***
Туман. Он оседал на ногах густой россыпью капель, отчего ткань противно липла к коже. В ушах звенело, руки онемели, а ноги едва слушались. Стоило лишь остановиться, Аяку подгоняли. Камисато сжала губы — защипало. Подцепила языком железный привкус. Сосредоточила взгляд на том, что было под ногами — и захотела отвернуться. Ей показалось, что она идёт прямиком по трупам. Но было все куда проще — это поле из кровоцветов. Их массивные лепестки источали запах крови, а яркий красный не вызывал ничего, кроме самых неприятных ассоциаций. Чуть позже Аяка заметила, что от «штанов» солдатской формы осталось одно название: они были порваны в стольких местах, что даже Тома просто выкинул бы их и купил новые. «Тома…» — болезненно пронеслось у нее в голове. И хотя мысли ее спутаны, кое-что лежало на поверхности: есть риск больше никогда его не увидеть. — Задолбала, — с этим противным словом ведущий Аяку человек толкнул ее вперед, заставив Камисато споткнуться и упасть на колени. — Ленивые оникабуто и те быстрее, — сказал еще один из тех, кто окружал девушку. Аяка посмотрела на него — голова была покрыта шлемом кабуто, что не давало возможности рассмотреть лицо. Впрочем, это не важно — этот кайраги был огромен по сравнению с хрупкой Сирасаги Химэгими. — А ты попробуй проведи ее быстро, в этих костлявых ногах никакой скорости, — оправдался сопровождающий. — За эти костлявые ноги мы получим столько моры, что вы бы заткнулись сейчас, — жестким глубоким голосом сказал кто-то, кто по тону был похож на «главного». — Хэ, только за ноги? — надменно спросил кайраги, без стеснения рассматривая госпожу Камисато ниже пояса. Аяка не нашла в себе сил даже злобно посмотреть на этого наглеца. — Идиот. Ее целиком надо будет к ним притащить. — Нашел уже покупателя? — Желающих очень много, — ухмыльнулся «главный». — Комиссар Ясиро продал бы все ради этой хрупкой красотки. — А как же сектанты с Ватацуми? Она им нужнее сейчас явно. — Средств таких, какие устроили бы меня, они точно не найдут. Но повеселиться можно. — Тогда разреши поиграть с ней, босс, все равно скоро ее тут не будет, — сопровождающий больно сжал предплечье Аяки. — Делай, что хочешь, но помни, что товар должен быть узнаваемым для покупателей, хе, — сказал «главный» и плюнул на землю, после чего махнул рукой и ушел. Аяка продолжала смотреть в пол. Силы к сопротивлению, кажется, полностью покинули ее. Она все слышала и обо всем догадалась. Плакать было нечем — ей здесь не давали воду, не говоря уже о еде: «чтобы не брыкалась», — так они сказали. — Слышала, да? Босс дал добро делать с тобой все, что угодно, — проговорил похититель ближе к ее уху. — Будешь послушной девочкой у меня в палатке? Камисато не отвечала ему. В конце концов, гордость госпожи не оставляла ее — и вряд ли оставит. Хотя после того, что должно произойти совсем скоро, Аяка сомневается, что будет существовать в принципе. «Это хуже, чем погибнуть от взрыва,» — подумалось ей. — Отвечай! — взбесился бандит и схватил ее за подбородок так, что грубые пальцы больно врезались в челюсть. Не дождавшись от Аяки хотя бы кивка, он дал ей пощечину и почти рывком затолкал ее в палатку, а вскоре навис над едва заметно дрожащей девушкой. — У тебя еще есть шанс побыть паинькой в процессе, — процедил он сквозь зубы и сжал ее ребра. — Но такую плохую пленницу надо наказывать, — не прекращал причитать похититель. На сей раз пострадала рубашка госпожи — он схватил ее за ворот и разорвал с такой силой, что звук трескающихся ниток наверняка было слышно далеко за пределами палатки. Этот звук насторожил бы кого угодно, в конце концов. Возможно, Аяку бы даже спасли от унижения, но только не в этом бандитском пристанище. — И это лишнее, детка, — штаны, и без того порванные, теперь стали лишь клочьями. У нее завязаны руки, они онемели сильно. Она не может сопротивляться. Все, что ей остается — это лишь с отвращением смотреть на похитителя и дергаться при его прикосновениях. Но когда послышались шаги, огонёк надежды вспыхнул в душе Камисато. — Эй, чел, там… О-о-о, — протянул заглянувший в палатку. — Не смотри так, босс разрешил. — Ну раз такое дело, то и мне оставь потом, мне тоже надо удовлетворить свою потребность, знаешь ли. Хотя… Можешь и уступить. Тебе же ее ноги не нравились. — Катись в бездну! Мне наплевать на ее ноги. И тот, кто заглядывал сюда, ушел. Спасения не будет. В глазах защипало. Теперь тут выстраивается очередь… Похититель бесстыдно трогал Аяку везде, даже там, где она и представлять не могла. Последнее, что отделяло ее от полной наготы — потрепанные солдатские ботинки и нижнее белье. Бандит резко перевернул Камисато на живот — теперь она ничего не видела. Все ее тело сжалось в ужасе. «Но если попробовать расслабиться, будет не так плохо, да?» — проскакивала болезненная мысль, которую невозможно было воплотить в жизнь. Он сидел сверху. Прислушавшись, Аяка поняла: похититель снимает свои штаны. — Такими, как ты, только пользоваться и выбрасывать, — с пренебрежением проговорил он. Камисато же почувствовала, как что-то твердое уперлось в ягодицу. «Я не хочу быть здесь. Я хочу домой.» Минута отсутствия действий в сторону Аяки. Это ее и радовало, и настораживало настолько, что хотелось обрести все силы мира и рвануть прочь из этой злосчастной палатки. Страх перед кошмаром, который ей некогда казался чем-то невозможным по отношению к ней, длился столько, что проник в каждую клеточку. Аяка больше не подавляла дрожь. Да и гордость госпожи уже не помогала сдерживать захлестнувший ее ужас. Из своих мыслей обладательница Крио элемента вынырнула только тогда, когда послышался звук горна. — Ргх! Твою мать! — громко выругался бандит и моментально оделся обратно. Столь же стремительно он выбежал из палатки. «Это ли не шанс?» — с невиданным за последние дни счастьем подумала Аяка. По телу моментально пробежала холодная волна облегчения. Кто бы ни воспользовался горном, что бы сейчас ни случилось у этих бродяг, госпожа Камисато была благодарна человеку, случаю, судьбе — и даже Электро Архонту, даже если прямого отношения к произошедшему сёгун не имела. — Вставай, Аяка… — сказала она сама себе весьма хриплым голосом. Если бы ей дали послушать его со стороны, она бы и не догадалась, что голос принадлежал ей, до того Камисато была вымотана. Но лишнего времени на «пожалеть себя» не нашлось: кое-как перевернувшись на спину, Аяка села и попыталась вернуть чувствительность рукам, чтобы освободить их — тщетно. Вне палатки моросил дождь. Лишь слегка выглянув из нее, Камисато осознала: она все еще находилась на острове Ясиори. И скорее всего по другую сторону ущелья Мусодзин. «Значит, если пройти ущелье по бревну, например… Я смогу вернуться в лагерь… К Томе…» — путались ее мысли. Глубже мыслей было закопано сожаление лишь об одном — «зря я старалась его избегать». Нельзя долго думать. Не в этой ситуации. Нужно было бежать, и неважно, в каком состоянии и в какой одежде — точнее, в почти полном ее отсутствии. На кону была ее честь и, быть может, даже жизнь. Ведь стоило лишь кому-то из этой шайки кайраги и нобуси перебрать с рисовым вином, Аяка была первой целью на избиение. На дрожащих ногах обладательница Крио выбралась из злосчастной палатки. Дождь явно усилился и стал затруднять обзор, но Аяке было совершенно все равно на это обстоятельство: ничего не мешало ей, кроме забравшегося под кожу холода. Она слышала вдалеке лязг мечей, и это упрощало дело — ей просто стоило бежать в противоположном направлении. И она побежала. По острым камням, сквозь бьющие ноги ветки кустов. Так она оказалась на возвышенности, откуда хорошо было видно море, а менее четко — обломки торговых кораблей. Добираться туда далеко, но сама мысль о том, чтобы оказаться там, грела Аяку: даже без малейших удобств разрушающиеся каюты кораблей сейчас были местом более безопасным, чем лагерь ее похитителей. Когда Камисато попыталась сделать шаг в сторону побережья, кто-то бесцеремонно жестко схватил ее за запястье и утащил в кусты. — Нет! Нет! Отпусти! — преисполненная решимостью, кричала Аяка, силясь вырваться. Но очередной нобуси закрыл ей рот ладонью. — Дура, помолчи, — прозвучал голос, с трудом походящий на мужской. Предположение Сирасаги Химэгими подтвердилось, когда нобуси снял шлем. Вернее… сняла. В ответ на полный удивления взгляд Аяки она продолжила: — Не визжи. Когда ребята закончат мордобой, они точно изнасилуют тебя, если услышат. Бандитка — если ее вообще так можно было назвать — убрала руку от лица Аяки, так что теперь Камисато могла спокойно говорить. — Так ты знаешь, что со мной произошло, — сипло подытожила обладательница Крио. — Пф, тебе еще очень повезло. С другими пленницами не так учтивы и не церемонятся вовсе. «Её речь… Слишком образованна для обычной бродяги. Но при этом использует характерные ее окружению слова. Что-то здесь не так,» — сделала вывод Аяка. — Отпусти меня, — тихо попросила Камисато. — Пожалуйста. Я хочу домой. — Не, тут уже перебор. Я тебя уберегла от потери чести — радуйся этому. Но не забывай, что это все-таки мои люди. Я не их босс, но я живу с ними бок о бок и сражаюсь. Завтра тебя отпустят домой, если нам хорошо заплатят. Видимо, даже один волос с твоей головы дороже всех нас вместе взятых, хах, — с нотой горечи усмехнулась бандитка. — Почему ты выбрала этот путь? — внезапно даже для себя самой задала вопрос Аяка. — Когда-то волос с моей головы тоже стоил больше, чем жизни некоторых людей. Но какая теперь к черту разница? В этой стране ничто не вечно, кроме несправедливости. И че я тут оправдываюсь перед тобой? Выбрала разбойничать из-за обстоятельств, да и все. Даже столь небольшой диалог помог Аяке переосмыслить некоторые вещи. Во-первых, ее честь сегодня была спасена неожиданной женской солидарностью, которая этим и ограничилась. «Принципы банды для нее первостепенней жалости к пленным.» Во-вторых, теперь Камисато очень охотно стала вспоминать историю Инадзумы. Должен был быть клан, ну или знатная семья, статус которой был утрачен совсем недавно. Ответ вертелся на языке, но признавать его правильным Аяка почему-то очень не хотела. «Каэдэхара». Настырные мысли опередили ее — пришлось сдаться. — Знаю, о чем ты подумала, — сказала вдруг разбойница. — От наследницы клана Камисато вряд ли можно скрыть нечто очевидное. Да, я Каэдэхара. Была когда-то. Впрочем, это идет вразрез с уже написанными строчками в учебниках истории, так что не говори малышу Кадзухе обо мне. Это у него есть все шансы восстановить славное имя нашей семьи, не у меня. Аяка задумалась еще глубже. Милосердие, проявленное этой бандиткой, могло теперь объясниться не только солидарностью женской, но и солидарностью знатной, по крайней мере по старой памяти. Это долг на уровне крови — необъяснимое явление, спасающее в самых неожиданных ситуациях.***
Прежде чем жизнь Томы вновь стала приобретать краски, прошло пару дней. И все это время его мучали только вопросы, так или иначе связанные с дорогой сердцу подругой. Он сам предпочел бы пропасть вместо Аяки. Слишком долго он ставил ее безопасность превыше своей — и это стало для него почти такой же необходимостью, как дыхание. Но при этом угроза получить серьезную встряску от Аято уже нисколько не страшила — Томе и правда было все равно, что будет с ним, если Аяки не станет. Долг и ответственность держали бы на плаву прежнего Тому, но не нынешнего — бывавшего в кровавых боях и потерявшего отца после многолетних поисков. Выражение лица обладателя Пиро элемента совершенно точно напоминало затянутое тучами небо. Около бывшего управляющего клана Камисато постоянно вертелась Ёимия. Она была как светлячок, старалась утешить друга — но разве хватит крупицы света в беспроглядной тьме ситуации? В утро решающего дня Тома проснулся с тяжелой головой. «Не иначе, как дурман подсыпали в еду,» — сразу подумал он. Присев на спальном мешке, огляделся и прислушался: Ёимии рядом не было, зато по лагерю бегали волны необъяснимого возмущения. — Я думаю, ты должен выйти и сам все послушать, — без привычных пожеланий «доброго утра» произнесла Наганохара, едва успев оказаться в палатке. — Дай угадаю: мне это не понравится? — И да, и нет. И… Я хоть и болтлива, но такое точно не буду объяснять. Ты должен сам сформировать мнение о произошедшем. Не дожидаясь дальнейших расспросов, мастерица фейерверков ушла, вызвав у Томы если не смятение, то крайнее удивление, окрашенное фиолетовой дымкой. Точно убедившись, что дымка — последствие принятия успокоительного перед сном, Тома поспешил встать со спального мешка. Надев привычно лежавшую на самодельной табуретке форму, вышел из палатки в сторону образовавшейся толпы солдат. — Абсурд! У сопротивления и без этого проблем хватает! — Да тут каждый день кто-то дохнет! Одна жизнь не стоит таких денег! — Лучше оружие купить и продовольствие! «Выкрики вовсе не дружелюбные,» — очевидная мысль промелькнула в голове. — Ты только что подошел, да? — на грани возмущения спросил у Томы солдат. Не дождавшись ответа, мужчина продолжил почти в один голос с другим бойцом: — Подумать только — 15 миллионов моры за какую-то девку! Да хоть она нам сестра, хоть товарищ! Какой, к черту, дух товарищества? На эти деньги войну закончить можно, а нам тут такие сборы объявляют! Пазл в голове стал складываться. Противная догадка стала опутывать душу. Запоздало понял — недовольная толпа была у палатки генерала. Тома ринулся расталкивать всех, совершенно не заботясь о гневных замечаниях в свой адрес. «Какая-то девка», «товарищ» — на язык просится только одно имя. Аяка. — Горо, объясни, что происходит? — почти что огненным всполохом Тома очутился около генерала, совсем плюнув на правила и военный устав — не в его праве было называть генерала по имени, но какая теперь разница? — Тебя я и ждал больше остальных, и больше всего опасался твоего появления, — противоречиво заявил Горо, повернувшись к вошедшему подчиненному. — Это не ответ, — с нотой грубости парировал Тома. — Аяка жива, и ее похитители наконец дали о себе знать. — «Наконец»? То есть ты ЗНАЛ, что она в плену? И ничего не сделал? — на дне зеленых глаз уже бушевал пожар. Низкий рост Горо только подчеркивал неловкость его нынешнего положения. — На это были причины, Тома. Но объяснять их тебе нет смысла — ты ослеплен. Сейчас — злостью, а в целом — чувством, о природе которого наверняка догадываешься, — спокойно произнесла возникшая словно из ниоткуда Кокоми. «Разве можно возразить правде?» — едко подметил внутренний голос Томы. Неприятная тишина охватила палатку генерала. Только возгласы, доносившиеся снаружи, могли дать понять, что это все не сон, не мираж, не чья-то выдумка. Ситуация дрянь. — Где взять 15 миллионов моры? — задал риторический вопрос Тома. «Такие средства есть только у Аято, но наверняка он не успеет их выслать, да и разграбят по дороге.» — Мы и миллиона не соберем, ты же знаешь, в каком мы положении, — с грустью ответила Кокоми, устало потерев виски. — Встреча с ее похитителями состоится завтра около ущелья Мусодзин. До этого времени мы либо находим средства, либо надеемся на удачу. «Завтра» обещало быть беспросветно страшным.***
Холод тоски бил в спину столь же настойчиво, сколько мысли роились в его голове. К ущелью ему бы следовало бежать, но он шел туда, и словно на собственную казнь. Тома скучал по временам, когда самой большой проблемой в их с Аякой жизни была угроза репутации клана Камисато. Воспоминания из «прошлой» жизни слепили глаза, словно яркое солнце в полдень, но стоило лишь отогнать от себя эту сладкую пелену, как перед глазами оказалось искрящееся ущелье. Даже на достаточном расстоянии от Мусодзин на коже ощущалось лёгкое, но неприятное покалывание. Спустя несколько минут обладатель Пиро пригляделся: на другой стороне, в окружении озлобленных кайраги и нобуси, дрожало хрупкое тело Аяки, одетое во что-то, напоминавшее мешок с дырками. — Мору нашли, генерал? — сплюнув, издевательски спросил один из бандитов. Горо лишь отрицательно качнул головой: монет не было даже для того, чтобы скрыть землю, которой можно было бы заполнить мешок для виду. Даже на столь банальный трюк не хватало средств. «Да и для большинства в лагере Аяка не представляет такой ценности,» — запульсировала мысль в голове Томы. И с этого момента его больше не волновали переговоры: всё его существование свелось ко взгляду, который мимолётно бросила на него Аяка. Он не замечал ничего больше — только ее покорно склонившуюся от бессилия голову. Воображение дорисовывало пытки, побои, и все, что принято у всех, кто находился за чертой законов сёгуната. Сердце его охватил ужас, когда он понял: никакая из сторон не принесла ни доски, ни бревна, чтобы доставить Аяку на противоположную сторону. Всё это словно спектакль, нацеленный на то, чтобы вывести «зрителей» из себя. И покинуть театр точно не выйдет — у Камисато связаны руки и едва ли остались силы, а Тома прикован к ней. «Если мы переживём этот день, я обязательно…» — Так и знал, что возиться с вами нет смысла. Обрывки переговоров вмешивались в собственные мысли. «Да, с нами не стоило возиться, а вот связаться с Аято могли бы,» — с досадой подумалось Томе. И когда казалось, что переговоры зашли в тупик, тело владельца Пиро элемента кричало об обратном, самовольно напрягаясь и сжимаясь внутри. Тома не отрывал взгляда от Аяки и от того, как бандиты грубы с ней. Осознание приходило медленно. Сначала он понял, что Ёимия держит его крепкой хваткой за предплечье, затем ощутил прилив сил, чтобы из этой хватки выбраться. И только потом в мозг проник до дрожи в коленях страшный образ падающей с обрыва Аяки. Аяки, что летела в искрящуюся пропасть, в самую опасную «речку» Инадзумы. Лишь один быстрый взгляд вниз — и он прыгнул за ней, не успев попрощаться с жизнью на всякий случай. За немногочисленные секунды полёта решил, что и прощаться нет смысла, если не спасёт сестру Аято. Свою подругу. Свою… госпожу. Кем она была в его мыслях? Кем была в голове, в которую через уши настойчиво и даже паразитически проникали искры Электро? Он искал ее меньше половины минуты — окутанная дурманящей фиолетовой дымкой глубины, госпожа Камисато шла ко дну. Тома не помнил себя в тот момент — кто он и что творил. Не помнил, как вытаскивал Аяку из воды, рискуя утонуть самому. Вода вопреки своей элементальной природе жгла кожу и внутренности, но он продолжал плыть к берегу. Спасительный кусочек земли оказался дальше, чем он себе представлял, и все-таки он вытащил госпожу на берег, и только потом вылез сам. Воздух был пропитан элементом молний, но после жгучей до невыносимого воды это казалось сущим пустяком. Проступившие на руках вены Тому тоже не волновали. Пугали его лишь багровые синяки Аяки, ссадины, фиолетовые пятна от воды и её безжизненное лицо. Он повернул ее на бок, постарался выкачать воду из лёгких — не выходило. Изо рта его госпожи вылилась лишь небольшая струя, и после этого она не очнулась. Тома мог нащупать кости на запястье Аяки, лишь дотронувшись. Панику вызывала и мысль посмотреть, насколько теперь могли проступать рёбра госпожи. Признался сам себе — глубоко внутри терял надежду. Он положил Аяку себе на колени, настолько маленькой и хрупкой она сейчас оказалась, и обнял, как ребёнок мягкую игрушку после кошмара. — Не оставляй меня, пожалуйста, — едва слышно, одними губами произнёс он. В глазах защипало, и уже трудно было определить, причастен ли к этому ощущению Электро элемент. — Я не хочу оставаться без тебя. Какой смысл? Я даже падая с обрыва думал о тебе. Не уходи, я не успел с тобой поговорить. Я обрёл решимость, правда. Обещаю, что мы поговорим. Только приди в себя, мне больше ничего не нужно. Так банально, чёрт возьми. Как в лёгких романах издательского дома Яэ, или даже хуже. Но Томе не нужен был такой сюжет. Пусть Аяка проклянёт его и оттолкнёт, пусть отправит обратно в Мондштадт и запретит возвращаться — главное, что всё это она сделает, будучи живой, а не умирая у него на руках. Каков был шанс, что она очнётся, посмотрит на него еще раз? Именно в такой момент Тома нашёл в себе силы признаться: он сгорал по ней. «Влюбленная дружба» давно переросла в ночные грёзы и несбывшуюся мечту. Он был готов вызов бросить даже Архонту, чтобы сделать Аяку счастливой. И если это конец жизни Сирасаги Химэгими, он предпочел бы упасть в ту искрящуюся воду, чтобы от пронзающей душевной боли убежать, заглушив все физической. Еще несколько попыток искусственного дыхания — и он был на грани беспомощного крика. — Умоляю, очнись! Я знаю, что должен был защитить тебя. И раньше сказать, что я чувствую… Эмоциональный порыв помешал ему рассмотреть дрогнувшие веки госпожи. — …я люблю тебя, Камисато Аяка. Тихий болезненный кашель Сирасаги Химэгими заставил Тому оцепенеть.