Long way to love

      Геральт просыпается от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо, явно не церемонясь, едва ли не отвесив пинок под зад, чтобы летел с койки прямиком до выхода из таверны, а потому на ленивые потягушки в постели времени не оставалось и приходится открыть глаза. — Язви меня в душу… Краснолюд Грувер, с двумя почти симметричными фингалами под глазами и уже малость щербатой улыбкой, смотрел на ведьмака с видом преисполненным достоинства, что не слишком вязалось с общей потрепанностью внешнего вида скоя`таэля, которую дополняла подпаленная еще во время осады борода. — Чего ты на меня так уставился, братец, будто я тебе хером в рожу тычу? Ну подрался я вчера в трактире, что, отпраздновать победу права не имею? — Краснолюд, казалось, оскорбился уже просто на взгляд, потому как сам смотрел на ведьмака с высшей степенью недовольства. — Я пришел пожелать тебе доброго пути, а заодно передать, что планы немного изменились и тебя ждут у водопада близ вергенских захоронений. Яевинн и Иорвет уже там. Геральт даже не стал спрашивать с какой радости эти самые планы изменились и за какой надобностью он должен идти к захоронениям, поскольку Бен Грувер явно не желал вдаваться в подробности, а опыт подсказывал, что лучше самому сразу все выяснить на месте, чем спрашивать кого-то в чем проблема; и Белый Волк, последний раз сладко потянувшись, — в ближайшие несколько суток возможности спать в постели явно не представится, — быстро собирается, сразу сложив в сумку все нужное добро, включая заготовленные с вечера эликсиры и смазки для меча. Последнее — заслуга исключительно Вальги, заявившейся к Малене и Седрику с мешком разных трав, разморенная и слегка медлительная, и велевшая передать часть «беловолосому мужу, коли нужду для зелий своих иметь будет». Нужду для зелий ведьмак очень даже имел, а потому подобной щедрости весьма порадовался, быстренько сообразив, что Иорвет не просто навестил человеческую ведьму поздно вечером, но и посвятил ее в свои далеко идущие планы. Дорога до захоронений казалась неожиданно трудной, словно в гору поднимаешься, но уж лучше действительно снарядиться в подобный поход, чем увиденное на месте, где кроме обоих командиров скоя`таэлей находились еще несколько эльфов из обоих бригад, черноволосый оборотень собственной злющей персоной, его сестра и какой-то юноша, лежащий в сторонке под чьим-то старым кожухом, из чьего приоткрытого рта выпирали острые, звериные клыки. — Прелестно, черт побери. — В воздухе пахло кровью, шерстью и агрессией, — словом, как Геральт и предполагал, а когда на его приход оборачиваются все члены собрания, то мужчина наконец решается подойти к лежащему пареньку ближе, хотя то была идея не из лучших. — И почему его лицо кажется мне знакомым? Эльф, лежащий под кожухом, клацает в воздухе зубами и периодически дергается; штаны Геральта не были настолько прочными, чтобы выдержать удар когтистой лапой, а идти в долгий поход с разодранной ногой, — подобные ранения даже лучшие эликсиры лечили не сразу, — явно не прельщало. — Элеас, — тихо говорит Яевинн, с безумно замученным видом и таким же безэмоциональным голосом, — он ходил к суккубу в сожженной деревне. — Понятно. — Тянет в ответ ведьмак, присев на корточки перед юношей и рассмотрев его как следует. Ведьма, стоящая рядом с кузеном, как-то подозрительно молчала, зверь тоже звуков не издавал, а Иорвет так вообще выглядел так, словно скажет слово и взорвется. Видимо, из всех собравшихся спал ночью только Геральт. — И как давно вы тут с ним сидите? — Его начало ломать еще вечером. — Наконец заговаривает Вальга, поежившись, точно от холода. — Мы думали, обернется еще ночью, но он будто застыл в таком облике и… ему очень больно. Я чувствую это. Владемер приобнимает кузину за плечи, а вопрошающий взгляд ведьмака просто игнорирует, всем своим видом демонстрируя, что чисто благороднейшим образом терпит присуствие Белого Волка, но никак не рад ему. А ведь Геральт чуял, причем отнюдь не задом, что тот как-то замешан в том, что происходило с Элеасом, иначе не стоял бы здесь, глядя с такой жертвенной жалостью на молодого скоя`таэля. — Ты еще не видел, что было перед рассветом. — Яевинн устало потирает переносицу, на мгновение прикрыв глаза, но держится молодцом, все еще глядя на происходящее с ноткой легкого пафоса и холодной отстраненности. — Я видел. — Подает голос стоящий в стороне Киаран. — Его гнуло так, будто кости решили покинуть тело, разорвав кожу. Если это то, как обращаются зверолюди, то я не желаю быть свидетелем. — Никто из наших не будет свидетелем. — Жестко отрезает Иорвет, глядя исключительно на метающегося по земле Элеаса. — Это слишком опасно. Пока его состояние не стабилизируется, я приказываю вам не покидать Верген, а его отнести подальше от города. Старый Лис переводит взгляд на Вальгу, мол, ты же помнишь обещание остаться в городе, а не плестись с волкулаками, но девушка свой взор отводит, закусив губу. — Самое неудачное твое предложение из всех возможных, Иорвет. — Геральт наконец поднимается на ноги, насмотревшись вдоволь, и резонно резюмирует. — Проблемы с обращением говорят о том, что его организм борется с тем, что занес при укусе оборотень со слюной. Это может сказаться даже на психике, если, конечно, парень виживет. — У aen seidhe крепкий иммунитет… На сказанные каким-то партизаном из «белок» наивности ведьмак лишь усмехается, и, судя по хмурому лицу буравящей землю ведьмы, она также знала, насколько бредовы подобные надежды. — Тем хуже для него. Эту инфекцию, — на этих словах Владемер недовольно сопит, рыкнув, на что Геральт даже ухом не ведет, — победить невозможно. Она меняет состав крови, структуру мышечной ткани и даже зрачки. Чем дольше он борется с ней, тем выше шансы здесь же его и хоронить. Если поднимется слишком высокая температура… — Я пережил такое обращение, беловолосый. — Грубо рявкает Владемер, выступив вперед. — И помогу пережить ему. — Ты не можешь снова один забирать его боль. А вот вместе что-нибудь да выйдет. — Вальга трогает кузена за плечо, будто бы успокаивая, и присаживается перед эльфом на колени, аккуратно докоснувшись до его лба ладонью. Владемер, как не хорохорился, а для сестры такой судьбы не хотел, потому пытается оттащить ее от дергающегося парня, но та, с присущей ей упрямством, вырывается и начинает что-то шептать Элеасу почти на ухо, низко склонившись над ним. Иорвет едва ли не вклинивается между девушкой и своим бойцом, дабы насильно увести сумасшедшую женщину от того, кто мог в такой позиции запросто вцепиться ей в глотку, но замерает, когда Элеас вдруг начинает слегка затихать. Когда по другую его сторону также садится Владемер, взяв эльфа за руку, тот вообще словно проваливается в дрему, и на лице парня отражается высшая степень успокоения. — Искренне не понимаю, зачем позвали меня. — Резонно констатирует Геральт, бросив вопрошающий взгляд на Иорвета. — Лично я не был бы против, чтобы ты обезапасил местных жителей, поработав мечом. Владемер, услышав такие слова Старого Лиса, уже давно всадил бы когтистой лапой по чужой физиономии, но Вальга слишком ярко пахла этим эльфом, чтобы оборотень имел право лишать ее счастья, по крайней мере, на какое-то время. — А я не мог позволить тебе находиться в блаженном неведении. — Сухо хмыкает Яевинн, криво усмехнувшись. — Тем более, что я надеялся, ты знаешь, как повернуть это вспять. — Никак, к сожалению. — Геральт кивает в сторону притихшего Элеаса, пожав плечами. — Пока этого достаточно, наверное. Но лучше жителям Вергена не ходить по ягоды слишком глубоко в лес. — Предлагаешь нам сидеть в стенах города, пока звери не уйдут? — Почти шепотом спрашивает Киаран, искренне полагая, что склонившийся над Элеасом волкулак его не слышит. — Ну, народ во Флотзаме привык к такому раскладу, пока там жили вы. Настала ваша очередь приспосабливаться. Иронии ведьмака не оценил разве что Иорвет. Он жестом отзывает Яевинна и бойцов из их бригад в сторону, что-то сам им объясняет и слушает чужие версии, после чего общий вердикт выносится уже Владемеру — на Вальгу словно подобный расклад и не распространялся. — В захоронения ходят в основном краснолюды, вход можно перекрыть старыми плитами. Сколько времени потребуется… — Не спрашивай меня о таком, seidhe. — Говорит Иорвету Владемер. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! Я унесу его как можно дальше от города, а потом он уйдет со стаей. — Я не давал на это добро. — Холодным, безумно злым тоном отрезает Старый Лис, какое-то время абсолютно игнорируя просящий взгляд Вальги. — Научи его контролировать обращение. — С каких пор ты приказываешь мне? — Уже поднявшись на ноги рявкает оборотень. — Привязанности моей сестры не распространяются на меня, seidhe, и я не собираюсь слушать твои команды, как собачонка на поводке! Ты сам хотел, чтобы убийца лишил юнца жизни! А теперь не даешь забрать его? — А я должен позволить истребить свой народ из-за того, что вы, звери, не можете держать себя в узде? — Не менее резко рявкает Иорвет. — Если бы вас не было здесь, подобного не случилось бы! — Хватит! — Вальга уже не может ворожить, ее всю трясет от злости и усталости; она просит Богов даровать ей всего лишь немного счастья и спокойствия, а на деле становится только хуже. — Какого дьявола с вами не так? Ему плохо, может он вообще умрет, а вы тут делить его собрались! Здесь неподалеку есть пещеры. Переждем там. Всяко лучше, чем холодный склеп. — Ты не будешь делить с ними подобные условия. — Говорит Иорвет, твердо глядя девушке в глаза. — Буду, покуда я сама себе хозяйка. Геральт стоит тише воды, чувствуя себя как минимум лишним в данной ситуации. Здесь скорее отношения выясняют, чем вопрос решают, а вопрос-то важный: в первое полнолуние Элеас, следуя жажде, вырвется на охоту, хотя бы на животное, но побежит, грозя убить любого, вставшего на пути, и мертвые тушки косуль, натасканные в заваленные захоронения, его будут интересовать куда меньше, чем живой ходячий объект. — Пещера или склеп, здесь все равно. — Наконец говорит он, глядя только на человеческую ведьму. — До обращения можно не беспокоиться насчет каких-либо… случайностей, а вот потом только тот, кто с ним в связке, сможет его хоть как-то сдерживать. — Все равно придется уйти. — Тихо отвечает Вальга, также глядя лишь на ведьмака, хотя испытывающий взор Иорвета чувствовала почти кожей. — Хотя бы на время, пока он не научится. — И это самое верное решение. — Яевинн, также как и Геральт, устав стоять немым столбом, делает несколько шагов в сторону, не в силах больше смотреть на искаженное, уже наполовину какое-то звериное лицо Элеаса. — Я поставлю лучников на стенах и усиленный караул. Наш собрат или нет, он уже куда больше оборотень, нежели нам хотелось бы. Повисает молчание, причем такое гробовое, что даже птицы прекратили исполнять серенады в кустах. Кольцо ведьмы, которое Геральт все еще носил на пальце, снова пожигает кожу, будто норовя заставить нового владельца снять себя да забросить куда подальше, но ведьмак мужественно терпит неприятные ощущения, отчего-то решив, что в его нелегком пути подарок еще пригодится. Ему во сне, — а Геральт не был любителем трактовать то, что приходило к нему ночами в видениях, — явился странный образ, наполненный жаром полыхающего пламени, и кольцо на пальце как нельзя лучше напоминало о том, чего следовало опасаться. — Нам пора. — Наконец говорит Иорвет, бросив последний взгляд на своего бойца. На Вальгу он более не смотрел, хотя теперь она провожала его глазами, будто бы прося обернуться. Втроем мужчины уходят под чужими взорами, и теперь у каждого из них на сердце еще тяжелее, чем прежде.

***

— Значит, кто истребил вранов так и остается загадкой? Геральт с характерным хрустом вытаскивает меч из черепа зарубленной гарпии, которых по пути встречалось даже больше, чем в краснолюдских каменоломнях. — Мы рассказали тебе свою версию, — Яевинн тоже отгоняет пернатых оружием, но на него почему-то существа реагировали не так бурно, — видимо, испытывая особый пиетет к чистокровным seidhe, — а чему верить воля твоя. — Меня не настолько волнует этот вопрос. Вот Дикая Охота — другое дело, но о ней почему-то никто говорить не желает. Оба эльфа, переглянувшись, разумеется, не отвечают, и ведьмак хмыкает на это единение порывов. — А твоя женщина, Иорвет, умеет заклинать гарпий? А то может стоило взять ее с собой? — Thaess, vatt'ghern. [Заткнись, ведьмак] Геральт в ответ только пожимает плечами, а вот Яевинн от ремарки не удерживается. — Ты сам выбрал себе свободную женщину из dh`oine, брат мой. — Говорит он, на Иорвета, в принципе, даже не глядя, хотя стоило — взгляд у эльфа был крайне недовольный. — Ей не разделить наших идеалов, о чем ты, разумеется, зараннее знал. На этих словах черноволосый мужчина, при всей своей осторожности и легкости шага, метко вляпывается в жидкий помет гарпий, обрызгав сапоги и торчащие из них штаны. — Советую тебе, брат мой, перестать читать мне нотации, и лучше выбирать дорогу. Иначе в следующий раз это может быть не дерьмо, а капкан. Так они шли как минимум до полуночи, решив все же сделать привал в одной из пещер. Пещеры, к слову, были в основном заняты какими-то существами, зачастую не просто животными, но вытуривать кого-то из логова троица не взялась, затруднив себя поисками вакантного места. Нашли, развели костер, скудно поели. Оказалось, что Иорвет взял с собой бутылку вина, которая эльфов слегка разморила, а вот для ведьмака была как мертвому припарка. — An wenn beagnach muchfar. — Говорит одноглазый партизан, глядя на слабо мерцающее пламя. — Сaith connadhen, Gwynbleidd. [Костер почти догорел. Подкинь дров, Белый Волк] — Neen ha connadhen. [Дров нет] — Яевинн уже лежит в углу пещеры на спине, глядя на огонь из-под полуопущенных ресниц. — Qued va? [Кто пойдет?] Геральт почему-то чувствовал, что идти ему, но вызвавшийся вдруг Иорвет его неожиданно удивил. Видимо, эльфу и впрямь хотелось побыть одному наедине со своими мыслями. Когда тот уходит, ведьмак подбирается к Яевинну ближе, внешней стороной ладони ласково мазнув мужчину по скуле, на что тот ластится, как домашний кот, и хитро поглядывает, скривив губы в улыбке. — Как думаешь, его долго не будет? — Иорвет не наивный мальчик. — Яевинн берет ведьмака за запястье и тянет на себя. — И все понимает. — Какая удача. Желание Геральта, горящее в кошачьих глазах, опаляло кожу, проникая почти что в самое нутро, а его поцелуй, вязкий как смола и тягуче медленный, говорил не только о физической потребности, но и о нежности, которую он питал по отношению к своему партнеру. С женщинами, конечно, чертовски удобнее, но вот комфорт сейчас беспокоил меньше всего. — У нас с собой есть что-нибудь? — Кроме оружейной смазки и мазей от ушибов? Ничего. Геральт на это только морщится, а потому быстро отгоняет от себя надежды на что-нибудь более менее нормальное, решив действовать по ситуации. Он касается Яевинна везде, где только может, выцеловывает его гибкую шею, оставляет багровые следы на ключицах, благо что никому не будет дела до того, кто именно оставил такие метки на этой мраморной нежной коже, и наконец приспускает с черноволосого мужчины штаны, сам уже ниже пояса голый. — Когда вернемся в Верген, я хочу внести кое-какие изменения в нашу личную жизнь. — Правда? — Яевинн шипит через зубы, когда чужая рука касается его уже затвердевшего возбуждения, и прогибается в спине навстречу ласке. — И какие же? — Я хочу, — мазнув языком по острому кончику уха, ведьмак обхватывает пятерней уже оба члена, двинув бедрами так, будто иммитировал полноценный половой акт, — чтобы ты… Геральт облизывает губы, но фразы не завершает, не только потому что не может дойти до такой откровенности, но и потому что с Яевинном этого и не надо, он понимает все без слов. Глаза эльфа загораются в полумраке, а взгляд становится дикий, шальной. Он переворачивает ведьмака одним резким движением на спину, сам оказавшись сверху, и теперь уже он задает темп, ведя рукой слегка рвано, но так, как было нужно обоим. Иорвет возвращается в самый разгар, на самом-то деле слишком уйдя в свои мысли, чтобы услышать, что парочка еще не закончила, а потому застает весьма вольную картину, которую дополняли откровенные стоны обоих мужчин, периодически слетающие с влажных от слюны губ. — Ghoul y badraigh mal an cuach! — Тихо цедит он, аккуратно скинув дрова в угол. Иорвет кривит губы от злости: снаружи собирался идти затяжной дождь, а ему придется еще неизвестно сколько ждать. Он выходит, но его мельтешения почти даже не замечают, полностью погруженные в чувство сладкой неги, охватившей оба тела, и тот взгляд, которым мужчины одаривают друг друга, сильнее тысячи слов.