Long way to love

      Геральт заходит в небольшую каюту, где, судя по всему, прежде складировались швабры для мытья палубы да всякий мелкий инвентарь, и прищуривается, ожидая, пока зрение адаптируется к полумраку. Пара висевших вплотную друг к другу гамаков, сделанных из сетки для ловли рыбы, мотались пустыми, на полу уютной горкой лежали чьи-то окровавленные тряпки и разорванные куртки, а в самом дальнем углу, уперев локти в колени, сидел на какой-то перекладине Золтан Хивай собственной бородатой персоной, всем своим видом выказывая несвойственную ему чрезмерную задумчивость и напряженность. Геральт, откашлявшись, садится рядом. — Какой-то ты невеселый, Золтан. Такой вид, будто наступил в кучу дерьма. — А я, чтоб его, возможно и наступил, только вот еще сам того не понял. — Краснолюд сплевывает на пол, скривившись. — Не нравится мне то, что среди «белок» творится. Сосунки Иорвета то и дело ругаются с отрядом Яевинна. Когда барку брали их еще что-то объединяло, а сейчас собачатся из-за каждого куска тряпки, которой можно подтереть зад. — Я думал вас всех объединяет общая цель. — Общая цель? — Прыснув в бороду, говорит бородач. — У большей части этого молодняка в башке ветер херачит, как во чистом поле. Вряд ли без своего папочки они способны принимать здравые решения. А того я-то знаю, что ведет. И у этого чего-то явно большие сиськи, задница-орех и пара стройных ножек в придачу. Геральт улыбнулся одними губами, уперев взгляд в мыски своих видавших лучшее время сапог. — Он, конечно, не такой засранец, как может показаться. — Продолжал тем временем Хивай, пожевывая мелкий прутик старой соломы, которой был набит лежащий рядом с перекладиной тюфяк. — И, как видишь, не лишен сострадания или благородства. Но гордость, чтоб ее, и самоуверенность, да еще и задетое самолюбие, теперь разъединяют народ. Даже наши парни, эти дурни безголовые, и то прутся выяснять, за кем почтеннее идти — за Иорветом или Яевинном! В приоткрытой двери каюты, через которую едва ли проникал тонкий лучик света, мелькает чья-то знакомая фигура с длинными черными волосами. Геральт снова упирает взгляд в сапоги. — А еще и эти волколаки, будь я проклят. Вот ведь принесла нелегкая, целая стая! Только чую, у девахи ничего не выйдет. Скопытятся они, как пить дать. А она ведь старается, бегает за ними, чего-то все шепчет, травами пичкает. Она кто, ведьма что ли? Ведьмак слегка прикрывает глаза, вспомнив совсем недавно увиденное мертвецки-бледное лицо Вальги, и ведет затекшим плечом. — Она не друидка, это точно. Но мой медальон вибрирует, когда она рядом, значит что-то в ней есть. Если продолжит изнурять себя в том же духе, то первым покойником в стае будет она сама. Фигура в дверном проеме мелькает вновь, и тут Геральт уже твердо убежден, что это Яевинн. Он встает, отряхнув штаны от разбросанной по лавке соломы, и откланивается, держа курс за тем, кто направился прямиком в трюм. Стараясь не прихрамывать на пораненную ногу, эльф довольно шустро миновал косящихся в его сторону бойцов Иорвета, и тяжело выдохнул лишь в тот момент, когда оказался в одной из клетей, где висел сооруженный из каких-то тряпок гамак. Беженцы ютились в одном углу, стараясь не мешаться ни у кого под ногами; кто-то помогал заботиться о раненых, кто-то умудрился затащить на барку немного снеди и теперь старался разделить эту пищу среди своих спасителей в знак благодарности. Яевинн садится на пол и снимает повязку — рана начала воспаляться. — И кто умудрился так криво тебя замотать? Яевинн не услышал, почувствовал приближение ведьмака. От него пахло дубленой кожей и травами, кровью и смазкой для меча. Но было еще что-то, — нечто на уровне эмоций, чувств, — и это почему-то заставляло кровь быстрее бежать по венам. — Как ты мог заметить, в нашем отряде нет лекаря. А прибегать к помощи знахарки Иорвета я не стал. Геральт присаживается на корточки и стягивает перчатки. — Мог бы меня попросить или наконец обратиться к Вальге. — Ты был занят разговором с нашим мудрым полководцем, — Яевинн усмехается, оголив белоснежные, ровные зубы, — а девчонка лежит без чувств в одной из кают. Ей позволили отоспаться перед тем, как идти выполнять свою часть уговора. Ведьмак бросает взгляд в противоположную часть трюма. Там, куда он положил Вальгу, когда нашел ее без сознания, ее уже не было. — Какого уговора? — Должен заметить, пение Лютика определенно способно испортить даже такой хваленый слух, как у тебя. Об этом известно уже всем: девушка будет лечить Киарана, однако лично я склонен полагать, что ее труды обречены на фиаско. В ней нет той силы, на которую надеется… Bloede arse! Пальцы Геральта ощутимо надавливают на края раны, и кровь снова начинает тонкими струйками сочиться наружу. Мужчина достает из нательной сумки один из эликсиров, зубами вытаскивает пробку и щедро льет на воспаленную плоть. Яевинн вновь ругается, на этот раз еще более изысканно. — Как много некрасивых слов ты знаешь. — На губах Белого Волка играет легкая улыбка и он вновь тянется к сумке, на этот раз достав оттуда баночку с какой-то мазью. — Травница из Биндюги обещала результат в кратчайшие сроки. Во всяком случае, у меня есть еще несколько эликсиров в припасе. Яевинн следит за тем, как ведьмак аккуратно касается его раны, одними кончиками пальцев, словно опасаясь причинить ненужную боль, а потом также аккуратно делает перевязку, время от времени бросая на эльфа быстрые взгляды. — С таким лекарем не страшна ампутация. Геральт криво ухмыляется, метнув на собеседника пронзительный кошачий взгляд. — Конечно, тем более, что мне хотелось бы сохранить каждую часть твоего тела без исключения. Чушь сморозил, думает про Геральт, заметив, как удивленно взметнулась соболиная бровь эльфа, но когда на чужих губах появляется слабая ухмылка, становится значительно легче. Когда его ладонь оказывается на икре, после чего скользит выше к колену, Яевинн уже было думает, что ему мерещится. Ведьмака посещает тысяча и одна идея за раз — убрать руку, тем самым вернув все на свои прежние, застрявшие на мертвой точке места, продолжить скольжение по чужому бедру дальше, просто замереть аки статуя, в надежде, что другой мужчина все сделает сам, — однако в самый последний момент было решено совершить нечто совершенно не входившее в изначальный план. То, от чего в груди на какое-то время перестало биться сердце, а по телу прокатилась волна приятного жара. Губы ведьмака касаются чужих губ пылко, резко и внезапно, словно тот боялся, что сейчас эльф просто возьмет и исчезнет, убежит, возмутится; он стоит на коленях между его раздвинутых ног, опустив ладони на согнутые колени командира «белок», слегка возвышаясь над ним, будто стремясь тем самым пригвоздить того к месту. Было абсолютно плевать, что скажут переговаривающиеся где-то неподалеку нежелательные зрители происходящего, или как этот импульсивный поступок отразится на дальнейших взаимоотношениях с Яевинном. Геральт сминал чужие губы в поцелуе, лаская их языком, так и норовя скользнуть между ними во влажный плен рта, но ведьмак ждал приглашения, и ему его наконец предоставили. Васильковые глаза слегка прикрываются от удовольствия, когда широкие ладони беловолосого мужчины скользят по внутренним сторонам бедер партизана, и Яевинн отвечает на поцелуй, схватив ведьмака за ворот куртки и с напором притянув к себе. — Геральт! Оба мужчины вскидываются, резко оторвавшись друг от друга, дыша рвано и порывисто, и поворачивают головы в сторону крика. Посреди трюма стоял Лютик, сжимая в руках любимую шапочку. — Геральт, давай быстрее! Там кто-то умирает!

***

      Вальга знала Старшую Речь более чем поверхностно, и это знание редко помогало ей по жизни, более того, порой доставляло лишние хлопоты. Она лежит в одной из кают, в которой ей было позволено как следует отдохнуть, находясь на тонкой грани между сном и бодрствованием, и вдруг слышит странный, неразборчивый шепот. Там было что-то про шанс, любовь и глупость, однако через дрему сложно было разобрать что с чем связано и в какой последовательности идет. Два голоса — женский и мужской — о чем-то оживленно спорили, пока наконец не сходят на нет, а им на смену приходят звуки… поцелуев? Вальга окончательно просыпается, когда барку в очередной раз качнуло, и видит наичудеснейшее действо, происходящее на соседней койке. Эльф, которого, кажется, звали Седриком и которого, кажется, едва вытащил с того света беловолосый ведьмак, весьма увлеченно поглаживал стройные бедра сидящей рядом женщины, упирающейся на локти над ним, дабы не потревожить едва затянувшиеся раны. Они целовались, его рука уже спряталась у нее под юбкой, а Вальга не знала, куда деть глаза. Корабль снова качнуло, и женщина с косынкой на голове вдруг захихикала, но видимо парочку осенило, что соседка по каюте может уже не спать, и оба синхронно повернули голову в сторону поднимающейся с койки человеческой женщины. — Не обращайте внимание, я уже ухожу. — Я бы не советовала тебе этого делать. — Эльфка оправляет юбки и подходит к девушке, критичным взглядом скользнув по ее лицу и фигуре. — Кто вообще тебя тянул за язык? Обещать Иорвету такое! — Твои травы — средство слабое, — вторит женщине Седрик, — о чем, я думаю, ты догадываешься. Оборотней спасает по большому счету только их регенерация, в то время как у Киарана нет такой привилегии. — Благодарю за заботу и критичные замечания, однако я знаю, что делаю. И лечить вашего молодца буду не травами. Вальга выходит, раздраженно посапывая. На палубе ее встречает несколько десятков удивленных, недовольных, любопытных, ехидных и даже сочувствующих глаз, пройти мимо которых гордо и уверенно стоит большого труда. В конце процессии из эльфов и краснолюдов ее встречает та самая женщина, в которую, как успела узнать Вальга, влюбился Ярослав, вставшая как раз у входа в каюту. — Не будь дурой. Еще одна, думает про себя Вальга, недовольно цокнув языком. Она чувствует на себе столько внимания, что хочется провалиться сквозь палубу прямиком в морскую бездну, а в особенности от одного конкретного взгляда — внимательного и изучающего. — Я видела его, а ты не похожа на ту, кто может оживлять покойников. — У меня нет выбора. — Вальга упрямо поджимает губы, стараясь не выдавать подтачивающего изнутри сомнения. — Я дала слово. Мне только нужно зеркало и какой-нибудь мешок. — Folie! — Фыркает в ответ эльфка, закинув одну из двух аккуратно заплетенных кос за плечо. — Mire do g`ers! [Идиотка. Подумай своей головой!] Стоящий рядом Иорвет, слышавший каждое слово, даже бровью не ведет. Он смотрит с подозрительностью и сомнением, однако понимает — хуже Киарану точно не будет. Старый Лис отдает приказ, и Вальга заходит в каюту с большим осколком зеркала и клочком ткани в руках. Запах гниения и смерти буквально бьет не только по обонянию, и девушка невольно зажимает амулет, висящий на шее, в кулаке, ступая медленно, будто присматриваясь. Киаран сипло дышал, не размыкал глаз и даже не менял той позиции, в какую его положили этим утром; он просто не шевелился, будто живой мертвец и даже хуже, а раны, ссадины, ушибы да вывихи красовались на его теле, подобно узору, начинаясь от головы и спускаясь змеей до самих пят. Образ юноши, показавшийся на мосту во флотзамском лесу таким красивым и сильным, поразил девушку в самое сердце и она отбрасывает в одеяло в сторону, оголив тем самым загнивающие раны, намазанные какими-то мазями с отвратительным пахучим запахом. — Он умирает. — Тихо говорит Иорвет, встав у Вальги за спиной. — Мы потеряли слишком много времени. Киаран слабо постанывает в бреду, попытался разлепить покрытые засохшей корочкой крови губы. Вальга невольно кривится, подходя ближе, и садится рядом с молодым эльфом на койку. Она ожидала лучшего, а здесь стойкий запах смерти буквально витал в воздухе. — Выйдите все. Иорвет колеблется. Он смотрит на то, как человеческая женщина уверенно кладет ладонь на горящий огнем лоб Киарана, прикрывает глаза, принимается слегка раскачиваться вперед-назад. Не желая полностью доверять невольной попутчице, вместе с тем он хочет дать шанс брату по оружию, а потому, пускай и через силу, но выходит, все же держа дверь в каюту слегка приоткрытой. Какое-то время внутри было абсолютно тихо. Иорвет призывает на помощь всю свою стойкость и выдержку, чтобы не заглянуть да не проверить, но когда вдруг раздается сдавленный стон Киарана, то уже не может не среагировать. И увиденное поражает его. Человеческая девица схватила больного эльфа за подбородок, не позволяя повернуть головы, и фактически в агоническом припадке что-то шептала, держа над его головой тот самый осколок зеркала. Киаран смотрел прямо в него, то ли от ужаса, то ли от боли широко распахнув глаза и слегка подрагивая всем телом, а Вальга все шептала и шептала, постепенно повышая голос. Вены на ее руках и лице почернели, глаза, если бы только их мог кто увидеть, горели огнем истинного сумасшедшего, и Иорвет уже было собирался прервать этот жуткий ритуал, как внезапно девушка вскакивает с кровати, засовывает зеркало в кусок ткани и бросает осколок на пол, со всей дури наступив на него ногой. Слышится хруст стекла, а вместе с тем Киаран спокойно выдыхает, расслабленно раскинувшись на койке. Его взгляд весьма осознанно останавливается на Вальге, слегка испуганно скользнув по ее лицу, после чего двигается к подошедшему ближе Иорвету, и разбитые губы касается слабая улыбка. — Закопай ночью безлунной в могиле чужой да безымянной, плюнув три раза через левое плечо. Уйдешь не оборачиваясь. Девушка всучивает Старому Лису ткань с осколками внутри, с великим трудом понимая, кто вообще перед ней стоит и что делать дальше. Шатаясь, она двигается на выход, во всяком случае, пытается, но не доходит и половины пути до палубы, как падает навзничь прямиком у ног обомлевшего от увиденного Лютика. — Она умирает? Она умирает! — Вскрикивает он, заметив, как у Вальги из носа потекла тонкая струйка абсолютно черной крови. — Геральт! Где Геральт? А между тем, корабль уже подплывал к конечному пункту своего назначения. Впереди ждал Аэдирн.