Ёрмунганд

      Гермиона была идиоткой.       Это был Портключ.       Ну, это был не Портключ — это явно был не Портключ, — но маленькие руны, вырезанные на металле подзорной трубы на двести тридцать девятой странице Чудес Мисси, вырисовывались и накладывались на последовательные изогнутые линзы, создавая магию, не похожую на то, как создавалась конечная точка Портключа.       Подзорная труба позволяла наблюдать за различной магией, способной зачаровать объект. И где лучше всего хранить такую вещь? Конечно же, в месте, где много магических предметов. Неразумный лорд, скорее всего, хранил его среди своих самых интригующих вещей. Лордов сотни по всему миру, и можно выбрать любого.       Идеальный вариант для странствующего вора.       У Мисси должен был быть какой-то способ выбрать между ними… Возможно, нечто обратное Портключу. Статическая начальная точка — комната или заземленный круг, — но переменный пункт назначения. Или, возможно, она создала парный объект, который позволял ей выбирать, черт возьми! Но Гермиона не смогла бы это сделать, если бы не посвятила этому хотя бы месяц.       Времени у нее не было. Не о чем беспокоиться.       Но Мерлин, эта ведьма была умна.       Чего бы Гермиона только не отдала, чтобы покопаться в ее мозгах. Узнать не только ее заклинания, но и то, как она создала такую оригинальную личность — домашнего автора, а потом десятилетиями обманывала людей. Как у нее хватило терпения на это. Храбрости.       Это был навык, в котором она отчаянно нуждалась.       Гермиона, конечно же, сделала подзорную трубу.       Сложную металлическую конструкцию и точные линзы. Это не заняло много времени. При всей своей избыточной работе с чарами, она была не сложнее, чем заклинания второго курса. Ковка колец из металла и изогнутого стекла. Том был прав.       Она оставила его в туалете для девочек на втором этаже.       Отдыхая, прислонившись к краю входа. Она думала превратиться в змею — пробраться внутрь через трубы, — но, возможно, если судьба решит сыронизировать снова, в следующий раз, когда Реддл откроет вход, она скатится прямиком в Тайную Комнату, лязгая по всему пути длинной трубы, пока падала вниз.       А ведь Реддл однажды упоминал Таунсенд, в воспоминаниях Амбареллы под деревом. Может быть, если бы она проникла в школу, через защиту со всей своей странной, заманчивой магией, то он раскололся бы еще больше. Он еще отчаяннее захотел бы взять Гермиону как фигуру или партнера.       Как что-то.       Но об этом позже. Сегодня ей нужно завладеть Долоховым и выйти на континент. С Камнем было сложно по целому ряду причин, но самая главная проблема заключалась в том, что она понятия не имела, где он находился. Грин-де-Вальд орудовал палочкой нагло, дерзко, со всей осторожностью ребенка, получившего новую любимую игрушку. Достаточно одного мгновения — взгляда из толпы — и она завладела бы ею. Она уже убила одного Хозяина Смерти. Убить притворщика не составило бы труда.       Проблема заключалась в Томе Реддле.       Он купил ей духи.       Маленький флакончик из хрустального стекла, оставленный на ее кровати после завтрака — тыквенного кекса, клубничного рисового пудинга и бекона — с прикрепленной к горлышку филигранной запиской: «Наслаждайся свиданием, голубка. Ему это понравится», написанная его аккуратным четким почерком.       Это было для того, чтобы поиздеваться над ней, потрясти ее кости и увидеть, какие из них расшатаются. Увидеть, как она отреагирует, как змея, уколотая ножом, увидеть, как она извивается, сворачивается и корчится.       Мерзавец.       — Мистер Реддл сказал, чтобы я оставила это для тебя, — сказала Марджори Гринграсс, рассматривая себя в зеркале. Девушка получила семейный пропуск и наряжалась, чтобы пойти на обед с тетей или сестрой… или женихом, или еще кем-то. — Не волнуйся. Он дарит подарки многим девушкам. Я гарантирую, что он не проклят, — сказала она с яростной снисходительной улыбкой.       — Спасибо, — произнесла Гермиона.       — Он дарит мне бриллианты, — сказала Гринграсс и стала еще больше теребить свои волосы. Гермиона оглянулась. — И сапфиры тоже. Он подарил мне диадему на день рождения в прошлом году, — самодовольно сказала она.       Как сказать девушке, помешанной на себе, что это была слабость, но не из-за тщеславия, а потому что она делает тебя уязвимой для самых простых манипуляций. Подкуп — это элементарно, для тех, у кого более нервная конституция. Отец пытался купить любовь своих детей. Реддл со всеми своими маггловскими деньгами. Она слизеринка, ради Мерлина, и должна знать.       Может быть, ей просто все равно. Может, ей больше нравилось чувствовать себя особенной, чем умной.       … Может быть, она сохранила бриллианты на потом. Младшая из четырех, — это не имело большого значения. Может быть, она сама будет строить свое будущее.       — Это… мило, — произнесла Гермиона вместо этого.       — Мистер Реддл милый, — выдала Гринграсс. — Он также на много уровней выше тебя. Привлекая его внимание, вы только рассоритесь.       — Может быть, я хочу раздоров, — сказала Гермиона. — Скучновато, когда все слишком просто, не так ли? Может быть, я люблю разгадывать тайны. Может быть, так будет лучше.       Гринграсс посмотрела на нее так, словно она была ужасно глупым и неловким ребенком.       Хорошо. Может быть, она снова станет ее игнорировать.       Гермиона использовала духи. Это был подарок. Она должна придумать, как отплатить за него, даже за весы. Пряность и корица. Цитрусовые. К сожалению, напомнили ей о Рождестве. К сожалению, напомнили ей о Томе Реддле. Она подумала, не был ли это в буквальном смысле одеколон, который он наносил на себя, только упакованный в другой флакон. Пометил ее как собаку.       Может быть, Долохову такое понравится.

***

      Ее полуразрушенный и ныне стоящий дом был почти таким же. Она быстро собралась. Наложив свое проклятие, она поменяла палочку. Луны. Сосна и кристаллизованные мозгошмыги. Хорошо подходила для невербальной магии и быстрых, тихих, почти невидимых заклинаний. Гнездо все еще оставалось в ванне. Наполненное еще большим количеством собранных безделушек и уже немного подросшими зайчатами, еще не откормленными до размеров взрослых. Ворон, должно быть, был очень занят. Гермиона подумала, не получил ли он также письмо от Новеллы Флокс, в котором говорилось, что ему пора съезжать. Возможно, нет, женщина, похоже, не любила птиц.       В гнезде теперь лежала зеленая атласная ткань, рядом с красной, несколько блестящих камушков, крошечная веточка чего-то растущего. Что-то с длинными тонкими листьями и восковыми белыми ягодами. Омела. Не по сезону.       А еще — меч Гриффиндора.       Это совершенно точно был он. Этот красный, позолоченный металл и железо, скованные гоблинской магией. Торчащий из веток, мусора и гнезд зайцев, как нож в черепе.       Гермиона не собиралась его трогать.       Она не собиралась.       С расстояния в метр она могла сказать, что в нем был осколок души.       Что он тоже был превращен в крестраж.       Еще один подарок от ужасного, раздражающего, разочаровывающего, злобного ворона. Она здесь не для этого. Она здесь, чтобы спасти мир. Ей не нужно, чтобы все, что происходит, продолжало происходить. Огонь, дерево, шляпа, медальон, замок, магия крови, темная магия, Том Марволо, мать его, Реддл. И его дурацкое кольцо.       Гермиона не собиралась блевать.       Тыквенный кекс. Клубничный рисовый пудинг. Бекон.       Как угри в ее желудке.       Был момент, когда изнеможение переходило в манию, апатия — в безумие. Когда она действительно впадала в истерику и просто разрушала этот замок смерти кирпич за кирпичом. Брала каждый осколок его души и съедала, пока зубы не разлетались вдребезги. Наверняка кто-то из его жалких отбросов знал, где он хранил кольцо. И тогда она смогла бы уйти от него. Покинуть этот ужасный замок. Забрать палочку. Убить Поттеров. Получить мантию.       Спасти мир.       Вернуться домой.       Отдохнуть.       Страшное желание заплакать захлестнуло ее.       Она утопила его во льду. Дергающееся, отчаянное, задыхающееся существо, пытающееся вцепиться грязными ногтями в заднюю стенку ее горла. Гермиона держала его под черной водой, пока оно не затихло.       Она в порядке.       Меч остался в гнезде, а Гермиона взяла палочку Луны, и нанесла духи Реддла, и спрятала проклятие Беллатрисы, и застегнула корявые волокна своей души обратно в дешевое тонкое платье.       Боже, как она ненавидела эту глупую птицу. Однажды она убьет и съест ее, и все будет хорошо в этом мире.

***

      Гермиона собиралась выйти замуж за Антонина Долохова. Она даже не возражала против того, чтобы отказаться от своего имени. Гермиона Долохова — хорошо звучало. Их дети были бы безумными зверями, бешеными, как крысиные короли. Они бы зимовали в Италии, а летом жили в Москве.       — Их солянка не так хороша, как у меценатов, но ничто не вечно, — говорил Антонин между глотками супа. Его акцент, густой и резкий, был характерен для северной части России. — Следующим я возьму котлеты. У них говядина из-за линии фронта, и это, — он топнул ногой и закатил глаза в экстазе, — лучшее, что я пробовал за пределами Новосибирска.       — Я доверяю тебе свою жизнь, Антонин, — сказала Гермиона, глотая суп.       Они были в каком-то захудалом, засаленном пабе в Ислингтоне, где Долохов попросил встретиться с ним. Сангвини барабанил пальцами по столу, выглядя готовым разорвать всем глотки или заснуть… в какой-то нелепой, пушистой рубашке.       По крайней мере, на этот раз на нем была рубашка.       Она не могла понять, почему он настоял на том, чтобы присоединиться к ним, пока не вспомнила о своем толстом кошельке и гибкой совести. Вероятно, он хотел поучаствовать в сделке, которую они заключили. Вознаграждение за находку.       — Пожалуйста! Зови меня Тони, — произнес Антонин.       — Я не буду называть тебя Тони, — сказала она. Суп был соленый и кислый, что-то маринованное с уксусом и овощами. Огурец, грибы и мясо. Густой и сытный, на вкус он напоминал ночевку в семь лет.       Антонину было не больше восемнадцати, его только что исключили из Дурмстранга, если верить записям. Не из-за темной магии — некромантия и магия крови были обязательными предметами для седьмого курса. Антонин просто убил директора — а потом его жену — и ему пришлось бежать из страны. Он был красив, в той грубой, буйной манере. Небритый, с темными, подстриженными волосами. Со шрамом на брови и льдисто-голубыми глазами.       Реддл был противоположностью, весь такой чистенький, с четкими чертами лица, не смеющими испортить его, не позволяющими думать о нем, что он испорчен, красногубый и темноглазый, запыхавшийся…       Суть в том, что Антонин дважды разрушитель домашнего очага.       Они оба были мертвы, полагала Гермиона. Сгорели в своей разрушенной школе.       Отлично.       Это сделало его смелее. Более рискованным теперь, когда петля на его шее была перерезана, теперь, когда его поводок был отпущен. Он больше не был в бегах.       Паб был подземным, тускло освещенным, явно принадлежащим Антонину. Все присутствующие тайком наблюдали за ней. Мужчина за стойкой был до ужаса очевиден. Женщина в углу в черной шляпе справлялась лучше. Это была умная игра с его стороны. Незнакомка искала какой-то неизвестный опасный предмет. Лучше всего общаться с ней в безопасности, в окружении людей, которым можно доверять.       Здесь также была лучшая еда, которую она ела в сороковые годы.       Хогвартские эльфы были талантливы. Супы Аберфорта были восхитительны.       Но этот дерьмовый, маленький, наполовину разбомбленный паб был просто индульгенцией.       У нее была мысль бросить все и провести остаток жизни в этой лачуге в переулке. Она была бы посудомойкой, если бы это гарантировало, что у нее будет доступ к шеф-повару.       Еда определенно была зачарована.       Чем-то более глубоким и изысканным, чем тем, с которым она сделала печенье для Сэма.       Но очень уставшей части ее было все равно.       Она зачерпнула еще одну ложку супа.       — Ты очень… — Сангвини сморщил нос и страдальчески вздохнул, — интересна своей постоянной потребностью в еде. Но, пожалуйста, я думал, мы здесь ради дела. Пожалуйста, Антонин, — Сангвини молитвенно сложил руки вместе, кольца слегка звякнули.       Неудивительно, что у Антонина была репутация человека, который не торопился заключать сделки. Очарование было чем-то таким, что требовало времени, чтобы подействовать. Медленное переваривание в желудке. Тонкая магия.       — Сангвини! — Антонин покряхтел, махнув рукой бармену, и сказал несколько слов по-русски, надеясь заказать те самые котлеты. — Пожалуйста! Ты собираешься лишить эту голодную волчицу обеда? После того, как она помогла тебе разобраться с этой неразберихой с Телботом? Прояви хоть немного сострадания! И мы не обсуждаем дела за едой.       Антонин подмигнул ей.       — Мы обсуждаем дела за выпивкой!       Горячие котлеты и сырники — маленькие, сладкие жареные блинчики — и четыре рюмки водки спустя, Гермиона и Антонин, наконец, набили свои рты достаточно, чтобы поговорить о делах. Он провел их в заднюю комнату. Кабинет поменьше, с деревянной мебелью и книжной полкой, наполненной спиртным. Они сели за стол Антонина, пока он доставал какие-то бумаги. Какие бы чары ни содержались в еде, они подействовали на ее кровь, и Гермиона была странно расслаблена и странно взволнована. Когда все закончится, она могла бы попросить его рассказать о заклинаниях. Никогда не было неподходящего времени, чтобы есть еду, которая заставляла ее чувствовать себя так.       Словно она счастлива.       У Сангвини снова выросли зубы.       Они находились здесь уже два часа.       Его длинные ногти прочертили на подлокотнике кресла шершавые борозды. Раздраженный зверек. Он чего-то нетерпеливо ждал. Судорожно сжимал пальцы и шаркал каблуками по дереву. Но не смотрел на дверь. Может быть, он просто хотел, чтобы их сделка была завершена, а может быть, дело заключалось в чем-то другом. Может быть, его кто-то ждал на его «предприятии».       Может быть, он просто не хотел оставлять наркопритон без присмотра надолго.       Когда мир действительно рухнул, и Гарри был уже давно мертв, а Луна, Невилл и она сама прибегали к… более отчаянным решениям, Сангвини руководил небольшой сектой выживания. Он уже был бессмертным, выживая за счет крови. Да, неконтролируемая магия этого мира доставляла хлопоты, а сломанная Арка смерти и бешеные Дементоры — и того хуже — раздражали, но бессмертие не заставляло его даже моргнуть. Оно лишь заставляло его питаться лучше.       У него было правильное сочетание оппортунизма и трусости, чтобы процветать, и им нужен был доступ в Катакомбы. Он предоставил его. А когда ситуация ухудшилась, и Гермиона осталась одна, думая о том, как использовать последние нити, чтобы подгадить судьбе. Он снова помог.       Информацией о неучтенной стороне войны Грин-де-Вальда.       Он был надежным человеком. Из тех, кто хотел спасти свою шкуру.       В данном случае это могло оказаться неприятным.       — Я ищу крыс, — негромко сказала Гермиона. Ее желудок был слишком полон, чтобы его испортила водка.       Но она была мягкой. Это заклинание сделало ее мягче.       — Крыс? — Антонин поднял бровь.       — И белок, — намекнула она, — и рога.       Что-то блеснуло в глазах Антонина, но его замешательство не стало уроком.       Рататоск — вид гигантских белок, обитающих в Скандинавии. Трикстеры. Классифицировались как существа четвертого типа. Они подражали, могли украсть чей-то голос, сделать своим собственным, любили сеять раздор ради шуток и хихиканья. Они были рогатыми, клыкастыми и когтистыми. Опасными и запрещенными для охоты, да, но это не то, за чем можно было прийти к такому человеку, как Антонин.       — И нид, — закончила она. Не мигая. Спокойно. Слишком спокойная, чтобы бояться.       Долохов улыбнулся.       Как ребенок, впервые зажигающий огонь. Получивший что-то опасное и разрешение использовать это.       Его зубы не были идеальными, что странно для волшебника.       Сангвини напрягся, затих, перестал ерзать и проявлять нетерпение. Его внимание, острое, как все эти зубы, сосредоточилось на ней.       Нидхегги не были драконами.       Не из тех, что веселились. Не те, с которыми работал Чарли. У тех интеллект варьировался от щенячьего до сверхчеловеческого в зависимости от вида, но это были магические существа. Животные. С кровью, костями и искрой магии в их душе. По сути, те же самые, что и волшебники.       Нидхегги не были драконами так же, как Дементоры не были людьми.       Они были другими. Что-то из-за Арки смерти. Что-то чужое, эльдрическое. Бесконечно голодные.       Не-существа.       Маленькие белки-крысы были единственными, кто достаточно безрассуден, чтобы связываться с ними. Они были безумными плутами. Часто извлекали голос из нидов, кричали его на всю гору и сводили людей с ума. Но если ты нашел бы Рататоска, то мог найти и след Нидхегга.       — И зачем ты ищешь нида, сумасшедшая девчонка? — Антонин наклонился вперед, поставив локти на стол, и возвышенно улыбнулся.       Потому что в данный момент Грин-де-Вальд держал Северную Европу под контролем, имел доступ к самым мощным магическим артефактам в мире и находился в центре войны. Если бы у нее было достаточно золота, он бы приложил усилия, чтобы найти и продать его. Антонин подивился.       — Их части весьма полезны в некоторых аспектах… магии, — она не ерзала, не напрягалась. Она была счастлива, расслаблена.       Гермиона использовала это.       Хорошую чуйку.       — Идет война, — сказала она, — люди нуждаются в… определенной магии. Дальнейшее объяснение стоит больше, чем моя жизнь, мастер Долохов.       — Сладкие слова, девочка, — Антонин сузил глаза.       — Ты смягчил меня едой. Не притворяйся, что я лучше.       — Какие части тебе нужны? — сказал он. — Говори прямо.       — Полная туша. Кости. Кровь. Органы. Шкура.       — Я понимаю, что ты не хочешь, чтобы я знал, над чем ты работаешь, но тебе будет легче и дешевле получить, если скажешь мне, что тебе нужно, — сказал Антонин, кивнув. О, так милосердно. — Конкретней.       — Я не знаю точно, что мне нужно, — произнесла она. — Необходимы эксперименты. И — я уверена, что Сангвини говорил тебе — деньги не помешают.       — Деньги — не предмет, да, но доверие нельзя купить, — сказал он жестче, глаза слегка похолодели. Наклонив голову, он продолжил: — С чего бы мне тебе доверять? Ты чужачка, ворвалась в деловое помещение Сангвини, и некому говорить от твоего имени. Ты — чужачка. А такое… хлопотное дело, как нид, не для посторонних.       — Я понимаю, — пожала она плечами, легкая как перышко. Гермиона задумалась, могла ли сейчас лгать. — И я согласна. Такие времена требуют осторожности. Я понимаю, если ты хочешь, чтобы я вела свой бизнес в другом месте. У Берка есть поставщики и на       континенте.       Сангвини усмехнулся.       Антонин ухмыльнулся.       — Ты думаешь, я не видел эту игру раньше. «Я буду вести свой бизнес в другом месте». Ты симпатичная, но не глупая, Гермиона Грейнджер.       Он произнес ее имя идеально.       Совсем без акцента.       Переключился на другую тему.       Любопытно.       Может быть, была еще одна причина, по которой Том Реддл схватил его, кроме жестокости.       — Это не игра, — осторожно сказала она, — и не только у тебя есть линии в…       Антонин поднял руку, чтобы остановить ее. На его указательном пальце была тонкая черная полоска.       — Я скажу тебе следующее: сегодня мне нужно… собрать еще один предмет. Если ты поможешь мне с этим, завоюешь мое доверие, я начну расспрашивать об охоте на нида.       — Я окажу тебе услугу и заплачу непомерную сумму денег? — Гермиона подняла брови. Это вышло не так раздраженно, как она хотела, его обаяние держало ее слишком приветливой, но намерения было достаточно.       — Вот так мы и работаем, — сказал Антонин с вязкой, кривой улыбкой. — Скрепим руки, чтобы стать семьей.       Он встал и наклонился через стол, положив руку на поверхность. Не в ее пространстве, а в каждом кусочке пространства вокруг нее, зажав ее в кресле. Голубые глаза были холодными. В Арктике облака удерживали тепло. Изоляция. Ясное, голубое небо было предупреждением: не выходи из дома, иначе замерзнешь до смерти.       — А семья никогда не предает. Понимаешь? — сказал он почти легкомысленно.       Они оба съели еду.       Казалось, он не был заинтересован в том, чтобы противостоять ей.       Гермиона не думала, что это будет легко. Каким бы общительным он ни был, записи про Антонина говорили о том, что до того, как Волан-де-Морт приручил его, он был непостоянным, диким существом. Он носился по всей Восточной Европе, торгуясь и предавая по своему усмотрению. Он достаточно искусен, достаточно быстр, чтобы избежать смертельных последствий, но и был прославленной атакующей собакой. Он был здесь для того, чтобы терроризировать мир.       — Понятно, — весело сказала она. — Что мы крадем?       — Мы ничего не крадем, — укорил Антонин. — Не будь такой прямой.       — Прямой?       — М-м-м, — подумал он на мгновение, садясь обратно, — очевидной? Не будь такой очевидной. Ты маленькая хогвартская змея?       — Нет.       Он криво улыбнулся.       — Большая?       Гермиона нахмурилась. Не радостно.       — Там проходит конференция, — объяснил Антонин. — У них есть несколько интересных товаров для академических кругов. Недалеко от Сорбонны. Мне нужно… забрать кое-что для одного клиента…       — Конференция в Париже?       В ошибках была определенная ясность.       Звон в ушах.       Вещи заострялись и фокусировались одновременно, словно твои глаза никогда не работали правильно, а потом вдруг ты смогла видеть.       Как очки. Ошибки были как очки.       Ха.       Какая забавная мысль.       Еда довела ее до истерики.       — Да, какая-то лекция по магическому… чему-то, — Антонин пренебрежительно махнул пальцами. — Интересные экспонаты для многих самонадеянных волшебников. Рискованно, но у меня есть контакт, работающий там. Мне нужно только, чтобы ты… отвлекла внимание.       — Кто этот человек? — быстро сказала Гермиона. Мягкая магия еды не смогла побороть ее внезапную панику. Сангвини нахмурился рядом с ней. — Высокий, темные волосы, острое лицо, бледный, как труп в хороший день?       Антонин наклонил голову.       Сангвини рассмеялся:       — Да, он выглядит так же, как и любой другой англичанин.       — Глаза, которые могут порезать, — продолжала Гермиона, не обращая внимания на Сангвини. — Все манеры человека, у которого слишком много секретов. Зовут Том Реддл.       — Нет… Я не думаю, что это он. Он очень… — Антонин сделал титрующий жест рукой, — нервный. Как рыба. Он говорит, что его зовут Флимонт Поттер.       Ох.       Это хуже.       Может быть?       Может быть, Флимонт не был самодуром, как все думали. Может, он начал свой путь с русскими темными волшебниками. А из чего сделано его зелье для волос? Из волос восточноазиатского дракона и гомас барбаденсис? И то, и другое доступно только при наличии линий связи с континентом. Дорогие, если импортировать, и настолько редкие, что нужен поставщик. Особенно сейчас.       Он произвел на нее легкое впечатление милого добропорядочного семьянина, но у нее случился приступ паники. Ее суждения могли быть скомпрометированы.       Ошибка.       — Конечно, — сказала она нейтрально. С хорошим обаянием.       Но что-то, должно быть, дало ей дорогу. Может быть, это было внезапное учащенное сердцебиение и то, что она услышала вампира.       — Ты знаешь его? — Сангвини рассмеялся. Со слишком большим количеством зубов. Нетерпеливые и не одурманенные едой. — Это станет еще большей проблемой? Долохов, твоя полоса невезения продолжается!       Неужели судьба и над Антонином поиздевалась? Бедный мальчик.       — Тише, вампир, — огрызнулся Антонин на Сангвини.       И эта благожелательная личина соскользнула с него мозолистыми пальцами. Его лицо превратилось в гранитный камень, и Гермиона поняла, как этот молодой человек привлек внимание Реддла.       Сангвини слегка нахально, чуть болезненно улыбнулся и заткнулся.       Антонин вернул свое внимание к ней, снова расслабившись.       — Вы знакомы? Хороший или плохой знакомый?       — И то, и другое.       Что-то промелькнуло на его лице слишком быстро, чтобы уловить это, даже с ее опытом чтения Тома Реддла.       — М-м-м, какой-то знакомый.       — Не такой уж и знакомый, — сказала она, покраснев, — я просто знаю его. Встречалась с ним однажды. Он может узнать мое лицо.       — Это можно уладить, — сказал Антонин и открыл ящик своего стола, чтобы что-то найти. — Нам нужно всего полминуты. Ты можешь надеть маску.       Он нашел ее и…       Антонин Долохов протянул ей знакомую маску.       Фарфоровую. Как у куклы.       Такую же она видела на ком-то у Аберфорта. Либо это был он сам, либо кто-то из его людей. Он играл на обеих сторонах войны? Или он двойной агент, шпион? Первое более вероятно. Он выживальщик, а не стратег.       Помогло бы это ей сблизиться с Аберфортом?       Гребанные черти, сороковые годы были сплошной неразберихой.       Ее сердце уже бешено колотилось, а руки были тверды. Сангвини не заметил. Антонин точно не заметил.       Она повернула маску. Скрутила ее вокруг пальцев и превратила в нечто худшее. В кое-что, что когда-то снилось ей в кошмарах — теперь, конечно, нет. Кованая позолота и только прорези для рта, ведь она не смогла бы ничего съесть, пока носила ее. Как глупо.       — Тебе не нравится мой дизайн? — Антонин, очень преданный, надулся и протянул руки. — Я много работал над ним. Проводил часы в подвале, рисуя, — он сделал движение кистью, — работая только при свечах и масляными красками.       — Спасибо тебе за преданность своему ремеслу, но было бы лучше отделить это от других твоих работ, верно? — сказала она и повертела ее в пальцах. Драко говорил, что они несчастны, но ведь убийство должно быть несчастным, не так ли? — Если это действительно так рискованно.       Антонин пожал плечами, скривил лицо, но больше ничего не сказал.       Гермиона наложила два заклинания. Первое: заставила глаза потемнеть. Красные глаза были отличительной чертой. Второе: убрала запах духов. Она не забыла, как Реддл опознал ее, пробиравшуюся к Аберфорту. Земля и пиво. Этот змеиный язык, вероятно, дал ему преимущество. Она не повторила бы ошибку дважды.       А судьба была жестокой сукой, он наверняка будет рядом.       Она легко надела маску, позволяя ей скользить по ней, делая ее такой же неразборчивой, как и он. Гермиона задумалась, что это могло сказать о ней. То, что она стала Пожирателем Смерти раньше Тома Реддла.       Она не несчастная.       Тепло, но она ощущала жару. Жестко, но она чувствовала себя хуже. Трудно дышать, но она уже тонула, задыхалась и была задушена. Это совсем не трудно.       Она надеялась, что убийство еще будет.

***

      13-я Международная Конференция по Свойствам Яиц, их Несушек и Кладок.       Гермиона была злобно разочарована тем, что они собирались совершить какое-то преступление и не посетить конференцию. Там была лекция Саламандера и Пифлинга. Пионеры в области магозоологии. Была выставка Коатлов. Они находились под угрозой исчезновения, но одному из хозяев удалось устроить небольшой вольер для наблюдения. Полная кладка яиц восточноазиатского дракона. Громовая птица! Осмотр последнего выводка кракенов. Золотой Гусь…       — Это путешествие не для удовольствия, Гермиона, — Антонин снова идеально произнес ее имя. — Может быть, завтра мы сможем вернуться и полюбоваться на хрупкие, маленькие яйца, да?       Она не надулась. А если и надулась, то на ней была маска. Никто не увидел.       Баннер конференции висел на здании, магически спрятанном между двумя цветочными магазинами, и был зачарован так, что магглы его не замечали. У входа в здание толпилось несколько волшебников, одетых в мантии. Антонин и она находились в боковом углу балкона на втором уровне, заглядывая через большие окна на конференцию внизу. Незаметно скрытые разочарованием. Сангвини вернулся в паб. Был полуденный солнечный день. Гермиона не обращала внимания на красные флажки и неправильные часы в самом сердце Парижа. Она была здесь не ради ужасов маггловской войны.       — Нет, но спасибо, — сказала она, глядя в окна.       На этаже ниже толпился народ. Там было несколько указателей направлений на лекции, которых Гермионе очень не хватало. Но главная комната была выставочной. Идеальное место для демонстрации находок, возможно, в поисках спонсора. Там был какой-то вульгарный волшебник в белой мантии и золотых кольцах, еще одна ведьма в красном плаще и кроваво-красных рубинах, и еще дюжина людей, которые выглядели так, будто у них были деньги, чтобы сжечь их, если они смогли бы прикрепить свое имя к многообещающим исследованиям.       А ученые всегда нуждались в финансировании.       Коатлы здесь были зеленой морфой, а не полной радугой. Блестящие, яркие крылатые змеи со слишком большими головами. Их вольер был поразительно велик для змей, но прекрасно подошел бы для летающих существ. Большие бревна, выдающие себя за деревья, и туманные скалы. Родом из Центральной Америки, на них охотились ради их перьев и чешуи, которые использовались в различных зельях.       Том…       Реддл, вероятно, знал о них гораздо больше, чем она. Что они предпочитали есть, что им нравилось и не нравилось, как лучше всего ухаживать за ними. Он бы и ей рассказал, если бы она пошла с ним. Он надел бы ту мальчишескую ухмылку, которая изменит его лицо, и подробно объяснил бы ей все, что она хотела знать.       Она знала только, как собрать его на запчасти.       Гермиона нахмурилась.       Что-то струйкой пробежало по ее плечам, другое — по линии груди. Ее магия дернулась. Что-то разматывалось.       — Флимонт — нервный тип, — сказал Антонин, накладывая темпус. 12:43. — И часто опаздывает. Я скажу тебе, когда идти. Расслабься, голубка.       Гермиона напряглась.       «И сколько у вас было точных видений, мистер Реддл?»       «Несколько.»       Нет.       Совпадение.       Раздражающее совпадение.       Прорицание было чепухой.       Они ждали мистера Поттера.       Он прибыл со своей семьей.       Флимонт. Юфимия. И самая маленькая Кэтрин. Она обнимала юбку матери и крепко держала ее за руку. Они прошли через двери в экспозицию и направились к кладке драконьих яиц, выставленной на обозрение. Флимонт огляделся. Зачем он привел свою семью на какую-то незаконную кражу товара, она понятия не имела.       Гриффиндорцы иногда были ужасно, глупо безрассудны.       Более круглые, чем яйца западных драконов, яйца восточноазиатских драконов настолько малы, что их можно принять за речные камни. Жемчужины. Или особенно крупные рыбьи яйца. Когда они вылуплялись, то внешне ничем не отличались от карпа, и им требовалось почти столетие, чтобы вырасти во взрослую особь. Они вылуплялись только при определенных погодных условиях в горной реке.       Может быть, Том знал больше? Или его интересовали только змеи, а не драконы?       Впрочем, какая разница.       — Флимонт здесь, — сказала она, сосредоточившись на задании, и указала на пол. Антонин подошел к ней. — Сейчас?       В магии все дело заключалось в том, что очень хорошо было видно, когда ее применяли, но не то, кто ее применял.       Гермиона должна вызвать ливень внутри здания — типичный побочный эффект Громовой Птицы, попавшей в беду. В лучшем случае здание эвакуируют; в худшем — все отвлекутся на минуту-другую, пока Флимонт тайно вывозил Золотого Гуся. Портключом было кольцо на пальце Антонина. Просто.       — Терпение, — сказал Антонин. — Ему нужно подготовиться.       Она не хмыкнула, не вздохнула и не закатила глаза. Сейчас не время для язвительности. Реддл быстро вычислил ее, она была солдатом, и сейчас — самое время сосредоточиться. Гермиона наблюдала за Поттерами, прогуливающимися по конференции так, словно они на семейной экскурсии. У них было столько времени, сколько нужно. Флимонт, казалось, нервничал, сверкал глазами и крутил плечами — из него получился бы ужасный шпион, — но он погладил Кэтрин по голове, а затем поднял ее на плечи и указал на птицу, которая несла золотые яйца.       Предположительно, она съела философский камень, но никто не хотел убивать ее и выяснять это. Образцы перьев были неубедительны. У нее был вкус к свинцу, так что, возможно, история была правдивой. Или, возможно, на него была наложена разновидность проклятия Мидаса. Он вынужден был сделать своих детей такими же интернетными и безжизненными, как золото. Реддл знал о гусях не больше нее. Гермионе пришлось бы отвечать на все его вопросы, он так любил вытягивать из нее информацию…       Сосредоточься.       Сосредоточься на Флимонте, слишком похожего на Гарри Поттера. На широкую улыбку и темные волосы, которые он пытался привести в порядок в соответствии с сегодняшним стилем, но даже с волшебным зельем для волос они беспорядочно вились. Рука обхватила талию Юфимии, а яркие глаза показывали Кэтрин все вокруг. Это была ее первая конференция? Первый раз, когда она увидела международную выставку. Девочка была застенчива, не отпускала руку матери, не носилась по помещению, впитывая каждую крупицу информации, какую только могла.       Таким должен был быть Гарри. Таким он мог бы быть и сейчас, если бы она все исправила. Добрым человеком с чудаковатой семьей.       Может быть, чуть менее связанный с нелегальными контрабандистами.       Гермиона улыбнулась под маской. Еда все еще была в ее организме. Она была довольна.       Лекция о фениксах закончилась в час, и в главный зал вошел Том Реддл.       Гермиона не удивилась его появлению. Она отказалась удивляться. Она яростно игнорировала толчок в позвоночнике. Конечно, он был здесь. Она подготовилась к этому. Том Реддл, как всегда, был в центре ее миссии.       Выглядящий чрезвычайно отвлекающим без униформы.       Простая приталенная мантия с высоким воротником. Черный галстук на черной рубашке под черной мантией. Не показной. Не беспорядочный. Он бы слился с толпой, будь он менее красив.       В таком виде эффект был почти жестоким.       Он был менее отвлекающим, покрытый кровью.       Гермиона бы с удовольствием пошла с ним на свидание. В следующий раз, когда он попросит, она согласится.       Хотя он казался странно незаинтересованным в конференции. Он не читал никаких докладов. Один раз взглянул на Поттеров, застыв при виде счастливой семьи, а затем целенаправленно продолжил путь.       Здесь в нем чувствовалась какая-то… резкость. Что-то, чего он не носил с собой в замке. Оружие наготове. Выхваченный нож. Какая бы магия ни существовала в Хогвартсе, какая бы вещь ни «любила» его, она, казалось… немного приручала его. Разница между волком в логове и волком на охоте.       С ним был Айзек Розье. Эти белые волосы и темная кожа были слишком отчетливы, чтобы быть кем-то другим. Они подошли к женщине в красной мантии с рубинами. У нее были светлые волосы и легкая улыбка, и она коснулась руки Реддла, словно знакомая. Том улыбнулся острее иглы и поднес руку к ее щеке…       У Тома Реддла были красивые руки. Длинные тонкие пальцы на зависть скрипачей, и аккуратно подстриженные ногти — обычное явление для тех, кто обучался медимагии и некромантии. Легче счищать грязь. У него были тонкие, изгибающиеся запястья, и иногда, несмотря ни на что, Гермионе было любопытно, что она обнаружила бы, если прочитала бы шершавые линии его ладони. Она бы взяла его широкую ладонь в свою. Проследила большим пальцем линию его жизни, прижалась мягкими губами к сердцу. Прокусила до костей и съела его судьбу.       Сегодня он надел кольцо.       На четвертый палец.       Словно был женат.       С толстым черным камнем и замысловатой золотой оправой. Реликвия. Как сентиментально с его стороны. Принести его на публичное мероприятие, выставить напоказ менее чем в пятидесяти метрах от себя. Слишком далеко, чтобы разглядеть символ Смерти, но по ее плечам, по линии груди пробежала струйка. Внутри нее разматывалась нить.       Гермиона перестала улыбаться. Она глубоко вдохнула. Один раз. Ленивое перекатывание моря по мягкому песку.       Воскрешающий камень был, пожалуй, самым темным из трех. Он позволял владельцу властвовать Аркой смерти. Мантия позволяла жить вечно, имея неограниченный доступ к этой стороне Арки смерти. Камень же позволял изменять порог по своему усмотрению. Попасть сюда и туда так же легко, как нырнуть в океан.       Первой вещью, которую Гермиона убила, была пуансеттия в возрасте шести лет.       Она получила ее на Рождество от своей тети — первое из многих неудачных Рождеств — и выбросила ее в окно в заслуженной истерике. Она рассыпалась по снегу, запятнав белый цвет черными крапинками, похожими на обратные звезды, а ее учебники заперли на неделю.       Второй тварью, которую убила Гермиона, была змея.       Летом второго курса она каталась на велосипеде в лесу. Она была слишком энергична после того, как окаменела…       Мертвая, неподвижная, запертая в своей голове, кричащая, царапающаяся, тонущая, помогите мне выбраться. Помогите мне. Ожидание, стремление, желание, помогите мне, пожалуйста…       Она каталась на велосипеде летом перед третьим курсом, слишком быстро ехала по заросшей тропинке. Опасный, дикий, не пойманный ребенок, и грязно-коричневая тропа, достаточно твердая, чтобы больше не называться грязью. Маленькие камни и маленькие палочки. Слишком быстрый подъем на холм, бревно, слишком большой импульс, и подвязанная змея выскочила и зацепилась за ее переднее колесо. Она быстро запуталась в металлических спицах и стянулась, как вишневая ириска. Ее кишки попали ей в волосы, в виде конфетти.       Она закричала. Кровь попала ей в рот. Остальное исчезло в грязи.       Туша оставалась на велосипеде, пока она не вернулась домой.       Она не могла вытащить ее палкой. Или пальцами. Под ногтями была кровь. Она не могла вытереть слезы, ее руки были покрыты грязью. От крови змеи она могла заразиться конъюнктивитом, или паразитом, или еще какой-нибудь болезнью. Она должна была оставить свои слезы.       Много позже она превратила велосипед в воздушный шар и отпустила его в стратосферу.       Первым человеком, которого убила Гермиона, были несколько Пожирателей Смерти в масках или их сторонников во время битвы за Хогвартс. Это могли быть студенты, насколько она знала, бедные дети, сражавшиеся за своих родителей, закрывавшие лицо, чтобы они могли присоединиться к битве. Она обрушила на их головы каменные завесы.       Первым человеком, которого Гермиона убила, был Гарри Поттер. Ради мести, ненависти и сердца, разбитого настолько, что оно сгорело, почернело и превратилось в уголь.       Один раз она убила Волан-де-Морта, но это была необходимость, эксперимент, любопытство в худшие моменты жизни. Если бы Волан-де-Морт умер до того, как убил Гарри — если бы она смогла спасти его от этой смерти, смогла бы удержать треснувший фарфор Гарри Поттера до того, как он рассыпался бы — он бы все еще взмахивал палочкой?       Да.       Если бы Том Реддл умер еще до начала битвы, Гарри все равно обрек бы их всех на гибель?       Да.       Это не было убийством, рассуждала она, это было просто убийство. Такое же, как и любое убийство животного, стремящегося выжить. Можно ли назвать волка убийцей? Можно ли назвать льва? Или они были просто голодными животными, подчиняющимися своей природе.       Нет, она никогда не убивала Тома Реддла.       Гермиона посмотрела вниз на Реддла, скрытого от ее взгляда. В черной парадной мантии, с зализанными назад волосами, он поцеловал руку какой-то даме с ожерельем из кровавых рубинов, в белых перчатках и белокурыми локонами. Она наблюдала за тем, как Реддл наклонил голову и улыбнулся незнакомке слишком большим количеством резцов, словно хотел препарировать и каталогизировать каждый дюйм ее дурацкого атласного платья и асимметричного лица.       Смотрел на какую-то женщину так, как он обычно смотрел на нее.       С толстым черным кольцом на пальце.       И Гермиона решила, что это будет убийством.