Long way to love

      … — Ты придержишь своих солдат настолько, насколько потребуется и велишь не искать слишком усиленно. Яевинн смотрит на ведьмака с недавних пор ставшей привычной толикой восхищения, ведь впервые на его памяти кто-то осмелился столь в открытую приказывать королю, тем паче, заступаясь за жизнь эльфийского партизана вне закона, однако Геральт оказался полон сюрпризов и имел склонность поражать воображение. Они идут по горящему кварталу, где вовсю орудовали мутанты, и навстречу им выходят рыцари Ордена во главе с неким Зигфридом — Яевинн скривился, услышав это имя, как и в целом от этого напыщенного типа, целиком и полностью укомплектованного в сияющие, громыхающие доспехи. Уж он-то знал, что скрывается под этим блеском и помпезностью, которая помогала убеждать окружающих, что благородство и милосердие не только являются неискоренимыми чертами рыцарей, но и распространяются на всю невежественную паству, даже если оной это все абсолютно не приносило никакой пользы. — Никак не думал, что ты свяжешься с этим террористом! Хотя стоило того ожидать, ведь ты всего лишь жалкий мутант, выродок! Геральт атакует стремительно, действует быстро и умело, быстро полоснув рыцаря по артерии на шее, и этой нечеловеческой скорости может позавидовать любой скоя`таэль. Яевинна окружило несколько мутантов, меж ударами которых он лавирует с грациозностью и плавностью, будто танцевал на поле боя, а не сражался до последней капли крови, но когда один из порождений Саламадр решает ударить в спину эльфа тяжелым молотом, не меч Синих Гор отражает удар, а ведьмачий. Геральт защищает тыл товарища, принимая ярость мутанта на себя, и Яевинн мысленно возносит в который раз хвалу Богине за то, что этот мужчина сражается на его стороне. Он смотрит на эльфа обеспокоенным взглядом, касается пятна крови на острой скуле кожаной перчаткой, но тут же одергивает себя, сохраняя при этом абсолютно каменное выражение лица. — Твоя кровь? — Нет. — Рассеянно отвечает партизан, стерев пятно тыльной стороной ладони. — Не моя. — Он указывает на Зигфрида, лежащего лицом в грязи, и на губах эльфа мелькает улыбка довольства. — Вот Орден и явил свое истинное лицо. — Да, — шепчет ведьмак, стараясь не смотреть на плоды труда своего меча, — и под личиной добропорядочности оказалась одна сплошная гниль. Командир скоя`таэлей бросает быстрый взгляд в сторону бездыханного мутанта Саламандр и тяжело сглатывает. Белый Волк мог не успеть. А еще хуже — мог сам пасть под ударом палицы или молота. — Спасибо, Gwynbleidd. Геральт лишь усмехается в ответ, хлопнув Яевинна по плечу. — Еще сочтемся… — Iorveth, ziheal a me! Te bezar ar speech… [Иорвет, послушай меня! Ты искажаешь нашу договоренность…] — Me neen ziheal a te, Yaevinn. Do speath neen cennian essea aere. [Я не собираюсь тебя слушать, Яевинн. Твое слово не приносит тебе чести] Иорвет высокомерен, а его лучники исполняют каждый приказ командира по одному лишь щелчку его пальцев, однако на ведьмака ни то, ни другое эффекта не производило. Он обходит Яевинна, встает прямо перед скоя`таэлем и сразу выдает то, зачем пришел, по непонятной причине разговаривая с этим эльфом чуть грубее, нежели изначально планировал. Возможно, он просто не любил выскочек. А возможно, он не любил, когда эти выскочки оскорбляли тех, кто ему небезразличен. — И как же ты докажешь правоту своих слов, vatt`ghern? Или ты считаешь, что я должен поверить тебе на слово? — У меня есть свидетель, которая подтвердит, что Лето вырезал отряд Киарана. — Которая? — Одноглазый эльф переводит взгляд на стоящую неподалеку Вальгу, что, надышавшись парами яда главоглаза, едва ли не опустошала собственный желудок с кишками. — Уж не про эту ли dh`oine речь? — Про эту. — Подает голос девушка раньше, чем Геральт успевает сказать хотя бы слово. — Знала бы, что благородный seidhe не воспринимает человека в свидетели против человека, не теряла бы зря время. — И какой же твой резон выступать с обвинениями? — Иорвет сощуривает единственный глаз, слегка скривив полные губы. — Уж не о моей расе ли ты печешься? Вальга молчит. Если она скажет, что те, кого она защищает, это недобитая стая оборотней, эльф может приказать вздернуть ее на ближайшем суку в тот же момент, ведь она не знала, насколько глубоко ложь убийцы, которому этот партизан доверял, въелась в его сознание, а потому пауза затянулась, и послышался звук натягиваемой тетевы. Лучники нервничали и с трудом воздерживались от выстрела. — Я не верю ни одному твоему слову, ведьмак, ровным счетом, как и не верю твоему свидетелю. Более того, я считаю, что ты используешь Яевинна, играя на его слишком странной для скоя`таэля мнительности, внушая ему то, что по каким-то причинам выгодно тебе. Однако, с учтом того, как в последнее время все активно пытаются убедить меня в моей неправоте, я все же совершу небольшую глупость и дам шанс этой девице доказать, чего стоят ее слова. Геральт буквально чувствует напряжение в теле девушки, слабый запах ее пота, что холодными струями стекал по спине от отравления ядом и волнения, видел, как она сжала кулаки до предела, лишь бы только сохранить мнимое спокойствие. В том, что она не врала, он практически не сомневался. Практически. Однако, если окажется, что девчонка увидела что-то не то или не так, как описала, это означало бы грандиознейший провал. — И как же ты собираешься проверить ее показания? — Ты знаешь, что если смешать определенные травы и определенные плоды в нужной пропорции и дать кому-то выпить, он выложит всю правду, даже против своей воли? — Иорвет улыбается почти также паскудно, как умел Геральт, адресовав усмешку Вальге. — Или маленькая dh`oine боится такого испытания? — Seo avsin`n, — шепчет Яевинн, глядя на брата по оружию, как на умалишенного, — esseath foile! [Это безумие, ты сумасшедший!] Вальга подходит к мужчинам ближе, чувствуя на себе десяток направленных ей в тело стрел. Она смотрит прямо и смело, хотя по телу гулял бешеный мандраж, который удавалось скрыть неимоверным усилием. — Проверяй хоть сейчас, seidhe, я готова. Но сначала дай поговорить с ведьмаком. — Беседы не помогут тебе обмануть меня. — Ну, один убийца явно поспорил бы с этим утверждением. — Позволяет себе ехидство девушка, прекрасно понимая, что играет с огнем. — Ведьмак обещал помочь спасти моего брата из рук Лоредо. О том я и хочу говорить. При упоминании имени коменданта в глазах Иорвета блеснул какой-то странный огонь, и прищур стал более глубоким, будто эльф сам пытался проникнуть в подсознание человеческой женщины и прочесть то, что творилось у нее на душе. — Говорите. Только быстро. Потом ведьмак уйдет, а ты пойдешь с нами. Вальга соглашается раньше, чем Геральт собирается возразить. Не в его планах было идти на открытые уступки, однако выбора, вероятно, не было. Он берет девушку за локоть и отводит в самый дальний конец поляны, прекрасно понимая, о чем именно будет идти речь. — Я знаю, что ты был в фактории еще раз, после нашего разговора. Что ты видел? Геральт устало трет шею, слегка скривив лицо, ибо та трясина из проблем, причем как своих, так и чужих, затягивала его все глубже и глубже, по выражению одного уважаемого краснолюда, будто бездонная вагина неопытного путника. — Он жив. Его держат до главного боя, что пройдет в ближайшее полнолуние. — Где его убьют. Голос Вальги резкий, ледяной, взгляд же злее, чем у только что почившего главоглаза. — Где его убьют. — Повторяет за ней ведьмак, предельно устав от того, что постоянно чувствует себя как на гребаном допросе, где его в чем-то обвиняют, а он с какой-то радости должен оправдываться. — Его содержат в подвале Лоредо, тебе не пройти туда без резни, а даже если сумеешь проскользнуть, то обратно без свидетелей не выбраться. Девушка невесело усмехается, цокнув языком. — Полнолуние через два дня. Ты обещал мне помочь, ведьмак, а вышло так, что я просто дала использовать себя вдоволь. — Я не отказываюсь от своих слов… — Не надо, беловолосый муж. Я свое обещание сдержу, не переживай, однако впредь, сделай милость, не ищи со мной встречи. Доброго пути. Она уходит с эльфами Иорвета, понурив голову и ссутулив спину, чувствуя, как силы покидают ее члены, ровным счетом как и последняя магия уходит из амулета на ее шее, кидая ее в объятия неизвестности и отчаяния…

***

      Торувьель знала Яевинна достаточно хорошо, чтобы уметь считывать его редко проступающие сквозь маску ледяной неприступности эмоции, а потому ей хватило нескольких мгновений, чтобы понять — умереть ведьмаку он просто не позволит. Она и сама испытывала симпатию к Белому Волку, и общее прошлое так или иначе связывало их, однако назвать эти узы крепкими воительница не могла. Эльфка видит, как трепещат ноздри у ее командира, как горит огнем обычно спокойно насмешливый взгляд прекрасных васильковых глаз, как он нервно сжимает эфес клинка, под конец все же не выдержав и, презрев все приказы Иорвета вернуться, спрыгивает в логово монстра на выручку ведьмаку. Она знала, что он так поступит, как и знала, чем закончится эта попытка урезонить Старого Лиса, столь увлеченного своими новыми идеалами, что абсолютно потерял свойственное ему здравомыслие и хитрость, отчаянно не желая признавать за собой фиаско. Никто не воспользуется скоя`таэлями второй раз, — говорил он. А получается, что воспользовались. Когда человеческую женщину уводят в глубь леса, Торувьель не следует за остальными эльфами, а отдаляется от них в сторону руин, где некогда содержались душевнобольные. Ведьмак снял проклятие и, как поговаривали партизаны, местность стала спокойнее, а потому воительница находит там своего рода убежище, где может предаться своим раздумьям и душевным терзаниям. Ее считали второй Аэлирэнн, вернувшейся из мира мертвых, непобедимым символом свободы, ведь именно ее появление придало сил Яевинну во время взятия Старой Вызимы, ее имя кричали многие из членов их ганзы, когда рвались в бой! Командир сам поставил ее на пьедестал, сам же не велел ей оттуда спускаться. Их отношения напоминали скорее отношения отца и дочери, нежели какого рода романтические, однако порой эльфке хотелось, чтобы кто-то воистину проникся к ней чувством, пускай и на короткий срок. Она косится в сторону спуска в подземелье, где, как говорят, более не было ни неупокойных душ, ни других чудищ, однако не успевает сделать и шага вниз, дабы потешить собственное любопытство, как слышит сзади хруст веток, что прогнулись под тяжестью чьего-то тела. — Ты? — Резко оборачивается Торувьель назад, едва учуяла знакомый запах шерсти. — Не подходи! Она выхватывает оружие одним ловким движением, быстро крутанув его над головой, но оборотень и не думал приближаться, лишь смотрел на расстоянии таким взглядом, от которого по телу непроизвольно пробежали мурашки. — Ты одна. — Смеешь мне угрожать? — Я не угрожаю. Хочу побыть с тобой. Голос оборотня низкий, бархатный, а его глаза будто раздевали и ласкали в своем воображении, отчего у воительницы, что случалось крайне редко и очень давно, выступил легкий румянец на щеках. Зверь учуял это, довольно оскалившись, и при виде его волчьих клыков Торувьель стало не по себе. — Ты считаешь меня монстром, да? — Я считаю тебя опасным. — Но я не опасен. Для тебя — нет. Он хочет подойти к ней ближе, но она наставляет в его сторону клинок, будучи точно готовой драться не на жизнь, а на смерть в случае необходимости. Однако оборотень более не пытается приблизиться, смотрит как-то обиженно и оскорбленно, а потом совершает то, отчего эльфка буквально теряет дар речи — кладет на один из камней алую розу. Она узнает ее сразу, ведь то была Роза Памяти, однако вряд ли зверь знал о символизме этого цветка достаточно, чтобы не совершать столь поспешных действий. — Это тебе. Она такая же красивая, как ты. Торувьель едва заметно кивает, слегка опустив оружие. Оборотень уже собирается уходить, как вдруг она сама останавливает его, наконец вспомнив имя. — Ярослав, так ведь? — Воительница подходит ближе, сама ступает вплоть до того камня, где была роза, держа при этом меч на готове. — О чем ваша женщина говорила с ведьмаком? — Зачем тебе знать это? — Оборотень слегка сощуривает глаза, вновь широко улыбнувшись, до ужаса пугающе. — Боишься, что мы принесем зло твоему племени? Эльфка молчит, не отвечает слишком долго, что было весьма опасно с таким-то собеседников, однако тот лишь глухо смеется в ответ на тишину, что слишком напоминает дикий звериный рык. — Вальга слаба. Она не ее брат. Владемер падет, а с ним падет наша стая, если девчонка не поступит, как надо. — И как же надо? — Утопить город в крови. — Выдыхает почти ей в рот оборотень, неприятно осклабившись. — Перегрызть глотку каждому, кто встанет на пути, и отомстить за своих! Торувьель замирает, глядя лишь в чужие глаза, что буквально впивались в каждую черту ее лица, запоминая и изучая. Кто-то зовет ее по имени, и воительница оборачивается на голос, а в этот момент Ярослав уже исчезает за темнеющими кустами терновника, оставив после себя лишь свой подарок — алую, как кровь розу.