Внезапно Гермиона почувствовала себя обессиленной. Старой статуей, заржавевшей и оставленной в лесу покрываться патиной и мхом. Почувствовала усталость в хрупких костях, делающую ее апатичной и взволнованной. Непосредственная опасность миновала. Срок истек. Ее кровь все еще была густой от яда, согревающего вены и заставляющего неестественно сосредоточиться. Спящее существо в груди крепко свернулось вокруг сердца.
Ей
все еще хотелось плакать. Запереться в ванной, включить душ так горячо, как только возможно, и переместиться в одиночество на десять минут.
Реддл наблюдал за ней. Холодными черными глазами, полуприкрытыми и скучающими, слишком высокими, и, блядь, постоянно смотрящими на нее сверху вниз. Она задавалась вопросом: надоедала ли ему когда-нибудь его собственная маска.
Она задавалась вопросом: как мало слов она могла использовать, чтобы сломать его.
Она подумала, не собирался ли он запихнуть ее в шкаф. А потом присоединиться, чтобы узнать ее секреты.
Но он этого не сделал.
Вместо этого Реддл подошел к одному из книжных шкафов в конце комнаты и бесшумно спустил маленькое зеркало с верхней полки. Это оказалось маленькое квадратное личное зеркало — из тех, что можно носить с собой в кармане, чтобы спастись от василиска. Он положил его на нижнюю полку, за какими-то книгами. Угол был неправильным, и Гермиона не могла точно видеть, что он делал, но несколько искр магии спустя он вытащил пару бутылок и маленькую коробочку.
— Хотите пить? — спросил он, плеснув жидкость из бутылки с черным стеклом. — Вы выглядите так, словно вам не помешало бы выпить.
Значит, не шкаф. Более непрямая стратегия.
Гермиона не думала, что ее напряжение было очевидным, но притворяться перед Реддлом — бесполезно. Он видел ее насквозь так ясно, как стекло. Как она находилась «в отчаянии».
А потом предложил утешение.
Она поняла, что это был его излюбленный ход. Он уже делал это ранее. Толкнул ее, а затем предложил бальзам. Нагнетал напряжение, чтобы она стала еще более уязвимой. Запутанно, тонко, жестоко. Хорошо ему подходило.
Она нахмурилась, потерла шею и медленно подошла к нему.
— Сколько тебе лет? И разве ты не префект? Ты оказываешь ужасное влияние. Неудивительно, что здешние дети такие безрассудные, — она все равно взяла бутылку без этикетки.
Однако это могло срезать оба пути, и напиться с Томом Реддлом был бы одним из способов вытянуть из него секреты.
И… честно говоря, это неплохая идея — попытаться расслабиться, прежде чем она заснет. Ее соседки по комнате не оценят ее кошмары. Если он попытается вытянуть из нее слишком много секретов, то она знала отрезвляющее заклинание.
— Мой день рождения в декабре, — сказал он и вызвал два бокала из ничего. А после поднял их в воздух, и они надежно застыли, зависнув между ними. Выпендрежник, — в канун Нового года. Раньше я думал, что фейерверки предназначаются только для меня. Сколько вам лет, мисс Грейнджер? — он налил им обоим.
Пахло лакрицей и резким ароматом алкоголя.
Жидкость была зеленой.
Блестящей.
— Мой день рождения в сентябре, — быстро сказала она. — Это абсент? — ее голос дрогнул.
Может быть, это чертовски ужасная идея.
— Не беспокойтесь, мисс Грейнджер. Я бы не стал давать вам абсент, — Реддл закупорил бутылку и поставил ее обратно на книжную полку. Она отразилась в зеркале и исчезла с этой стороны, но осталась в отражении на полке. Карманный амулет закрепился между двумя сторонами зеркала. Умный мальчик. — Я говорю это только из беспокойства: вы очень худая, и если бы я дал вам абсент, вам было бы хуже, чем Эдварду.
Должно быть, это тот мальчик, которого вырвало на пол.
— Ну, ты не ошибаешься. Что это? — она взяла стакан, немного взболтав густую жидкость, которая больше походила на сироп, чем на воду. — У тебя нет хорошего огневиски? Последнего Прилива или Огневиски Огдена?
Он поднял вторую бутылку, светло-коричневую, и поставил на боковой столик.
— Огневиски потом. Мы начнем с самого веселого. Оно продается под названием «Чариотс». Немного безвкусное, но я не управляю их винокурней, — он отвинтил крышку коробки и открыл дюжину маленьких черных камней и потряс ими перед ней. — Выберите один.
— «Со льдом» — это выражение для льда, Реддл.
— Это должно согреть вас, дорогая.
— Не называй меня так, — огрызнулась она. — Что они делают?
— Выберите маленький, — сказал он вместо ответа.
Она так и сделала. Бывают времена, когда нужно быть храбрым, гордым львом. Но не сейчас.
Реддл выбрал не слишком большой, не слишком маленький, и плюхнул его в свой стакан. Камень двигался сам по себе, плавая в центре и мягко вращаясь. Через мгновение зеленый цвет напитка начал превращаться в красный. Светлый, как пищевой краситель, не темно-красный, как вино или кровь, но прозрачный.
Это была ужасная идея. Были бы ошибки менее катастрофичными, если бы ты сознательно решил их совершить?
Нет.
Гермиона плюхнула свой камень.
…и незаметно проверила на Сывортку Правды. Ничего.
— Не глотайте камень, — сказал он, звякнув бокалом, и отправил все это в рот.
Глупый мальчик, конечно, она не собиралась есть камень.
Реддл задержался на мгновение и откинул голову назад, открывая вид на шею. Его бледное горло медленно подрагивало. Смакуя. Глаза расфокусированные, не видящие потолка. Камень был зажат между зубами.
Он один раз повернул шею, расслабившись, с раскрасневшимся лицом и кривой ухмылкой. Губы были небрежно красными, а глаза темными, черными, как смола. Зрачки расширенными и затмевающими радужную оболочку вокруг них.
Непристойно.
А затем он облизнул губы и издал звук, который Гермиона ощутила в своих легких, и провел языком по камню. Он лязгнул у него на зубах, и, черт возьми, она была так близко, что могла протянуть руку и коснуться его. Почувствовать его жар. Его глаза, покрытые мягкими черными ресницами, снова показали истинный цвет глаз. Ржаво-черно-коричневый, настолько насыщенный, что его можно принять за вино, капающее в нефтяное пятно. Старые галактики, давно умершие и слишком пыльные, чтобы посылать что-то кроме инфракрасного излучения, а человеческие глаза были слишком слабы, чтобы увидеть их по-настоящему.
Ничего не потребовалось бы, чтобы подобраться ближе. Видеть их яснее…
Его губы красные. Были ли они на вкус как лакрица?
Гребанный Христос.
Гермиона осушила свой и яростно покраснела.
На вкус это было похоже на вишневый хмель и сахарную сладость мараскина. Никакой лакрицы и ни капли алкоголя.
Затем камень попал ей в рот, и в нее ударила молния.
Миллион вольт прошли через ее рот к груди, мягко прогоняя спящее существо обратно к голове, спрятавшись за скалой, к кончикам пальцев, к
магии, сжигающей яд. Бегущие, скачущие, очищающие ее нервы, раскаленные добела, а затем наступила нежная безопасная чернота. Спина выгнулась. Пальцы на ногах подогнулись. Усталость ушла в огонь, а затем перешла в теплую летнюю ночь.
Чистый лист. Перезагрузка. Она промурлыкала — она
простонала.
Гермионе показалось, что она только что пробежала несколько миль в темноте. Словно только что впервые за много лет хорошо выспалась. Словно только что занялась сексом, а потом сбежала, спасая свою жизнь, а потом спала как младенец. Ей больше не хотелось плакать.
Она чувствовала себя
прекрасно.
Насыщенно.
— Ох, — ее голос оказался хриплым, странно звучащим в ушах, а лицо скрывал румянец смущения под румянцем выпитого. Гермиона облизнула губы. Реддл наблюдал, как камень катался у нее во рту.
— Не так неприятно, как в шкафу, да? — сказал он через мгновение, щелкнув розовым языком, и камень упал обратно в его стакан. Его голос был хриплым, грубым, словно он только что проснулся, и его взгляд скользнул по ней лениво, не проницательно. — И это довольно интимно. Я знаю, что вам не терпится переспать со мной, но это отчаянный способ сделать это.
— Отвали, — мягко сказала она. Камень исказил ее слова. Она бросила его обратно в стакан. Молния сразу же ушла, и Гермиона расслабилась, опьяненная алкоголем. Она не была пьяна, но ее костлявость не шла ей на пользу. Реддл, вероятно, гораздо менее опьянен, чем она. Манипулятивная задница.
Хотя он взял камень побольше. Возможно, они вышли вровень.
— Я расскажу тебе только одно, — без обиняков сказала Гермиона, начиная.
— Одно что? — Реддл наклонил голову, и его взгляд скользнул к ее губам, к шее.
— Не прикидывайся дурачком. Либо про эльфа, либо про шкаф.
— Ох? Поэтому я попросил вас остаться? — его взгляд скользнул по ее плечам, локтям, задержавшись на запястье, несмотря на лень алкоголя, и продолжил спускаться.
— Очевидно. Расслабил меня настолько, чтобы я смогла ответить на все твои вопросы. О чем ты хочешь знать? О магии или обо мне?
— Я знаю, как попасть в шкаф Блэков, — сказал он ее ногам.
— Ох? Это то, что ты выбираешь? Значит, ты хочешь знать обо мне?
— И я знаю, почему вам не нравится Вы…
Она пьяна. Это ее оправдание. Ну, она не была
пьяной, не чувствовала себя глупой и медлительной, но находилась в состоянии опьянения. Ее способность принимать решения нарушена, поэтому то, что она сделала, на самом деле не так уж и глупо. У нее в руке был какой-то предмет, а палочка в кармане.
Гермиона поднесла свой бокал к его губам.
Он мягко звякнул о зубы Реддла. Сквозь изгиб стекла виднелся белый полумесяц.
Она могла бы закричать, чтобы его перебить, но у него была склонность перегибать палку! Она оказывала ужасное влияние на убийцу, и на самом деле это самая блестящая вещь, которую она когда-либо делала. Да! Временами она довольно умна.
Что вы ожидаете от этого? Вы же знаете, я могу просто уйти, — сказал он у нее в голове, и жар снова пронзил ее. Хрипло и лениво. С едва заметным намеком на чешую.
— Хорошо, тогда сделай это, уходи.
Ее большой палец слегка кровоточил, не настолько, чтобы испачкать стекло, но достаточно, чтобы очертить ногтем красное пятно в дюйме от его рта.
Он не ушел.
Реддл
прикусил стекло. Ловко в самом верху. Звон зубов о стеклянную посуду пробежал по ее руке. Его черные глаза метнулись к ней.
Или я могу посылать вам мысли.
— Да, и я сожалею, что каждый день показываю тебе все больше.
Он резко улыбнулся, стакан исчез, и камень упал на ковер.
— Или я могу просто испарить стекло, и вы станете беспомощной, — он опустил голову, наклонившись ближе. Она почувствовала запах сладкой вишни в его дыхании. Никакой лакрицы вообще. — Это имя? Вы…
— Я могла бы поцеловать тебя, — перебила она его, ничуть не смутившись.
Реддл замолчал.
— Займите свой рот чем-нибудь получше.
Его улыбка померкла, глаза превратились в холодные, бесстрастные черные, но он не смотрел на нее. Временами она довольно умна.
Он моргнул, глядя на ее пустые, возможно, слегка любопытные глаза кошки, обхватившей его голени. Лицо все еще красное, глаза темны, как ночь, а зрачки — шире, чем когда-либо. Эффект от выпитого, но это не делало его менее красивым.
— Вы довольно отчаянно разыгрываете свои карты, — сказал он наконец впечатляюще монотонно, но не отодвинулся, опаляя ее лицо ароматом горячей вишни. — Вам нужно научиться хоть капле тонкости для этой профессии.
— Профессии? Ты тоже считаешь меня шлюхой? Я никогда не думала, что секс требует утонченности.
— Я думаю, что вы отчаянно пытаетесь отвлечь меня, сделать все возможное, чтобы больше не слышать это слово.
Она закатила глаза.
— Так проницательно, мистер Реддл. Держу пари, вы часами ломали над этим голову. Вы хотите получить несколько очков для факультета? Компенсация за то, что я столько отняла у вас.
— Не грубите, потому что вы не так хороши, как думаете.
Гермиона фыркнула. Сделала шаг назад от него, а после еще несколько, вытерла лицо и рот. Она перестала чувствовать запах вишни, перестала чувствовать тепло.
— Отлично. Мне не нравится это слово. Могу я уйти? Если не для того, чтобы вытянуть из меня информацию, зачем ты попросил меня остаться? Чего ты хочешь?
— Разве я тоже не могу быть дружелюбным? Просто два человека знакомятся друг с другом? — он приподнял бровь.
— Есть очень много слов, которые я могла бы использовать, чтобы описать тебя. «Дружелюбный» не входит в их число. Почему ты попросил меня остаться?
— Тогда как бы вы описали меня?
— Как человека, который ненавидит отвечать на простые вопросы. Почему. Я. Здесь? — она прикусила язык.
— Это очень большой вопрос, не так ли, мисс Грейнджер? — он задумался и налил огневиски в два стакана. — Почему кто-то из нас здесь? Родись, живи и умри. Для чего? Вы религиозны? Вы верите в Бога?
Он был
целью. Нужно достать камень, кольцо. Завоевать его доверие. Стать бесценной. Не бить его за то, что он нахамил. Уйти.
Гермиона повернулась на каблуках и пошла к двери. Она бесполезно задребезжала. Заперто.
— Я могу сломать ее, если захочу, ты же знаешь.
— Нет, вы действительно не сможете это сделать, — сказал он весело. Самодовольно.
Она напряглась и повернулась.
— Да. Я могу…
— Я принял решение, — прервал он ее. Она действительно плохо влияла на него, не так ли? — Расскажите мне о своей магии, мисс Грейнджер. Как вам удалось обмануть шкаф Блэков?
— Ты сказал, что уже знаешь, — медленно произнесла она. Он приманил кочергу от камина, и на секунду она в истерике подумала, что он забьет ее ею до смерти. Она резко продолжила: — Открыв дверь палкой, ты не сможешь снять проклятие крови. Ты все равно будешь поглощен…
А затем он бросил кочергу в сторону шкафа. Преобразившись в змею в воздухе, она ударилась, обернувшись вокруг ручки, и широко распахнула двери. Выпало четыре галеона.
А потом она оказалась съедена. Часы снова начали тикать.
— О… это на самом деле умный трюк, — рассеянно заметила она и вернулась к шкафу, чтобы изучить его больше. Змеиные сердечки были крошечными. Размером всего с ее большой палец. Три желудочка качались медленно, без страха. — Я думала, ты говорил, что у тебя нет магической ловкости. Чтобы превратить змею в работающее сердце, достаточно сильное, чтобы обмануть проклятие…
Гермиона позволила комплименту повиснуть в воздухе. Этот был более тонким, чем «самый яркий волшебник вашего возраста». Она надеялась, что он примет его.
— Я хорошо разбираюсь в змеях, — сказал он невозмутимо. Она фыркнула. — Как вам это удалось?
— И это не загадка для первокурсников, — упрекнула она. — Они еще не могут создать что-то живое. Не говоря уже о том, чтобы создать что-то с работающим
сердцем.
— В каком-то смысле это так, — Реддл подошел к шкафу, протянув ей огневиски, и посмотрел на маленькое сердечко. — Они рыдают и плачут, отчаянно пытаясь понять, как спасти своего друга, не рискуя собой. Затем вы показываете им, как заключить сделку с кем-то получше, и в конце концов все получается очень хорошо. Хорошо усвоенный урок, да?
— Звучит так, будто проблем больше, чем того стоит, — она сделала глоток. Приятно теплый, немного перекопченый, но, тем не менее, хороший.
Хорошо сочетался с вишней. Реддл знал свое дело. Странный мальчик.
— Иногда, — вздохнул он, щелкнув пальцами, и сердце исчезло. Часы перестали тикать. — Как вы это сделали?
— С проклятиями всегда есть исключение. Нужно просто знать, где его искать, — она протянула руку с надписью
Кэпертон Майклз на указательном пальце. — Создатели, как правило, оставляют исключения для себя. Исключение для
своей магии. Независимо от крови. Так что их не убивают сразу же тем, что они только что создали. Если вы сможете связаться с… отголоском. И на самом деле их всего три: его чернила, магия и имя, как можно ближе к сбалансированному триумвирату, и вы сможете обмануть проклятие. Магия не умна. Она буквальна, часто иронична, а иногда немного жестока, но никогда не
умна.
Реддл осмотрел ее палец. Колючая подпись, написанная темно-зелеными чернилами, содержала достаточно магии Майклза, чтобы удержать ее только в пальце. Если бы она открыла дверь всей рукой, то съели бы и ее тоже. Он слегка наклонился над ней, несмотря на свой высокий рост.
— Вы украли его магию.
— Достаточно, чтобы заключить ее в пальце.
— Хитрая ведьма, — кивнул он, слегка наклонив свой бокал в ее сторону. Она покраснела. Алкоголь скрыл это. — Вы умнее вековых проклятий?
— Да, — сказала она без тени смущения. Не было ничего хорошего в том, чтобы быть скромной.
Уязвимой, да. Сиротой войны, у которой ничего не было. Но она все равно должна быть уверена в своих способностях. Будет ли эта приманка более тонкой? Она надеялась, что да. А если нет, то он был слишком пьян, чтобы сказать что-либо. — Так вот какой ты меня видишь? Умной?
Он солжет. Она знала это наверняка, но все равно стоило знать, какую ложь он предпочтет сказать.
— Я вижу в вас ужасную слизеринку, — ухмыльнулся он.
А может, и нет.
— Ну, Диппет сказал, что я могла быть на Когтевране.
— Нет. Там вы бы тоже были ужасны, — он сделал глоток своего напитка, внимательно смотря на нее.
— Извини? — огрызнулась она, прищурив глаза. — Ты думаешь, я не могу поспеть за тобой? Я очень хорошо успеваю на своих занятиях. Профессор Биннс счел мой анализ влияния Крестовых походов на рост настроений Западных магглов против волшебства образцовым.
— У вас слишком вспыльчивый характер, мисс Грейнджер, — Реддл указал туда-сюда на ее глаза, как будто показывая доказательства. — Орлы резкие, но тихие. Больше заинтересованные в том, чтобы узнать что-то новое, чем в том, чтобы показать себя. Вы же
гордая. Вы упиваетесь похвалой. Ненавидите, когда вами пренебрегают, считая, что вы этого не заслуживаете. Упрямая, строптивая, импульсивная. Нет, в душе вы гриффиндорка.
Она снова покраснела. Покраснела после прилива напитка.
В ее сердце был лев, а не змея. Даже умный, умный Том Реддл увидел это.
— Вы… — Реддл моргнул и наклонил голову, изучая ее, глаза заострились сквозь туман алкоголя, — приняли это за
комплимент?
— Я… э-э. Ну, — она потерла затылок, отвела взгляд, жалея, что не предпочитала его увлеченность его лени, — я не могу сказать, что ты ошибаешься в своей оценке. Во мне есть все это и даже хуже — временами намного хуже — и гордость
полезна. Она заставляет тебя держаться до тех пор, пока ты не сломаешься, хотя бы из вредности.
— Это делает вас слепой, глупой и высокомерной. Это опасно.
Она запнулась. Может быть, он еще и не был Волан-де-Мортом, но он уже носил свое высокомерие так же туго, как и галстук.
— Как будто ты не само
воплощение гордости!
— Это не тот грех, который портит меня, мисс Грейнджер, — нелепо солгал Реддл и почему-то развеселился. — Хотя, похоже, он портит вас.
— Да, ты прав. Будь я проклята за свою гордыню, — Гермиона усмехнулась, поставила свой напиток и снова взобралась на шкаф. Ей нужно вернуть имя. Не годится вечно носить на себе чужую магию, которая могла испортить ее собственную.
За исключением того, что она была немного пьяной, и ее запястье действительно болело, и она без устали работала весь день и могла пойти вздремнуть…
Один из ее ботинок соскользнул набок. Рука Реддла метнулась вперед и поймала подошву ее туфли.
Сквозь кожу, твердые подошвы и его перчатки Гермиона почувствовала его жар. Смогла опознать каждый палец.
— Нет, вы скромны, как заяц, — сказал Реддл, легко подняв ее. Может быть, он был намного сильнее, чем она первоначально думала. Или, может быть, она просто худая. Или, может быть, и то, и другое. — Каким было заклинание для принятия имени?
— Фурор номен, — ухмыльнулась она. Он — жадный маленький человек. Возможно, в этом и был его грех.
Ерунда. Это явно гордость. Хотя зависть подошла бы… Чревоугодие, может быть, с семью крестражами в конце концов. Гнев тоже…
Что угодно, кроме лени.
— А движение? — как ни в чем не бывало сказал он, в футе от ее уха.
Гермиона подскочила.
Том Реддл парил рядом с ней, в безупречно опрятной униформе, со стаканом в руке. Расслабившись в воздухе, словно это было самой естественной вещью в мире.
Что.
— Что… что ты делаешь…?
— Наблюдаю за вашей работой, — он кивнул и придвинулся ближе, стараясь держать стакан на одном уровне, чтобы не пролить ни капли, изучая надпись сверху. — Это то место, откуда вы взяли подпись? Неосторожно. Напомните мне никогда не нанимать Кэпертона Майклза или кого-либо из его учеников.
Что.
— Ка-как… Что? Как ты это
делаешь? Ты не можешь просто…
Подождите. Ох.
— Ты левитируешь, — Гермиона рассмеялась. Расслабилась, как только решила эту проблему. На самом деле он не летал, просто небольшой трюк. — Заклинание левитации на твоей одежде. В этом… в этом есть смысл.
— Нет, это настоящий полет. Я мог бы пронести вас над полем, если хотите, — сказал он легкомысленно. Гермиона всерьез подумывала о том, чтобы изменить свою политику и дать ему пощечину.
— Ты лжешь, — выдавила она. Гермиона не собиралась задыхаться. Она находилась на самом верху шкафа. Если она упадет, то раскроит себе череп.
Она, блядь, не умела летать.
Ее таланты предназначались для войны. Выживания. Не для полетов фантазии.
— Нет, — сказал он невинно. — В этом есть небольшая хитрость. Я покажу вам, если вы позволите мне войти в вашу голову, — он потянулся к ней.
Гермиона увернулась.
— Ты лжешь. Это левитация, и ты пытаешься сбить меня с толку. Обмануть меня. Попросить меня дать тебе что-нибудь даром, — твердила она. Это была хорошая игра: шокировать ее до бесчувствия и быстро заключить сделку, пока она выбита из колеи. Немного грубее, быстрее, чем обычно предпочитал, но все же на что-то он был способен.
— Я же говорил вам, что меня исключили из команды, не так ли? Из-за чего, как вы думаете?
— Ты сказал, что произошел
несчастный случай! — ее голос был высоким и хриплым. Истеричным. Да, истеричным, вот оно что.
— Да, несчастный случай, когда мне стало скучно, я перестал пользоваться метлой, и Малфой попытался подражать мне. Он упал почти с трехсот футов. Вы никого не спрашивали, что случилось? Вы ужасно собираете обо мне сведения, — Реддл закатил глаза, сделав глоток своего напитка. Гермиона подавила крик.
Он кивнул в сторону ее рук на письменах и придвинулся ближе.
— Каково движение для заклинания? — снова спросил он, ничуть не смущенный ее срывом.
Гермионе захотелось что-нибудь укусить. Второкурсник. Что. Он не мог
летать в двенадцать лет. Он лгал. Снова. Заговаривал зубы. Да, так и есть.
Она стиснула зубы достаточно сильно, чтобы почувствовать недовольство призраков своих родителей-дантистов. Щелкнула по направлению к себе с рисунком зигзага.
— И освобождение — это
Амитто, — имя безропотно вернулось на место.
— Вам нужна помощь, чтобы спуститься?
— Нет. Спасибо. Тебе.
— Вы уверены? Во-первых, вы едва смогли забраться.
—
Отвали.
Реддл рассмеялся, опустившись на землю.
— Гордый лев виден насквозь. Скажите мне, вы охотница?
— Да, — выдавила она, осторожно соскользнув вниз. Реддл без необходимости протянул руку, чтобы поймать ее. Она приземлилась абсолютно легко.
А потом выпила половину своего огневиски, воспользовавшись ожогом терпкой жидкости, чтобы заземлиться. Проигнорировать его нереальную, лживую магию.
— Ты знаешь, у львов охотятся самки, — Гермиона задумчиво посмотрела на него, задаваясь вопросом, научился ли он летать исключительно для того, чтобы всегда смотреть на людей свысока. — А
змеи довольно ужасны в этом. Я не из тех, кто бездельничает. Ставлю цели, достигаю их, ставлю больше целей. Прагматик. Змеи — это хищники из засады. Они подстерегают, прячась в земле или под камнями, пока не появится добыча, чтобы напасть.
— Не все.
— Ну, конечно,
не все. Ты не можешь точно определить признаки целого подотряда — особенно когда их таксономия путается между другими ящерицами и амфибиями — но
большинство из них, и я не думаю, что мистер Слизерин…
— Король, — он произнес это слово со странным уклоном, отхлебнув из своего стакана.
— Что?
— Король Слизерин. Или, Салазар Слизерин Король Факультета… — он исказил имя диалектом. Скользнув по его рту, Гермиона на мгновение подумала, что он совершенно пьян. Она никогда не слышала, чтобы это произносилось таким образом. — …или Лорд Слизерин. Не «Мистер». Он был королем. Проявите немного уважения.*
— Это по-гэльски, — Гермиона быстро заморгала. — Ты говоришь по-гэльски? Это ирландский или шотландский диалект? Я не могу сказать. Я-я не…
А затем Том Реддл издал длинную цепочку звуков, которая не была ни английской, ни французской, ни парселтангом, а той, которую Гермиона даже не смогла разобрать на отдельные слова. Его рот изогнул их легко, хорошо отрепетированно. Она сносно знакома с гэльским языком, достаточно, чтобы идентифицировать его, достаточно, чтобы знать, что в его акценте не было и намека на надменную английскую фонетику.
Хм.
— Ох.
Гермиона моргнула.
— Очень красноречиво, мисс Грейнджер. Это ирландский диалект.
Что.
— Ох.
— Вы сегодня мастерски владеете словом, не так ли? Вы не
так уж много выпили.
— Ты… ты ирландец? — спросила она медленно, тупо, совершенно пораженная таким поворотом событий. Ей даже не хотелось дать ему пощечину. Она была менее шокирована, когда он летал, творя невозможную магию. По крайней мере, она знала, что он на это способен, но не думала, что он научился этому так рано.
Это просто странно.
— Да, со стороны моей матери, — пожал он плечами. Его пальцы дернулись, и он сунул руку в карман. — Вас это беспокоит?
— Что… — что, черт возьми, происходит? — Нет. Сколько языков ты знаешь?
— Одиннадцать.
—
Что?!
Слово вышло сдавленным визгом. Она закашлялась, ударив себя в грудь, согнулась, пока не смогла нормально дышать. Огневиски горел. Реддл с удивлением наблюдал, как она задыхалась. У Гермионы закружилась голова. Что происходит. Почему он мог летать. Двенадцать. Одиннадцать? Что.
Она издала какой-то хриплый звук. Не всхлип.
Нет. Блядь.
Что.
Она хотела вернуться к тому, когда находила его опасным или ужасающим. Это совсем не то, черт возьми. Ее внутренности сжались, а пульс тяжело застучал в ушах.
Ее определенно сейчас стошнит.
На его блестящие черные кожаные ботинки.
Возможно, она слишком много выпила.
— Или тринадцать, — он продолжал, блядь, говорить так, словно она не умирала прямо рядом с ним, — латынь и аттический греческий не очень полезны, кроме чтения и магии, но я знаю их достаточно хорошо, — он задумчиво посмотрел в потолок, как абсолютный ублюдок. — Четырнадцать с Древними рунами, но это больше символика, чем настоящий язык.
Что за.
Блядь…
— Я сейчас присяду.
Ее колени не стали дожидаться стула.
Реддл поймал ее за локоть, прежде чем она бы рухнула на пол. Тошнота, зеленая и пенистая, поплыла вверх по ее позвоночнику, но горячие пальцы на сгибе удержали от того, чтобы ее вырвало прямо на него.
— Вы не вздрагиваете, открывая шкаф, настроенный на пытки и убийства, от оскорблений, угроз, от того, что я разрываю ваш разум. Комплименты заставляют вас краснеть, но повышают вашу бдительность. Но,
по-видимому, небольшая зависть широко раскрывает вас. Правда, мисс Грейнджер? — Реддл направил ее к дивану. Если бы у нее не было такого головокружения, она бы рассмеялась. — Такая застенчивая фиалка. Когда вы в последний раз ели? — он сел на диван на почтительном расстоянии от нее.
— Несколько часов назад, я думаю? Примерно в че… три часа вечера, — пробормотала она. Бутерброд с горчицей и солеными огурцами. Ранний ужин перед уборкой.
Она не завидовала.
Она…
— Вам не следовало пить, — Реддл выхватил стакан из ее рук, щелкнув пальцем. Поднос с едой от эльфа метнулся к ним. Он сунул его ей на колени. — Уже почти одиннадцать. Ешьте.
— Ну, и кто же в этом виноват? — бананы и печенье. Они восхитительны. И эта несчастная, гремлинская часть ее снова посчитала Тома гребанного Реддла «
безопасным».
— Вы. Берегите себя получше, солдат. Идет война, — решительно сказал он, проведя рукой по волосам.
— Почему ты все еще в перчатках и куртке? Тебе холодно? — она немного откусила кусочек хлеба, чтобы подавить тошноту.
— Замерзаю, — Реддл наблюдал, как она осторожно ела, наблюдал, как ее пальцы подносили еду ко рту, словно проверяя, знала ли она, как работала еда. Странный мальчик. Он не ел с ней, хотя еда была превосходной. — Сколько языков вы знаете? — спросил он после того, как она немного поела, после того, как комната перестала вращаться.
— Английский, французский, достаточно латыни, чтобы просмотреть старую книгу и понять, стоит ли искать перевод. Древние руны тоже, я думаю. Ваш парселтанг включается в список?
— Ах, — его губы слегка изогнулись, а глаза загорелись. Иногда он был просто очень симпатичным мальчиком, и от этого становилось только хуже, — вы наконец-то поняли это, не так ли?
— Ты был не совсем аккуратен. И существует не так много языков животных. Мермиш для водяного народа и Ваулин для кошек. Я думаю, что для копытных тоже есть язык? В некоторых семьях вокруг Уагаду.
— Лугараси.
Она щелкнула пальцем, указав на него, и откусила немного хлеба.
— Точно.
— Пятнадцать с парселтангом.
— Господи Иисусе, блядь, — засмеялась она, озадаченная. Ее голова покоилась на руке, а локоть на спинке дивана. — Это
невозможно. Ты
невозможен, То… мистер Реддл.
Как?
— У меня для этого есть язык, — сказал он смиренно или с более тонкой гордостью, — а маггловский Лондон — это зверинец людей, потерянных в результате войны. Летом там нечем заняться.
Я лучше говорю, чем читаю. Латынь и греческий не то же самое, когда вы не можете найти свободно говорящих.
— Вы… — Гермиона открыла рот, чтобы что-то сказать, буквально что угодно, но она была просто совершенно сбита с толку этим развитием событий.
Она не должна быть такой. Он провел годы в магазинах редкостей со всей Европы, а затем исчез на десятилетия, чтобы изучать темную магию по всему миру. Вполне логично, что он легко выучил языки. И, очевидно, парселтанг дал ему преимущество. Не говоря уже о том, что он опытный легилимент и мог выудить словарный запас прямо из головы человека.
Ей и в голову не приходило, что он мог солгать. Какая у него могла быть причина? Чтобы произвести на нее
впечатление? Она была для него никем. Полет был попыткой запугать. Показать, что после того, как его маска спала, он обладал большей магией, чем она могла себе представить.
Из всех странных вещей, связанных с Томом Реддлом, она действительно не знала, что с этим делать.
— Первое, о чем ты спросил меня, было о моем акценте, — сказала она, вспоминая. — Я должна была заметить это еще тогда. Что у тебя есть слух на такие вещи.
— Вы заговорили о своем акценте, — Реддл склонил голову набок.
— Нет, это сделал ты. Полувопрос, скрытый под утверждением. Я вижу, как ты работаешь, Реддл. Я… Ты… это было
первое, о чем ты меня спросил. Неизвестная ведьма из Франции в разгар войны?
Никто больше не спрашивал о моем акценте, ведь все знают, что я из Франции. Они хотят знать, что я
делала. Сплетничают. Не про мою личную семейную историю. Ты… — она замолчала.
«Вы англичанка, переведенная из ковена во Франции». Она посчитала его обходительным, пробирающимся к тому, что он на самом деле хотел знать, смягчая и успокаивая ее перед укусом.
«И ваш ковен был французским?» Дважды за минуту, чтобы убедиться, что у нее неправильный акцент.
«А ваши родители?»
Реддл не из тех, кто тратил слова впустую, даже на что-то простое. Он точен во всем, что делал.
Гермиона вытянула шею, пока та не хрустнула, и расслабила плечи.
Здесь было что-то, что она не могла собрать воедино, что-то на обтрепанном краю гобелена. Если бы только она осторожно потянула за нить. Чего-то ей не хватало. Чего-то
еще. Ни о Волан-де-Морте, ни о Дарах, ни о
ней. Было что-то особенное в
Томе Реддле…
Может быть, она слишком много думала об этом.
Или, может быть, ей не следовало отвлекаться на
еду, когда они впервые заговорили. Пирог был превосходен, да. Но она была слишком сосредоточена на том, чтобы правильно разыграть
свои карты, не задаваясь вопросом, какие у
него карты.
Том Реддл. Лорд Волан-де-Морт. Наследник Слизерина. Наследник Гонтов тоже, не так ли? Наследник Воскрешающего Камня. Мальчик, Который Боится Смерти.
Том. Марволо. Реддл.
Какое странное имя…
Как у злодея из волшебной сказки. Злой человек, который украл пыль пикси. Жестокий человек, который обманом превратил эльфа в фонарь. Или, может быть, не злодей, а просто человек с отчаянным именем, про которое лгали Фейри из Невидимых Судов, чтобы они его не
взяли…
— Вы кажетесь умной девочкой, — тихо сказал он. Гермиона посмотрела ему в глаза. Мрачные, изучающие. Она слегка покраснела. Да, она довольно умна. Заглоти какую-нибудь наживку. Проведи ее
внутрь. — Мне было любопытно узнать о вас. О вашей… исключительности. Я встречал несколько французских ведьм, спасавшихся от Грин-де-Вальда. Ни одна из них не говорила по-английски.
— Вы? Где? В Лондоне? — быстро спросила она, сосредоточившись.
— Интересуетесь мной, мисс Грейнджер? — он ухмыльнулся.
Ужасно. Как быстро она сможет заманить его в ловушку?
— Не хотите поделиться своими подвигами? Клянусь, я никому не скажу, — она подмигнула.
— Этот рот однажды убьет вас, — сказал он сухо, без запала. На самом деле это была не угроза. Реддл просто вел себя дерзко.
— Я действительно предпочитаю невербальные заклинания, — задумчиво произнесла она. — А вы? Этот раздвоенный язык
защитит вас от опасности?
— Так вот как вы меня видите? Как лжеца и змея?
— Я вижу в вас очень хорошего слизеринца.
— Это означает «да», — он закатил глаза, но довольно улыбнулся. — Что я такого сделал, что вы мне так не доверяете? Я думал, вас не волнует пара угроз, синяк на шее. Вы вылечили его достаточно быстро, — он взглянул на ее запястье.
— Превозносите достоинства Прорицаний, — сказала она. Он засмеялся, легко и непринужденно. Расслабленно, спокойно. — Прошу прощения, но вы потеряли меня в течение первого часа, а это та дыра, из которой вы никогда не сможете выбраться. Вы могли бы убить Грин-де-Вальда, но ваше имя осталось бы запятнаным.
— Так предвзято, мисс Грейнджер. Я обещаю избавить вас от таких дурных привычек.
— И введете меня во множество других, — она кивнула в его сторону, подняв вопрос, который ему понравится: — Как вам та ужасная книга со злой темной магией? Вам приснились кошмары?
— Немного сухая, и нет, я спал как младенец. Вам снятся кошмары, когда вы читаете о таких вещах?
— Мне все время снятся кошмары, — беззаботно сказала она. Не попадись в его ловушку. Не признавай, что знала больше о темной магии. Этот план требовал, чтобы она была умной, быстрой,
уязвимой. Не опасной. — Мне не нужны какие-то старые книги, чтобы вызвать их.
— Из-за чего?
Гермиона разразилась громким смехом, захлопнув ловушку.
— Почему вы можете говорить на парселтанге? — ее тон был недовольным. Абсолютная неудовлетворенность, исходящая от человека, которому просто… ничего не
рассказали о себе. От вопросов которого все время увиливали, непрерывно засыпая ее своими. — Риона Стюард умерла столетия назад бездетной. Почему вас так интересует война Грин-де-Вальда? Где вы встречали французских ведьм? Почему бедный мальчик-сирота из Слизерина — тот, к кому обращаются за помощью «люди с именами»? Вы тайно чистокровный? Как вы
на самом деле выучили пятнадцать языков? Шесть лет — недостаточное количество времени для этого, — где твое дурацкое чертово кольцо? — Почему вы пытались залезть в мою голову в первый раз, когда мы встретились? Каковы были ваши предполагаемые видения? Какое заклинание вы наложили на меня в классе? Почему вы хотели, чтобы я причинила боль этому парню на Защите? Почему вы читаете о Некромантии? Почему вы так хорошо знаете захудалые пабы Ночной Аллеи? Почему ты, блядь, можешь
летать? Расскажите мне
одну вещь о себе, мистер Реддл. И я сделаю то же самое.
Он побледнел, когда она атаковала его. Отступая от той дружелюбности, которую она культивировала, к тихой, бесстрастной тьме. Это была тяжелая игра. Испытание, чтобы подтолкнуть его. Сначала успокоить его, чтобы он расслабился, а после сделать толчок еще более резким. Запаниковав, он мог что-нибудь упустить.
Так похоже на его любимую тактику.
Реддл, без сомнения, понял, что именно она делала.
Он считал ее несдержанной? Хорошо. Она будет поступать прямо. Неуклюже. Сделает так, чтобы она показалась неумелой. Той, кто находится на грани полезного. Волосы бы получше, и Гермиона была бы идеальной.
Ему не нравилось, что она льстила, может быть, он захотел бы исправить ее.
Взять ее под свое крыло. Вылепить из нее что-нибудь получше.
Чрезвычайно рискованно, ведь если бы это был кто-то другой, ее бы тут же убили. Если бы кто-то попытался проделать тоже самое с
ней, она бы испугалась и отступила.
Но Реддл
лучше нее.
Он увидел бы, что она делала. Отчаянный маневр, чтобы попытаться поймать его. Он ясно увидел бы в ней умную, ужасную слизеринку.
Но это можно было исправить…
И эта приманка разозлит его, скиснет у него на языке. Гермиона попыталась использовать его собственную игру против него.
Реддл стиснул зубы. Мускул на его челюсти дрогнул. Его глаза скользнули по ее лицу, поймав губы. Никакой лжи быть не должно.
— Ты очень нетерпелива, не так ли? — огрызнулся он, снимая маску. Его глаза бесконечно сверлили ее.
Гермиона затаила дыхание. Успокоила пальцы, отказываясь думать, что это сработало.
Он посмотрел на свою руку и начал снимать перчатки, по одному пальцу за раз.
— Твоя
зацикленность на мне, — он прикусил язык, — неаккуратная.
Да, да, да. Она очень неаккуратная. Исправь это. Проведи ее
внутрь.
Нет, она отказывалась волноваться. Это рискованно. Ей нужно успокоиться.
— Пытаешься стать лучше, чем есть. Ты думаешь, я тебя не вижу? Что я не знаю, что ты делаешь, неуклюже спотыкаясь. Ты в таком болезненном отчаянии, что мне становится неловко.
Да, она в
таком отчаянии. Это можно было исправить…
— Ты уже треснула, прогнив посередине, и едва держишься, — холодно сказал он, и она не утонула, но почувствовала, как ее лицо ударилось о лед. Долгий, громкий треск сквозь слои лет в суровую зиму. — Повреждена, как плохо зажившая кость. Тебе придется снова сломаться, знаешь ли, чтобы тебя как следует вправили.
Он снова посмотрел на нее с той ужасающе-бесконечной жестокостью, черной дырой и всепоглощающей пустотой. Провел большим пальцем по пальцу, хрустнув одним суставом.
Да! Сломай. Исправь. Проведи ее
внутрь!
А потом он моргнул.
Склонил голову набок.
Посмотрел на нее с чем-то другим.
Жестокость исчезла, и на его месте появилось что-то… странное. Не сжигающее и не горячее. Не холодное. Не убийственное. Не
скучное. Что-то
другое.
Пальцы Гермионы сжались. Ее пульс затрепетал на шее.
— Держу пари, у вас в голове целый каталог вопросов, — пробормотал он. В мгновение ока его голос успокоился. Просто легкое любопытство. Задумчивая поза. На его губах играла улыбка, и все, что было в его глазах, исчезло так же быстро, как и появилось. — В алфавитном порядке и отсортированы по важности. И я держу пари, что ни один из этих вопросов не относится к ним. Скажите мне, что в начале вашего списка?
Блядь. Смертельная игра. Гермионе захотелось закричать. Она сдержалась.
— Разве это имеет значение? Вы не ответите, — сказала она, проведя рукой по волосам и сдерживая гнев. Это не сработало. Слишком поспешная ловушка.
Импульсивная.
Ничего из того, что она делала, черт возьми, не
работало.
Он в замешательстве уронил перчатки в пустоту.
— Сдаетесь, маленькая охотница?
— Разве это не вы сдаетесь? — фыркнула она. — Я думала, вы хотели знать, что не дает мне спать по ночам.
Реддл долго смотрел на нее.
Она оглянулась.
Что бы он ни сказал, это не имело значения. Это была ложь, и ее попытки обмануть его — бессмысленны. Разве он не из тех, кто исправлял людей? Нет, он из тех, кто ломал, но он
видел ценность в людях. Собирал их так же, как собирал артефакты силы. Она ценная, и он это
видел. Она знала легилименцию, которой он не знал, знала
магию, которую он не знал, знала вещи о войне, которые он так явно жаждал. Неужели он действительно так зациклился на ее крови? Она ошиблась так рано? Неужели он действительно не видел ценности…
— Я полукровка, — скучающе вздохнул он, словно это была совершенно бесполезная информация. Словно он не стал бы убивать и пытать людей даже за то, что они
намекали на такие вещи. Его пальцы не дергались, он не переступал с ноги на ногу и не перенес вес. Но он также не был напряжен. Он посмотрел на нее так же, как и раньше, ничего не выражая. Он хорошо умел скрывать свои мысли, и у него было время подготовить то, что он хотел сказать: — Мой отец был магглом. Том Реддл-старший. Он скончался летом. Я встречался с ним всего один раз.
Уместно ли «мне жаль», когда он кого-то убил? Или это было бы бестактно.
— Я… мне жаль. Что он… что ваш отец умер.
Реддл напрягся. Его глаза сузились, загорелись, и он злобно улыбнулся, обнажив острые белые зубы.
— Нет, вы не злая лживая
ведьма. Вы его знали? Так вот почему вы преследуете меня? — он вытянул шею, грубо рассмеявшись. — Ищете состояние Реддлов? Маленькая грязнокровка захотела маггловских денег.
— Боже, ты задница. Нет, я его не знала…
— Правду.
— И я не гоняюсь за
состоянием Реддлов.
— Правду, — просто сказал Реддл. Он не казался удивленным.
— Это пустая банальность. Я уверена, что ты к этому привык, — сказала она так же холодно, как и он. Он пожал плечами. Гермиона закатила глаза. — Тебе очень тяжело, не так ли? Говорить откровенно о себе.
— Я почти готов испортить этот очень красивый диван вашей кровью, — сказал он легко, похлопав по сиденью, как будто шутил. — Какие кошмары вам снятся?
— Ну что-ж… Много какие, — Гермиона мысленно собралась с духом. — Вы хотите знать худший из них? Или тот, который дольше всего длится по утрам? Тот, которого я больше всего боюсь, или тот, который всегда будит меня?
Реддл наклонил голову и внимательно осмотрел ее. Ее волосы, платье, туфли. Он снова задержался на ее запястье. Длинный рукав все еще скрывал синяк. Ноготь большого пальца был очерчен более темной, ржавой кровью.
— Ваш любимый, — медленно произнес он, снова посмотрев ей в глаза. — О каком кошмаре вы втайне мечтаете?
Гермиона сжала челюсти.
— Вы очень точны в своей жестокости. Никаких молотков или тупых бит. Только самый острый нож.
— Спасибо, — сказал он, лишенный благодарности, а затем немного жестче: — Вы не собираетесь отвечать?
— Мне снится, как я… добиваюсь успеха, — медленно начала Гермиона. Это был бессмысленный кошмар. Ничего такого, что она не могла бы рассказать Реддлу. — Я спасаю всех. И для нас есть только мир и безопасность. И в конце всего этого я отдыхаю. Осторожно ступая в ночь, — Гермиона горько улыбнулась. — Встречаю смерть как старого друга… А потом — забвение. Только нежная чернота пустоты, окружающая меня.… как будто… как будто падаешь в пустое ночное небо, в космос без звезд. Спокойная в темноте…
Вначале это был приятный сон. Настоящий покой на какое-то время.
Он сидел тихо, пока она говорила. Наблюдая за ее губами, глазами и пальцами. Наблюдая за тем, как говорила, вздрагивала и лгала. Он ничего не найдет. Она всегда старалась говорить с ним правду, как бы опасно это ни было. Он видел ее неуклюжую ложь как стекло.
Как легко он раскусит ее правду?
Видел ли он, насколько по-настоящему она была разбитой? Намного сильнее, чем плохо зажившая кость.
В голову пришла ужасающая мысль.
А затем, за ней последовала еще ужаснее:
Смогла бы она этим воспользоваться?
Он жалел ее. Может ли она использовать свои осколки, чтобы сломать его защиту и проскользнуть под нее. Использовать свою травму, чтобы заставить его содрогнуться.
От этой мысли у нее скрутило живот. Она не стала отмахиваться от этого.
— Пока я не сдвинусь с места. И я понимаю, что я не свободна в небе… Я закована в цепи в густой тьме на дне моря… и я знаю — я
знаю — так, как знаешь во сне, — что если вырвешься, то… уничтожишь мир. В конце концов, он возродится снова, может быть, тот же самый, может быть, другой. Это просто еще один шаг в цикле. Но я все равно решила бы бросить то, что так долго спасала. Я во тьме. В безопасности. Мне там даже
комфортно. Пу-пустота, и ничего больше, — это был жестокий кошмар. Злой соблазн, от которого ей было трудно отказаться. — Я… я могу остаться там навсегда, и мир будет в безопасности. Или я могу вырваться и обречь всех нас на пепел, разрушение и начало жизни
заново… С точки зрения логики,
нет никакой пользы в том, чтобы уйти, вырваться… — она замолчала.
— И все же вы хотите этого, — закончил он совершенно безучастно. Идеальная кукольная маска с острыми, как лезвия, глазами. — Что вы выбираете?
— Иногда я выбираю одно. Иногда я выбираю другое. Судьба мира в руках непостоянной девушки, — она пожала плечами, весело улыбнувшись. Не горько. Даже легко. Без груза. Том Реддл был бы ужасным психотерапевтом, но его любопытство делало его хорошим слушателем. — Вы удовлетворены? Не хотите рассказать мне, как вы потом используете экзистенциальный страх против меня?
— Это поможет на нашем уроке Прорицания. Толкование сновидений — увлекательное искусство.
Гермиона с отвращением усмехнулась.
— Да, я так жду этого с нетерпением, — сказала она со всем своим слегка пьяным сарказмом, сморщив лицо. — Как это будет по шкале от мучительного до «более честного разговора»?
— Разве это имеет хоть малейшее значение?
Он задавал вопросы легко. Безразлично прикасаясь, отстраненно прикасаясь. Но его глаза никогда не теряли остроты. Тот, которому нравилось вскрывать ее, играя с внутренностями.
— Что?
Реддл пожал плечами, почесав ладонь.
— Если бы вам дали свободный доступ к тому, чтобы выведать у меня все, что угодно, но с условием, что цена должна быть заплачена кровью. Это бы вас разубедило? Вы бы отказались от своего интереса ко мне? Вы бы сказали «
нет»?
Конечно, нет.
Но она ничего не смогла бы от него
узнать. Это был в буквальном смысле ее худший разговор. И если бы он мучил ее в разгар этого, что-ж, это не принесло бы ей никакой пользы.
Хотя ничто не могло сделать ее
хуже.
— Я…
— Мистер Реддл! — дверь распахнулась.
***
Реддл резко выпрямился в кресле. Гермиона поняла, что он довольно близко подсел к ней в какой-то момент их разговора. Уже не порядочно.
— Мисс Блэк, — он встал, поставив свой стакан на стол, и поздоровался с вновь прибывшей.
— Вы должны были сказать мне, что я вам нужна, — в комнату вошла дама в темном платье до пола, со светлой кожей, светлыми волосами и непринужденной осанкой, свидетельствующей о богатстве. Она была прекрасна. Так же, как и большинство слизеринских девушек. Отработанная непринужденность, хорошее воспитание. Женская внешность — это первый и самый тонкий вид оружия. Самое изощренное по отношению к слизеринцам.
Не та, кто больна. В «выздоровлении».
Мисс Блэк протянула руку.
Реддл поцеловал ее.
— Вы были заняты, — сказал он. — Было бы невежливо вас беспокоить.
— Вы же знаете, я бы пришла по первому слову.
— Действительно, но, похоже, в вас не было необходимости, — Реддл улыбнулся, весь такой очаровательный принц, ничего резкого в этом не было, и повернулся к Гермионе: — Мисс Грейнджер вытащила их оттуда.
— Мисс Грейнджер? — Блэк быстро взглянула на Гермиону. Критично. Вверх и вниз один раз, чтобы в одно мгновение охватить всю ее жизнь.
Гермиона откусила немного хлеба и слегка помахала рукой. Она не встала.
— Да, — произнес Реддл, — мисс Блэк, познакомьтесь с мисс Грейнджер, нашей шестикурсницей, которая перевелась из… Ковена Каррел во Франции. Мисс Грейнджер, Лукреция Блэк, наша местная Волшебница.
Гермиона подняла брови. Лукреция студентка. Ей не могло быть больше восемнадцати. Как ей удалось создать достаточно беспалочковых заклинаний, чтобы заслужить титул?
— О, перестаньте, мистер Реддл. Я еще не аккредитована. Вы заставляете меня краснеть, — сказала Блэк, слегка хлопнув его по руке. Тогда она все еще работала над этим. В этом было больше смысла. Требуются годы, чтобы создать такой контроль. Не то, на что было время в школе.
Блэк повернулась к Гермионе.
— Вы та девушка, которая вчера отправила Альфонса в лазарет?
— Э-э… Технически, да, — она бросила на Реддла мрачный взгляд. Он невозмутимо моргнул.
— Ну, тогда, полагаю, я должна поблагодарить вас, — Блэк перевела взгляд с Реддла на Гермиону. — И за это тоже. Как вы их вытащили?
— Ворон, — идеально соврал Реддл. Слегка озадаченный и снисходительный, словно находил эту идею очаровательной. — Я говорил вам, что надо каким-то образом переделать проклятие. Его слишком легко обойти.
— И это единственная причина, по которой шкаф разрешен в школе, — Блэк засмеялась. — Я обещаю, что, если мы когда-нибудь решим снова забрать его домой, я должным образом укреплю его.
— И в мире стало бы на одного вора меньше, — улыбнулся Реддл, снова обретя очарование.
Он просто чертовски
хорош, не так ли? Перешел от болтовни о пытках к тому, чтобы быть идеальным слизеринским принцем. Надел одну маску, оставляя другую. Ей стало интересно: какую из них он предпочитал больше. Ту, которая позволяла ему немного обнажить зубы, или ту, из-за которой джентри ели с ладони.
— Я уверен, что мисс Грейнджер была бы рада, как бы вы ни решили выразить благодарность.
— Именно так, — сказала Блэк, ласково посмотрев на нее. — Вам что-то особенно нужно, мисс Грейнджер? Как насчет чар гламура, пока вы не поправитесь?
— Э-э… — что сказал Реддл в «Котле»? Если кто-то достаточно вежлив, чтобы спросить вас о предпочтениях, дайте ему ответ? — Вы можете убедить Слизнорта установить несколько аварийных выходов?
— Прошу прощения? — быстро заморгала мисс Блэк. Реддл поджал губы, чтобы сдержать смех.
— Аварийные выходы в общежитиях на случай, если стекло разобьется и затопит, — объяснила она. — Реддл сказал, что это будет полезно, — ужасная слизеринская задница. Гермиона знала, как управлять людьми.
— Вы сказали это? — она снова посмотрела на него.
— Я полагаю, что да, — снова эта очаровательная, гнилая улыбка.
— Ну, я могу попросить профессора Слизнорта внести некоторые изменения, но только сам Хогвартс решит, останутся ли они.
— Справедливо. Я не могу просить большего. Спасибо, — вежливо сказала Гермиона. — Э-э… вам не нравится Альфонс Пруэтт? Если вы не возражаете, я спрошу.
— Он такое ничтожество с тех пор, как его узаконили. Интересно, зачем он вообще просил об этом, если это причиняет ему столько горя.
— Понятно… — на самом деле она вообще ничего не понимала. Он казался достаточно милым во время их дуэли. Хотя, наверное, ей следовало найти его и извиниться за то, что причинила ему боль. Его усыновили? Незаконнорожденный, официально узаконенный в семье своего отца? Это, очевидно, вызвало… что-то в школе. У Гермионы не было для этого никаких ссылок.
Джентри такие чертовски утомительные.
— Но все в порядке! — сказала Блэк, хлопнув в ладоши. — Это не то, о чем вам когда-нибудь придется беспокоиться. Если я правильно помню, Каррелы чистокровные, верно? Я уверена, что вы уже приняли меры, но с хаосом на Континенте прямо сейчас никогда нельзя быть полностью готовым. Если вам нужна какая-либо помощь, здесь есть другие, кто не стал бы плохо относиться к ее ученикам.
— Я… не уверена, что понимаю? — Гермиона склонила голову набок.
— Вы шестикурсница, верно? Когда вам исполнится семнадцать?
— Ее день рождения в сентябре, — произнес Реддл.
— Ох. Значит, вы уже помолвлены?
Гермиона подавилась печеньем.
—
Про-простите?
— Мисс Каррел не оставила бы вас такой уязвимой… или… Ох, — Блэк отвела взгляд. — Прошу прощения… если я затронула что-то, о чем вы предпочли бы не думать. Мы все потеряли кого-то из-за этого… ненужного конфликта.
— Это не… Мисс Блэк, я ценю вашу заботу, но у меня нет мертвого жениха, — Рон и она никогда по-настоящему не заходили так далеко…
Окровавленные, холодные пальцы. Сломленный,
смеющийся. О Боже, что натворил Гарри. Почемупочемупочемупочему. Разорванный, проклятый, треснувший ужас. Самый холодный, зимний, утопающий ужас. Царапающий холодом ее позвоночник. Конечно, это была ловушка для…
Гермиона встала достаточно быстро, чтобы вызвать прилив крови к голове, и выпила весь напиток Реддла. Теперь ожог был более приятным. Но все еще перекопченым.
Она попробовала немного вишни.
Реддл наклонил голову, тупо наблюдая за ней.
Что-ж, это был один из способов сбросить с себя его очаровательную маску. Заставить его надеть другую.
Лукреция Блэк деликатно откашлялась.
— Еще раз прошу прощения. Я не хочу причинять вам больше… стресса. Но мы должны продолжать, так сказать. Когда вы будете готовы, я могу помочь вам… с предложениями.
— Я не заинтересована в поиске… предложения, мисс Блэк, — вздохнула Гермиона и потерла лицо. Кто-нибудь, пристрелите ее. Пистолеты существовали в сороковых годах. Конечно, Реддл мог бы найти один и спасти ее от этого.
Лукреция нахмурилась.
— Вы…
— Мисс Грейнджер, если вы не возражаете, я бы хотел поговорить с мисс Блэк минутку, — Реддл вежливо перебил ее, и она могла бы поцеловать его. Хороший мальчик, научился у нее ужасным привычкам.
Лукреция задумчиво посмотрела на Реддла.
— Вообще-то, мистер Реддл, я только что проходила мимо профессора Дамблдора в холле. Он попросил меня привести вас. Вы не возражаете, если вас заберут? Или вас потом будет невозможно найти?
— Ох? — Реддл спросил с едва заметной вспышкой раздражения. — Он говорил о чем-нибудь?
— Что-то о Слезах Феникса и Яде Василиска? Вы выполняете для него какую-то работу по зельеварению?
— Нет, он просто думает, что это смешно, — вздохнул Реддл, почесав щеку, и слегка кивнул Гермионе: — Приятных снов, мисс Грейнджер, — он повернулся и вышел.
Дамблдор, должно быть, держал поводок крепче, чем она думала.
Дверь со щелчком закрылась, оставив ее наедине с Волшебницей, которая хотела поговорить о браке.
Лукреция Блэк улыбнулась ей, скрывая что-то тайное.
Гермиона предпочла бы убийство.
***
— Было приятно познакомиться с вами, мисс Блэк, но я…
— Присядьте.
Гермиона подавила раздраженный вздох. Она не хотела этого делать. Вообще. Но вот удобный союзник практически упал ей на колени. Человек, который на самом деле решил поговорить с ней без оскорблений и обязательств.
И что бы там ни делал Реддл.
Если подумать, почему он вообще с ней разговаривал? Неужели он был настолько выше политики на факультете? Гринграсс ему чем-то обязана? Он часто разговаривал с Гермионой…
— Вы не услышали меня, мисс Грейнджер? — сказала Блэк тверже.
Гермионе нужен союзник.
Она села.
— Мне действительно не нужно искать мужа, мисс Блэк, но спасибо вам…
— И зови меня Лукрецией, — она села рядом с ней на стул и скрестила ноги. — Вальбурга — это мисс Блэк, и я скорее умру от яда, чем меня примут за нее.
— Реддл называет вас так, — проворчала она себе под нос.
—
Мистер Реддл может называть меня как угодно, и так уж случилось, что он предпочитает почетные обращения, — Лукреция слегка прищурила глаза. — Вы очень… неформальны, не так ли? Я удивлена, что он позволяет вам быть с ним такой непринужденной.
— О, я уверена, он ненавидит это, — сказала она, — но он едва научил меня не перебивать, когда кто-то говорит. И я все еще иногда терплю неудачу в этом. Формальные термины, обращения и все их тонкие значения, вероятно, будут следующими.
— Именно так, — ее глаза пристально блеснули. — Дайте мне знать, если он когда-нибудь бросит что-то подобное. Или когда что-то произойдет, когда вы назовете его Томом.
— Эйвери называл его Томом. Он не расстроился из-за этого.
— Эфраим сделал это? Ох, безнадежный мальчик. По крайней мере, Абраксас знает, что из этого ничего не выйдет. Ему нужны жена и ребенок, прежде чем он совершит какую-нибудь глупость.
— Эм… Да? — Гермиона знала, что чистокровные смешны, и предполагала, что в сороковые годы это было еще хуже, но, Боже правый, мальчик еще даже не закончил школу.
— Иногда, если костер достаточно красивый, его не так уж плохо сжечь, — сказала она и подмигнула, как будто это буквально все проясняло.
— Верно. Можешь называть меня Гермионой, если хочешь.
— Идеально, — она улыбнулась, как акула. Гермиона напряглась и поняла, что у Лукреции, вероятно, было столько же масок, сколько и у Реддла. — Расскажи мне о себе, Гермиона. О тебе ходит огромная куча слухов. Мне любопытно, каковы твои обстоятельства.
Гермиона натянуто улыбнулась. Об этом действительно собирались спрашивать без остановки, пока все не закончится.
— Мои обстоятельства просты. Сирота войны, ищущая приюта в безопасном месте, и пытающаяся закончить свое образование. Все остальное, что ты слышала, вероятно, было сарказмом, грубостью или ложью.
— Я слышала, что ты однажды путешествовала во времени, чтобы спасти друга. Это была ложь?
— Нет. Я заполучила маховик времени, — Гермиона внимательно осмотрела Лукрецию. Она не удивилась, что этот слух так быстро распространился по школе, но для чего были Лукреции эти знания? В сороковых годах студентам все еще выдавали маховики времени для занятий. Это не так уж странно. Хотя, если она была на пути к тому, чтобы стать Волшебницей, она убивала за несколько лишних часов в день. — Вернулась на несколько часов назад и вмешалась. Но в том-то и дело, что с маховиками времени ты можешь вмешиваться сколько угодно, потому что ты уже вмешался.
Гермиона тщательно подбирала слова.
— Маховики времени не могут ничего
изменить. Может быть, немного. Кто-то может оказаться в зеленой рубашке вместо красной. Но он не может отклонить путь от своего курса. Ты… на самом деле не можешь спасти того, кто умер.
Взгляд Лукреции на мгновение напрягся. Если бы Гермиона не была так опытна в чтении Тома Реддла, она бы это пропустила.
Были и другие, более сложные, более аккуратные способы путешествия во времени, которые позволяли разрезать, порвать и заново сшить нить. Но нужно было что-то гораздо более мощное, чем заклинание, изменяющее время и изменяющее часовое время. И последствия для нее самой были совершенно ужасающими.
Если бы кто-нибудь знал, что искать, он мог бы мгновенно опознать ее как незваную гостью.
— Я уже спасла их в первый раз и просто
думала, что они умерли. И когда снова прошла через это, я поняла, что все мои счастливые моменты в ту ночь были не удачей, а мной из будущего, — она почесала лоб. — Мерлин, я надеюсь, что это имело смысл.
— Так и есть, — глаза Лукреции метнулись между ее. Они оказались синими. — Ты воевала во Франции?
— Занималась исследованиями. Для моего Ковена. Помогала тем, кто там был.
— Ох, — Лукреция надула губы — отточенное разочарование. — Когда ты будешь готова, я могу помочь тебе найти кого-нибудь подходящего.
— Почему? — прямо спросила она. — Ты знаешь, что я магглорожденная.
— У каждого есть свое применение. И я действительно люблю свадьбы, — Лукреция вложила в это слишком много очарования, в то время как ее глаза остались отстраненными. Она солгала.
— Могу я спросить тебя кое о чем? Насчет Реддла? — Гермиона кивнула на дверь, за которой он скрылся.
— Я думаю, что он слишком хорош для тебя, дорогая, но я понимаю, — Лукреция нежно похлопала ее по руке. Гермиона закатила глаза, — он симпатичный. Ты можешь украсть ночь или две, но не питай больших надежд.
— Я не об этом говорю, — поспешно сказала она, — он сказал, что его исключили из команды по квиддичу, потому что он мог летать без метлы? Малфой пытался скопировать его? Это правда? В
двенадцать?
— О, ему было… Кажется, тринадцать, — Лукреция наклонилась, изящно подперев подбородок рукой. — Февраль, против пуффендуйцев. Это был матч, от которого замирало сердце. Мистер Реддл летал вокруг, пытаясь использовать свою метлу, как биту. Какое-то время это работало. Пока маленький Абраксас не попробовал и чуть не сломал себе шею.
— Тебе не кажется это странным? Что он мог
летать в таком возрасте, — либо Реддл изменил ее воспоминания, либо он действительно сделал что-то глупо невозможное.
— Ах, — Лукреция ухмыльнулась ей всей слизеринской хитростью, — ты только что приехала сюда, так что еще не привыкла к этому. Мистер Реддл бегает кругами вокруг всех нас. Я искренне верю, что он мог сдать ЖАБА на четвертом курсе, но Хогвартс может быть проблемой для тех, у кого есть талант. Каким был твой ковен? Я полагаю, что там лучше подбирали учебные программы для каждого.
— Да… Индивидуальные планы уроков и тому подобное. Для каждого из нас — для каждого из студентов, — быстро сказала она. — Он не может быть
настолько лучше. Я ни разу не видела его в библиотеке.
— Он не любит библиотеку, — сказала Лукреция. — Предпочитает учебные комнаты Слизерина.
— Почему? Он сказал мне встретиться там для занятий.
— Он сказал тебе это? — Лукреция удивленно моргнула. Затем еще раз осмотрела ее. Резко-быстро, чтобы полностью ее понять. — Интересно. Дай мне знать, как все пройдет.
