Змеиное логово

— А ты разве не знаешь, что такое табу? — с разочарованием спросила Всеведущая у главной героини.       Конечно же, она не знала. Это было вполне логично, особенно если учитывать всю специфичность сложившейся ситуации. И в оригинале, естественно, у белокурой никакого табу не было и в помине, но надо же было хоть что-то придумать!       Получив отрицательный ответ, Всеведущая, в силу своих актерских, к слову, ограниченных возможностей, притворно вздохнула от усталости: — Эх, где же вас всех-то понабрали только? Неужели вы и вправду думаете, что все чудеса по воле Богов и щелку пальцев должны перед вами свершаться? — с сожалением и жалостью, девушка посмотрела на Эвелин. Глаза Всеведущей, все такие же бездонные и холодные, вдруг, как на одно мгновение показалось Бутман, растаяли и в них промелькнули искрение слезы печали. Они действительно там были, ведь, в своей головушке, Лола все еще пыталась закончить собственный ляп с этим ебу.... проклятым табу. — Что же, прекрасная святая дева, слушай… — «Была не была!» — в мыслях сжалась от нарастающей паники Долорес. — «Это же мое произведение! Чего я так боюсь?» — Табу это существует во благо всех зверолюдей, живших до селе, живущих и что будут жить здесь и дальше… — певучий голос белокурой начал воспевать невероятно складно, чему сама молодая писательница страшно обрадовалась. — Я знаю что должно случиться. Я знаю что нужно для этого сделать... Я понимаю все процессы, протекающие в этом мире… И знаю какие мысли текут в головах у каждого из вас… Так и созданы вы были по моей воле, да по моему подобию, с позволения великих Богов… Но лишь только перед избранными я предстаю в своем истинном обличии, что было и сказано в тех же легендах, написанных вами, моими детьми, по моей же просьбе… Но, разве это правильно?.. Разве это честно, предоставлять кому-то что-то так легко и просто?.. Ты же знаешь, что каждый избранный должен заслужить свою благодатную судьбу собственными поступками? — Всеведущая меня проверяет? — огонек покорности и понимания загорелся в карих глазах святой девы в тот же миг. Она закивала головой, в знак одобрения: — Верно. Простите меня, рабу Вашу, что только усомнилась… — Оставь подобное обращение ко мне. Я здесь, чтобы помочь тебе, но не более того. Я здесь, чтобы говорить с тобой как равная! — остановила Лола очередной поток, конечно, невероятно лестных, но длинных и очень хлопотных слов. — Я поняла… т-тебя… — в карих глазах еще читалась беспрекословные покорность и обожание, но теперь Бутман, хотя бы, не так заморачивалась в речи. Да, несомненно вопросы у нее еще остались, и насколько точно помнила Чандлер, было у нее их полно, пусть в первую их встречу задать все она так и не решилась. И слава Богам! — Но как же… Что же мы будем... в таком случае делать? — Достигать всего своими силами, — а что еще поделать, если автор дебил и не может воспользоваться способностями придуманного им же персонажа?! — Ах, а я думала сначала, что вы поможете мне, невидимо прокравшись во дворец, узнать из мыслей придворных слуг и генералов о расположении нужных документов… — удивленно пробормотала Эвелин, а ее ни с того ни с его появившиеся львиные уши и хвост девушки нервно задергались. — Ну, если такое невозможно, то ладно… — «ТАКОЕ БЫЛО И ПРОПИСАНО В МОЕМ СЮЖЕТЕ!» — внутри кричала Лола, но внешне попыталась казаться все такой же спокойной. У нее почти получилось, но олений хвостик-таки, как она ощутила, все же появился. Благо, он был совсем маленький и незаметный. Но запах феромонов, похоже, Бутман все равно почувствовала, заинтересованно начав разглядывать белокурую. — «Как хорошо, что это главная героиня! И она не заинтересована ни в чем подобном! Но надо будет научиться это все как-то контролировать, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания…» — А? Это от Вас? Ой, то есть, от тебя?.. Такой густой запах самки травоядного… Ты парнокопытное? Просто, твои рога к тому же…       Особенностью травоядных в этом мире, пусть они и не принадлежали к аристократам, было то, что они автоматически становились более привлекательными для хищников по запаху. В основном, это играло не слишком значительную роль: хищники просто хотели съесть, увлеченные своими первобытными инстинктами, бедного травоядного, но со временем, когда волей-неволей, представители каждой из этих групп стали жить в одном социуме, такая вероятность была крайне мала. Более того, диких животных, которые не превращались в людей, хищникам вполне хватало для пропитания. Однако, пусть женщины в этом мире, по большей части, рождались плотоядными, то бывали редчайшие исключения — самка травоядного приманивала к себе самцов-хищников в большей степени из-за, как раз-таки, этого странного запаха феромонов. Но все же, сейчас один вопрос оставался открытым даже для писательницы: — «НО РАЗВЕ Я НЕ ПЛОТОЯДНОЕ?! ХУЛИ Я ТАК ПАХНУ-ТО?!» — про Вендиго, сказать честно, автор сия творения мало что писала. В том смысле, что говорила она весьма туманно, да и оригинальная Всеведущая была настолько сильна, что пресекала подобные ситуации на корню. Но теперь это тело принадлежало Лоле, которая просто не знала что ей делать! — Д-да, я олень. Вот поэтому мне лучше держаться рядом с тобой. А ходить по одиночке в логово к врагу идея, думаю, не лучшая. — Ты права, — еще раз дернув львиными ушами, но на этот раз то ли удивленно, то ли радостно, главная героиня легонько дотронулась до плеча белокурой. — Просто я вообще впервые так близко общаюсь с другой самкой, кроме мамы… и к тому же травоядную… а мама… она… - коснувшаяся Всеведущей рука тут же отпрянула назад, боязливо спрятавшись за спиной русой девушки. — Я знаю, дитя. Не переживай… Ее душа теперь чиста и свободна, — мягко поймать пальцы львицы не получилось, поэтому Долорес вновь натянуто улыбнулась.       Эвелин Бутман являлась единственной любимой дочерью герцогини Торндайк, которая, в свою очередь, была родной сестрой Люсианы — королевы Несирии. Правда, наверное, стоит упомянуть, что сестрами они были скорее сводными, но здесь, в этом мире, подобное слово использовалось редко и только в определенных случаях. Когда в королевской семье родилась вторая дочь — Лили Торндайк — счастью в Несирии не было придела. Это была не просто редкость, это был настоящий праздник — об этом прознал каждый зверочеловек, ведь такого никогда и не случалось. Чтобы в королевской семье родилось две самки… Младшую дочь было тут же решено спрятать после первого обращения в человеческий облик. Так и произошло. Лили Торндайк, вместе со своим первым новоявленным мужем Эбигейлем Ба Шэ, относящимся к древнейшему роду-основателем Несирии, а также являющимся родным (сводным) братом главного мужа Люсианы Зоулуса Ли, в отстроенный специально для них дворец, расположенный на приличном расстоянии от Доустранга. Таким образом, юная герцогиня была спрятана в надежном месте. Через несколько лет, случайно повстречавшись с изгнанным графом из соседнего государства Натаниэлем Бутманом, она быстро повенчалась с ним. И буквально через год родила Эвелин.       Семья Торндайк жила обособленно, что было совершенно неудивительно для женщин из знатных семей с большим гаремом. Много детей, к счастью или к сожалению, несмотря на столько мужей, герцогиня не имела, а большинство из них, после взросления оставались работать при матери или уезжали визирями в соседние государства. Для этого мира это было абсолютно нормально — слабые зверолюди, пусть и относились к знатному роду своих родителей, но не могли претендовать на нечто большее, чем просто стабильное (или хотя бы более-менее стабильное) рабочее положение. Из детей герцогини Торндайк унаследовать трон могли только двое: один из сыновей герцога Ба Шэ Дашилл и, собственно, единственная дочь герцогини Эвелин. По половому признаку еще совсем молоденькая львица автоматически «затмевала» своего брата-змея. Правда, претендовать открыто на престол она все равно не могла, а узурпировать власть было даже не в ее характере.       А основная история в романе начиналась, когда, абсолютно неожиданно, скончалась, без какой-либо на то адекватной причины, сначала королева Несирии Люсиана, а затем, через несколько дней, и ее младшая сестрёнка Лили. В королевстве начался тяжелый траур, безумнее и кровавее которого не было, казалось, в государстве до сего момента… Мужья, не выдерживающие разлуки с любимыми женами, вешались один за другим. Единственный, кто продержался до последнего, был король Зоулус. Он, уже чувствуя, как разум покидает его, призвал своих старших сыновей, прямых наследников престола Рубина и Коула, а также главного претендента на роль монарха Леонхарда Лайта, к себе в личные покои и приказал им охранять королевство Несирию ценой своей жизни. На следующий день, король перерезал себе вены, введя весь народ своей страны на несколько месяцев в бесконечное отчаяние… Пока однажды, дочь герцогини Торндайк Эвелин Бутман не пришла приклониться перед новоявленным королем Леонхардом, своим любимым двоюродным братом, прося о снисхождении и помощи с расследованием смерти прошлого монарха и ее матери. Однако, переживая за свою сестру, а вскоре и за будущую возлюбленную, молодой король преграждает девушке путь из всех своих самых добрых помыслов, искренне надеясь, что она передумает.       Но стоит ли еще раз упомянуть, что Эвелин была девчушкой вольной, свободолюбивой и целенаправленной? Да и к тому же, главная героиня, как-никак… В конце концов, она нашла довольно странной выход. Всеведущая же, в оригинале то есть, должна была помочь незаметно выкрасть личную переписку ее матери с королевой и еще несколько документов из королевских покоев. И для нее это было проще простого: когда Эвелин отвлекала братика (этого можно было кстати и не делать, но Бутман просто хотела чем-нибудь себя занять, чтобы не оставаться в таком «откровенном» долгу), белокурая, скрывшись от чужих глаз в невидимости, выполнила свою работу. Далее же по сюжету, девушка появлялась пару раз в полуснах главной героини, давая ей различные советы и принося вещь или сведения, которые ей должны были помочь в дальнейшем, а ближе к концу романа, та в принципе перестала фигурировать в произведении, появляясь лишь голосом в голове львицы. Единственный момент ее появления, уже практически к завершению произведения, был в тюрьме, где Эвелин и прознала о сущности вендиго Всеведущей. — Я, так понимаю, — наконец-то решилась нарушить тишину белокурая, — у тебя не получилось уговорить своего двоюродного братишку помочь тебе? Ради этого ты призвала меня? Ты хочешь понять причину смерти своей матери? — А это вы откуда знаете? Разве табу не…? — удивилась Эвелин. Иногда, как чуяла Лола, ей будет очень трудно мириться с прямотой и внимательностью главной героини… Нет, блин, чтобы тактично промолчать или пропустить пару фраз мимо своих львиных ушей?       Подавив очередной уставший вздох, рвущийся прямо из недр души, Долорес вновь натянуто заулыбалась, пытаясь хоть как-то притупить нескончаемое желание физически убрать любопытство львицы перед ней: — Я уже много веков наблюдаю за моим любимым государством Несирией. Конечно же, я могу понять твои мотивы, так как я знала твою мать и королеву Люсиану лично. И мне несказанно жаль, — не произнеся бы этих слов вслух, Лола сама себе не поверила, зная, как холодно и равнодушно она сейчас должна выглядеть со стороны с «этим лицом», — Что они так внезапно покинули этот мир. Но и я, увы, не знаю точно из-за чего случилось такое несчастье. Но я могу тебе помочь, и ты это знаешь, ведь четыре руки лучше двух, не так ли? - и двух ног, и двух глаз, и двух сис... — Да… — робко кивнула девушка, опуская взгляд в пол. — Да… конечно, я это понимаю. Прошу меня простить за все эти вопросы. Мне надо было разобраться, что другого выхода точно нет... — Мы можем прийти во дворец снова, ведь так? — Да, стража меня пропустит. Все-таки, королю я сестра, хоть и неродная… — Для меня вообще, странно, что с девушкой обращаются таким образом. Тебе не могли отказать в просмотре переписки. Это же не перепись земель и даже не попытка узурпации трона… — Лола и вправду чувствовала несостыковку в собственном творении. Женщины были главными фигурами в любой сфере жизни в ее мире, а тут Леонхард, пусть и сильно переживал за Эвелин, но должен был предоставить ей нужные бумаги. — Нет, я прекрасно понимаю брата. Но не поймите и меня неправильно! — на секунду Долорес вдруг показалось, что в карих глазах ее собеседницы мелькнули паника и страх, но она отчего-то упорно продолжала оправдывать нового монарха. — Я здесь чужая. Пришла… Нет, можно выразиться их словами… «Заявилась на территорию, что никогда не принадлежала таким как я», - но все же, вопроки своим эмоциям секунду назад, русоволосая сильно сжала зубы, уставившись яростным взглядом в пол. — Он это не со зла… я так думаю, — вот только белокурая совсем не помнила, чтобы прописывала подобную строчку для искренне любящего свою двоюродную сестренку Леонхарда. Эти слова несли явно агрессивный контекст, который скорее напоминал позицию… — «Да такого быть не может… Я... явно себя накручиваю… Даже если это действительно… В таком случае, чтобы разобраться во всем этом, нужно немедленно направиться во дворец. Если мое собственное творение изменилось без моего же вмешательства… Как такое возможно?» — странные мысли начали всплывать в голове у писательницы, не ожидающей такой кардинальной перемены. По крайней мере, она просто надеялась, что ей это показалось.       В следующий миг львица так же легко посветлела, обращаясь к Всеведущей уже с решительностью и неким пламенным напором: — Может быть это и так, но… понимаете… мне очень-очень нужны эти переписки! — сейчас, особенно в своей неуклюжей, прямой, но очень уверенной речи, Эвелин напоминала маленького ребенка, который еще искренне верит в справедливость жизни и ни в коем случае не потеряет той и в собственных убеждениях. И белокурая знала, что главная героиня, в конце концов, но сможет добиться своего. Конечно, она могла бы прямо сейчас сказать ей все то, о чем она должна была узнать из тех документов, но ее останавливала неуверенность в изначальном, то есть, "правильном", развитии сюжета. Не хватало еще и того, чтобы она ошиблась в информации, обозначенной в личных переписках… — Понимаю. Поэтому я и предлагаю нам немедленно отправиться в путь, — взгляд «ледяных» глаз на секунду переместился на левую руку. — Почти три часа до полудня. Самое время переместиться во дворец. — Но… как же Вы?.. То есть ты… — Я могу притвориться бродячим магом. Это вполне реализуемо, ведь, как маг, я смогла бы безопасно для любой стороны рассмотреть документы, тем более я, как независимый человек, могу точно рассудить сложившуюся ситуацию. Да и, как ты понимаешь, перечить двум женщинам, будет верхом неприличия. Я не думаю, что остальные одобрят правление такого короля после всего этого. — Но... разве бродячие маги не должны уметь колдовать? — Так кто сказал, что я буду должна применять какую-либо магию? — хмыкнула Лола, довольная своей идеей. Причем, в отличие от ее любименького «неромантичного» финала этого романа, вполне правдоподобной. — Я же сказала, что обойдусь без нее! Тем более, ты и сама прекрасно знаешь, что маги отличаются одной своей аурой, а значит, им и не требуется показывать свои способности!       Маги, как и женщины, были в этом мире также невозможно редким встречающимся явлением. Сложно даже сказать кого было действительно меньше... Как только маги появлялись перед публикой, все тут же осознавали кто именно стоял перед ними, будто он сам нашёптывал в головах простого люда об этом. Не важно как в действительности выглядел колдун — в его чертах прослеживалось что-то такое, от чего все сразу понимали что он может совершить. А как известно, маги были вестниками судьбы. Когда один из них появлялся — это означало огромные перемены. Они предзнаменовали собой удачу и неудачу, случайность и намеренность, конец и начало всего сущего... Да, Всеведущая не была магом, но маги были самыми приближенными к ней потомками, что сохранили частицу ее света. Таким образом, не представляясь, Лола могла спокойно, как она предполагала, притвориться одной из них. — Маг и самка в одном лице… Всеведущая, ты не боишься, что тебя запомнят? — Не знаю. Но это мало вероятно, — сказав это, Чандлер не предполагала, что сама испугается своего же незнания сложившейся ситуации. Мало того, что она может полностью разрушить весь канонный сюжет, который она с таким трудом придумывала и воспроизводила в реальную жизнь, так она еще и может, к тому же, вляпаться в какую-то безумную историю, из коей вряд ли сможет выбраться без чьей-либо помощи. Правда, от кого ее именно нужно было ждать? Совершенно не ясно…       Нет, она, конечно, могла и самостоятельно стереть ненужные воспоминания. Вроде как... Вот только "как"?.. Оставался этот вопрос все таким же открытым... — Тебе еще нужно время? Мы можем направиться туда прямо сейчас — как раз успеем к утреннему собранию. Я же правильно понимаю, что оно у вас уже проходит? — Да… Новый монарх не стал задерживать свой народ… Хотя бы право мнимого выбора нам решили оставить, — на лице у главной героини появилась морщинка на лбу. Брови хмурила она как-то странно, будто и не делала этого вовсе. Казалось, что они оставались неподвижными, хотя, возможно, ей было это и на руку. Пусть и так, но Долорес не помнила, чтобы точно прописывала эту черту в своем романе. Наверняка, она уже ловила себя на подобной мысли, как и другие не очень значительные детали, творение в себе доработало само. Вот только, каким образом?.. — Могу ли я поменять одежды? Боюсь, в ночной рубашке меня ни к кому не допустят, — девушка не хотела пояснить смысл фраз брошенных немного ранее, но, все же, взгляд ее несколько просветлел и она, даже с некоторым смущением, отвернулась от Всеведущей. — А… да, точно… — на губах показалась какая-то глупая несуразная улыбочка, и, исполняя не озвученную просьбу Эвелин, блондинка покинула ее комнату, скрывшись за дверью.

***

      Когда двое вошли во дворец, на улице стало ее жарче: Всеведущая была уверена в том, что и здесь «настоящая хозяйка тела» смогла бы без труда применить какой-то прием, но… видимо, учиться самой Долорес придется достаточно долго. Легкий белоснежный наряд, в котором она все это время находилась, пусть и был соткан из невероятно тонкой и прохладной ткани, со своей задачей на сто процентов не справлялся. Короче говоря, молодая писательница была благодарна себе самой и своему произведению, что не додумалась возвести дворец где-то за пределами города. Доустранг, как бы, примыкал к огромной постройке, создавая иллюзию некой защитной оболочки из маленьких и чуть более крупных домишек. Правитель же, в своем дворце, являлся ядром. Свита же его, исполняя свои предначертанные им роли, в основном располагалась там где и их монарх, но некоторых персон в самом Доустранге тоже была возможность наблюдать. Они были связующими между простым людом и верховным правителем, что было логично.       Однако, очутившись внутри, Долорес не увидела большой толпы. Стояло около входа в главный зал, где должен был принимать король (ворота в этот зал были такими огромными и изысканными, что другой мысли и в помине не могло возникнуть), расположилось человек десять максимум. Трое зверолюдей, выряженные в праздничные костюмы, стояли в стороне, что-то обсуждая. Однако, в них было не так уж и сложно разглядеть обычных слуг и шутов - ничем особенным они не выделялись, а хвосты с ушами в их получеловеческом облике, которые они вряд ли могли как-то убрать, намекали что они не так сильны и физически. Другие пять человек из них были рыцари, обмундированные с ног до головы в тяжелые металлические доспехи, впрочем, достаточно незамысловатые и удобные, выполняли роль стражников. По паре у ворот (парадных, что выходили на улицу, и главных, что были в главный зал), а еще один неподвижно, возможно, чуть ли не дыша, стоял около какого-то придворного, активно записывающего что-то в тетрадь. Белые волосы его были собраны в хвосте, но все равно были настолько пышные, что закрывали большую часть его головы. А когда он повернулся к пришедшим девушкам, Всеведущая поняла сразу, что он был из рептилий.       Дурные мысли стали пробегать у Долорес. И она постаралась как можно скорее их прогнать: пусть неприятный холодок и пробежал по спине и рукам, но паниковать было пока что рано.       Незнакомец, сузив, и без того узкие по разрезу, свои яркие глаза, на секунду высунул раздвоенный язык изо рта и, слегка пошевелив крыльями носа, спрятал его обратно, будто бы ничего и не делал. Кивнув, альбинос каким-то довольно странным взглядом рассматривал какое-то время белокурую, после чего, похоже, вновь вернулся к работе. — А этот… давно тут?.. — вырвалось шепотом у Лолы, которая почувствовала мгновенное напряжение вперемешку со страхом. Она знала, что у рептилий был не так развит слух, как у зверей-хищников, поэтому понадеялась, что и в человеческом или получеловеческом (вот это Долорес не поняла) облике ее слова тот не расслышал. — Да. Примерно в то же время, когда власть узурпировал наш новый король, — Бутман вновь также странно нахмурилась. — Элфи Тянь Лун, - услышав знакомое имя, Чандлер вздрогнула. Небесный дракон, точно... Как же она не смогла его узнать? - Сидит, за всеми наблюдает… — Но это же их земли. Ты же знала об этом?.. — Да, но теперь… После всего этого… я чувствую себя лишней в Несирии. Что-то произошло… Что-то поменялось… Но, ведь нельзя же просто взять и игнорировать существование таких как мы? Даже ты, Всеведущая… Они и травоядных презирают! Мне не ясны ни их мотивы, ни их вера, ни их законы… Я удивлена, что все знатные дамы бросились… — Эвелин хотела было продолжить жаловаться на что-то дальше, но внезапно черты лица ее смягчились, а глаза засияли искренней радостью. — Леонхард! Как я рада, что ты тут! С тобой все хорошо? — Сестренка, что ты тут делаешь? Снова сюда пришла? Это же опасно! — звонкий, льющийся словно ручей юношеский голос, заставил внутри Долорес что-то встрепенуться и она обернулась, пытаясь увидеть его обладателя.       Юноша буквально ослеплял одним лишь своим видом. Его львиная натура проявлялась даже в человеческом облике. Аристократичных кровей, невероятно сильный хищник, он подходил властной походкой к девушкам все ближе, при этом оставаясь таким же дружелюбным и добрым в выражении лица. Блондин, с ухоженной копной длинных распущенных волос, словно с гривой, и зелеными глазами-изумрудами, скорее всего доставшимися ему от матери или ее родственников, выглядел неподражаемо. Одного взгляда было совершенно достаточно, чтобы понять…       Перед тобой истинный король Несирии. - "Это же даже звучит вполне логично! Блондин равно лев. Лев равно король. Король Лев... Муфаса... И нафиг я об этом сейчас вспомнила?.."       Вот только, отчего же он здесь, а не в главном зале?..       Когда Леонхард Лайт заметил Чандлер, то застыл на месте. Уставившись на незнакомую ему белокурую девушку, он удивленно спросил у Бутман: — Эвелин, а это кто? — голос теперь звучал как-то обрывисто, что тут же подметила Лола. Более того, он обратился ни к ней, а к своей двоюродной сестре, словно бы Всеведущая его не могла услышать. Долорес фыркнула: — Ну и манеры у Вас, молодой человек… Поставили меня в неловкое положение. Я могу и представиться сама, — кивнув самой себе, она продолжила, в горделивом тоне: — Мое имя Долорес, но меня обычно называют «Лола». Я бродячий маг и пришла к Вам, то есть, к Вашему Величеству на поклон, дабы убедить Вас кое в чем… Как новоявленный король, Вы еще, наверняка, не вразумили в полной мере… — Король? — наконец выпал из какой-то странной прострации Лайт, удивленно, и даже как-то диковато, смотря на фигурку белокурой. — Я-то что ли? Король?!       Последнее слово было сказано как-то слишком громко, из-за чего другие люди, находившиеся в коридоре вместе с ними, стражей и непонятным летописцем, и говорившие полушепотом, замолчали в принципе. Глаза зверолюдей волей-неволей да уставились на троицу: альбинос, оторвался от своих бумаг, и Лола почувствовала, как он прожигал в ее спине дырки; рыцари в тяжелых доспехах, с тихим, настолько это было вообще возможно, скрипом развернули к ним свои шлемы, тоже интересуясь резкими выкриками; то ли прислуга, то ли шуты, которые стояли к Леонхарду ближе остальных, с каким-то упоением уставились на него, видимо, ожидая чего-то. И это что-то произошло.       Блондин рассмеялся. Как и должен был — легко, звонко и тепло. Смеялся он так громко, что его смех, из-за возникшего эха, казалось, был услышан и в примыкающих к коридору комнатах, в том числе и в главном зале. Отчего молодой лев так смеялся, Лола сначала не поняла. Да… сначала. А потом до нее доперло.       И, будто прочитав ее мысли, Леонхард, отдышавшись, мило улыбнулся ей, подтверждая ее догадку: — Король не я! И никогда им не был! Королем стал тот, кто и должен был им по праву стать и… — он подмигнул чем-то озабоченной Эвелин, мгновенно почерневшей в лице: — Даже если ты не считаешь так, сестренка... но я полностью согласен с выбором матери и отца Зоулуса. Мой младший брат Рубин всегда был и является лучшей кандидатурой на эту должность.