The Wolf and the French Heir // Волк и французский наследник

Нечасто Ремус ложился рано и спал больше пяти часов, особенно в ночь перед полнолунием. Он пообедал с друзьями и извинился, едва проглотив третью порцию жареных сосисок и картофельного пюре; он уже начал замечать, что некоторые студенты смотрят на него с большим любопытством, чем когда-либо прежде, и ему хотелось как можно дольше избегать нежелательного внимания. Он прошел через гриффиндорскую гостиную, его бедра болели от близости полной луны. К счастью, он пришел первым и успел почистить зубы, переодеться в ночную одежду и задернуть шторы до того, как его друзья вернулись в спальню. Он притворился спящим, когда двое гриффиндорцев порылись в своих чемоданах и освободились от своих черно-красных мантий, зная, что ему придется сообщить новость, если они почувствуют, что он не спал. Он был так сосредоточен на том, чтобы вести себя правдоподобно, что в конце концов заснул. Его разбудил довольно резкий удар по лицу. Он проигнорировал его, надеясь, что тот, кто был достаточно глуп, чтобы побеспокоить спящего оборотня, уйдет, но второй, более грубый удар заставил его сразу же открыть глаза. - В чем, блять, твоя проблема? - спросил он хриплым утренним голосом, прикрывая глаза от солнечного света, который пробивался сквозь красные занавески. - Ремус Джон Люпин, - ответил Джеймс с ухмылкой. - Это имя волка, который нападет на тебя, если ты не позволишь ему снова уснуть. - Вставай, болван, - подтолкнул его Питер и тут же отскочил назад, когда Ремус сел на кровать и ударил его по руке. - Отвали и дай мне поспать, - ответил он, пытаясь задернуть шторы, свисавшие с кровати. - Херня. Ты утаиваешь информацию. Говори. Сейчас же, - вмешался Джеймс, стягивая одеяло с кровати. - Да о чем вы? Сейчас семь блядских утра. - Ты прекрасно знаешь, о чем мы, - ответил Питер со злой усмешкой, —Это связано с некой блондинкой с великолепными, пышными бедрами и парой огромных... - Отъебись, Пит. - Да, отъебись, Пит. Нельзя так говорить о девушке твоего друга, - поддержал Джеймс, ударяя подушкой по коленям. - А, да, - ответил Ремус, наконец-то догнав их, - Это. - Когда ты собирался нам рассказать? - спросил Джеймс. - Когда-нибудь, - простонал он. - Как это случилось? Ты вообще ничего не говорил, - осведомился Питер, роясь в беспорядке под его кроватью в поисках книг. - Ну... Наверное, мы всегда были неравнодушны друг к другу. Это был только вопрос времени, - неопределенно ответил Ремус, вставая, его надежды поспать еще час угасали, пока друзья изводили его вопросами. - Посмотри на себя, ты встречаешься со второй самой красивой семикурсницей, - наконец сказал Джеймс, когда они выжали из Ремуса всю информацию до последней капли. - Не знал, что в тебе это есть, - добавил Питер, тыча его локтем в ребра, - Ты превзошел нас всех. Они спустились к завтраку, оставив Ремуса переодеваться в школьную мантию. Ему пришлось присесть на минутку, чувствуя, как поднимается его гнев при малейшем взаимодействии. Часы, предшествующие полнолунию, всегда были трудными, но он знал, что должен был собрать остатки самообладания, чтобы пережить этот день; он не был уверен, что его кулаки подчинятся его разуму, если он услышит какие-либо комментарии относительно его отношений с Марлин. Он посмотрел в зеркало: его светло-каштановые волосы были взъерошены, и он даже не пытался их расчесать; он просто провел по ним пальцами, пытаясь стряхнуть ощущение подушки, прижатой к левой стороне головы, и поправил серебряную серьгу, свисавшую с уха. Тень его недельной бороды, аккуратно подстриженной перед возвращением в школу, начала проступать в виде щетины. Его карие глаза ловили солнечные лучи и казались зеленоватыми около зрачков, которые уже привыкли к утреннему свету. Шрам, пересекавший его рот, от левой стороны верхней губы до правой нижней, был более заметен при свете, который лениво заливал комнату, когда солнце поднималось в небе; на втором курсе он пытался научиться накладывать маскирующие чары, чтобы скрыть свои более заметные шрамы. Питер поймал его за чтением о них в книге, которую он позаимствовал у Мэри, и так хохотал, что заработал себе неприятный удар кулаком в живот. С тех пор, боясь, что его друзья могут начать что-то предполагать, он просто решил показать свои шрамы. Он знал, что люди одинаково боятся его и соблазняются им; некоторые шептались, что он дрался в подпольных клубах, другие слухи говорили, что он был частью самой жестокой банды в Восточном Лондоне. Он был окутан туманом опасности и таинственности, который заставлял людей хотеть узнать его поближе; это впечатление быстро исчезало рядом с его друзьями. Несмотря на то, что он все еще был самым крутым в своей группе друзей, они смягчали его, и он не чувствовал себя одиноким волком с объятиями Лили, шутками Марлин, когда Мэри доверяла ему или Джеймс и Питер дурачились. У него была своя стая, и он знал, что больше ему ничего не нужно. Наконец, он схватил свою сумку и спустился вниз; никого из его друзей не было видно, и он почувствовал облегчение, страшась того момента, когда снова увидит их и будет должен опять отвечать на вопросы. Но как только он ступил в общую гостиную, его встретила дюжина разных ухмыляющихся лиц. Он осторожно оглянулся, гадая, не происходит ли что-то за его спиной, чего он не заметил, спускаясь по покрытой красным ковром лестнице; затем он понял, что они смотрят на него. Он решил двигаться как можно быстрее, но по пути к портрету не мог отделаться от хихиканья и поздравительных завываний. - Так держать, Люпин. - Отличная работа, приятель! - Неплохо, Ремус. Некоторые гриффиндорцы даже похлопали его по спине, когда он шел через комнату, и Ремусу потребовалась вся его воля, чтобы не обернуться и не вырубить их ударом. Он не помнил, чтобы Джеймс или Питер когда-либо получали столько внимания, сколько получил он, даже после того, как они выигрывали матчи в Квиддич; он не мог понять, почему, когда он шел к Большому залу, люди, с которыми он никогда не разговаривал за все годы учебы в Хогвартсе, улыбались или поздравляли его из-за того, с кем он встречался. Он решил добраться до своих друзей, идя как можно ближе к стене, надеясь, что никто его не заметит и он сможет сесть и с несчастным видом съесть свой завтрак. Он был близок к успеху, но рост выдавал его, и Лили заметила его с того места, где она сидела за гриффиндорским столом. - Ремус Люпин! - почти закричала она, указывая на него пальцем, заставляя всех обернуться. - Мерлин, я убью тебя, - захныкал он, садясь перед ней. - Нет, если я сделаю это первой, - ответила рыжая, свирепо глядя на него, - Как так получилось, что я узнала от Поттера, что ты встречаешься с Марлин? - Она намеренно подчеркнула “П” в фамилии Джеймса, как будто тот факт, что именно он узнал первым, был самым большим предательством. Ремус налил себе чаю и наполнил тарелку до краев, не глядя на свою разъяренную лучшую подругу. - Видишь ли, Эванс, ты бы узнала первой, если бы спала в нашей спальне. Для тебя всегда найдется место в моей постели, - ответил Джеймс, обнимая ее за плечи. - Отсоси, Поттер. - С радостью. Ремус решил вмешаться, пока Джеймс не потерял глаз. - Прости, что не сказал, Лилс. Эти двое просто заставили меня говорить. Если бы это было в планах, ты бы уже знала. Это, казалось, отвлекло Лили от попыток проклясть Джеймса. - Мэри тоже узнала первее. - Ага, потому что она видела, как мы целовались, - ответил Ремус, с трудом сдерживая дрожь при воспоминании о том, как он целовался с Марлин на глазах у их подруги. Он уже собирался объяснять дальше, когда Джеймс пнул его под столом. Он сделал знак головой, и Ремус увидел, как Марлин подошла к ним с тем же раздраженным выражением на лице. - Ну поехали, - подумал Ремус. Она собиралась сесть рядом с Мэри, но их подруга скользнула по скамье, освобождая место рядом с Ремусом. Он боролся с желанием закатить глаза; если они уже беспокоили их с первого дня, им лучше подготовиться к долгим месяцам, которые их ждут. Марлин улыбнулась и поцеловала Ремуса в щеку. Все вокруг них улыбнулись. - Я и не знал, что ты такой скромник, Рем, - сказал Питер со злой усмешкой. - Отвали. Я не хочу, чтобы вы все пялились, как кучка придурков, в восемь утра, - ответил он, передавая масло Марлин. - Кажется, вчера ты не возражал, - ответила Мэри, когда щеки Ремуса покраснели. - Оставь их, - сказала Лили, подмигнув паре, ее гнев испарился, - Давайте, заканчивайте завтракать. У нас будет уйма времени, чтобы понаблюдать за голубками. - Спасибо, детка, - ответила Марлин и продолжила пить кофе. Убедившись, что все заняты своими делами, Ремус и Марлин переглянулись. - Это чертов кошмар, - заявила Марлин, подводя итог мыслям Ремуса. - Они подбадривали меня. Как будто я только что выиграл кубок по квиддичу, - ответил он. - Думаешь, это хорошая идея? - Ну, если сейчас мы расстанемся, будет еще больше шума. Типа, мы позволим им говорить, пока они в конце концов не устанут, - ответила она, смахивая упавшую ресницу с его щеки. Он услышал, как кто-то справа от него был на грани обморока от восторга, а когда обернулся, весь стол смотрел на них. Он понял, что они с Марлин всегда были близки, целовались в щеку или обнимались, и никто не придавал этому особого значения; а теперь, когда вся школа знала, что они встречаются, каждое их совместное действие вызывало визг ближайшей толпы. Ремус обхватил голову руками, а Марлин похлопала его по спине. - Убей меня сейчас, Мар. Пожалуйста, прекрати мои страдания. - Не смей, - ответила она, - Я слишком молода и красива, чтобы быть вдовой. Ремус рассмеялся и через несколько минут последовал за ней и остальной группой из Большого зала к их первому уроку в этот день. Он уже собирался идти быстрее, чтобы догнать Джеймса и Питера, когда услышал голос Лили, зовущей его по имени. - Эй, Рем, можно тебя на секунду? - Конечно, в чем дело? - ответил он, замедляя шаг, чтобы не отставать от подруги. - Итак, эта история с Мар, все... реально? - осторожно спросила она. - Ну да, а почему нет? - быстро ответил он, чувствуя, как учащается сердцебиение. - Знаешь, из-за того, что случилось на чемпионате мира по квиддичу, - сказала она, глядя ему в глаза, пытаясь найти подтверждение своим подозрениям, - Я думала, может быть, ты не влюбишься... в нее. - О, точно, - пробормотал Ремус, - Я был просто пьян и растерян, это было глупо. Я едва помню это. У нас все хорошо с Марлин, она... потрясающая. Сказать, что он “едва помнил это”, было самой большой ложью, которую он когда-либо говорил, и это говорило о многом, учитывая, что он был скрытым оборотнем. Он не только помнил, но и думал об этом каждую ночь; его разум не мог не возвращаться к этому воспоминанию. - Ну что ж, - неубедительно ответила Лили, - Я счастлива, что ты счастлив. - Ты будешь еще счастливее, когда Джеймс начнет приглашать тебя на двойные свидания с нами, - саркастически сказал он, ухмыляясь, когда обнял ее за плечи и поцеловал в макушку. - Пожалуйста, не подкидывай ему идей, - прошептала она, когда они шли к классу Трансфигурации. - Мне и не нужно было, он уже составил планы на нас четверых, - ответил Ремус и рассмеялся, когда Лили напряглась под его рукой.

***

Боль. Мучительная боль - это все, что чувствовал волк. Он выл в деревянный потолок, чувствуя, как растут его конечности, как ломается и перестраивается позвоночник миллион раз, как зубы стучат друг о друга, освобождая место для клыков, которые прорывались сквозь десны в красном вихре. Его ногти больше не были человеческими, и они оставляли четыре дорожки на полу, царапая деревянные половицы. Брюки, которые были на Ремусе, порвались сзади и открыли место для хвоста, который начал расти у волка. Его морда была приклеена к полу, когда животное плотно закрыло глаза и почувствовало, как его кожа разрывается на части, чтобы освободить место для меха, который начал выпирать из пор, как будто это была трава посреди аккуратно подстриженного пастбища. Его нос, рот, шея - все было размыто, когда волк принял форму полной луны. Он заскулил только один раз, когда почувствовал тяжесть своих заостренных ушей на макушке, а затем все было кончено. Волк осторожно поднялся, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение от пребывания в человеческом обличье очередной месяц. Не часто Ремус сохранял свои человеческие мысли, находясь в волчьей форме, но в ту ночь каждое воспоминание было особенно ярким; времена, когда разум Ремуса был наполовину посвящен его человеческим мыслям, а другая половина, его животная сторона, желая преодолеть все остальное и просто быть, были самыми изнурительными (физически и умственно). И поэтому единственное, чего он хотел, - это побегать с друзьями по Запретному лесу, почувствовать дуновение ветерка на лице и забыть обо всем остальном. Волк навострил уши, услышав, как открылся потайной люк; оттуда он мог видеть великолепного оленя, его рога почти достигали потолка, и крошечную серую крысу, сидящую на них. Он слышал стук копыт животного по полу, как будто это был Джеймс, а не олень, и он нетерпеливо постукивал ногой по земле, как делал всякий раз, когда Ремус слишком долго искал один из своих свитеров и опаздывал на тренировку по квиддичу. Одним прыжком волк выскочил из разлагающегося дома и побежал к высоким деревьям и запаху влажной травы. Его когти едва касались земли, когда он пробирался в самую темную часть леса, он навострил уши на случай, если раздастся еще какой-нибудь звук, кроме пыхтения оленя или визга крысы. Он остановился перед деревом и почувствовал свой собственный запах по всему корню; он мгновенно понял, что это его дерево. Одним быстрым движением он выпустил когти и заострил их о ствол. Волк почувствовал толчок в спину и повернулся, готовясь к бою, только чтобы понять, что это олень игриво тычет его рогами в ребра. Волк расслабился и начал прыгать вокруг большого животного, пытаясь заставить его упасть. Их игра продолжалась еще три часа, время от времени прерываемая звуками, которые издавала крыса, или бегом одних из них, и преследовании другого. И потом, воспоминания о той самой ночи захлестнули мозг Ремуса, как цунами, бушующее по всему берегу: пара бледных рук, срывающих с его тела одежду и позволяя им падать, как кровь на пол; черные, как смоль, волосы, путающиеся под кончиками его пальцев, ощущение кожи на его собственной, пот, капающий со лба, толчки его бедер, усиливающиеся по мере приближения к звездам, покрывающим ночное небо. Волк взвыл, а олень встал во весь рост, готовый защищаться, если понадобится. Время игры кончилось: волк был голоден. Когда другое животное почувствовало изменение в поведении, оно попыталось остановить коричнево-пушистое существо от бегства, но безрезультатно. Ноги оленя не шли ни в какое сравнение с широкими прыжками волка, и они не останавливались, пока более крупное животное не почуяло запах крови; там, в нескольких метрах от него, оно заметило Низзла, дремлющего у корней гигантского дерева. Волк уже собирался прыгнуть, когда олень остановил его и заставил посмотреть в глаза: волчьи не были похожи на звериные; они были глубокого орехового оттенка, отражавшего лунный свет. Волк, казалось, внутренне боролся, Ремус пытался перенаправить свою энергию на что-то другое, но в конце концов он просто развернулся и одним длинным прыжком приземлился на беззащитное животное, переломив ему позвоночник пополам. Ремус, по крайней мере, испытал облегчение, узнав, что это была безболезненная смерть, и что у существа не было возможности посмотреть ему в глаза. Волк вонзил клыки в мех Низзла, и запах крови привел его в бешенство; Ремус вспомнил, как его ногти прочертили линии на бледной спине, и волк использовал свои когти, чтобы небрежно разорвать животное на части. Последней мыслью Ремуса было то, что он не мог избавиться от ощущения, как его губы целуют, покусывают мочки ушей, оставляя влажные следы, а волк кусал, рвал и глотал. Волк, в конце концов, выиграл битву и остановился только после того, как шерсть у его рта стала красной, а на зубах не осталось белого цвета. Он сделал несколько шагов по направлению к оленю и крысе, которые за все время не издали ни единого звука, и упал к их ногам, спрятав голову между ног. Олень опустился на землю рядом с ним, а крыса прыгнула на голову волка, ее маленькие лапки постукивали в успокаивающем ритме, заставляя животное задремать. Волк проснулся через час, глядя на небо, которое теряло свою черную окраску. Олень уже стоял на ногах, крыса снова залезла на его рога; волк поднялся и глубоко вздохнул. Волк учуял ночь, переходящую в день, а вместе с ней и запах перемен. Что-то приближалось. Кто-то приближался. Он чувствовал это. Они побежали к покосившейся деревянной постройке, и волк снова остался один. Ремус проснулся через несколько минут, весь в поту и чувствуя новые шрамы на ногах, туловище и спине. Он сел, прислонившись к стене прямо за матрасом, и почувствовал привкус железа. Он знал, что между ним и его друзьями существует соглашение; когда друзья сказали ему, что хотят составить ему компанию в полнолуние, он согласился только в том случае, если они пообещают никогда не напоминать ему о том, что он делал ночью. Он смотрел в разбитое окно, ожидая, когда Поппи постучит в дверь, и размышлял о том, что же произошло той ночью.