Часть вторая: Более Крупные, Более Отчаянные Ошибки
он сгорал медленно, тошнотворно, в хрипах; потускневшая магия запятнала жестокость, но камень, брошенный в океан судьбы, покрывается рябью, которую пожинают глупцы.
***
22 октября 1943 года. Было больно. Зеленый огонь прорвался сквозь измученную и залатанную душу, пробивая в ней рваные дыры, и это было больно. На мгновение, затаив дыхание, он поддался. Его кожа сгорела, оставив после себя восковые, легко сползающие куски плоти, обнажавшие влажные мышцы и кипящий жир. Сырая и расколотая, натертая лимоном, солью и дешевым мылом приюта, сделанным с избытком щелочи и пахнущим удушливым тальком. А потом все закончилось, и его, слегка покашливающего и спотыкающегося, встретила приглушенная суета полуночного Министерства. Том Реддл положил маленький камушек в карман пиджака, где искра успокоила бы его сердце, и бодро зашагал к лифтам. Он подождал, пока кровь из носа перестанет идти, прежде чем отправиться в Министерство, чтобы хоть немного сплести воедино мелкие отблески своей магии. К черту все это. Камин все еще причинял боль. А старый ублюдок спросит, что же его задержало. Сегодня на страже стоял Терстон Калби, пятьдесят два года, не женат, один сын, неравнодушен к алкоголю, неравнодушен к мужчинам. Охранник взглянул на Тома Реддла — знакомое мальчишеское лицо, и разве на его подбородке нет крови? — и, как профессионал, коротко кивнул и пропустил его через ворота без комментариев. Том Реддл вызвал лифт и аккуратно расправил мантию. Не зря Атриум находился на восьмом уровне Министерства магии. Почти в ста пятидесяти футах под землей человек уже находился в бьющемся сердце правительства, пока вырывался летучий порох. Гипотетически, это был серьезный недостаток дизайна. Вход в банк — через холодную железную дверь хранилища, уже взломанную. Охранники должны были проверять палочки, но даже при повышенном внимании во время войны, — это был всего лишь беглый осмотр для сбора информации и не более того. Как будто бы шпион, собирающий сведения в самом сердце Империи, стал бы использовать собственную палочку. С материальной точки зрения, это служило одной цели. Человек, идущий вверх, был обычной работой правительства. Хороший работник, менеджер или министр, здесь во время военных усилий, не высовывал голову, не высовывал и носа, усердно работал в надежде однажды получить повышение на какую-нибудь чуть более высокую должность и потратить там свою жизнь впустую. Возможно, даже на что-то важное. Человек, идущий ко дну, был либо Невыразимцем, либо преступником. Здесь, и сейчас, и раньше Том Реддл был и тем, и другим. В мирное время это различие ослабевало. Военное время лишь еще больше разбавило его. Во время его своенравного пребывания в Министерстве, как по эту, так и по другую сторону войны, человек мог прийти сюда, ожидая приговора к Поцелую, а выйти с предложением работы. Чаще всего все происходило наоборот. Простая система распределения, которая отделяла хороших, трудолюбивых государственных служащих от потенциально опасных, установилась на месте. — Какой этаж, сэр? — спросил служащий лифта, когда Том Реддл открыл дверь клетки. Мужчина по имени Патрик Фаунтли, тридцати семи лет, грязнокровка, женат два года, один ребенок, коллекционер волшебной керамики, в настоящее время подкуплен Леонардом Спенсером-Муном, Маркусом Хорнби и Альбусом Дамблдором за благоразумие в отношении возлюбленной, в отношении дополнительных часов и в отношении его присутствия здесь вообще. Соответственно. — Девятый, — тихо произнес Том Реддл и достал из кармана носовой платок, чтобы вытереть кровь с подбородка. От носового кровотечения. Он упустил это. Небрежно. Даже в состоянии восстановления простой Патронус не должен отвлекать его. Он вызвал лишь головную боль, кровотечение из носа и сильные приступы тошноты. На его полу все еще была желчная рвота. Служащий кивнул, нажал на рычаг лифта и сделал свою работу. Голова опущена. Нос чист. Он не стал комментировать ни посещение в позднее время, ни лицо. Невыразимцы часто приходили с разными обличиями, и если кто-то решил использовать лицо мальчика, то, конечно, на это была причина? Том Реддл откинул голову назад на дребезжащие прутья лифта. Камень в его кармане глухо звякнул. Он мог бы достать его и использовать, но он не знал, сколько у него времени. Министерские лифты слушались его не так, как лестницы Хогвартса. Это могли быть секунды. Это не так. Лифт тронулся вниз, потом в сторону, а потом снова в другую сторону, словно плохой шпион, пытающийся отстать от «хвоста». Волан-де-Морт сохранял терпение. Если он пропустит «срочное конфиденциальное дело», ради которого Альбус вызвал его в Министерство в два часа ночи, ему некого будет винить, кроме магии самого Министерства. Судьба. Может быть, Бог, если ему так захочется. А может быть, виноват Спенсер-Мун. Слишком часто и много министров магии приезжали сюда, чтобы по-настоящему овладеть зданием, дать ему обрести свою форму. Когда Геллерт захватил страну раньше, Спенсер-Мун умер, беззащитный и легко раненный в самое сердце. Лифт качнуло вперед, и Том ударился головой о металлическую перекладину, клацнув зубами. — Извините, сэр, — пробормотал служащий со смущенной полуулыбкой. — Хм... — он сохранил терпение. Министерство магии 1943 года представляло собой кавалькаду коррупции, бюрократии, посредственности и злоупотреблений. Визенгамот питался злобной бесстрастностью, а министры вытирали подбородки. Жирный клубок крысиных королей — они спотыкались о собственные хвосты, кусали пальцы собственных братьев, воровали еду собственных детей, вместо того, чтобы довести войну до железного, кровавого очага. Жестокая борьба за власть, деньги, благосклонность, товары, найденные и награбленные для военных нужд, и за древние артефакты, наконец-то выпавшие из поля зрения и попавшие в руки тех, кто был достаточно умен, чтобы украсть их. Хаос принес обильный урожай. Волан-де-Морт был эффективным жнецом. Том — нет. Том скучал по девчонке, пытался вызвать ее призрак и дулся, когда она исчезала. Волан-де-Морту не нравилось половое созревание. Его мысли похотливо тянулись к сексу, еде и насилию, словно он был уличной шавкой. Теперь он чаще всего просыпался с ноющим членом, путаясь в потных простынях. Длинные, яркие сны о том, как он трахает девчонку на острых белых цветах, все еще жили под его кожей. Он переворачивался и яростно мастурбировал до восхода солнца, словно не мог начать день, не кончив на живот. Быстрые, отточенные мысли — спутанные волосы, низкий вздох: «Том», тепло ее рта, соль ее крови. Конкретика не имела значения, лишь бы это было умоляюще. Он был ужасно низменным подростком. Тяга к еде была более раздражающим делом. Горячие пироги и соленые карамельки. Имбирное пиво и жареная курица с фаршированным перцем. Запеченный шпинат и артишоки. Консервированные ананасы и вишневые пирожные. Растущий мальчик был чертовски голоден. То, что он не мог исправить ни дрочкой, ни убийством. Только тщательной, строгой дисциплиной. Ему не понравилось это в первый раз, и еще меньше нравилось сейчас, когда он был намного лучше, чем просто плоть, кровь и пот. Апофеоз, пойманный и заключенный в крошечную грудную клетку ребенка с дефицитом питания. Неважно, что это был его выбор. Диссонанс между двумя разными душами затих с годами, сглаженный войной и соединенный воедино, создав функционирующего Тома Марволо Реддла. Если отдельные аспекты его самого расходились и враждовали внутри, то это было лишь упражнением в сократовском методе или чем-то в этом роде. Книга, которую дала ему девчонка, была лишена конкретных примеров. Двойная магия. Двойная сила. Благодаря прозорливости и знаниям, выходящим далеко за рамки школьного обучения, было просто убедить печального старика, что он умрет и уничтожит мир. Это было просто. До тех пор, пока это не произошло. Лифт заскрежетал и со скрипом опустился на четыре фута. Том Реддл схватился за холодную металлическую клетку, чтобы удержаться на ногах. — Девятый этаж. Отдел тайн, сэр, — объявил служащий. Он ничего не сказал и вышел. Лифт за ним поднялся. Отдел тайн был скромным, пустым местом. Длинный темный коридор, в конце которого виднелись лишь очертания двери. Том Реддл медленно шел по коридору, напрягая и отпуская плечи, пока не стал выглядеть расслабленным и здоровым. Спина прямая, волосы расчесаны, мантия выглажена, ухожен до самых ногтей. Он был изолирован здесь на некоторое время под наблюдением Геллерта. Самое подходящее место для человека с его темпераментом и талантами. По словам Геллерта, это должно было научить его терпению. Даже когда Статут секретности был отменен, а работы было невпроворот, здесь редко можно было увидеть другого человека. Они не служили магическому правопорядку. Они не были ни аврорами, ни солдатами и ни полицейскими. Они были исследователями. Амбициозными исследователями. Амбициозными исследователями, жаждущими власти, знаний, и готовые прочесать весь мир в их поисках. Темными волшебниками с тяжелым поводком и государственным пособием. Невыразимцами для бумажной работы. Детское название, но Том Реддл понимал силу названных и неназванных вещей. Он открыл дверь в помещение с жалким бра с синим пламенем и блестящей черной плиткой. Альбус ждал его возле Двери Смерти. Неподвижный, в помятой серой мантии и в том паническом состоянии, которое наступало только тогда, когда что-то ужасное уже произошло и ничего не оставалось делать, кроме как собирать острые кусочки и стараться не порезаться. Том Реддл догадывался, что по ту сторону двери лежит труп. Возможно, весьма жуткий. Может быть, кого-то важного. — Тебя что-то задержало? — спросил старый ублюдок с глупой озабоченной морщиной у бровей. Как будто он не нарочно разбудил Тома фениксом, кусающим его за ухо. — Лифты неэффективны, — простодушно ответил Том Реддл. Рядом с Альбусом сидел Роберт Лоури, пятьдесят один год, чистокровный, вдовец, две дочери, в юности был в тюрьме за колдовство, потом во взрослом возрасте сидел в тюрьме за эксперименты Империусом, потом его переманили для исследования разума, памяти и мозга. Повысили до начальника отдела четырьмя годами ранее, когда он подкупил газеты, чтобы устроить скандал предыдущему начальнику отдела. Волан-де-Морт мог бы восхищаться им за это, если бы он не был ужасен в своей работе. — Я собирался обсудить это со Спенсер-Муном, — сказал глава департамента, помахивая пальцем, словно заслуживая внимания. — Задержка при транспортировке преступников не… — Какой вопрос вы хотели обсудить? — спросил Том, с таким уважением и желанием угодить, как и подобало настоящему ученику, и сложил руки за спиной, чтобы не задушить мужчину. Его шея была тонкой, как у птицы. С не таким большим количеством кожи и мышц — это было бы похоже на удушение ребенка. — Произошло кое-что, — сказал Альбус, отрывисто кивнув, — твой опыт необходим. Произошло нечто катастрофическое — множество мертвых, покрытых ужасным мраком тел важных людей — и Альбус хотел знать, случалось ли это раньше или это что-то новое. Еще одно событие, которое изменилось после неудачи в Нурменгарде. Бедствие все еще могло подождать до утра. — Мальчик? — спросил глава департамента. Недоумение сморщило его лицо, как у мокрой собаки. Работники Отдела тайн в обязательном порядке должны владеть окклюменцией. К сожалению, он ею не владел, и Том Реддл был вынужден слушать, как тот задавался вопросом, правдивы ли слухи о том, что Альбус предпочитал мужчин. Иначе с чего бы ему так баловать своего ученика? — Я понимаю, что он старается заслужить у вас легитимность, — продолжал он, — однако это очень нерегулярно… — Все в порядке, министр Лоури, — Альбус поднял руку и ободряюще улыбнулся, словно обманывая кого-то, словно не слыша мысли этого человека. — Том Реддл — прорицатель. Он сможет найти преступника до того, как Спенсер-Мун получит повод для беспокойства. Том также ободряюще улыбнулся. Его улыбка была лучше. Спокойной и непримиримой, словно он пытался произвести впечатление на этого человека. — И что же произошло? — спросил Том Реддл. — Вы знаете, что я рад оказать вам любую помощь в любое время суток, — его тон оставался спокойным, как камень у сердца, ровное биение которого не прекращалось. До тех пор, пока не произнес: — Или ночью. Альбус вздохнул и бросил на Тома Реддла прищуренный, уставший взгляд, словно хотел извиниться за то, что разбудил его. Но он этого не сделал. — Да. Давайте продолжим, — сказал Альбус вместо этого и открыл Дверь Смерти, приглашающе помахав рукой. — Министр Лоури здесь, чтобы ответить на любые твои вопросы. Именно он нашел эту комнату. Со Спенсером-Муном пока не связывались, но утром ему обо всем сообщат. Значит, четыре часа на исправление. Глава отдела вошел, и Том Реддл последовал за ним, не забыв закрыть за собой дверь. Помещение было просторным, широким и высоким, и под их ботинками хрустел песок. Ряды каменных скамей опоясывали комнату и вели вниз — к яме в центре, как на древней арене. Мороз кусал его легкие, облака пара перед его носом затуманивались — он не помнил, чтобы здесь было так холодно. В яме находилась приподнятая платформа. Никаких мертвых, жутких тел. — Ах, — произнес Том. Истерика облегчила его сердце, отчего у него почти закружилась голова. — Понятно. Комната была пуста. Арка исчезла. Нет, раньше такого не было. Он прошел мимо стариков, спустился по ступеням и осмотрел места, где старый, тяжелый камень оставил вмятины на пустой платформе. Альбус последовал за ним. Пыль равномерно покрывала поверхность, на месте каменной арки не было ни тени. Как будто ее и не было вовсе. Том Реддл крепко сжимал кулаки, пока ногти не впились в его плоть, пока они не перестали дрожать, словно он был нетерпеливым мальчиком, впервые убивающим своего отца. Изменения означали, что он знал меньше; изменения означали, что он преуспевал. Слепота и самонадеянность — опасное сочетание, ведущее к ошибкам. Он был выше этого. Насколько Волан-де-Морт понимал, Арку нельзя было сдвинуть с места. Он изучал ее всего два года, пока Геллерт не вернул его, но он пролистал все записи. Она находилась здесь веками, бездействующая и неподвижная. Ходили слухи, что она старше самого Министерства. Именно поэтому старый Совет волшебников переехал в Лондон, в бьющееся сердце маггловского мира. Старая, опасная магия, раскопанная незадачливыми магглами. Утверждалось, что именно по этой причине Министерство выбрало это место для строительства. А теперь она исчезла. Не факт, что это удастся исправить до того, как Спенсер-Мун получит сигнал тревоги. — Кто имеет к ней свободный доступ? — быстро спросил Том Реддл. — Все в Отделе Смерти, — отозвался глава департамента с верхней ступеньки лестницы. Подходить ближе ему не хотелось. — Инквуд, Эйвери, Берроуз, Пруэтт. — Кто-нибудь из них пропал? — спросил Том Реддл, обходя вокруг платформы, применяя Ревелио, Вестигиус, Первестигиос, ища трещины, потертости или старые следы магии. Их не было. Пыль толстым слоем лежала по всей комнате, оседая в углах, как свежий угольный снег, и единственное, что было, — следы, созданные им и Альбусом. Отпечатки ног и почти невидимая рябь, возникающая в воздухе от движения тела. — Насколько я знаю, нет, — нервно ответил глава отдела. Том Реддл выпрямился и поднял брови на имбецила. — Это важно и то, о чем следовало бы знать. Мужчина достал блокнот и, нахмурившись, что-то записал. Ему не нравилось, что мальчишка указывал, как делать его работу. Возможно, тогда он должен делать ее лучше. — Как давно она пропала? — спросил Том Реддл, поднявшись на платформу. Пыль размазалась по его рукам, оставив серые разводы, словно от детских пальчиковых красок. Он не стал их стирать. Альбус остался в яме, засунув руки в карманы и храня молчание. — Меньше восьми часов назад, — проворчал глава отдела, пока Том искал любые следы магии, оставленные артефактом. Древняя, святая магия, вырезанная из мира, который все еще помнил, почему нужно бояться колдовства, должна была что-то оставить. И все же ничто не витало в воздухе, не витало на его коже, не вызывало мурашек. Только пустота. Но даже это — слишком щедро. Здесь не было ощущения горечи, зияющих ран утраты. Здесь не было ничего. Словно никогда и не было. Он шагнул через пространство, где должна была быть Арка, и не испытал ничего, кроме желания чихнуть. — Я делаю прогон, — продолжал он говорить. Волан-де-Морт не терял терпения, — по всем отделам. Один раз утром, один раз перед уходом на целый день. Просто чтобы убедиться, что ничего не случилось. И я сам видел, что она была здесь сегодня утром, а потом… — Правда? — огрызнулся Том, поворачиваясь к трусливому человеку, все еще стоявшему у двери. Будь проклят Альбус за его неудачи, но, по крайней мере, он был готов посмотреть им в лицо. — Вы входили и слушали шепот мертвых? Осматривали артефакт, который должны были охранять? Или вы остались там, в безопасности? — Э-э… н-нет, — заикаясь, пробормотал он, теребя в руках дурацкий клочок бумаги, пораженный тем, что милый мальчик-прорицатель говорил так резко. Он был министром, ради Мерлина, Дамблдор должен дать мальчишке подзатыльник. — Я просто… Я просто заскочил проверить… — Значит, это могла быть иллюзия, — Том сошел с возвышения и направился к человеку, который был слишком ничтожен, чтобы руководить отделом одобрения метел, не говоря уже о Отделе Невыразимцев. — Проекция или трансфигурация, подменяющая реальную вещь, о которой никто ничего не знал. И это стало обычным делом, да? Тот, кто это сделал, знал, что вы никогда не пройдете так далеко, как десять метров в комнату. Скажите мне еще раз: когда вы в последний раз, без сомнения, видели Арку? Глава департамента надулся, словно это Том потерял терпение, а не он проявил великодушие. — Не нужно быть со мной кратким, парень, — Арка была тревожащей. Ожидать того, что он будет слушать, как его жена зовет его каждый день, — нельзя. Это сведет с ума любого мужчину. Том умоляюще посмотрел на Альбуса, который истолковал этот взгляд как: немедленно сделай что-нибудь с этим идиотом, или я пролью его кровь в пыль и тени. Возможно, его глаза покраснели. Он не мог сказать точно. — Министр Лоури, пожалуйста, — спокойно сказал Альбус, возвращаясь к ним, подняв руки вверх и успокаивая. — Мы лишь пытаемся получить точную хронологию событий. Никто не сомневается в ваших возможностях. Возможно, нам стоит проверить Невыразимцев, работающих над Аркой, и получить от них информацию. Им лучше знать. — Да! — глава департамента улыбнулся предвкушающе и самодовольно, как собака, угождающая своему хозяину: — Я уже послал сов по их домам. Через несколько часов они будут здесь. — Молодец! — сказал Альбус и похлопал его по плечу, словно похвалил ученика. Глава отдела поклонился, как будто был им. Волан-де-Морт сохранял терпение. Маловероятно, что кто-то из Невыразимцев, работавших непосредственно с Аркой, украл ее. Если кто-то достаточно умен, чтобы понять, как украсть древний темный артефакт, то значит, что он и достаточно умен, чтобы не быть первым в списке подозреваемых. Виновником мог быть либо человек, недавно переведенный из отдела, чтобы избежать подозрений; либо шпион, работающий на Геллерта; либо член Визенгамонта, желающий заполучить яркую игрушку; либо министр, желающий воспользоваться паникой и получить власть, собирая комитет — возможно, даже сам Спенсер-Мун, — либо безрассудная воровка, нарывающаяся на неприятности и славу, как глупый лев. Камень у его сердца бился впустую. Девчонка была мертва. Она этого не делала. Том Реддл нахмурился и оглянулся на зияющую пустоту старого амфитеатра. Ряды пустых сидений и, теперь, пустая сцена. Перечисление подозреваемых предполагало, что она была украдена. Вполне возможно, что переместилась или исчезла. Ни в каких записях не было подробного описания происхождения Арки. Почему, как или когда она появилась в Лондоне. Она просто была. А теперь ее нет. — Да, министр Лоури. Спасибо, что выполняете свою работу, — Том Реддл повернулся к Альбусу: — Записи о недавних перемещениях в Отдел тайн и из него, список министров, которые находятся в пределах досягаемости от Главного места, и список тех, кто почти на свободе, текущий список отступников Геллерта в Министерстве… Глава отдела издал возмущенный звук при намеке на то, что Министерство не является непробиваемым бастионом свободы и верности. Том Реддл не убил его за это. — …члены Визенгамота, которые внезапно отсутствовали в последнее время, и те, кто особенно заинтересованы в логистике Отдела тайн. Назовите мне их имена, и я посмотрю, узнаю ли кого-нибудь из них. — И это все? — сказал Альбус с раздражающе-веселой улыбкой. Волан-де-Морт задумался еще на секунду. — Любой, кому нужно избавиться от узнаваемого тела, — сказал он, — или от множества тел за короткое время. Альбус нахмурился. Война волшебников практически породила пассивность по сравнению с маггловской. Число жертв росло каждый день, но достаточно медленно, чтобы можно было напечатать каждое имя в газете. Достаточно медленно, чтобы можно было скорбеть, бушевать и снова становиться невинным перед следующей жертвой. Ни один волшебник не испытал на себе, какой беспрерывной может быть война, пожирающая отца, мать и младенца. Они теряли людей, а не города. — Составьте список, — сказал Том. Ему действительно нравилось давать Альбусу горы работы. — У меня есть все, что мне нужно. Я могу идти? Я обязательно сообщу вам о любых видениях, которые у меня будут. Глаза Альбуса на мгновение сузились, но затем вернулись к своему невозмутимо снисходительному блеску. — Конечно, Том. Спасибо, что пришел так быстро. Я дам тебе знать. Том Реддл оставил Альбуса и главу отдела в Комнате Смерти коротать предрассветные часы. Невыразимцы могли дежурить по ночам в экстренных случаях, но никто из них не покидал своих домов без предупреждения. Ни одна сова не долетит до утра. Они еще несколько часов будут терпеть неудачу. Он бодро нажал на кнопку лифта. И тут Альбус молча встал рядом с ним, терпеливо и спокойно, словно отец, который ждет, когда его капризный сын начнет разговор за столиком в закусочной. — Ты получил весточку из Азкабана? — тихо спросил Альбус. Тусклый коридор заглушал его голос, какие-то чары не позволяли звуку доноситься по всему коридору. Девчонка была лучше. Ее тихие туфельки всегда хранили секреты. — Нет, — односложно ответил Том. Решетки лифта глухо дребезжали, но не спускались. — Ты сказал, что одного из мальчиков звали Драко, верно? Известно, что Блэки называют своих детей в честь созвездий. Ты… — Лукреция не знает ни одного Драко. — Альфард? Волан-де-Морт сохранял терпение. — Если Лукреция не знает Драко, — сказал он жестко, — значит, Драко не существует. У Блэков нет монополии на глупые детские имена. Кроме того, скорее всего, это кодовое имя. Данное девушке, чтобы изолировать информацию, чтобы ни один человек не узнал всех деталей и не смог скомпрометировать операцию. Но когда она, мягко и тепло обвившись вокруг него, словно змея, говорила о нем, ее голос дрожал, запинался, — девушка произносила это слово, как имя. И Джинни, Полумну. А позже — Невилла и Рона, тихо, как ошибку, прозвучавшую в ее голове. Маленькая группа злодеев, в которую она попала. Зацепка была небольшой, но это было правдой. В те моменты, которые он разделил с ней, и с теми воспоминаниями о страхе, боли и удушающем отчаянии перед лицом всепоглощающей безнадежности, она не пыталась обмануть его. Темный волшебник предложил ей сделку, и она решила принять ее. Тому Реддлу нужно найти Гарри. Возможно, Геллерт выбрал этого темного волшебника в качестве своего нового ученика, вместо того, чтобы дождаться победы и забрать Тома Реддла из Хогвартса. — Очень верно, — снисходительно сказал Альбус, словно победил. Если бы Том убил его, ему пришлось бы убирать труп в Сердце Министерства в три часа ночи. Пришел санитар. Два трупа. Глава департамента. Три тела. Если бы он мог избавиться от них через Арку, Том бы не колебался. Но такой возможности уже не было, а Волан-де-Морт научился терпению. Альбус шаркал ногами, смещая свой вес и потирая руку о другую — тонкую, нервную. Он хотел что-то сказать и ждал, когда Том Реддл окажется в лифте. — Выкладывай, — вздохнул Том Реддл. — Мне жаль, что я помешал твоему восстановлению, — сказал Альбус, почти искренне. — Я знаю, что обстоятельства сейчас сложные. — Ты был прав, предупредив меня, — признал Том Реддл. — Пропажа такого артефакта вызывает беспокойство. Геллерт никогда не обращал внимания на старую магию за пределами палочки. Я не уверен, что именно произошло. Мне придется хорошенько подумать, — Геллерт и раньше не посылал шпионов в Хогвартс, но то, что на него практически покушались в его же крепости, не может не беспокоить старика. — И лучше позволить мне сначала осмотреть комнату, пока Спенсер-Мун не явился сюда и не испортил все. Кто знает, какой беспорядок оставят авроры. Я могу потерять несколько часов сна из-за этого. Но это не убьет меня. Возможно. — Я имею в виду не только твое восстановление. Вы были друзьями с мисс Гре… Том протянул ладонь и схватил старика за руку, как раз в районе локтя. Длинные пальцы согнулись в когти, впились в крепкий нерв. И сжали — он почувствовал тяжелую форму кости, небольшой разрыв хорошо изношенной ткани под хваткой. Альбус хмыкнул. Волан-де-Морт сжал сильнее, пока тот не поморщился. — Я не дружил с этой девушкой, Альбус, — Том Реддл говорил спокойно и использовал хватку, чтобы повернуть мужчину лицом к себе и встретиться с ним глазами. Они иногда встречались за чаем. Случайно, словно были настоящими союзниками. Передавали информацию, чтобы другой понимал, о чем идет речь. Сейчас Том Реддл говорил так же. — Какое-то время она была полезна… а потом перестала. Я убил больше людей за меньшее. Альбус поджал губы и на мгновение замолчал. Ему так и хотелось сказать что-нибудь банальное. Том Реддл молился, чтобы он держал рот на замке. Было гораздо проще сохранить ему жизнь, когда он молчал. — Любовь в молодости непостоянна, — наконец проговорил Альбус. — Ты старше меня всего на четыре года, — напомнил ему Том Реддл и впился пальцами сильнее, пока не почувствовал, как что-то под плотью старика сдвинулось и подалось. Альбус икнул, его лицо побледнело, но он не попытался вырваться. — А твой любовник сейчас на пути к уничтожению волшебников. Или ты забыл? В глазах Альбуса появился самодовольный блеск. — Так это сопоставимо? — сказал он ровным голосом, словно его локтевой нерв не душили. — Она была любовницей? Этот чертов старик зациклился на понятиях романтики с тех пор, как Том сказал, что она, возможно, шпионка. Это было неудивительно. В молодости он был готов разрушить мир ради любви. В том, что он считал Тома Марволо Реддла способным на то же самое, было извращенное чувство иронии. — Твоя польза продлится только до тех пор, пока Геллерт не умрет и Статут не будет в безопасности. Я бы сосредоточился на спокойствии, а не на студенческой личной жизни. — Я думал, ты мой сверстник, Том, а теперь ты студент? Старику трудно следить за тонкостями путешествий во времени. Помилуй. Открылся лифт. У служащего был тошнотворный вид человека, прошедшего через несколько стремительных падений. — Конечно, профессор, — сказал Том Реддл и отпустил его руку. Альбус протянул ее, что глупо, — он должен был дать ей отдохнуть. — Я не буду больше беспокоить вас видениями, — он шагнул внутрь, повернулся и закрыл ширму клетки перед лицом Альбуса. Если он хотел покинуть Министерство, он мог бы воспользоваться следующим. — Чай позже? — спросил Альбус. Том Реддл глубоко вздохнул. Была пятница. В пятницу у них собрания. На прошлой неделе он хотел зарезать себя. Эта мысль не утратила своей привлекательности. Этот ублюдок мучил его хуже, чем когда-либо мучил Геллерт. Допрос с Геллертом был либо чистой пыткой, либо напряженной, предательской, двуличной посиделкой с женой. Альбус волновался за него, как за ребенка на войне. Когда-нибудь этого дурака убьют. — Я освобожусь после, — сказал Том Реддл. — Встретимся в вашем кабинете. — Отлично, — отозвался Альбус, когда лифт убрал его из виду. — Как тебе ирландский завтрак? Он не успел ответить, как лифт резко дернулся вверх и назад, возвращая его в Атриум. Том Реддл не упал. Он отошел к задней стенке и медленно вздохнул, не обращая внимания на служащего. В туннелях лифта пахло раскаленным металлом и магией. Камень в его сердце гудел, как истертый аккорд. Он уже выпил магию из замка. Еще немного — и он рисковал погубить себя. Это был тонкий баланс между тем, чтобы помочь себе восстановиться и не утонуть в реке сил старого Короля Слизерина. Пожар сделал его слабым. Попытка защитить свой дом от Геллерта была не более, чем гордыней, — он должен был дать ему сгореть несколько недель назад. Это был мастерский ход с его стороны: угрожать Альбусу в его же замке, отнять у него всех союзников, искоренить любого шпиона, которого он имел в окружении Геллерта. Если этого не удастся, то отвлечь их, ослабить, заставить сосредоточиться на пожаре дома, а не на войне на другом континенте. Казалось, Геллерт так и поступил. И прислать разбитую, красивую девчонку, чтобы присматривать за ним. Определенно, Геллерт так и поступил. Но теперь Арка? Для чего она нужна? Волан-де-Морт слушал ее ровно один раз после возвращения в тридцатые годы. Голоса преследовали его сны. Он хотел услышать их снова, хотя бы на мгновение. Даже искушение умереть было лучше, чем молчание. Джеймс и так достаточно часто угрожал ему смертью. Это была ностальгия. В комнате было по-другому. Не холодно, но с застоявшимся воздухом, как в канализации. Смерть и ее тяжесть, словно черная дыра, заманила его к Арке. Он больше не был богомольным, с женой он перестал быть таким. Но ухмылка этой штуки заставила его почувствовать себя маленьким, ничтожным, словно Бог наблюдал за ним и знал его грехи. Тогда он ничего не услышал. Никто не пожелал встретить его по ту сторону Арки. Даже убить. Теперь ее не было. Просто еще одна потеря.***
Когда он вышел из Министерства, было уже три часа ночи. Он не мог снова заснуть. Только лежать в постели и смотреть в потолок, бормоча теорию маленьким змеям с короткими именами, пока на Черное озеро не упадут солнечные лучи, и не станет социально приемлемым передвигаться по замку. Он мог бы пойти в Хэнглтон, проверить там защиту. Или пойти к Зестии, она всегда ценила компанию. Может, подцепить какого-нибудь маггла и заставить ее гоняться за ним по Комнате. Обогащение было важно. Он мог бы заглянуть к Флоксам, узнать, закончила ли Новелла изучать Камни, которые он ей дал. Провести еще один эксперимент с проклятием девчонки. Снова поискать ее лазейку. Проверить Кэтрин. Он мог сделать очень многое. Маггловский Лондон все еще находился под принудительным отключением света. Уличные фонари были выключены, тяжелые шторы украшали каждое окно, машины мчались в темноте с выключенными фарами. Магглы носили с собой факелы. У Тома Реддла не хватило смелости создать Люмос для имитации. Еще больше рвоты покрывало переулки Лондона. Дороги были длинными и извилистыми, вырезанными человеческой прихотью, а затем выкованными неизменными веками. В лондонском дыму и тумане, копоти и саже человек с равной вероятностью мог наткнуться как на бордель, так и на собственный дом. Блиц закончился два года назад, но маггловская паранойя сжимала их сердца в страхе, что он вернется. Еще год они ждали ракеты с автопилотом. Геллерт их ненавидел. Десять миллионов звезд сверкали над головой. Достаточно ясно, чтобы их можно было уловить. Ошеломляюще роскошный Млечный Путь прорезался над Темзой. Зияющая рана в коже Вселенной. Растягивалась и распахивалась, обнажая бьющееся сердце галактики, как треснувшая грудная клетка мальчика. Том Реддл нашел открытый маггловский паб, края двери которого были заклеены бумагой, не пропускающей ни капли света. Для молодого лица оказаться здесь посреди ночи было не такой уж редкостью, как в Дырявом котле. Там его засекли бы как студента, а здесь — как сироту, который не смог эвакуироваться и украл красивую одежду. Американские солдаты, британские военнослужащие и французские солдаты тесно прижимались друг к другу, с нетерпением, с лицами людей, только что прошедших обучение и еще не убивших никого. Девушки с тревожными глазами, снисходительными поцелуями и водянистыми улыбками, знающие, что их возлюбленные завтра умрут. Том Реддл заказал немного разбавленного виски, устроился в грязном углу, подальше от танцующих, и курил, пока не перестал ощущать на языке привкус смерти. Слушал музыку и ждал утра с семью сигаретами. Сирены воздушной тревоги не прозвучали. Солдаты и их женщины напились. Он не достал еще теплый камень из кармана. И вытащил вместо него Чудеса Мисси. Это все еще было таким же дерьмом, каким он помнил. Таунсенд была мошенницей, а не профессором, и уж точно не писательницей. Как она убедила хоть одного волшебника воспринимать ее всерьез, он не мог понять. Геллерту должно быть стыдно. Возможно, это был знак, что он ищет средства. Пусть одна из его девочек напишет какую-нибудь сложную и дешевую дребедень. А может, он еще не нанял ее? Волан-де-Морт познакомился с ней только в 1953 году. Возможно, в 40-х годах она все еще была свободным агентом. Девчонка делала заметки на полях. Почерк у нее был неаккуратный — она пыталась успеть изложить слишком много мыслей, пока они не исчезли. Точки над i — скорее тире. Она была правшой. Ее скоропись была наклонной — она больше заботилась о скорости, чем о достаточном пространстве. Иногда она прибегала к «продолжение на стр. ХХ из № ХX» вместо того, чтобы втиснуть все это в текст. Он засунул ее конспекты под свою кровать. Их было непрактично носить с собой. Книга больше не пахла ею, даже когда он попробовал страницы языком. Она предпочитала тусклые, немагические чернила, которые иногда оставляли следы на ее руке. На странице сто восемьдесят три был почти идеальный отпечаток боковой стороны ее ладони, завитки и петлистые ленточки, выгравированные там, где она делала пометки на меловой табличке, на которой вслух читались написанные на ней слова. Между разными страницами было четырнадцать длинных, завитых волосков. Он предположил, что это происходило случайно: она рассеянно закручивала пальцы в мягкие локоны, пока училась. Заклинания в этих записях были ничем не примечательны. Он сунул ее волосы в коробку с остальными ее вещами: зачарованным браслетом, несколькими пуговицами, палочкой, духами, мылом и одеждой, зубами, кровью и рукой. Она прочла страницу двести тридцать девять — подзорная труба, позволяющая видеть магию так, словно двухсекундное заклинание не могло сделать то же самое, — и нарисовала рядом с ней маленький трофей. Довольно подробный рисунок — она была приличной художницей, но ни на одной другой странице не было набросков. Она задержалась здесь. Трофей был нарисован тщательно. Этот кубок означал что-то важное для нее. Он никогда не узнает, что именно. Том Реддл мог бы перелистать страницу за каждый год своего бессмертия и не догадаться, о чем она думала, когда нашла эту страницу. Почему это дерьмовое заклинание стало для нее наградой превыше всего. Что заставило ее вытащить из-под обломков этот треснувший кварц и возжелать его, как бриллиант. Он выковал подзорную трубу, разбил ее и ковал другие, снова и снова, только для того, чтобы разбить их все о пол в совершенно разумном приступе ярости. Почему эта обычная, бесполезная вещь так привлекла ее? Злость гноилась внутри него и царапала ребра, как лестница. Царапала его сердце, пока не нашла мягкую человеческую плоть и не пронзила ее до глубины души. Кровь, гнев и ненависть просочились наружу, словно гной. Смола переполнила его легкие и рот, пока ему не захотелось извергнуться на пол, пока он не утонул в ней. Он не мог понять, что это вызвало в нем. Боль. Это причинило боль. Он хотел знать. Это было неприятно. Том Реддл взял сигарету и сжег маленький трофей до хрустящего кольца пепла. Контролируя себя, он не стал уничтожать ее слова. Но чувство не проходило. Он перелистнул на другую страницу и попытался найти смысл в чем-нибудь еще. Он пил и читал, пока не взошло солнце, пока солдаты не ушли умирать, пока человек за стойкой не собрал затемненные шторы и бумагу, закрывающую дверь, и не убрал спиртное, чтобы начать варить кофе. Его запах наполнил паб… Она положила это ему в еду… И Том Реддл ушел навестить своего отца.