***
Поганки кипели в маленьком котле, изредка всплывая на поверхность подталкиваемыми снизу мухоморами, испаряя на редкость неприятный запах, немного отдающий гниющим зловонием. Вальга медленно мешает деревянной ложкой содержимое, нашептывая себе под нос известное ей с юности заклинание, стараясь отвлечься от неприятных мыслей, что не покидали ни на секунду. Она боялась отравления, поскольку в последний раз прибегала к подобному обряду лишь в присутствии старших женщин семьи под их неустанным контролем; она боялась, что ничего не получится и максимум, что ей светит — ходить по окрестностям с видом сбежавшей из дома для умалишенных, абсолютно не соображая, что творит и куда направляется; и наконец, она боялась того, что может увидеть. Ее кузен, единственный оставшийся в живых родственник, находился в плену, хотя обычно всех тех, кого люди считали нечистью, убивали не задумываясь, а значит жизнь ему сохранили с целью извращенной, пугающей. Когда зелье было готово, девушка отчерпывает едва ли меньше половины ложки и, слегка остудив, выпивает, после чего принимается жевать лист плюща до тех пор, пока перед глазами не начинает знакомо кружиться мир. Она встает на ноги, двигаясь в одном ей известном танце, совершая определенное число шагов по спирали и слегка подпрыгивая в полуобороте, пока не падает наземь в практически конвульсионном состоянии и не начинает зреть. Перед ней возникает широкая площадка в темном помещении, будто подземелье, окруженная толпой людей, выкрикивающих что-то, машущих агрессивно руками, а сред них ярким пятном выделяется одна тучная фигура с налысо бритой головой и с толстой золотой цепью на шее. Он радостно сжимает набитый донельзя мешок с золотыми в руке, глядя на то, как на импровизированной арене, заключенный в оковы из чистого серебра, с железным намордником выступает супротив сразу пятерых бойцов… Вальга резко дергается и видение прерывается. Последнее, что она видит перед тем, как ее накрывает лихорадочный озноб и тошнота, это кровь брата на арене и его полные животного страха глаза. — Ты как? Ярослав уже рядом, нервно жует стебель мятлика лугового, настороженно глядя на девушку. Присев на корточки, он накидывает на чужие плечи свой потрепанный кафтан, терпеливо ожидая, пока приступ ослабнет. Проходит немало времени, прежде чем наркотическое опьянение спадает, а последние судороги сходят на нет. — Он там. — Вальга дышит часто, не размыкая очей, вцепившись пальцами в полы своей рубахи. — Они травят его… Боги, Ярослав, он долго не выдержит. — Тогда нужно нападать сейчас! Ночью, пока эти твари спят в своих постельках. — Ярик и Босник до сих пор не приходили в сознание. — Тяжело выдает девушка, опустив голову будто бы в знак поражения. — Если мы нападем на факторию, придется уходить, а они не смогут. — Нас больше, мы справимся! — Трое оборотней, способных драться, а мы даже не знаем, как выглядит резиденция этого ублюдка изнутри и сколько у него солдат. Я пойду туда в следующую ночь, а потом примем решение. — Ты? — Ярослав с сомнением морщит лоб, слегка скривившись. — Уверена? — Я справлюсь. — В глазах Вальги светится уверенность, и она горделиво расправляет плечи, слегка вздернув подбородок. — Одна справлюсь.***
Они с Трисс заходят на барку, когда солнце уже почти зашло за горизонт. Чародейка слегка удивлена, откуда ведьмак прознал про пленника на барке, однако рада сопровождать его в любом деле, а потому незамедлительно отправляется с ним в порт, где содержался плененный солдатами эльф, член ганзы Грозы Понтара. Киаран почти не приходил в сознание, а его состояние близилось к критическому. Он неохотно шел на контакт даже через магическое принуждение, демонстрируя недюжую силу духа и верность своему командиру, но что поражало больше всего, так это его желание спасти не свою, а чужую жизнь. — Мы пришли к мосту проверить ситуацию с оборотнями. Видели, как они стаей переходили через реку, волоча на себе раненых. Лето тоже знал о них, но даже не говорил о том, чтобы избавиться от зверей. Может думал, что мы, как конченные идиоты, сами пойдем к ним в логово… — Когда он напал на вас, свидетели были? — Думаю, да. Ты должен привести Иорвету одного, иначе он не поверит тебе. Он слишком осторожен. — Не слишком, раз поверил Лето. — Не без сарказма говорит Геральт, фыркнув на столь опрометчивое заявление. — И кого же я должен вести в качестве добровольца? — Среди оборотней есть человек… Она ходила через мост, собирала травы. Она могла видеть. Геральт никак не реагирует на сказанное лишь долю мгновения, переваривая услышанное, а потом удивленно вскидывает брови, взглянув на Киарана как на сумасшедшего. — Ты предлагаешь мне, ведьмаку, пойти в логово к оборотням, которые являлись свидетелями убийства эльфа другим ведьмаком, чтобы попросить их рассказать другому эльфу, что они видели? Да ты рехнулся, seidhe. — Я прошу тебя, помоги нашему народу, помоги Иорвету! Он последний чистокровный эльф, способный отстаивать интересы нашей расы в этой войне! Лето убьет его, если ты не поможешь… В глазах Киарана столько боли и отчаяния, что Геральт прилагает все усилия, чтобы не дать скорый и, вероятно, опрометчивый ответ, поддавшись эмоциям, которые не могла вытравить никакая мутация. Он выпрямляется во весь рост, не разрывая зрительного контакта с пленником, и едва заметно кивает в знак согласия. — Я сделаю все, что в моих силах. Скоя`таэль также сдержанно кивает в ответ, будучи благодарным даже за обещание, и вновь проваливается в бессознательное состояние, покуда заклинание наложенное Трисс и ведьмаком не сошло на нет, вновь вернув его в реальность очередным приступом боли. — Неужели ты правда пойдешь к оборотням, Геральт? — Недоуменно восклицает чародейка, скрестив руки на груди. — Это слишком опасно. — Не волнуйся, я знаю, что делаю. К тому же, у меня есть кое-какие друзья, которые согласятся прийти на помощь.