***
Совятня была следующей в списке дел, но она не могла найти эту чертову птицу. Ворон мог улететь куда-нибудь ночью. Даже если он был грубой ошибкой, она не нашла в себе сил преобразить для него клетку. Как только он съел все маленькие извивающиеся угощения, он потерял к ней интерес и задремал на покрытом плесенью стуле в прихожей. А когда она проснулась, его уже не было. Вероятно, это был чей-то фамильяр, и он вернулся к ним. Фамильяры были умными, примерно такими же, как ведьмы, приручившие их. Она не сомневалась в том, что он мог найти дорогу домой. Или найти нового человека, с которым смог бы сблизиться. Скатертью дорожка. Гермиона не стала бы привязывать к себе того, кому было на нее наплевать. Единственная проблема заключалась в том, что ей все еще нужна птица. В середине дня в магазине было тихо — большинство сов были ночными. Она была готова прибить старого мошенника, когда вошла в магазин — не ограбить его, но, возможно, причинить немного вреда — но человек, обнаруженный за прилавком, остановил ее. Девушка с длинными черными волосами и маленькими очками — определенно не тот мужчина, который обслуживал ее вчера. Это была миссис Кэприн — утренняя дежурная; дежурный, работающий по вечерам, приходил только по вторникам и четвергам. Мести Гермионы придется подождать. У девушки возникло несколько вопросов, почему Гермиона купила ворона, если она на самом деле не хотела его, и разве Гермиона не знала, что, конечно, он улетел бы, если не был должным образом связан с новым владельцем, и нет, она не продала бы сову кому-то, кто так небрежно потерял свою предыдущую птицу. А потом Гермиона утроила цену за простую коричневую сову, и все прошло относительно гладко. Это было молодое красивое создание, все еще с небольшим количеством пуха на груди, и он даже ни разу не укусил ее и сразу же вернулся, когда Гермиона ему свистнула. Очень хороший мальчик. Она назвала его Балдердашем и немедленно отправила его с кнатами для подписки на «Ежедневный пророк». Позже она отправит Аберфорту записку, в которой будет просто написано: «Извините за то, что навязалась на днях. Суп был восхитителен. Спасибо, что помогли мне», с пачкой конфет с корицей и галеонами в придачу. В конце концов, ей придется снова поговорить с ним. Все пройдет легче, если она будет выглядеть любезной, а не странной ведьмой, изголодавшейся и отчаянно нуждающейся в еде. Она съела еще один пирог на обед в «Дырявом котле». Снова стейк. По какой-то причине он был не таким вкусным.***
Огонь мягко пощекотал Гермиону, когда она прошла через камин директора, чувствуя себя немного неловко в новой слизеринской форме и пачкой уменьшенных школьных принадлежностей подмышкой. Юбка была длиннее, чем она привыкла, а накрахмаленная белая рубашка заставляла кожу чесаться так, как не заставляла современная ткань. Нелепые чулки, которые носили дамы этого времени, поддерживались придерживающим заклинанием. Она ужасно скучала по брюкам. Возможно, она собиралась провести месяцы без брюк. Кабинет директора был таким же: простым, минималистичным, и теперь в нем было немного тепла от полуденного света. Чистый светлый кабинет с небольшим количеством академических атрибутов. Полка с чертовой шляпой была на другой стороне комнаты. В какой-то момент ей придется ее украсть, не так ли? Либо так, либо оставить вопрос о том, как она узнала ее, без ответа. Гермиона не знала, что будет сложнее. Диппет снова сидел в мягком кресле, болтая с девушкой в слизеринской зеленой форме. Она была высокой, с тонкими чертами лица и темно-русыми волосами, заплетенными в две аккуратные косички. Ее форма была тщательно отглажена, а на груди — приколот значок префекта. Она опустила взгляд на свой чай и осторожно взялась за ручку. Нервно. На ее тарелке не было печенья. Никто из них не поднял глаз, когда вошла Гермиона. Неужели они не услышали ее? — …Так же, как и вы. Я знаю, что вам было немного тяжело на первых курсах, но в конце концов все наладилось, — сказал Диппет, потягивая чай. — Да, директор, — сказала она тихим, мягким голосом, не отрываясь от своей кружки. — Значит, с ней такого не случится, а? — Да, директор. — Она только что пережила ужасную ситуацию во Франции, я не хочу, чтобы она чувствовала себя здесь некомфортно. — Да, директор. Это было неловко. Она вышла из камина. — Ах, Гермиона, вот ты где! — сказал Диппет, вставая и подходя к ней с широкой улыбкой. — Точно вовремя, пунктуальна, как всегда. — Здравствуйте, директор. Рада снова вас видеть, — сказала она, пожав ему руку. Теплую. Мягкую. Руки того, кто предпочитал пировать, а не сражаться. Гермионе стало немного завидно. Другая слизеринка встала и подошла к ним. — Привет. Я Гермиона Грейнджер, — сказала она, поворачиваясь к девушке и протягивая руку. — Добрый день, мисс Грейнджер. Я Аделаида Флинт. Ваш слизеринский префект, — она сделала небольшой официальный реверанс и опустила голову, не глядя на Гермиону. — Рада познакомиться с вами, — сказала она, опустив руку в своем лучшем подобии реверанса. Это было ужасно. Все эти неловкие неровно согнутые ноги и что она должна была делать руками? Приподнять юбку на сколько? На полдюйма? На четверть? На какое-то дикое мгновение Гермионе захотелось кого-нибудь убить. Диппета, эту девушку Аделаиду, дикую фею на стропилах, какую-нибудь змею. Это не имело значения. Она просто хотела воплотить жестокость в жизнь. Порыв быстро прошел. — Взаимно, — сказала девушка. — Разве это не восхитительно! Новые дружеские отношения формируются так быстро. Я уверен, что вы двое прекрасно поладите! — Диппет хлопнул в ладоши, напомнив ей, что он был пуффендуйцем до мозга костей. Он жестом подозвал Аделаиду: — Не будете ли вы так добры и не поможете ли мисс Грейнджер устроиться в ее комнате? Посмотрим, сможете ли вы попасть на дневные занятия. Вот инструкции, если вы заблудитесь, — сказал он, протягивая ей свиток с непонятными закорючками, линиями и стрелками на нем, подгоняя их к двери. — Да, директор, — сказала девушка, Аделаида, в закрытую дверь, прежде чем повернуться к Гермионе, скрестив руки на груди и опустив лицо. — Сюда, мисс Грейнджер, — и начала спускаться по лестнице. Когда они проходили по верхним этажам, коридоры были в основном пустыми — все ученики были на обеде. Гермионе хотелось поностальгировать в стенах замка, но ей было неспокойно. Это был совсем не ее замок. Он будет ее не раньше чем через пятьдесят лет или около того. Хогвартс не был вне времени, как бы ей этого не хотелось. Бесконечным столпом мира. Грузным камнем, по которому она могла бы ориентироваться. Ковры были другими, униформа была другой, запах был другим. Хогвартс был таким же изменчивым, как и все остальное в мире. Маленькая, детская часть ее была разочарована тем, что он не оказался точной копией ее юношеских воспоминаний. Более умная часть ее испытывала облегчение от того, что воспоминания не будут ее преследовать. Она подумала, что пришло время начать вникать в нынешний расклад политики на Слизерине. Реддл сказал, что ей нужны союзники, верно? Может ли Аделаида оказаться полезной? Она была префектом и знала все порядки нынешнего курса лучше, чем обычные студенты. Но Гермиона не привыкла быть инициатором разговора. Особенно с девушкой сороковых годов. Она и так плохо умела вести светскую беседу со своими друзьями, людьми, которых знала много лет, в свое время. А сейчас? На другом конце века? О чем она вообще должна говорить? О погоде? Учебе в школе? Парнях? Гермионе нужно сделать все возможное, чтобы вписаться, но тяжелое молчание двух незнакомок неподвижно повисло в воздухе. — Грейнджер, верно? — начала Аделаида, и Гермиона могла бы поцеловать девушку за то, что она первой нарушила молчание. — Я раньше не слышала этой фамилии. Она французская? Я знаю, что у них более децентрализованное чистокровное население. Или нет. Что-ж, вместо того они могли бы поговорить об этом. — Нет, я магглорожденная, — легко сказала она. Флинт вздрогнула. — «Грейнджер» происходит от фермеров, я полагаю? Но не стоит меня цитировать. Я не проводила особых исследований. — Ох. Флинт смотрела в пол, пока они продолжали идти по коридорам, спускаясь по другой боковой лестнице. Снова воцарилось неловкое молчание, которое Гермиона была менее склонна нарушать. Она знала, что не скрывать свой статус крови будет проблемой в это время, но, черт возьми, это было утомительно. По крайней мере, когда люди пытались убить ее в предыдущем времени, это происходило из-за того, что она что-то сделала. Если люди здесь будут ее ненавидеть, пусть сначала она убьет их маленького слизеринского принца. Но ей действительно нужно получить информацию о нынешних Рыцарях. Их планах. О тех, кто в данный момент поддерживал Реддла, и той магии, которой он сейчас интересовался. Рассказал ли он им о своем наследии? Почему он не носил свое чертово кольцо. Что заставит его отвести ее одну в тихую комнату. — Итак, вы префект, верно? — спросила она, стараясь казаться веселой и заинтересованной. Флинт была застенчивой; она открывалась только при положительном отношении. И Гермиона, по крайней мере, могла с этим смириться. — На что это похоже? Реддл сказал, что в этом есть свои преимущества, вы получаете дополнительный ужин или что-то в этом роде? — она выглядела как изголодавшийся гремлин, и решила на этом сыграть. — Эм… да. Я префект шестого курса для девочек Слизерина, — быстро сказала она, на мгновение подняв взгляд. У Флинт оказались зеленые глаза. — Все… хорошо. Нет, мы не получаем дополнительный ужин. Вы знаете мистера Реддла? — Не совсем, нет. Вчера он помог мне с покупками, — и они угрожали друг другу всего один раз. Каждый раз. Гермиона все равно сказала бы, что все прошло хорошо. — Ох, — пробормотала Флинт, вернувшись к разглядыванию своих туфель. Она была еще той тихоней. Даже если она была старостой, вытянуть из нее информацию будет сложно. Где сплетни, когда они так нужны? Они поднялись на второй этаж и повернули на юг по коридору, вдоль которого тянулись окна, и Гермиона, вздрогнув, остановилась. Небо было в огне. Примерно в километре от замка башня вишнево-красного пламени вырывалась из Запретного Леса и окрашивала полосу полуденного неба в алый цвет, похожий на фотографию с частичным негативом. Было тихо — ни один глухой рев огня не долетал до замка. В воздухе даже не чувствовался запаха гари. Пылающую башню окружал барьер, и даже с такого расстояния она могла его видеть. Тяжелая, тянущаяся зелено-голубая магия пыталась остановить его. Руны и круги танцевали по поверхности оберега всякий раз, когда пламя подбиралось слишком близко к границе, но огонь не прекращался. Действительно, ад. Это был точно не несчастный случай с зельями, черт возьми. — Это лесной пожар? — глупо спросила Гермиона, ее голос сорвался, прежде чем она смогла подумать о том, чтобы прочистить горло. Низкий гул паники, охватывающий и сжигающий, пылал внутри нее. Она впилась ногтями в ладони, отчаянно пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь, кроме закручивающейся спирали в ее голове. Что, черт возьми, было причиной этого? — Да, — раздался мягкий голос Флинт, совершенно не обеспокоенный тем, какой ужасный ад в настоящее время обрушился на Запретный Лес. — Это случилось пару недель назад. Он полностью сдержан. Вам не нужно беспокоиться. Здесь, в замке, мы в безопасности. Гермиона проглотила горький смешок, замечая, как несколько детей внизу во дворе играли в карты, казалось бы, безразличные к огню и пугающему небо над ними. Это были первокурсники или второкурсники, судя по их все еще круглым лицам. — Конечно, кто-нибудь знает причину этого? — спросила она, с трудом подавляя панику. Барьеры выглядели крепко. Этого не стоило бояться здесь и сейчас. Это совсем не то, с чем ей придется иметь дело. Она была здесь из-за камня. Камня. Девушка с черными волосами и в гриффиндорской мантии закричала на мальчика из того же факультета. Гермиона была слишком далеко, чтобы услышать ее, но девочка зло указала на центральную террасу, прежде чем вытащила палочку и брызнула водой в лицо мальчику. Их больше волновала игра, чем пожар? Итак, дети уже считали происходящее нормальным. Ей следовало беспокоиться или утешаться этим фактом? — Было предположение, что это произошло из-за кого-то, кто потревожил стихию, но я бы не стала доверять ничему, что говорит мисс Хорнетт. У нее не очень хорошие источники, — сказала Флинт с оттенком презрения в голосе. Может быть, соперничество? Во всяком случае, мельница слухов в Хогвартсе все еще была цела — даже в сороковые годы. Это не вызвало у нее ностальгии по возвращению в замок и легло мягким бальзамом на ее нервы, когда она снова обрела привычную опору. Места могли измениться, но люди — никогда. — Реддл говорил об этом. Упомянул, что это могут быть блуждающие огоньки. Мы ведь в Шотландии, верно? — спросила она, подкладывая первый кусок приманки. Она надеялась, что Реддл не был слишком мстительным, но в любом случае она узнает, где находятся границы его влияния. — Ох. Ну, может быть и так. Да, — тихо сказала Флинт и посмотрела в конец коридора. — Пойдемте со мной. Общежития Слизерина находятся в подземельях. Гермиона бросила последний взгляд на детей, на пуффендуйца, вставшего между ними, чтобы остановить драку, и на бушующее пламя, раскалившее небо, и повернулась, чтобы снова войти в незнакомый замок своего детства.***
В последний раз, когда она была в подземельях Слизерина, она вылавливала трупы. Мерлин знал, что он сделал, чтобы уничтожить Воскрешающий камень. Какое бы ужасное заклинание, ритуал или обряд ни повлияли на его разум и не заставили думать, что он мог исправить мир, исправить себя. Они были разбиты вдребезги после их первой неудачи с маховиком времени, и он был безумен, отчаянно пытаясь восстановить порядок с помощью чего? Превращения мира в пустое подобие самого себя? Гермиона была в лазарете Хогвартса глубокой ночью, помогая всем, кому могла, и тем, что знала о маггловской первой помощи. Бесценные знания в мире, где магия могла как навредить, так и исцелить. Лазарет был полон людьми, которые думали укрыться под защитой Хогвартса, в безопасности от хаотической магии, бушующей по всему миру. Она дезинфицировала порез от шипа Теризбеллы у женщины — миссис Уолшем, матери третьекурсницы из Пуффендуя. Она не привыкла к боли от дезинфекции алкоголем, но была выносливой… А в сотне миль оттуда человек разрушил мир еще сильнее. …ради сына рядом с собой. Гермиона пыталась найти успокаивающие слова, но в итоге получилась неловкая банальность. Она услышала легкий щелчок, а затем громкий свист, но не обратила на это внимания, сосредоточившись на своей задаче, чтобы не оставить в ране ни одного случайного кусочка растения. Так было до тех пор, пока не начались крики. В самом Хогвартсе, созданном величайшими волшебниками тысячелетия назад, тысячелетняя магия была уничтожена так же легко, словно просто кто-то вытер кровь с ножа. И миллионы литров воды из озера затопили общежития Слизерина. Беженцы от одичавшей магии, наводнившей мир, когда-то считающие, что они в безопасности под коваными стенами Хогвартса, утонули в своих постелях. Разрушение камня разорвало связь между этим миром и следующим. Призраки испарились. Старые семейные обереги рассыпались в прах. Палочки, передававшиеся из поколения в поколение, грязно гнили в руке. Магия мертвых, неспособная удержать мир, была рассечена, разрезана, разорвана по швам, и пока единственное, что осталось — это память о ней у выживших. Дементоры… — Ты в порядке, Гермиона? — раздался тихий голос справа от нее, сопровождающийся легким прикосновением к плечу. Она вздрогнула, и ей пришлось прикусить щеку, чтобы не разразиться проклятиями. Ее звали Гермиона Грейнджер, и Аделаида Флинт вела ее в общежитие Слизерина. Она резко остановилась на лестнице, удручающе преследуемая глупыми старыми воспоминаниями. — Я в порядке. Спасибо, — сказала она так вежливо, как только могла, лишь слегка прерываясь от грубости в голосе. — Просто не привыкла быть под водой. Общая комната была такой же, как и тогда, когда она плыла вниз в поисках выживших. Если и было что сказать об устаревшем стиле, то он всегда оставался устаревшим. Большая комната с роскошной мебелью, расставленной небольшими группами, и разбросанными, чтобы создать впечатление уюта. Все — от люстр до стульев и книжных шкафов — было украшено в стиле рококо. За столом с какой-то змеей, просто лежащей рядом, сидели несколько студентов, писавших в свитках. Наверное, эта змея была чьим-то фамильяром. Большой камин находился с одной стороны, окруженный книжными полками, которые, как знала Гермиона, по крайней мере один раз загорались — это рассказал ей Драко. И над всем этим нависали, заливая комнату мягким бледно-зеленым светом, великолепные стеклянные окна, из которых открывался вид на бескрайнее пространство Черного озера. Она вонзила ноготь большого пальца в указательный палец — не так сильно, чтобы порезать кожу, но достаточно сильно, чтобы по руке прошла волна боли. Ей следовало установить несколько аварийных выходов. По одному на каждом этаже, что-то вроде пожарных лестниц. Вода вытекала? Она должна поговорить с Диппетом, верно? О модификациях замка? Или лучше со Слизнортом… — Комнаты для девочек здесь, — сказала Флинт, истолковав ход ее мыслей по-своему, и спустилась по оставшейся части лестницы в общую комнату. Лестница извивалась и раздваивалась, разветвляясь на две большие лестницы, спускающиеся в комнату. Как только они достигли этажа, снова образовались две винтовые лестницы, ведущие под пол, вниз, в общежития, как перевернутая башня. Как змеи в самом сердце общежития Слизерина, в чреве которого спали дети. Гермиона согнула руку, молча последовав дальше. — Наш курс на втором этаже ниже, — крикнула Флинт позади нее, начиная спускаться по правой винтовой лестнице. — Не на шестом этаже? — Нет, шестой этаж — это нынешние третьекурсники. Общежития в Хогвартсе меняются местами, когда выпускаются семикурсники и приходит новый курс. Самые новые первокурсники были переведены на четвертый, — это было самое большое количество слов, которые девушка сказала Гермионе. К концу ее акцент стал мягким валлийским. — Это может сбить с толку. — Не совсем, — сказала она, когда они спустились на свой этаж. Там оказался небольшой кабинет в зеленых и черных тонах с богатой обивкой и двумя флигелями, расположенными друг напротив друга. На одном была огромная картина с изображением Черного озера, на другой — несколько картин поменьше, изображающих зелья. — Мы находимся на противоположной стороне озера. Конечно. Судьба и ее ирония. Комната была такой же роскошной, как и общая комната: пышные гобелены, висевшие на стенах, покрывали кирпичную кладку, сложный камин, расположенный сбоку, замысловато вырезанная дверь, ведущая в, вероятно, безупречную ванную комнату, и кровати, расположенные в два аккуратных ряда по обе стороны. Маленькие комоды и сундуки стояли рядом с каждой кроватью. А большое окно в другом конце комнаты выходило на дно озера. Мимо проплыла стая рыб. Две девушки находились у кровати у окна. Одна лежала на кровати, лениво рисуя палочкой синие руны, а другая сидела на стуле рядом с кроватью, читая Подвиги известного Мерфолка. — Это новенькая, Аделаида? — спросила девушка на кровати легким аристократичным голосом. У нее были гладкие каштановые кудри и светлая, сияющая кожа, которая говорила о викторианской паранойе солнца. Ее форма была достаточно хорошего кроя, свидетельствуя о портном, а ткань достаточно хорошего качества, свидетельствуя о богатстве. Она хорошенькая. С такой красотой, которую нужно воспитывать с юных лет, чтобы она была такой непринужденной. — Да, Марджори. Это Гермиона Грейнджер, — сказала Флинт и замерла рядом с ней, тихо, как мышка, не отрывая взгляда от своих туфель. — Она из Франции. Гермиона вышла и протянула руку; она хорошо натренировалась в вежливом общении. Она могла это сделать. — Добрый день. Я рада познакомиться с вами. Ведьма не двинулась с кровати. — Это правда, что она грязнокровка? Мистер Реддл сказал, что она бездомная, — она даже не посмотрела на Гермиону, игнорируя ее поднятую руку, и продолжила рисовать руны в воздухе. Это чепуха — такого заклинания не существовало, это была просто длинная форма связующей руны, начертанная снова и снова. Что-ж, это раздражало, но ей здесь не нужны друзья. К тому же чистокровные. Ей нужно только добраться до Реддла в следующий раз, когда он наденет кольцо. Но тем не менее, слизеринская иерархия действительно существовала. Она опустила руку. — Да, — тихо сказала Флинт, глядя на свои туфли, — она грязнокровка. — Тогда почему она здесь? — спросила девушка с книгой, переворачивая страницу. Ее голос был ровным, с северным акцентом, а волосы черными и собранными в пучок. У нее была темная кожа, и униформа с юбкой до пола и высоким воротником. Она была из тех у кого хорошая внешность от природы. С высокими скулами, большими глазами и пухлыми губами. Гермиона отстраненно почувствовала себя неловко. Она проголодалась до самых костей, и вот она находилась здесь, с дамами, которые, очевидно, очень заботились о своей внешности. Но это — эхо прошлого. Старый мышечный рефлекс, которым она не пользовалась всю жизнь, и который слишком атрофировался, чтобы вызвать настоящую реакцию. — Мне все равно, — вздохнула девушка на кровати — Марджори. Она перестала рисовать светом и встала с кровати. — Она не задержится здесь надолго, — сказала она и вылетела из комнаты, ни разу не взглянув на Гермиону. Другая девушка последовала за ней, все еще уткнувшись головой в книгу. — Ну, они были очаровательны, — сказала она Флинт, как только дверь закрылась. — Марджори Гринграсс и Иона Нерис. Они… — префект замолчала и слегка нахмурилась, глядя в пол. — Неважно. Щеки Флинт порозовели, она старательно проигнорировала оскорбление и подошла к ближайшей к двери кровати. — Вот ваша кровать. Вы можете положить свои вещи в сундук и комод. — Спасибо, — Гермиона бросила свои уменьшенные припасы на кровать, где они увеличились в размерах. Взмах ее палочки — и они аккуратно разошлись по нужным ящикам. Комод был для одежды, а сундук — для книг. — Какие у вас занятия во второй половине дня? Директор Диппет сообщил вам ваше расписание? — Да. Древние руны. Арифмантика. Астрономия. — Это… довольно плотное расписание, — сказала Флинт, вытащив несколько пергаментов и книг из своего сундука. — Вы уверены, что успеете? Гермиона протянула свой список занятий. — Ох, — сказала Флинт, перечитывая его. И затем, через мгновение выдала: — Вы действительно изучали все это во Франции? — Более или менее. Я позабочусь о том, чтобы не стоить Слизерину никаких очков, если вы об этом беспокоитесь. — Конечно. Я позволю вам устроиться, — сказала она и направилась к двери, но остановилась на пороге: — Астрономия отложена на неопределенный срок до тех пор, пока не будет устранен пожар. Но если вам нужна какая-либо помощь в поиске кабинетов, я была бы рада помочь, — и закрыла за собой дверь. Оставив Гермиону одну в комнате с несколькими кроватями и миллионом литров воды, разделенных тонким стеклом и магией, которой было более тысячи лет.***
Найти нужные кабинеты было нетрудно. В конце концов, они были там же, где будут и через пятьдесят лет. На короткое время Гермиона забеспокоилась, что остальные не должны заметить то, что она уже знала, где проходили занятия, но Диппет предоставил ей сносное оправдание. Даже если карта больше походила на детский рисунок, она должна быть правильной. По крайней мере, эту роль она играла хорошо. Древние руны были относительно безболезненны. Профессор, Друцилла Гандерс, была невысокой женщиной с короткими волосами и громким голосом. Она хорошо знала материал, явно испытывая страсть к предмету, и благословенно кратко представила Гермиону: — Все, пожалуйста, поприветствуйте мисс Грейнджер, вашу новую однокурсницу из Франции, — прежде чем продолжить свою лекцию: — Это оригинальный язык магии. До того, как у нас появились волшебные палочки и стандартизированные заклинания, первые ведьмы и волшебники вырезали свои желания из крови и костей и придавали им значение, пока вселенная не поддалась их прихотям. Немного романтично, но не неправильно. Гермиона знала, о чем шла речь, но все равно старательно записывала. Реддл также находился здесь, а также Флинт и та девушка, Иона Нерис, и некоторые другие слизеринцы, которым ее еще не представили. Это был смешанный урок, как и большинство факультативов высшего уровня, с шестикурсниками из других факультетов, и в итоге она стала партнершей девушки из Когтеврана — Джульетты Либи. Если бы Гермиона явно не пыталась залезть в карман Реддла, то была бы вне себя от радости за такое времяпрепровождение. А так ей было просто скучно. Гермиона сидела на старом стуле, делая свои глупые заметки о предмете, который она уже исследовала много раз. Профессор читала лекции, независимо от того, сколько студентов на самом деле обращали на нее внимание. Слизеринцы были холодны к ней за то, что она магглорожденная. Вне зависимости от времени, это было обычным явлением. Она ела конфеты с корицей и составляла мысленный список всех возможных мест, где Реддл мог бы хранить свое дурацкое кольцо. Возможно, даже здесь. Он мог спрятать его в своем приюте, верно? Нет, нет, он бы этого не сделал. Она знала о нем достаточно, чтобы знать как минимум это. Если Древние руны и были скучными, то Арифмантика была ужасной пыткой. Гермиона умом понимала, что возвращение в прошлое означало возвращение к более слаборазвитому пониманию магии. Однако, необходимость просидеть лекцию, на которой профессор Амбарелла была просто неправа, заставила сердце учащенно забиться. Арифмантика претерпевала изменения, и она это знала. Каждая область магии менялась. Она не сильно развивалась после арифмантических наборов Ифории до взрыва пятидесятых и начала шестидесятых годов, вызванного космической гонкой и быстрым развитием ракетостроения. Практическое применение магглами жесткой физики позволило включить в расчеты ранее непроверенный материал. Не говоря уже о том, что включение теоретической физики в учебную программу в конце семидесятых годов положило начало целой карьере. Но элементарные функции Чавиры еще даже не были выдвинуты гипотезой! Если она правильно помнила, он все еще читал лекции в Дурмстранге! Зацикливаясь на геометрии! Пройдут десятилетия, прежде чем они начнут учить как управлять вычислениями с помощью построения нескольких производных, а не линейных, черт возьми. Ей пришлось округлять свои ответы, потому что нынешние модели не могли обрабатывать слишком много данных без сбоев! На середине урока ее перо сломалось, когда профессор Амбарелла велела им не учитывать остатки Сомнопатов и заменить их с помощью таблицы Башима. На мгновение, настолько быстро, что даже технически это не считалось промахом в характере, Гермиона задумалась о том, чтобы отказаться от своего плана по спасению мира ради карьеры в арифмантике, только чтобы не сидеть над очередной страницей неправильных упражнений. Она могла бы совершить революцию в этой области, продвинув ее на десятилетия вперед. И стать самой блестящей ведьмой века. И, кто знал, может быть, ее действия смогли бы повлиять на ход истории настолько, что мир, возможно, даже не был бы уничтожен… Но, конечно, это случилось бы. Так будет всегда. Она поворчала на старый материал один раз и продолжила свои заметки, производя впечатление хорошей маленькой ученицы и так далее. Скорее всего, у Реддла сложилось о ней впечатление, что она умна, хотя и немного легкомысленна. Ей нужно, чтобы ее заслуги были бесценны. Нельзя допустить того, чтобы ее увидели бездельничающей на уроке, независимо от того, сколько язв она заработала.***
Первым местом, которое она проверила, был женский туалет на втором этаже. Змеиный кран сверкал хорошо отполированным серебром. На полу ниже, где открылся вход, послышался легкий скрежет, но единственными вещами, спрятанными в боковом шкафу, было модное женское нижнее белье, которое определенно нарушало дресс-код. Кто-то в Хогвартсе явно веселился. Гермиона вычеркнула уборную из списка. Выручай Комната и запретная секция библиотеки оказались пустыми. В книгах, конечно, были спрятаны разные вещи: руны, столетняя бумага и причудливо разбросанные чернильные кляксы, но ни одна из них не была тысячелетним камнем. В конце концов ей придется проверить комнату Реддла и действительно войти в Тайную комнату. (Примечание: и выяснить, как избежать повторного окаменения. А еще лучше, как вообще остаться незамеченной.) Может быть, стоило заглянуть в темные углы слизеринской гостиной. И кухни тоже. Дно Черного озера, конференц-залы префектов, поле. Или он мог спрятать его в том месте, о котором она даже не знала! Хогвартс коллекционировал тайные убежища также, как змеи накапливали чешую. Он полностью сделан из них. Проверка его комнаты была бы самой простой и легкой в течение дня, когда он находился на занятиях. Но чтобы проверить Тайную комнату, нужно подождать, пока Реддл будет чем-нибудь занят. Когда василиск не мог легко связаться с ним. Предпочтительно чем-нибудь опасным для жизни, что поместило бы его в лазарет на неделю. Гермиона обдумала это и закончила осмотр замка. Может быть, несчастный случай с зельями? Нет, он примерный ученик. Это привлечет слишком много внимания, если он потерпит неудачу в чем-то простом. Может быть, травма на квиддиче? Он вообще играл в квиддич? От него у него не было мозолей. Потайной ход за статуей ведьмы был чист и доступен, чтобы пробираться туда, когда понадобится. Проход под ивой — пока что не гремучей ивой, а обычной ивой — еще не был построен, но выветрившийся уголок под ее шишковатыми и извилистыми корнями мог бы стать отличным укрытием. Тогда, может быть, случайное проклятие? Что-то, что испортит его идеальное лицо и заставит захотеть спрятаться в лазарете? Даже если проклятие будет от нее. Был ли он тщеславным? Могла ли она использовать это? — Юная леди? Вы в порядке? Что вы делаете вне своего общежития посреди ночи? Голос заставил ее резко остановиться в коридоре между библиотекой и Большим залом, и, на мгновение, она растерялась. Почему кого-то должно волновать, что она бродила где-то поблизости? А потом она вспомнила, что шла война, и покраснела от своей глупости. Конечно, тут была дополнительная охрана, ведь никому не хотелось, чтобы новенькая впустила злого волшебника. Она повернулась к говорившему, открыв рот в глупом оправдании, и остановилась. Альбус Дамблдор. Стоял там, приподняв бровь, и ожидал ответа. Гермиона знала, что это произойдет. Очевидно. Она знала, что в конце концов они поговорят, пообщаются, и в какой-то момент она, черт возьми, будет учиться у него. Он был учителем здесь, сейчас, в это время, и, если она хотела сблизиться с Реддлом, ее пути рано или поздно пересеклись бы с Дамблдором. Но «в конце концов», и «в какой-то момент», и «рано или поздно» — были абстрактными вещами. Легко встраиваемыми в план. Плоть и кровь, и более молодой — о, Боже, он был так молод. У него все еще были каштановые пряди в волосах! Мужчина выглядел совершенно другим. Он был в очках и с бородой, в приглушенной серой одежде. Он вопросительно посмотрел на нее, а затем его глаза прищурились, став обеспокоенными. И на мгновение Гермионе ничего так не захотелось, как броситься и обнять его, или броситься и дать ему пощечину, или броситься и заплакать, и закричать, и убить его сразу. Она хотела сказать ему правду. Ей нужна помощь. Она хотела сломаться, разбиться вдребезги и освободиться от вечной гребанной ответственности за спасение всех. Она хотела не быть такой чертовски одинокой, голодной и напуганной все это чертово время. Она хотела вернуть свою семью. Она ничего не сделала из этого и проглотила едкие, непримиримые эмоции. Ее язык был кислым на вкус, но она ожесточилась, превратив свое сердце в железо и черноту. Это был просто Дамблдор. Прекрасно. Он был ее генералом, героем войны, лжецом, манипулятором и мучеником, но самое главное — он умел читать мысли. Она перевела дыхание на мгновение, перепроверяя свои щиты и убеждаясь, что они оставались нетронутыми. Гермиона улыбнулась немного мягко, немного глупо и немного горько. — Э-э, я пропустила ужин, сэр… — пробормотала она в холле, мягко освещенном факелами в обоих концах. Это была не ложь. Она отвлеклась во время ужина, и у нее все еще осталось немного конфет в карманах. — И как раз направлялась на кухню за едой. — Ох. Ну, вы почти на месте! — сказал он с натянутой улыбкой и отвел взгляд. Это была совсем другая улыбка, чем та, которую она знала раньше. Напряженная, уставшая, неуютная. Он не заглядывал ей в голову. Что заставило его не смотреть ей в глаза? — Кухни как раз в этой стороне, — сказал он, поведя ее по коридору. — Вы новая студентка по обмену, верно? Мисс Гермиона Грейнджер? — она кивнула. — Это противоречит школьной политике — выпускать детей ночью из общежития. Сегодня вечером я не буду вычитать никаких очков, но если это случится снова, вы будете наказаны, — он глупо погрозил ей пальцем. Ах, точно. Комендантский час. Он более уместен, чем ребенок-солдат, проникший в Хогвартс, чтобы впустить темного лорда. — Я понимаю, сэр. Извините, что доставляю вам неудобства. — Все в порядке. Это новое место. Новые люди. Бывает трудно научиться всему сразу. Кухни здесь, — объявил он, когда они подошли к натюрморту. Он коснулся плода, и портрет открылся. — Спасибо, сэр. На кухне было тихо. Должно быть, очень поздно, раз эльфы уже закончили уборку. Казалось, что прошло не так уж много времени, но она действительно несколько часов топала по всему замку, питаясь только коричневым сахаром. Она поужинала сэндвичами с курицей и томатным супом с булочками с маслом и еще какими-то ягодными булочками. Это было восхитительно. Еще… И все же суп в «Кабаньей голове» был лучше. Пироги в «Котле» были вкуснее. Даже тот, что был за обедом. Гермиона поела полностью, даже немного переела. Дамблдор ел с ней, непринужденно болтая о правилах и политике школы. Она кивала в ответ и держала рот набитым едой, чтобы ей не приходилось говорить. Она была слишком взвинчена, чтобы потакать ему. — Мисс Грейнджер, — спросил он после ужина, ведя ее в сторону общежития, — лидером вашего ковена была Миллисент? Я ее очень хорошо помню. Она никогда не была выдающейся, когда я преподавал Защиту, но профессор Роан довольно часто хвастался ею. Она очень опытная ведьма. Набрала семь Превосходно на ЖАБА! — Да, профессор. Она была очень хороша в… обучении, — ну, технически, это были ее заметки. — У нее был особый дар к исчезновениям, если я правильно помню. Она могла заставить исчезнуть отдельные горошины в стручке, не видя их. Как замечательно! Она научила вас этой технике? — Нет, — это была вовсе не ложь. — Ах, как жаль. Было бы интересно иметь в классе ее ученицу. Дать некоторым другим студентам немного вдохновения в их учебе. — Я сделаю все, что в моих силах, сэр, — сказала она с истерическими нотками в голосе. Какое бы самообладание у нее ни было, оно пошатнулось от такого пренебрежения. Она была самой яркой ведьмой своего возраста, черт возьми, а не каким-то симпатичным мальчишкой с комплексом Бога. Она двигалась по нитям времени тонкой рукой и ровным пульсом. Какая к черту разница, была ли она ученицей какого-то другого человека или нет? — Я не… В коридоре послышались шаги, и из-за угла вышел Том Реддл. С одной рукой в воздухе с зажженной палочкой — префект был на патрулировании. С тщательно выглаженной униформой и волосами, достаточно темными, чтобы они тонули в тени зала. Другая рука была в кармане — расслабленная и совершенно обычная. — Ах. Добрый вечер, Том, — поздоровался Дамблдор. — Я как раз провожал юную Гермиону сюда, в ее общежитие. Она не знала о комендантском часе, — он повернулся к Реддлу и поднял брови: — Я думал, что вашим долгом, как ее префекта, было информировать ее о таких вещах, — упрекнул он. Ее плечи напряглись, напомнив о том времени, когда ей было двенадцать и она застряла между двумя дикими кошками, когда пыталась вынести мусор посреди ночи. — Конечно, профессор, — сказал он, глядя на нее сверху вниз холодным взглядом. В свете фонаря перед его лицом она едва могла разглядеть зрачки. Его глаза были не черными, как она думала, а карими, темными и достаточно насыщенными, чтобы разница не имела значения. Они были черной ржавчиной и густой засохшей кровью. — Я думал, что мисс Флинт ознакомила вас с общими правилами факультета, но я обязательно сделаю это в будущем. — Вы славный парень! Не могли бы вы сейчас провести ее обратно в общежитие? Мне нужно наверстать кое-что по работе, — Дамблдор полуобернулся к противоположному коридору. Он собирался оставить ее наедине с Реддлом? Интересно. — Да, профессор. Сюда, мисс Грейнджер, — сказал префект и взмахнул палочкой, чтобы зажечь свет в воздухе, который будет следовать за ними, пока они будут идти. Их длинные тени простирались перед ними. — Доброго вечера, Гермиона! Том, — сказал Дамблдор и пошел обратно в библиотеку. — Доброго вечера, профессор, — пробормотала она и последовала за Реддлом в подземелья. Ее напряжение нарастало само по себе, сжимаясь в плотный ком в горле. Гордость, вспыхнувшая ранее, угасла и превратилась в изнеможение. Ей нужно подловить Реддла, но неожиданная встреча с Дамблдором оставила ее слишком измотанной, чтобы оставаться рациональной. Почему на его месте не оказалась застенчивая Аделаида, которая поймала бы ее? Они могли бы быть двумя тихими мышками вместе. Как бы то ни было, ей нужно придумать что-нибудь умное для разговора. Или, может быть, что-то злое? Заставив его думать, что она такая же кровожадная, как и он. Или что-то связанное с занятиями? Все, что говорила Амбарелла, вызывало у Гермионы желание ударить ее ножом. Что говорила сегодня Гандерс о рунах тревоги? Мерлин, она устала. — Мисс Грейнджер? — тихо сказал он в пустом зале, как легкое дуновение ветра на лугу. — Да, мистер Реддл? — она не смотрела на него, слишком измученная, чтобы поднять взгляд на весь его рост. — Почему вы вся в грязи? О, Боже. Все ее тело раскалилось докрасна. Она исследовала снаружи скрытые тропинки, покрытые вековой паутиной и пылью, дупло под чертовым дурацким деревом. Она даже не хотела знать, как это выглядело с ее изможденным лицом и руками. С другой стороны, вероятно, это хорошо, что не Аделаида нашла ее. Гермиона бы до смерти напугала бедную… Мерлин, неужели она так ужинала? Так вот почему Дамблдор не мог смотреть на нее? Она была грязной, голодной маленькой сироткой, спасавшейся от войны, которую устроил его бывший любовник. Ему было стыдно? Она облизнула губы. Она определенно могла бы это использовать. Быстрое заклинание очищения слетело с ее губ, и она моргнула, когда волосы дико завились, лишившись последнего кондиционера. — Я не понимаю, о чем вы говорите. — Вам бы лучше не производить впечатление настоящей грязнокровки, не так ли? — сказал он так же мягко, как и раньше. Как ветер, играющий в ее волосах. Это заставило ее поднять голову к нему. Реддл держал руку за спиной, выпрямившись, как булавка, и шел медленно, вынужденный укорачивать шаги, чтобы она не отставала. Он посмотрел на нее краем глаза, лукаво прикрыв веки — не смертельно холодно, но что-то мерцало в его взгляде. С мягким тоном, тщательно подготавливающим ее к вскрытию. Это была очевидная уловка, чтобы выяснить, где у нее находились нужные кнопки. Он легко нашел одну из них с Прорицаниями в магазине, но теперь, очевидно, был ею недоволен. — Нет, — сказала она легко, забыв все предыдущее смущение. — Прошу прощения? — сказал он с легким укором. Вчера ей потребовалось несколько часов, чтобы сломать его маску. Либо он оступился, либо одной из его кнопок было сказано «нет». — Я магглорожденная. С чего бы мне хотеть притворяться другой, — беззаботно сказала она. — Я удивлен, — медленно произнес он, отводя от нее глаза и осторожно выговаривая слова языком, — с вашим опытом на войне вы не можете понять природу политики. — Я прекрасно могу ее понять, мистер Реддл. Мне все равно, — засмеялась она. Это была ошибка. Не то, что парень, который водил людей за нос, как марионеток, должен знать о ней, но он вел себя абсурдно. Неужели убийца собирался сейчас читать ей лекцию о политике? В какой-то степени это имело смысл. Он очень заботился о манерах. — Вы сами думаете, что… — Политика — это реакция, мистер Реддл, — резко сказала она. Это не беседа — он хотел услышать ее мысли на этот счет. Отлично, — а я не реагирую. Это медленная, кропотливая и скучная работа. Не говоря уже о том, что часто проблем больше, чем пользы. Вы можете потратить усилия на то, чтобы склонить людей к своей цели, от которой они могут отказаться, когда к ним действительно обратятся, или вы можете использовать это время, чтобы понять, как сделать это самому. Она подумала о своих усилиях с Ритой, с домовыми эльфами, с просьбой к забавно коррумпированному Визенгамоту расследовать хаотическое разрушение магии, прежде чем мир действительно разорвался на части. А потом она подумала о путешествии по сельской местности, в поисках частей души Волан-де-Морта; путешествии во времени, чтобы исправить ошибки, которые они совершили; путешествии в сороковые годы, чтобы украсть самые известные мощные магические артефакты мире. Да, это была опасная и изнурительная работа, но одна сторона добилась своих результатов, а другая — нет. — Я не думал, что вы такая индивидуалистка, мисс Грейнджер, — сказал он через мгновение. Реддл прозвучал задумчиво, как будто это была новая информация, которую нужно каталогизировать и использовать позже. — Я… нет, — нахмурилась Гермиона. Она не была такой, верно? Она делала это, чтобы спасти других, а не себя, и она всегда обращалась к своим друзьям, когда могла. На этот раз она, конечно, не могла. Она была одна. — Но я знаю себя достаточно, чтобы понимать, что я плохо разбираюсь в части «заведения друзей и влияния на людей». — Да, у вас были другие дела для этого во Франции. Вы проводили исследование, — напомнил он ей, наблюдая за ее лицом с осторожным нейтралитетом. — Да, — она не стала вдаваться в подробности. Тревога сжала ей горло и сдавила голос. Он был зациклен на этом. Вот уже дважды он поднимал этот вопрос в стольких разговорах. Черт. Почему он не мог зациклиться на чем-то, что она действительно могла ему дать? Спроси о крестражах, Реддл! Я могла бы рассказать тебе все об этом! — Все еще неохотно делитесь своими подвигами? Клянусь, я никому не расскажу, — прошептал он, снова глядя на нее сверху вниз. Они повернули на юг по коридору, и ярко-красный ад Хогвартса резко отразился в его глазах. На мгновение они стали малиновыми в темноте. Ее глаза, вероятно, стали такими же. — Почему вас так интересует, чем я занималась во Франции? — Это интересно, — пожал он плечами. Она издала мерзкий смешок. — Война — это интересно? — горячая искра гнева заглушила ее напряжение, пока не стала такой же яркой, как расплавленная сталь, и она впилась ногтями в ладонь, чтобы не заколдовать его до кровавого забвения. Конечно, Реддл находил войну интересной, маленький психопат. Кто-то должен просто подарить ему чертов шахматный набор. — Это, конечно, не скучно. Не похоже на политику, верно, мисс Грейнджер? — сказал он с легкой, дразнящей улыбкой. — Война по своей сути является политикой, мистер Реддл, — прорычала она ему. Сейчас не время. Черт возьми. Что случилось с идеей подловить его? Как легко он нашел нужную точку давления, чтобы в нее вонзиться. — Выбираешь, кого спасать, а кого убивать. Кто праведен. Кто является расходным материалом. Все это несет на себе тяжесть политики. Но чтобы ответить на ваш чертов вопрос, — он резко повернул голову в ее сторону, подальше от света, отчего глаза снова потемнели, — я делала то, что было необходимо, — она бросила на него мрачный взгляд, не давая ему ничего ответить. — В разное время это требовало разных вещей. Достаточно сказать, что у меня широкие таланты. Ни один из них не включает в себя вежливость, — она выплюнула последнее слово. — Озлоблены в таком молодом возрасте, мисс Грейнджер? — сказал он, сосредоточившись на ее лице, глазах, губах. Его голос был легким, беззаботным, но с очень тонкими нотками угрозы. — Неужели мир так быстро заставил ваше сердце почернеть? — Не беспокойтесь, мистер Реддл, это было очень медленно. А вы? У вас есть такая великая надежда на ваше мирное политическое будущее? — Можно только надеяться. Она закатила глаза. Он был еще тем ублюдком, не так ли? Высоким, с бесстрастным лицом, с темными непрерывно изучающими глазами, и только случайная искра неопознанных эмоций отличала его от бледного трупа. — Вы действительно ненавидите говорить о себе, ведь так? В этом и был смысл. Какая польза от того, чтобы показывать свои карты, играя с кучей слизеринцев? Вероятно, была только одна вещь, которой он когда-либо свободно делился со своими последователями. Его наследие. И это было больше для власти, чем для дружбы. — Вы гораздо интереснее меня. Гермиона отвела взгляд и покраснела. — На самом деле нет. Я, наверное, самый простой человек, которого вы когда-либо встречали. Это не было ложью. Она была упрямицей. — Невозможно, ведь я встречал профессора Биннса. Неожиданный смешок вырвался из нее, и напряжение в шее исчезло. Ловкий трюк. Разозлил ее, а потом стал бальзамом на расшатанные нервы. Он смог бы заставить ее расслабиться больше, чем сейчас, если бы подошел к ней вплотную. Она точно знала, что он делал, и все еще не могла помочь своему телу немного расслабиться. Реддл наблюдал за ней. — У меня в сундуке есть ваши учебники по социологии, если они вам понадобятся, — сказала она, когда они спустились в подземелья. Его глаза пристально посмотрели на нее, а губы растянулись в легкой улыбке, показывая зубы. — Вы приглашаете меня в свою комнату, мисс Грейнджер? Она пристально посмотрела на него. — Следи за своими манерами, Реддл. Ты знаешь, что я имею в виду. — Конечно, я бы никогда не стал намекать на такие вещи французским ведьмам. — Ты бы никогда так не делал. — Никогда, — согласился он, вытащив из кармана маленькую синюю книжечку. Прикосновение его палочки — и она увеличилась в четыре раза, прежде чем он передал ее ей. Их тени на мгновение пересеклись. — Мой старый экземпляр Чудес Мисси. Книга была нетронутой. Словно только что из типографии, не тронутая ни руками, ни магией. Странно, но большинство магических книг в конце концов немного изнашивались. Просто естественное следствие пребывания рядом с людьми, которые могли стрелять огнем. Даже у ее книг по краям были некоторые потертости. Она надеялась, что ему все равно понравится. — Вы действительно читали ее? — спросила она. Он посмотрел на нее немного растерянно. — Да. Почему вы думаете иначе? — Она в очень хорошем состоянии. — Я хорошо забочусь о своих вещах, — тихо сказал он. Ох, конечно. Вероятно, у него не было лишних книг, и он внимательно относился к тем, что у него были. — Пряного-красного? — спросила Гермиона, выудила последние конфеты из кармана, протянула их ему, а после начала листать книгу в поисках рун. — Что это такое? — Корица, — рассеянно сказала она. На иллюстрации, изображающей мужчину с бородой, который срезал листья с дерева, не было ничего, кроме маленького бурундука, спрятавшегося в углу. — На вкус немного похоже на пряные яблоки и огневиски, — сказал он, перекатывая одну конфету во рту. Легкий стук его зубов эхом разнесся по подземельям. — Они вам понравились? — спросила она, посмотрев на него снизу вверх. — Да, — медленно произнес он через мгновение, его язык стал вишнево-красным. Она быстро заглянула в свою книгу, стараясь не улыбнуться. — Они из «Сладкого королевства»? — Нет, я купила их в кондитерской в маггловском Лондоне, — он разозлится? Это ведь безобидная мелочь. Непреднамеренная. Он, вероятно, даже не заметил бы. Просто забавно видеть, как на него влияет что-то такое обычное, такое человеческое. Он на мгновение нахмурился, но ничего не сказал, когда они подошли к пустой кирпичной стене, являющейся входом в общежитие. Ночные подземелья были тусклыми — только каждое третье бра горело, и пахло смесью озера, едких зелий и чистящих средств от эльфов. Октябрьский холод повис в воздухе и мягко покусывал кончики ее пальцев. Гермиона откашлялась, чтобы произнести пароль: «Огневица». Том Реддл приоткрыл свои испачканные конфетами губы, издал вздох и мурлыкающее шипение. Она резко повернула к нему голову, хрустнув шеей, и расширила глаза. — Что это было? — спросила она сдавленным, как петля, голосом. Кирпичи плавно разошлись в стороны, открывая общие комнаты Слизерина и яркие окна, вода в ночи превратилась в смол. В какую, блядь, игру он играл? Использовал парселтанг, чтобы открыть перед ней общие комнаты. — Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал он, отправляя в рот последнюю конфету и снова оглядывая ее черными глазами. — Спокойной ночи, мисс Грейнджер. Спасибо за сладости. Реддл щелкнул пальцами и убрал пустую сумку, оставив ее в подземельях.