеря, все еще не веря в свою удачу.       

***

       Лучи солнца исчезли совсем, когда лагерь остался позади. Аяка с частичным облегчением выдохнула и осмотрелась. Остров Ясиори был довольно близко, что не могло не радовать — она почти нашла Тому. Но сердце начинало болезненно колоть при мысли о потухшем аметисте — Аяка старалась отогнать их всеми силами. «Надо поскорее добраться до лагеря, чтобы переночевать уже там, а не неизвестно где,» — нарочно отвлекла себя Камисато.        Темнота наступила быстро — это было почти предательством. Аяка настолько глубоко задумалась, что не увидела очевидно резкого склона и оступилась. И когда ей уже показалось, что она смогла удержать равновесие, почва под другой ее ногой посыпалась вниз. Падение — лишь часть пути, верно? О нет, это слишком по-философски: реальность била не в бровь, а в глаз, заставляя госпожу главного клана комиссии Ясиро стремительно скатываться вниз без шанса на торможение. К счастью, своеобразная «пытка» продлилась недолго: Аяка наконец-то «докатилась» до ровной поверхности.       — Вот черт, — позволила она себе выругаться. Как оказалось, совершенно зря: ее кто-то услышал.        Аяка спешно выплюнула попавшие в рот травинки и постаралась по максимуму оттряхнуть платье, с досадой подумав о том, что его надо не только стирать, но и зашивать. «Тома…» — пронеслось у нее в мыслях.       — Кто там свалился на ночь глядя? — спросил мужской голос, сидящий, по-видимому, у костра. Сирасаги Химэгими присмотрелась: форма отличалась от солдат армии сёгуната.       — Сходил бы да посмотрел вместо того, чтобы вопрос задавать, — беззлобно предложил его товарищ, что находился рядом. — А то, поди, услышит тебя этот некто и сбежит еще.       «И это не лишено здравого смысла,» — мысленно ответила ему Аяка и решила убраться быстро настолько, насколько возможно, потому что в душе понимала: она не готова контактировать с войсками сопротивления. Пока что.              — О, так это ты, — громко сказал внезапно нарисовавшийся перед госпожой солдат.       — Вы меня знаете? — удивленно спросила Аяка, хотя, если честно, после череды сегодняшних событий это было наименее удивительным.       — Нет. Но сейчас узнаем, — протараторил мужчина и резко схватил Сирасаги Химэгими за руку.       — Ай! — воскликнула она не столько от боли, сколько от неожиданности. Ее никогда прежде так не хватали. Этого удалось избежать даже в лагере войск сёгуната, как ни странно, но здесь…       — Эй, дружище! Это же девушка, с ними понежнее надо, — постарался вразумить его товарищ.       — Вот и расскажешь про нежность начальству, когда в очередной раз огребем от шпиона, — грубо огрызнулся боец, подталкивая Аяку к костру. Обладательница Крио понимала, что могла легко дать отпор, но решила не конфликтовать с потенциальными товарищами по оружию, пускай ей и не нравилось подобное отношение. «Это все-таки люди, пережившие многое,» — мысленно оправдывала она поведение солдат.       — Да она даже не вырывается, посмотри на нее, Хэнки, — кивнул на Аяку более дружелюбно настроенный солдат. — У нас никто еще так себя не вел, это что-то новенькое.       — Ты прав. Новая разновидность шпионок, — Хэнки грубо потянул госпожу за руку вверх, но та лишь зажмурилась: она была ниже бойца на три головы, если не больше, сопротивляться уже казалось менее возможным, чем минуту назад.       — Хэнки, мать твою, это же человек, как и мы с тобой! Не уподобляйся сторонникам сёгуната в жестокости!       — А ты вообще на чьей стороне, Ёширо? Я вытрясу информацию с этой девчонки, а потом и с тебя, раз ты позволяешь себе так высказываться.       — И что потом? Тебе полегчает?       — Нет. Я отчитаюсь командиру. Хотя и с нее бы я информацию потряс с превеликим удовольствием. Генерал Горо слишком легко доверился ей…        Шорох и недовольные возгласы позади заставили спорящих смолкнуть.       — С кого ты там информацию трясти собрался, пустоголовый?! — прозвучал высокий голос, который ни с кем не перепутаешь. Аяка уже успела подумать, что она бредит, когда перед пламенем костра нарисовалась разъяренная фигурка Паймон. Чуть позже подошла Люмин и традиционно уперла руки в бока, принимая позу еще более недовольную, чем ее спутница.       — Аяка? — гнев моментально сменился шоком, когда путешественница узнала подругу. — Мой приказ, рядовой Хэнк: отпусти ее.       — А вы не хотите объясниться, мадам командир? — не сбавлял обороты Хэнки.       — После того, что мы слышали, объясняться тут будешь только ты! — возмутилась Паймон и подлетела к Аяке, чтобы приказ Люмин все же возымел действие.       — Черт с вами. Попрошу генерала Горо перевести меня в другой отряд, — махнул бунтарь рукой и побрел куда-то в сторону огней основного лагеря.       — А мог бы попытаться вытрясти с меня информацию, — с сарказмом пробормотала путешественница и подошла к Аяке. — Как ты оказалась здесь? И почему? Разве мы не договорились, что вы будете бороться в столице, а я…       — Это уже не имеет никакого смысла, — тихо начала говорить Аяка, даже не обратив внимание на то, что Люмин невольно перешла на «ты». — Столько всего произошло, что я даже не знаю, какое именно событие заставило меня прийти сюда.       — Очевидно, это будет долгий разговор, — вставила свою ремарку быстро успокоившаяся Паймон и вновь полетела к Люмин.       — Ёширо…       — Да, командир?       — Мы закончили патрулировать эту местность. Собери всех членов отряда и отправляйся в основной лагерь. Если кто-то будет меня искать, скажи, что я скоро приду к генералу Горо.       — Так точно! — отозвался Ёширо. — А… Командир?       — Да? — устало произнесла Люмин.       — По поводу Хэнки…       — Я не выгоняю его. Если генерал Горо распределит его в другой отряд, то так тому и быть, — отрезала путешественница.       — Вы не злитесь на него… Просто месяц назад он пережил такое предательство, что теперь относится ко всем с недоверием. Шпион, вошедший в полное доверие, зарезал его товарищей из отряда, в котором он был командиром. Сам же он чудом остался жив и собственными руками лишил убийцу жизни.       — Паймон не знала об этом, — с грустью проговорила фея.       — Это объясняет его грубость, — констатировала Аяка. Люмин же молча кивнула, отпуская бойца выполнять последнее задание на сегодня. Когда Ёширо ушел, Паймон вновь заговорила:       — Так что насчет историй?       — Для начала… Мне, наверное, стоит объяснить, почему я в таком виде, — поправляя растрепанный хвост, произнесла Сирасаги Химэгими. — Это крайняя нелепость. Я оступилась и упала откуда-то со склона. Было темно, и… В общем, я оказалась здесь. Твои подчиненные заметили меня. Хотя сначала все-таки услышали, наверное, — Аяка посмотрела на Люмин и улыбнулась одним уголком губ. Предстояло рассказать еще многое, но начало уже положено.       

***

             — Вот как… — задумчиво произнесла Люмин, выслушав все, чем поделилась госпожа Камисато. Кажется, настала ее очередь говорить. А если быть точнее, ее и Паймон — фея не упускала возможности потренироваться в «ораторском искусстве».       — Ну а мы будем прежде всего хвастаться! — радостно сообщила Паймон. — Нам доверили командование отрядом специального назначения «Рыба-меч II»!       — Не «нам», а мне, — моментально поправила ее Люмин.       — Могла бы и подыграть! — обиженно возразила фея.       — Это, если говорить начистоту, был единственный повод для хвастовства, — обретя серьезность в голосе, произнесла путешественница. — Сангономия Кокоми частично посвятила меня в ход дел на Ватацуми и в сопротивлении в целом. У нас есть некоторые проблемы, если мягко выражаться.       — Нехватка продовольствия, — вновь вмешалась Паймон. — А еще шпионы, ну ты слышала, а еще проблема с ком… кониму… Паймон забыла это слово!       — С коммуникацией, — закончила ее мысль Люмин. — Основная причина гибели целых отрядов — перехватываемые письма и отсутствие надежных систем связи между частями войск и управляющей верхушкой.       — Еще наверняка нехватка бойцов с Глазом Бога? — предположила госпожа Камисато. Фея усиленно закивала головой.       — В точку, — ответила Люмин.       — Тогда я присоединяюсь к вам. Может, мой Крио чем-то послужит сопротивлению, — понадеялась Аяка и уперла руки в подобранные под себя колени.       — Ура! В нашем полку прибыло! — в очередной раз обрадовалась спутница путешественницы.       — Я счастлива, что мы встретились снова. Жалею только, что при таких обстоятельствах, — добавила Сирасаги Химэгими. — Кстати, я хотела спросить о…       — Если что, ты еще можешь вернуться. Мы тебя поймем, — перебила ее Люмин.       — Нет. Я не пойду назад, потому что я пришла сюда ради То…       — Люмин, а не пора ли нам пойти к Горо? Всех новоприбывших он же утверждает! — Паймон также перебила Аяку.       — Впервые я с тобой согласна, — очевидно поддаваясь, сказала путешественница.       — Да нет же! Были еще случаи! — фея топнула ножкой в воздухе.       — А… Тома… — тихо и с подкрадывающимся отчаянием произнесла Аяка.       — Горо без проблем ее возьмет, вот увидишь, Паймон, — нарочно игнорируя слова госпожи, продолжала говорить Люмин. Вскоре она встала с пенька около костра и ловким движением взвалила на плечо рюкзак с предметами первой необходимости.       — Пойдем, — позвала всех Паймон. Аяка, почти отдав себя на произвол судьбы, решила попытаться привлечь внимание к своим словам в последний раз, настойчиво и достаточно громко:       — Вы от меня что-то скрываете?        Вот и всё. Теперь от вопроса не ускользнуть — и Паймон, и Люмин почувствовали прожигающий взгляд Аяки, который ей обычно не свойственен.       — Аяка, понимаешь…       — Нет. Не понимаю, — сурово возразила Сирасаги Химэгими. — Я заслуживаю правды о нём. Он — почти единственная причина, по которой я пришла сюда. Я надеялась, что из моих рассказов вам это станет ясно.       — А «почти» не считается, — с неловким нервным смешком озвучила Паймон, отчего стала жертвой «очень-преочень» строгого взгляда путешественницы. Аяка же не сводила глаз с Люмин.       — Тома. Жив? — с трудом вернув себе самообладание, более четко выразилась Камисато.       — Да, — с тяжелым вздохом ответила наконец путешественница.       — Где он?       — В основном лагере. Аяка, я…       — Не хочу слушать оправдания. Никто из вас двоих не представляет, что мне довелось пережить и сколько я за него переживала последние несколько дней.        Сирасаги Химэгими нахмурилась, но лишь для виду: глубоко внутри она ликовала от новости о том, что он жив. Жар, подкрадывающийся к затылку вопреки опускающемуся на Ясиори холоду сумерек, подгонял госпожу срочно увидеться с Томой.       — Вы хотели, чтобы я пошла с вами к генералу Горо? — продолжила своеобразное словесное нападение Аяка, когда отошла от путешествующего дуэта на пару шагов. — Увольте. Это подождет до завтра.        И она отправилась туда, куда предположительно недавно пошел Ёширо. Паймон демонстративно стукнула себя ладошкой по лбу и поспешила крикнуть вдогонку:       — Лагерь в другой стороне! Аяка мысленно выругалась, но совет феи игнорировать не стала. К тому же, по листьям деревьев начали тарабанить капли дождя — стоило поторопиться, чтобы не попасть под ливень.       

***

       «Кто знает, сколько бы я еще бродила, если бы не послушала Паймон?» — старалась как можно спокойнее рассуждать Аяка. Она изрядно вымоталась: весь день на ногах, да еще и в переживаниях, потом эта грязь со склона и дождь, под который она все-таки попала… «Компенсация за сегодняшнюю удачу на Каннадзуке, да?» — риторически спросила Камисато у самой себя.        Почему лагерь было так трудно найти? Ответ чересчур прост: дождь потушил все факелы, по свету которых можно было ориентироваться в темноте. А солдаты, у которых были какие-никакие лампы, попрятались в палатках — винить их за желание скрыться от непогоды было нельзя.        Однако несмотря на все трудности пути, Аяка попыталась отбросить мысли о неприятном — ведь скоро она встретится с Томой, который наверняка обрадуется встрече. Предвкушение было слишком сладким на вкус, и сладость эту разбавляла дребезжащая струна нервов: они ведь так и не говорили, не виделись с тех пор, как поцеловались там, в «Коморэ»…       — Б-р! — встряхнула себя Аяка. Еще предстояло, как минимум, найти палатку Томы среди десятков однотипных. «И не буду же я ко всем заглядывать,» — подумала она, представляя себе сотни неловких ситуаций одновременно.        Принцесса клана Камисато не придумала способа лучше. Она угадывала, чья эта палатка по теням или голосам — ненадежно, зато позволяет избежать вопросов от проживающих в палатках. Но после седьмой такой проверки десятой, наверное, по счету палатки спина госпожи была готова вот-вот взвыть. «Еще немного, и я свалюсь прямо здесь,» — напомнил внутренний голос.        Удача, казалось, оставшаяся целиком и полностью на Каннадзуке, решила навестить Аяку в последний раз за сегодня. Имя этой удачи — Наганохара Ёимия. Мастерица фейерверков была закутана в плащ, но даже это обстоятельство не помешало владелице Крио Глаза Бога узнать ее.       — Ёимия! — с напускным отчаянием позвала Аяка, не сумев больше сохранять не эмоциональное выражение лица; все-таки то, что Ёимия тоже жива, не могло не радовать ее.       — Госпожа Аяка? — с нескрываемым удивлением ответила Ёимия, в два прыжка по лужам и вязкой грязи оказавшись рядом с уставшей Камисато. — Как вы?..       — Умоляю, давай я все завтра расскажу, — жалобно попросила Аяка. — Мне очень надо знать, где палатка Томы! Люмин и Паймон сказали, что он здесь.       — А, Тома… — заметно погрустнев, протянула хозяйка магазина фейерверков.       — Да что с вами такое? — не выдержала Аяка. — Почему у вас всех такое лицо, когда я упоминаю его?       — Я думала, Люмин сказала тебе.       — Сказала что? — нетерпеливо переспросила госпожа Камисато.       — Что Тома не успел, — совершенно поникшим голосом объясняла Ёимия.       — О чем ты? — заволновалась Сирасаги Химэгими.       — Не успел проститься со своим отцом. Опоздал буквально на час, — совсем тихо, но внятно продолжила говорить она. — В госпитале Сангономии его пытались спасти, но Тома прибыл слишком поздно.        Отчего-то послышался звук битого стекла. Нет, ни у кого ничего не разбилось. Хотя… Разбилась не вещь, а надежда Аяки на радостное воссоединение. Ее с ним, Томы с отцом, и вообще… «Я же обещала помочь Томе найти его отца, а в итоге…»        Дождь больше не донимал. Тишина, которая должна была прерываться ритмичными ударами капель о палатки и землю, сделалась оглушительной. Аяка слышала биение своего сердца в ушах.       — Я перебила Люмин. Просто… не стала ее слушать. Я так хотела побыстрее встретиться с Томой, что… — хлюпнув, выдавила из себя Аяка. Плакать под дождем? Не так давно она это делала, чтобы повторять снова. Но все же повторяет.       — Ты не виновата. Никто не виноват, кроме войны, — постаралась утешить ее Ёимия, хотя сама она была не в лучшем состоянии. — Я думаю, что Томе все же станет легче, если он увидит тебя. Хотя он искренне желал, чтобы ты оставалась на Наруками, там безопаснее. Он так переживал за тебя…       — Не меньше, чем я за него, Ёимия, — поспешила заверить ее Аяка.       — Его палатка — крайняя справа, — махнула в ту сторону мастерица фейерверков. — И будь готова, когда зайдешь… Я Тому таким подавленным никогда не видела. Но оно и к лучшему было, судя по всему…       — Спасибо, — приглушенно поблагодарила ее Сирасаги Химэгими и отправилась в указанном направлении. Ёимия же, немного постояв на месте и пару раз хмыкнув, отправилась в свою палатку.        Аяка подобралась очень близко. Только руки, тянущиеся ко входу в палатку, предательски задрожали. «Пришло время тебе утешать его, — напомнил внутренний голос. — Как он тебя когда-то. Сначала после смерти матери, потом…» Впрочем, уже только эти мысли заставили Аяку всхлипнуть вновь.        Откладывать больше нельзя. Временно вернув твердость правой руке, госпожа Камисато открыла вход и вошла. Даже не обратив внимание на шум, Тома продолжал сидеть к вошедшей Аяке спиной. Его привычная одежда с элементами красного была заменена стандартной формой всех солдат сопротивления. Но его все еще можно было узнать по волосам: ранее — ярким, как солнце, а сейчас, скорее, потухнувшим, как и сам Тома. «И скорее всего именно в тот момент, когда погас пиро-будильник, Тома узнал о смерти отца,» — сложился пазл в голове Аяки.        Она растерялась. Ситуация действительно была двоякой: с одной стороны, утешить друга (а как еще его называть?) абсолютно необходимо; с другой — он искренне желал, чтобы Аяка оставалась под крылом Аято. Да даже сам Аято этого хотел. «Я подвела их обоих, — вдруг осознала госпожа Камисато. — Но я не могла поступить иначе.» Так и не сумев ничего придумать, она решила действовать так, как подскажет сердце, надеясь, что не натворит глупостей — утешать людей ей, все-таки, доводилось редко.       — Прости, Тома. За то, что все-таки пришла.       — Аяка… — спина парня заметно напряглась. — Зачем ты…       — Я не могла тебя оставить, — она торопливо подошла к нему и обняла со спины. — Я только что узнала о том, что случилось… Мне так жаль! — не сдерживая собственных слез, которые быстро впитывались в форму Томы, воскликнула она. — Я обещала помочь тебе, обещала найти твоего отца вместе с тобой, но теперь все, что я могу, это пытаться утешить тебя. Ты ведь… — всхлип. — Ты ведь тогда помог мне справиться с горем… Разреши и мне попробовать. Не прогоняй меня отсюда, я не вернусь к Аято. Пойти сюда за тобой — мой осознанный выбор.        Она едва могла остановить поток слов. Все, что копилось у нее в душе целые сутки — так мало и в то же время долго — било живым отчаянным источником и омывало все душевные раны. Аяка перестала обнимать Тому, но лишь для того, чтобы подойти к нему спереди и сесть перед ним, взять его лицо — такое же влажное от слез скорби, как и ее, — в свои ладони.       — Я больше не убегу, сколько ни проси. Я не хочу тебя оставлять. Я не знаю, что я чувствую, но я обязана была это сказать. И я буду с тобой, потому что разделяю твои горе и скорбь.        Она встала так, что Тома смог уткнуться ей в живот — теперь ее платье впитывало слезы. Слезы, которые, казалось, скоро закончатся совсем, оставляя после себя отвратительную сухость в глазах и пустоту в душе. Да, пустота была неизбежна. Только болеть она будет не так сильно, как если бы Тома остался один и проживал бы этот момент без помощи своей госпожи. Было в этом что-то судьбоносное — в самые тяжелые времена они с Аякой всегда были вместе, никогда порознь. И пытаться это изменить было поистине глупым решением. Глупым, но от этого не менее заботливым — желание спасти Аяку в последнее время било все рекорды.               А дождь продолжал размывать почву. Когда слезы у обоих владельцев Глаза Бога поутихли, Аяка подумала, что ее Крио завтра пригодится для укрепления земли под ногами. Все-таки шла война, и неизвестно, к чему стоит быть готовым.        Тома на редкость быстро уснул — спектр пережитого вымотал его до полнейшего нуля. Аяка постаралась аккуратно уложить дорогого сердцу обладателя Пиро в спальный мешок. Вышло вполне… Успешно. Впрочем, важен сам факт, а не его исполнение.        А вот госпожа Камисато предвкушала бессонную ночь. Ни то, что она устала, ни то, что на нее за день свалилось слишком многое, не способствовало ни малейшему желанию прикрыть глаза — возникало ощущение, будто в них кто-то вставил кристаллы Гео.        Завтра, а быть может, и сегодня, будет новый день. День, который кардинально отличается от жизни, от которой она отказалась, сбежав из имения Камисато. Собрав там вещи и себя по кусочкам. Аяка здесь, с Томой. Им предстояло многое обсудить и пережить. Только, пожалуй, это все подождет до завтра, пускай сил наберется хотя бы один из этих двоих.