***
— Она была со мной, ты, глупый, старый идиот, — выплюнул Том, указав ритуальным ножом на Альбуса, как какой-то… хулиган! Напряженность часто витала вокруг этих двоих, но обычно это было вызвано… неохотно-уважительным академическим соперничеством. Только не эта желчь. — Томас! — воскликнула Делла. Когда он научился так разговаривать? Обычно он был очень вежливым. Черные глаза Тома впились в нее, и, когда он слегка сжал нож, странная капля страха скатилась по ее спине. Неуместная, конечно, Том Реддл и мухи не обидел бы. Он беспокоился о других, как любящий родитель, всегда вникая в их дела и всегда держа их в узде. В следующем году он станет отличным Старостой. — Это не мое имя, — тихо сказал Том. Это прозвучало странно, как угроза. Делла сглотнула. Ей не нравилось это место. Здесь было жутко, темно и пахло червями. Зачем им понадобилось закреплять здесь защитные чары — она понятия не имела. Краеугольный Камень находился на дне Черного озера, а не здесь. Но Альбус заверил ее, что это правильное место, что она сама выбрала его. Она не помнила, чтобы выбирала его. Альбус тоже скрыл это воспоминание. Не то чтобы она ему не доверяла, конечно. Альбус великолепен и безупречен. И он, как никто другой, знал цену плохо хранимым секретам. Она понимала, почему он немного приглушил ее воспоминания. Она была не лучшим окклюментом и… Сейчас шла война. И все же она предпочла бы находиться над землей, а не торчать под корнями дерева. Пойманная в ловушку между спокойным мужчиной, беспокойным мальчиком и огнем, жаждавшим поглотить их всех. — Да, да, Том, — добродушно сказал Альбус, пытаясь успокоить мальчика, пренебрежительно махнув рукой, и не обращая внимания на нож, — мне жаль. Но она уже знает, не так ли? Она наблюдала за тобой. Никакого вреда не причинено. Я уверен… — Она не знает, — огрызнулся Том на Альбуса. Делла немного расслабилась, когда его внимание переключилось с нее. Что было нелепо. Том всего лишь студент. — Она пыталась проклясть меня, черт возьми. Они послали ее сюда ни с чем. Она была… — Она пыталась проклясть тебя? — спросил Альбус, сбитый с толку. Делла тоже была сбита с толку. О чем они говорили? Кто пытался проклясть Тома? Он мог быть немного напряженным, но никто в здравом уме не стал бы нападать на ученика. К тому же на префекта. — Да, — выдавил Том. Альбус нахмурился. — Или она дура, или они все. И я сомневаюсь, что последнее. Чавира великолепен. Каррел очень дотошна. Таунсенд все еще не обнаружена. Девчонка безрассудна, нетерпелива, и ужасная лгунья. Она, вероятно, потерпела неудачу, и они послали ее сюда, чтобы избавиться… — И почему она пыталась проклясть тебя, Том? Том замер. Повертел нож в пальцах. — Она думала, что поступает умно, — медленно произнес он. — Я был готов исправить это. Альбус протяжно вздохнул, раздраженно глядя на земляной потолок маленькой норы, в которой они находились, и ущипнул себя за переносицу. — Ты играешь слишком агрессивно, мальчик. — Я знаю, что делаю, — Том крепче сжал нож, и на мгновение Делле показалось, что он сейчас бросит его в мужчину. Нелепо. Альбус покачал головой. — Ты еще так молод, Том. Ты потеряешь кусочек за мгновение до того, как он тебе понадобится. — Не читай мне лекций, будто я ребенок, — прорычал Том и разрезал свою ладонь, копаясь в ней и ища что-то. Делла замерла. Для этого не нужна кровь. Она просмотрела свои записи до того, как они начали. Им не нужна кровь, им нужен только якорь для защиты. Что делает Том? Почему Альбус позволил ему? Что здесь происходит? Что-то у нее в голове… Неужели это случилось в первый раз? Да, у Тома было… Пожар был… У кентавров были… Много лет назад… Просто тлеющие угли, пока их не стало. У Деллы разболелась голова. — И на кону не твоя душа, не так ли? Том порезал ладонь до кости. Не кости. Это белое не было костью… Делла закрыла глаза. — Я же говорил тебе, — сказал он. — После Нурменгарда все будет непросто. Это была ошибка. Ее здесь не было…***
А потом Гермиона с разбегу врезалась в стену Забвения. Это был безжалостно чистый срез. Не аккуратный, чтобы одно воспоминание слилось с другим. Он был похож на шею, отрубленную безжалостным куском туго натянутой гильотины. Может быть, у него все-таки были проблемы с ловкостью. — Что ты делаешь? — воскликнула Делла, схватившись за голову. Гермиона пыталась быть нежной, но Реддл таким не был, и, вспомнив старое воспоминание, частично забытое, Амбарелла почувствовала ужасную головную боль. — Я сожалею об этом, — честно сказала Гермиона, снова стирая память. На этот раз мягко. Она умела быть нежной, даже если Реддл не умел. Она стерла воспоминание о том, как Гермиона осталась после занятий, заменив на то, как ушла вместе с толпой. Она не обратилась к памяти профессора Робина Ирбиса. Во-первых, она не видела его в воспоминаниях Амбареллы. Во-вторых, Дамблдор не упомянул о нем в своем патронусе. В-третьих, Гермиона нигде не могла его найти. О Дамблдоре не могло быть и речи. Он более чем соответствовал ее хитрости. Кусочек потерянного воспоминания в его сознании ощутился бы мгновенно. Единственный способ проникнуть внутрь — вывести из строя и вырвать его из его чертовой головы. В крайнем случае.***
На второй день отсутствия Тома Реддла профессор Кеттлберн начал урок о дементорах. Очевидно, он, блядь, реквизировал одного из них в Министерстве и подумал, что практическое обучение было бы увлекательным. Гермиона, конечно, не знала точно, о чем он рассуждал. Она сбежала. Она почувствовала его, даже находясь с другой стороны школы. В тот момент, когда проснулась. Очнулась от ледяного кошмара в ту же секунду, как он оказался на территории. Самый холодный, зимний, утопающий ужас. Царапающий позвоночник. Мягкое шуршание дыма Смерти в ее направлении. Ее чувства обострились для охоты… Гарри… Она сбежала. Сбежала. Пробралась в Хогсмид. По крайней мере, там она не могла чувствовать эту чертову тварь. Она тусовалась с Сэмом, ела вкусный суп, снова приставала к Аберфорту с просьбой о работе: она могла бы вывозить людей или что-то в этом роде. Он хмурился и велел ей возвращаться в школу, но все равно позволил ей остаться на весь день. Она ничего не делала, чтобы скрыть свое обеспокоенное выражение лица, а он все еще был таким глупо мягкосердечным в этом времени. Она, по глупости, вернулась к ужину. Думая, что дементор наверняка исчез после занятий. Реддл должен был учить ее сегодня, она должна была дать ему книги. У них были планы. Может быть, он вернулся, ждал ее, нетерпеливо постукивая ногами, и, если она не вернется, все, что она создала с ним, разрушится. Она не могла потерпеть неудачу, иначе умерла бы замерзшей, одинокой и голодной. Он все еще был там. Как только она пересекла территорию, как только почувствовала это — холод ножа, прижатого к основанию ее горла, Гермиона остановилась и села. Она не упала в обморок. Она держала себя в руках. Села, свернувшись в неровный клубок. Оставалась в туннеле, в темноте, пока не перестала чувствовать, как он царапал ее плоть. И как только он исчез, она вытерла мокрые щеки и вернулась, когда уже давно миновал комендантский час. Никто этого не заметил. Третий день Тома Реддла не было, дементора не было, и она нашла это место по воспоминаниям Амбареллы. Чавира. Каррел. Таунсенд. Ученичество. Кентавры. Нурменгард. Том порылся в своей руке, ища что-то, и оно вылилось на его ладонь, смешавшись с кровью. «На кону не твоя душа, не так ли?» «Она не знает.» Что-ж, Том, черт возьми, не ошибся в этом, не так ли? У Гермионы было слишком много несогласованных, разбросанных, разбитых кусочков. Она безуспешно пыталась разгадать загадку Тома Реддла. Пыталась достать кольцо. Камень, разумеется. Часть «Том Реддл» на самом деле не имела значения. Луис Чавира был блестящим арифметиком, преподающим в Дурмстранге. Теперь он, возможно, мертв. Миллисент Каррел была главой французского ковена. Тайно — шпионом французского министерства. Пропала без вести 27 августа. Таунсенд была автором отвратительно плохой магии. Подрабатывала вором. Но это то, что знала Гермиона. Ее информация могла устареть. Реддл думал, что она каким-то образом связана с ними. Что они связаны. Он говорил обо всех них одновременно. Как, она, блядь, понятия не имела. Ну, у нее была кое-какая идея. Гермиона «прибыла» из ковена Каррел, интересовалась книгой Таунсенда, и у нее были проблемы с арифмантикой Хогвартса. Но какое это имело отношение к чему-либо — было гребанной загадкой. Том и Альбус работали здесь вместе. В каком-то смысле они были союзниками. Не самыми близкими, но что-то в этом было. Ученичество? Альбус предлагал узаконить присутствие Реддла на его факультете под своим именем. Зачем кому-то из них это было нужно? Том изменил воспоминания Амбареллы. Что он сказал после этого, было более компрометирующим, чем то, что он оставил? Нурменгард был замком Грин-де-Вальда, его базой. Там что-то случилось? Из того, что она узнала из газет, военные действия шли почти так же, как и в ее время. Существовали более узкие движения, к которым у нее не было доступа, закулисные вещи, которые не рассекречены даже в ее время. Она не знала тайной истории. О кентаврах она ничего не знала. О душе Реддла — тем более. Просто добавила их в список. Вещи, занимающие ее мысли, кроме воспоминаний. Если бы она была более безрассудным человеком, она бы поблагодарила Реддла за его неприятную тайну. Благодаря этому план оставался достаточно интересным, чтобы она не могла думать о причинах его возникновения. Огонь разросся примерно на сто метров, и Запретный Лес теперь был действительно запрещен. Любой, кого поймают, даже если он просто пробежит мимо, будет заперт в замке на неделю. Но старая Ива, еще не Дремучая, все еще стояла на земле. Ее даже не поймали. В последний раз, когда Гермиона была здесь, она искала потайной ход. Его еще не создали, но между корнями был просторный укромный уголок, наполненный какой-то земной магией, из-за которой дерево стало таким большим. Теперь здесь было еще кое-что. Рука. Ладонь на земле. С плохо перерезанным запястьем. Словно ее оторвало животное. Почерневшая, иссохшая и тонкая. Возможно, обуглившаяся, или сгоревшая, или превратившаяся в базальт. Хрупкая. Казалось, что если Гермиона прикоснется к ней, рука рассыпется в пепел. Гермиона подумала о старой истории… о Тюре и волке*, о предательстве с четкими условиями, о сделке, которая была сорвана, о цене, заплаченной кровью. Называлась правосудием, но невозможные цепи все еще сковывали. До тех пор… Гермиона не притронулась к этой штуке. Она не хотела оставлять следов. Ее магия была плотно заключена внутри нее: никаких прикосновений, оставляющих отпечатки. Она все еще чувствовала что-то затхлое в воздухе, на своей коже, во рту. Здесь произошло что-то опасное, и это что-то витало в норе и отдавало металлическим привкусом. Она старалась не вспоминать о том, когда в последний раз была под деревом. Ей не нужно, чтобы в памяти всплывали жалкие воспоминания. Она очень хорошо умела их подавлять. Она поблагодарила бы Реддла позже. Оставалось лишь надеяться, что он все еще был жив. Ворон сидел на голой ветке, когда она вышла. Во рту у него было что-то блестящее. — Как тебя зовут? — спросила она. Он моргнул, глядя на нее. Один глаз белый, другой черный. Затем бросил медальон на землю и улетел. Она сразу же узнала его. Она носила его на шее большую часть года. Старый медальон. Она осторожно подняла его. Поднесла к лицу, просунув палец сквозь цепочку. Золотой и холодный на ощупь, в центре была та же выгравированная змея. Возможно, чуть менее изношенный, чем будет через пятьдесят лет. Он гудел у нее на пальце. Старое эхо изодранной души мягко коснулось ее. Ожидая. Требуя. Желая быть. Что, черт возьми, это за птица? Где, блядь, Том Реддл?***
На четвертый день, отсутствия Тома Реддла, в Слизерине началась истерика. Не явная истерика. Только осторожные, безжалостные удары в спину, более свойственные ее времени, и Гермиона поняла, как хорошо этот мальчик удерживал своих чрезмерно нетерпеливых дураков. Все обошлось без смертельных исходов, они еще не набили руку, но в лазарете было полно странных случаев отравления или ожогов, или, в одном случае, кто-то подстриг волосы Синестры Нотт, и этот кто-то потерял три пальца на руке с палочкой. Очевидно, кто-то из той или иной семьи завел роман, аннулировал брак и расторг союз, и все это было очень важно для здешних жителей. Это попало в газеты. Прямо рядом с сообщением о восьмидесяти семи погибших в Дурмстранге. Трагическая гибель восходящей звезды профессора Чавиры. Как будто они имели одинаковый вес. Король покинул свой замок, а двор превратился в кровавую баню. Но, по крайней мере, они больше не пялились на новую магглорожденную. Для нее это было не проблемой. Проблема для нее была еще хуже. Дементор вернулся. Он вернулся прошлой ночью поздно вечером и завис возле леса. Гермиона не спала, когти на ее спине были глубокими и холодными. Кошмары, конечно, не снились, но от усталости она стала вялой и заторможенной, а это было хуже. На завтрак она съела простую овсянку, маленькими кусочками, чтобы не чувствовать лед в позвоночнике, идущий с поля возле Ухода за Магическими Существами. Гермиона снова сбежала. Какая-то ее часть чувствовала себя неловко из-за этого, — та ее часть, которая все еще была очень нормальной и человечной, любила снег, но ненавидела Рождество и никогда не думала об убийстве. Она наслаждалась этим. В том, что разочаровала себя, что допустила промах в учебе. Это заставляло ее чувствовать себя хорошо, словно это то, какой она должна быть. Не той мерзкой тварью, какой она была сейчас. Она должна идти на занятия, а не трястись в ванной комнате общежития, потому что не выскользнула до того, как дементор попал в замок, и ей пришлось бы подойти к нему поближе, чтобы выйти сейчас. Она спряталась под заглушающим заклинанием, чем-то, что приглушило ее пульс, приглушило паническое биение ее сердца. Еще одно заклинание, скрывавшее ее магию. Другое, скрывавшее вибрацию ее дыхания, жар тела. Дезиллюминационное заклинание, не-обращай-на-меня-внимания, больше для комфорта, чем для пользы. Она не спала, но это не было редкостью на краю света. Ее магия знала, что делать. Гермиона хорошо умела прятаться от монстров. Этот был бы не таким страшным, как после того, когда Камень был уничтожен, а Бузинная Палочка — сломана. Здесь на них все еще существовала управа. Какой-то поводок из-за Арки смерти. Если бы она была более сильной девушкой, она бы провела расследование. Смело встретилась лицом к лицу с монстром и проанализировала его секреты. Узнала бы все, что она могла. Было бы полезно собрать ценную информацию. Точную разницу между дементорами здесь и там; до и после. Но она не была храброй. Она была уставшей, одинокой и слабой. Поэтому она спряталась. Другие девочки были на занятиях. Общежития пусты. Это было хорошее место для ее нервного срыва. В тишине, в тайне. Она оставалась в ванной после обеда и до полудня, пока урчание в животе не заставило ее составить план. Большой зал был ближе к этой твари, но кухни находились далеко. Она могла бы легко раздобыть там еду, но на обратном пути ей пришлось бы снова подойти к нему поближе. Уйти было вариантом. Переждать, как в тот раз, но вчера он появился поздно вечером, и она не… В животе у нее заурчало. На кухню. Она решила бы проблему возвращения позже. Гермиона сняла свои чары и вышла из ванной, вышла из своей комнаты… Том Реддл сидел в семи футах от земли, на втором этаже женского общежития, положив голову на одну руку, а другим пальцем рисуя кровью на камне. Не в форме. Без галстука. В темном выцветшем старом свитере с высоким воротом и удобных хлопчатобумажных брюках. Потрепанных и потертых по краям. Изрядно поношенных. С кровью на грязных руках, на запястьях, рисуя круги и руны на стене. Его волосы были растрепаны, нечесаны. На одежде были отпечатки пальцев красного цвета там, где он их вытер. Кожа была мертвенно-бледной, а под глазами залегли темные круги. В руках он держал бутылку с кровью. Он резко повернул голову на звук открывающейся двери, чтобы посмотреть на нее. Во рту у него была зажженная маггловская сигарета, и он выхватил ее, испортив окровавленными пальцами белизну, словно это было неправильно. Не исчезновение. Не магия крови. Не проникновение в женское общежитие. А слишком человеческий порок. Его глаза снова были красными. Ярко-малиновыми. Она увидела свет в конце коридора. Он выглядел дерьмово. — Ты выглядишь дерьмово. Реддл устало посмотрел на нее. Никогда еще она не испытывала такого облегчения. — Нет. Я выгляжу сексуально и растрепанно. Его голос звучал ближе к гравию. Словно его тащили через парковку, прикованного к машине. Словно он кричал во все горло. Ей захотелось рассмеяться. Ее желудок перестал урчать, ледяные пальцы, сжимающие сердце, ослабли, что-то странное сдвинулось внутри нее. Том Реддл не мертв. Он жив, и план мог продолжаться. Он жив, а у нее все еще была ниточка к камню. Он жив, и это хорошо. Гермиона не могла оторвать от него взгляда. — У тебя красные глаза, — заметила она. — Как и ваши. — Мои всегда красные, — сказала она. — Они не меняют цвет. А почему твои? — Я особенный, блядь, парень. Реддл сунул сигарету обратно в рот, не обращая внимания ни на кровь, ни на нее, и вернулся к работе. Окунул пальцы в бутылку, сидя в воздухе, и продолжил творить магию крови посреди Хогвартса. — Курение вредно для зубов, мистер Реддл, — так было странно видеть его не в форме. — Так же, как быть сукой и получать по морде в первый день занятий, — он слегка опустился и начал читать внутренние руны. — Но я не читаю вам лекцию о вашем жизненном выборе. — Вы сегодня в настроении, не так ли? — улыбнулась она. Реддл проворчал: — Почему я не смог почувствовать вас в вашей комнате? Где ваша змея? — Я в порядке, и она уползла. Он сказал что-то на парселтанге. Грубое шипение. Не гладкое, не мягкое и не мурлыкающее. Сигарета выглядела странно. Словно у него во рту был еще один змеиный язык. Черная вилка между белым и красным. Четыре змеи бросились к нему. Две из кабинета девушки, одна сверху по лестнице, другая снизу. Ни одна из них не была той, которую он сделал из ее волос. — Отлично, — вздохнул он и нарисовал следующую руну; его ноготь царапнул камень. — Конечно, ваша захотела побродить. — Или она преобразилась, — сказала ему Гермиона, забыв о еде. Она почти не чувствовала дементора, пока не сосредоточивалась как следовало. Ее кожа была теплой. — Постоянное преображение требует больших усилий. А для живого существа? Даже больше. Вы не очень опытны. Держу пари, она не продержалась и часа. Она просмотрела его работу. Как бы ни был измотан Реддл, это было прекрасно. Круги были аккуратными, линии прямыми, ни одна руна не смещена от центра. Ни единой капли. Из него получился бы отличный алхимик, если бы он когда-нибудь перестал убивать людей. — Я хорошо разбираюсь в змеях, — вот и все, что он сказал. — Повторите, что это был за вид? Реддл улыбнулся ей сверху вниз. Злобно и темно, с пятном крови на острых белых клыках. Лениво парящий над головой, рассматривающий ее из-под прикрытых век, он мог бы произвести впечатление растрепанного и сексуального. Но его глаза не были темными, непроницаемыми, бесстрастными, пустыми. Они были цвета убийства и обнаженно расширены. Она вздрогнула. Возможно, она не так хорошо пряталась от монстров. — Не можете сказать? — невинно спросил он. — Очевидно, что нет. Вы хотите быть самодовольным по этому поводу или скажете мне? Он начисто облизал зубы. — Читайте больше книг, мисс Грейнджер. И все это облегчение переросло в желание ударить его ножом. — И что же это такое? — она раздраженно указала на магию крови. — Что с тобой случилось? Где ты был? Почему ты возишься с магий крови посреди дня? Что происходит с огнем, и тобой, и Дамблдором, и… — Знаете, вы так не достанете информацию, — он выпустил немного дыма, подальше от нее со всеми манерами джентльмена, у которого кровь была по локоть, — приставая к цели и надеясь на лучшее. Вы показываете слишком много своих карт, — он взглянул на нее один раз. — И вы уже знаете, что я делаю. — Я не… — Ваши глаза выдают вас, мисс Грейнджер, — он рассеянно указал на них красным пальцем. — Расфокусируйте их, просто бросьте взгляд. Когда большинство людей сталкиваются с магией крови, они не начинают ее читать. Вы начали с совершенно правильного места, — указал он. — Внешняя левая третья линия, а затем против часовой стрелки к… — Отлично, — фыркнула она, — круг Лунантриса. Семерка над тремя гептаграммами и вторичная одиннадцатая над двумя гендекаграммами, закрепленными рунами соли, огня, сердца, камня, отца… — Да, да, да. Вы очень умны и опасны, — Реддл закатил глаза. Она покраснела. — Вы хотите получить несколько баллов за свои знания магии крови? — Ты вытягиваешь магию из Хогвартса? В самом замке? — догадалась Гермиона. Обычно для этого и предназначались лунные круги. Вытаскивая что-то оттуда, подальше, в другой сосуд. Для изменения. И он был наследником Слизерина. Возможно, его старый предок оставил в замке какие-то запасы. К ним легко прикоснуться, если можно найти нужного человека. — Тебе нужна помощь? — спросила она. Он на мгновение завис. — Что? — Я манипулирую тобой, — сказала она просто, честно. — Ты устал, и я пользуюсь этим, пока ты уязвим. Чтобы заставить тебя доверять мне. Чтобы ты узнал о моих навыках. Чтобы произвести на тебя впечатление, — Гермиона протянула руку за бутылкой. — Это хорошая игра, верно, Реддл? Он странно посмотрел на нее. Красными глазами и ясными зрачками, и Гермиона все еще не знала, что означал этот взгляд. Часть ее хотела протянуть руку и прикоснуться к нему, чтобы убедиться, что был он настоящим. — Разве вам не нужно идти на занятия? — Я их прогуливаю. — Двадцать баллов со Слизерина. На его шее, прямо под подбородком, был отпечаток крови. Капелька пота скатилась по нему, растекаясь красным по его горлу. — Это кажется справедливым, — она сглотнула. — Сидишь. Куришь. Отдыхаешь. Расскажи мне остальные руны, которые ты используешь. Я более чем способна сделать это, как ты так самодовольно заметил. Реддл медленно ступил на землю, сначала одной ногой, потом другой. Все еще на голову выше нее, даже с опущенными плечами. — Даже то, что вы мне говорите, является манипуляцией, — тихо сказал он, подходя к ней. От него пахло кровью и дымом. Солью, металлом и кисло-сладким огнем. — Раскрываете свои карты, чтобы я думал, что знаю, что вы делаете, и перестал смотреть. — Ты прав, — дипломатично сказала она. — Может быть, я втайне очень беспокоюсь о твоей безопасности и не хочу, чтобы ты тратил магию на полеты. — Или ты пытаешься помешать. Убить меня. Сделать так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Как будто я непослушный ученик, балующийся магией крови. — Ты непослушный ученик, балующийся магией крови, — заметила она. — Но если бы я хотела убить тебя, я бы сделала это в первый же момент нашей встречи. Каминная сеть была открыта. Диппет — не такое уж большое препятствие. Он рассмеялся. Устало, с хрипотцой, но по-настоящему. Удерживая языком сигарету. — И это сильно усложнило бы вам жизнь, не так ли? Если бы я умер раньше, чем вы получили бы то, что вам нужно. Точно. Вот и все. Никакой другой причины. — Какой бы ни была моя мотивация, я не хочу облажаться, не так ли? — Нет. Я полагаю, что вы этого не хотите, — Реддл протянул бутылку. Гермиона побледнела так же, как и раньше. И слегка коснулась его пальцев своими. Они горели. Он был настоящим, а не иллюзией. Спасибо Мерлину. Она подавила вздох облегчения, когда взяла ее. Жар не уходил. Это была его кровь. Не чья-то еще. Она знала это с уверенностью. Пульсирующий жар пробивался сквозь бутылку, словно она осторожно держала его сердце между пальцами. Сердце было таким кровавым. Таким простым. В этом не было ничего особенного. Просто теплая влажная мышца, скрученная и сформированная миллиардом лет естественного отбора. Естественный каскад атомов, идущий от взрыва к звезде, от планеты к человеку. Вещь, которая в конечном итоге не имела значения. Единственное, что имело значение. Камера и клапаны, блестящие красным. Она раздавила бы его, и осколки стекла впились бы в плоть. Шрам. Пятно под ее кожей навсегда осталось бы от его крови. На краю бутылки было маленькое кольцо ржаво-красного цвета. Неиспользуемое. Уже высохшее, так что для круга оно было бы бесполезно. Гермиона просто бы высунула язык, смачивая его, смешивая свою слюну с его старой засохшей кровью, пока они не стали бы одним и тем же, пока не узнала бы, каков он на вкус. Это даже не было бы расточительством. Или она могла бы побаловать себя, погрузив свои пальцы в его сердце и вылизать их, черт возьми, дочиста. — Гермиона. Тон Реддла был приказным, чтобы привлечь ее внимание. Но в нем было какое-то дыхание. Напряженное. Ей стало интересно, как выглядело ее лицо. Она взяла кисть, обмакнула ее в воду и подняла бутылку в воздух. Перестала держать сердце. Ее разум был спокойным. Она держала себя в руках. — Да, Реддл? — спросила она. — С чего начнем?***
Им не потребовалось много времени, чтобы закончить работу. У них было расписание, нужно закончить до возвращения остальных студентов. Гермиона знала, что делала. Реддл был… не бесполезен. Он сидел, курил и наблюдал за ней. На полу, согнув ноги и уперев локти в колени. Все еще перепачканный кровью, он, казалось, не возражал и вежливо стряхивал пепел с каждой затяжкой. Он начинал говорить только тогда, когда она просила назвать следующую руну. Змея. Вода. Корень. Зубы. И так далее, и тому подобное… В кармане у него была коробочка, и он выкурил еще одну сигарету, прежде чем они закончили. Когда ей нужно было добраться до вершины круга, она левитировала свою одежду. Она устала, и ее действие выглядело неуклюже, а рубашка слишком натянулась, но это сработало, и это все, что имело значение. Он издал тихий смешок, когда она это сделала, но Гермиона проигнорировала его. Не все, блядь, умели летать, и она отказывалась расстраиваться из-за этого. Она была очень осторожна, чтобы на нее не попали случайные брызги. Ни капли. — И почему мы в женском общежитии? — вежливо спросила она, когда закончила, закупоривая бутылку и вытирая щетку. Устраняя любое искушение. — Комнаты мальчиков прослушиваются, — сказал он и встал, чтобы осмотреть ее работу, забирая бутылочное сердце. — И большинство девочек — довольно кровавые существа, не так ли? Здешним камням это нравится больше. Она разразилась громким смехом. — Черт возьми, Реддл. — Вы хорошо справились, — отметил он, но не удивленно, а, скорее, просто констатировал факт. — Спасибо. — Подождите минутку, — он протянул ей сигарету. Гермиона осторожно взяла ее, не прикасаясь к отпечатку крови. Она предпочла бы рискнуть получить ожог. Реддл вытащил из кармана нож, бросил его, поймал и что-то прошипел одной из змей. Маленькому коричневому питону. Реддл осторожно поднял его с пола, как будто поднимал малыша, который хотел поиграть. Поднял к центру круга… И вонзил нож в череп змеи, пока лезвие не ударилось о камень. От глухого скрежета металла о камень у нее заболели зубы. Змея извивалась, на мгновение запаниковала, а затем обмякла. Долго. Круги исчезли, как и змея, жертва была принята. Нож со звоном упал на пол. Как и Реддл мгновением позже. Гермиона не ощутила ни капли магии, но Реддл, казалось, почувствовал. Он рухнул, будто его ударили ножом. Корчась. На четвереньках. Его челюсти сжались, шея напряглась, внутри что-то захрустело. Она услышала этот звук, как звук шагов по сгоревшим листьям. Он тяжело вздохнул. Один раз. Сквозь зубы. Затем задержал дыхание, когда его легкие судорожно сжались. Когда его мышцы свело судорогой. Он впивался ногтями в камень, пока они не начали кровоточить. Это выглядело не очень приятно. — Ты умираешь, Реддл? — как ни в чем не бывало спросила она. — А я так переживала из-за того, что ты пропал, только чтобы снова найти тебя и посмотреть, как ты умираешь. Он рассмеялся. Несмотря на какую-то магию, пронизывающую его, он сумел рассмеяться. Дерзкий мальчик… Реддл выкашлял литр крови. Она вылилась на камень, сделав воздух более медным. Одинокая красная капля упала на ее черную туфлю. Что-то с грохотом вырвалось из него. Из его рта. Драгоценный камень красного цвета на окровавленном каменном полу. Размером с кулак. Размером с сердце. Соединенный тонкой белой нитью, ведущей обратно ко рту Реддла и дальше, вниз по его горлу. Привязанный. У него перехватило дыхание. Он дважды тяжело вздохнул. Издал длинное, усталое «Бля-я-я-дь», а затем перевернулся на спину, растянувшись на полу посреди женского общежития. Его грудь вздымалась так сильно, что Гермиона подумала, что его вырвет и он захлебнется. Гермиона стояла над ним. — Наслаждаетесь, мистер Реддл? — иногда она была очень мелочной. И это слишком заманчиво: она стояла во весь свой рост, а он лежал на полу. Она низкая, а он — высокий. Это не произвело такого же эффекта, но было восхитительно приятно. — У вас кровь в волосах. Подходит вам больше, чем все эти приятные манеры. Его глаза почернели. На какое-то дикое мгновение она соскучилась по красному. Она подошла ближе к нему. Пусть мир увидит его во всем его великолепном безумии. — Знаете, я могу заглянуть вам под юбку, — его голос был хриплым, задыхающимся. Мерзавец. Она действительно оказывала ужасное влияние. — И я вижу твою… душу? — Гермиона кивнула в сторону красного камня и белой нити, соединяющей их. Камень менялся, пока она смотрела на него. Крутанулся на краю, превратившись в куб, добавив стороны и убрав их обратно. Узор, которого она не понимала. Но всегда самый яркий из рубинов. Со странной белой нитью, испускающей малейший свет, прозрачно и эфемерно, как Поцелуй Дементора. Она была изодрана в клочья. Обтрепанная по всей длине, как перетертый шнур. Соединяя мальчика и камень. — Я думаю… ? Что это? — Белые, — хмыкнул он. — Я думал, что вы из тех девушек, которым идут темные цвета, но белый вам тоже подходит. То, как вы краснеете. Она не ударила его ногой по голове. Его голос был не таким. Слегка невнятным. Она поднесла свою палочку к его лицу. Его зрачки не сузились. Они были полностью расширены. Тончайшие кольца самого темного коричневого цвета вокруг бездонной, беззвездной черноты. — Реддл, — медленно произнесла она, — где ты был? — Вы пытаетесь получить информацию, пока я в таком плохом состоянии? Это довольно низко, вам так не кажется? Она фыркнула. — Тебе нужно идти к медсестре? — Нет, круг сработал. Вы отлично справились. Я… — он замолчал и, моргнув, посмотрел на нее. С темными кругами под глазами и весь в крови, он выглядел как труп. Затем вздохнул, устало указав на камень, не поднимая руки, и едва поворачивая голову. — Просто засуньте его обратно. — Что это? Она присела на корточки, стараясь не наступить на кровь. Камень был ярко-красным, с глубокой огранкой. Размером с ее ладонь. Он вращался без посторонней помощи, меняя форму, разные разрезы, разное количество сторон. Блестящий от его крови. Гермионе так и не представилось случая взглянуть на Философский камень. В книгах его описывали как просто красивый камень. Ей стало интересно, ошибались ли они. Или это было что-то другое. — Магия, — проворчал он. — Это многогранник четвертого измерения. Ей хотелось поднять его, покатать на ладони. Понаблюдать, как стороны исчезали, а затем снова появлялись. Он был покрыт густым слоем крови Реддла. Она бы покрыла себя ею. Пока камень бесконечно изменял свою форму. Обмотала бы эту нитку вокруг костяшек пальцев. Прикоснулась к чему-то вроде души. Она умело сплетала время и пространство. Возможно, она смогла бы сделать то же самое с этим. С ним. Слишком заманчиво. — Или может быть выше, —размышляла она. Чавира был мертв, но его магия — нет. Она знала, над чем он работал. К чему приведет его одержимость геометрией. Что будет опубликовано через несколько лет. — Мне нужно… — Мисс Грейнджер, мы можем продолжить работу, пожалуйста? — напряженно сказал Реддл. — Доброе сердце, мистер Реддл? — она тоже могла быть дерзкой. — Гребаный Христос, девчонка… Гермиона усмехнулась и села на прохладный камень рядом с ним, смахнув брызги крови с пола. Невозможный драгоценный камень все еще был влажным от него, ее разум был спокойным, но в бутылке, за стеклом и на ее коже была бы разница. — … ты была бы худшей целительницей. Вообще никаких манер у постели больного… — Был у многих целителей, Реддл? Она колебалась. Один раз. Прежде чем прикоснулась к нему. Просто дернула рукой, чтобы проявить трусость. А потом взяла его, легко, только кончиками пальцев. Кровь горела. Она ожидала этого. Весь его жар. Как будто языки пламени покусывали ее пальцы. Он тек сквозь нее. К ее груди. К ее сердцу. Она пощупала его пульс, густой, бьющийся так же быстро, как и у нее. В горле. Между ног. Она была без ума от него. От огня, крови и силы. Прилив магии тоже был ожидаемым. Сила в кончиках ее пальцев, способная согнуть и сломать мир. Чтобы убивать. Побеждать. Она не ожидала, что Реддл застонает. Глубоко в горле. Хрипло, нуждающееся. Она вздрогнула. — Это? — спросила Гермиона, задыхаясь. Это было все, что она смогла вымолвить. Ее голос звучал странно, но она все равно хотела знать. Она помахала камнем, чтобы заставить струну двигаться. Перед его глазами. Они уже были расширены до размеров блюдца. Маленький свет от нити даже не отражался. — Магия. — Хорошо, — это казалось правильным. Это не казалось странным. Это было просто волшебство. Она засунула камень ему в рот… Он исчез. Что за странная вещь. В одно мгновение он был там, а потом исчез. В высшее измерение. Он не проглотил его. Она не видела, как двигались его губы или как подрагивало горло. Обтрепанная веревка исчезла у него между губ, спустилась по языку. Ей все еще было жарко. Огонь лизал ее пальцы. Она посмотрела на свою руку. Такую блестящую от красного. Она была бы на вкус как металл, соль, огонь и магия, и ей это нужно. Ее руки дрожали. Это ужасная идея. Тогда она должна убраться отсюда. Ей нужно их помыть. Она не собиралась… — Продолжай, — сказал Реддл легко, непринужденно, соблазнительно, как дьявол. Его глаза снова были красными, вишневыми, яблочными и красными от чего-то спелого, готового к употреблению. — Я не возражаю. Вылижи их дочиста. — Как ты думаешь, что произойдет? — ее голос звучал бездыханно, под водой, на расстоянии вздоха от того, чтобы утонуть. — Не знаю, — спокойно сказал он. Она подумала, не лгал ли он. Она задалась вопросом: имело ли это значение? — Но мне немного любопытно, а тебе? — Нет, — солгала она. Это не имело значения. — Тогда позволь мне, — сказал он и открыл рот. Облизнув нижнюю губу. Язык у него был розовый, зубы белые. Была равная вероятность, что он откусит ей кончики пальцев. Его сигарета была у нее в руке, в нескольких секундах от того, чтобы опалить. Она должна засунуть ее ему в рот, захлопнув ему челюсть. Задушить его этим. Посмотреть, как ему понравилось бы гореть. Были бы ошибки менее катастрофичными, если бы вы сознательно решили их совершить? Гермиона приложила пальцы к его губам, протолкнув их медленно, окрашивая рот в красный цвет. Его язык высунулся, жадно поймав их. Одним движением засунула их в рот, пальцами надавив на его язык. Она не смотрела ему в глаза. Она не могла смотреть ни на что, кроме его губ, языка, зубов. Она предположила, что они горели, но он прикусил подушечку ее пальца, и она больше не смогла удержаться от вздоха. Она тонула. Он разделил языком ее пальцы и облизал их до костяшек. Взял большой палец в рот, пока она не почувствовала гладкость его зубов. Он тщательно очищал ее. Кончики пальцев содержали почти десять тысяч нервных окончаний. Каждое из них горело огнем. Она держала руку под углями. Пока не почувствовала приятный ожог. Пока она не захотела насладиться им. На нем… Затем что-то другое мелькнуло на подушечке ее большого пальца, под его языком. Более гладкое и тонкое. Длинное. Ласкающее ее. И она подумала, не померещилось ли ей все это, действительно ли у него был раздвоенный язык между… Он крепко схватил ее за запястье. До синяка. Выдернул ее пальцы. — Вот так. Готово. Голос Реддла был грубым, хуже гравия. Был слабым. Гермиона была удивлена, что он мог говорить. Она тяжело и размеренно дышала, но это никак не очищало сознание. Его глаза были закрыты, лоб нахмурен. Напряжение в висках. Рука на ее запястье, впивающаяся так, чтобы оставить метку. Она прочистила горло и отдернула руку. Ее пальцы блестели от слюны, но были чистыми и больше не горели. Она сделала глубокий вдох. В зале все еще пахло кровью, но она больше не была лишена разума. — На что похож вкус? — тихо спросила она. Реддл все равно ее услышал. — Медленно, тихо, холодно. Теплая библиотека, окруженная глубоким зимним снегом. Она закатила глаза, а затем сунула сигарету ему в рот, захлопнув его челюсть. Он закашлялся, сплюнул и сел, проклиная ее. — Я убью тебя, — прорычал он. Его голос теперь звучал мягче, ближе к тому, каким он был обычно. Но круги под его глазами были такими же темными, а плечи такими же острыми. Он вытащил из кармана еще одну сигарету и с щелчком прикурил ее. — Как ты себя чувствуешь? — она вздохнула и встала. — Ты выглядишь совершенно измученным. Ты хочешь напасть на меня сейчас? Держу пари, на этот раз я могу проклясть тебя. Он усмехнулся сигарете, измученный и обессиленный. Вытягивая длинные ноги перед собой. — Нет, не можете. Он сказал это со всей уверенностью человека, знающего секрет. — Значит, мне придется запачкать руки кровью, да? А ты только что прошел через столько трудностей. Реддл пристально уставился на ее пальцы. — Если вы действительно хотите попытаться убить меня, чтобы доказать свою точку зрения, — он откинул голову назад, оперся на руки, — потратьте все время, которое вы тратите, пытаясь завоевать мое доверие. Я был бы счастлив оставить ваше тело в озере… — Тогда шахматный матч, — сказала она. Его глаза метнулись к ней. Снова потемневшие. Бордовые, а не малиновые. Вино и пятно засохшей крови на мертвом сердце. Еще не черные, но все равно острые и манящие. Гермиона сглотнула. Он был уязвим, но все еще глупо уверен в себе, пришло время надавить. — Я бы даже позволила вам играть белыми, мистер Реддл, — подначивала она. — Дала бы вам преимущество. — Раньше у вас получалось лучше, — сказал он и поднялся на ноги. Теперь он двигался легче, менее обременено. Эта магия что-то сделала для него, или он хотел, чтобы это выглядело так, — когда вы были честны в том, что манипулировали мной. — Это значит «нет»? Где-то далеко над головой прозвенел звонок. Они были под водой, и он гулко отдавался в общежитии. — Вы должны мне книги. Идите и принесите их, — он указал на ее комнату. — И я позволю вам заманить меня в ловушку. Его книги были очищены несколько дней назад, магия скрыта, но она остановилась в дверях. — Ты пропустил занятие, — тихо сказала она. — Прорицания — мой худший предмет. Что-то промелькнуло у него на лице. Странное. Мягкое. А после исчезло, прежде чем она успела опомниться. — И все же, ты все равно нашел меня.