The Wolf and the French Heir // Волк и французский наследник

- Да, вот так, именно так. Да ради бога, Марлин, держись крепче! Прямо здесь, да, продолжай, - голос Ремуса был командным. Оба гриффиндорца были в общежитии для мальчиков, после того как выгнали Джеймса и Питера, и очень раздраженный Ремус пытался помочь Марлин с ее заданием по чарам. После нескольких недель фальшивых свиданий они поняли, что всякий раз, когда они уходили от своих друзей, за ними следовали свист и смех; их друзья всегда думали, что они уходят, чтобы побыть в одиночестве. Это раздражало их обоих, потому что они никогда не могли выйти тихо, и все вокруг них в конечном итоге улюлюкали им. Они решили, что будет легче дать им узнать, чем они занимались, и они начали выгонять своих соседей из комнат каждые несколько дней; им не потребовалось много времени, чтобы понять, что это были единственные моменты, когда они могли быть тихими, так как их обычно шумных друзей не было рядом, и они действительно могли сделать больше работы, чем в любое другое время. Они стали встречаться чаще, хотя это принесло Ремусу еще больше издевательств со стороны его друзей (“Ты должен быть более осторожным, Люпин, или он сломается пополам”, - говорил Питер, прежде чем убежать от кулака Ремуса. “Да, Ремус, съешь бананов, а то судороги убьют тебя, - добавлял Джеймс, когда они оба весело смеялись над своим другом. И немного ревновали). Ремус сидел на полу, прислонившись к раме кровати, почти касаясь подбородком коленей, а Марлин оперлась на его ноги, пока он пытался научить ее правильным движениям при Асцендио. Они схватили подушки Питера и Джеймса и прилепили их к потолку, на всякий случай, но Ремус не видел особый прогресс. Вероятно, это было связано с тем, что его подруга больше жаловалась, чем пыталась правильно произнести это слово; несмотря на то, что она была великолепна в дуэлях и знала почти все полезные заклинания (всякий раз, когда Дамблдор давал им и остальным ученикам, которые присоединялись к Ордену после окончания школы, частные уроки, она побеждала всех в индивидуальных дуэлях, включая Джеймса, который был одним из самых способных волшебников, которых когда-либо знал Ремус), она редко обращала внимание на уроки Флитвика. Ремус слышал слухи, что-то о том, что их профессор застукал ее, говорящую, что она не знает, зачем “профессора Хогвартса вкладывают столько усилий в рождественские украшения, если одеть Флитвика в костюм эльфа и заставить его раздавать подарки студентам, очевидно, лучшее, что они могут сделать”, но блондинка никогда ничего из этого не подтверждала; хотя это не удивило бы Ремуса ни в малейшей степени. - Давай, Мар, - повторил он в пятый раз с тех пор, как они заперли дверь, - Нужно только указать на небо и четко произнести. Это самое простое заклинание, которому нас учили в этом году. - Ты самый худший друг на свете, ты знал это? - ответила она, все еще пытаясь произнести заклинание, - Я устала и хочу есть. - Все так говорят после траха, - пошутил он, ущипнув ее за щеку, - Просто не забудь выглядеть голодной за ужином, чтобы они знали, что я хорошо поработал. - О, любовь моя, ты не смог бы истощить меня, даже если бы захотел, - саркастически ответила она, - Ты бы не выдержал всего этого, моя небесная задница разорвет тебя пополам. Ремус начал щекотать ее, и у Марлин не осталось ни малейшего шанса; его тонкие пальцы точно знали где прикоснуться, чтобы вызвать у подруги приступ хихиканья. Она пыталась спихнуть с себя его руки, но ее неудержимо трясло, и она не особо успешно справлялась. Она умудрилась пнуть его по голени и в момент его растерянности перекатилась на бок, быстро встала и бросилась в ванную, чтобы Ремус больше не щекотал ее. Он быстро пришел в себя и последовал за ней; во внезапном порыве вдохновения Марлин крикнула «Асцендио!», намереваясь дотянуться до панели на его кровати с балдахином. Каким-то чудом ей все-таки удалось произнести правильно; однако она просчиталась и упала на пол не раньше, чем ее рубашка зацепилась за острый кончик плаката. Она приземлилась на ноги, убедившись, что это не было сильным падением, но ткань порвалась, открывая ее плечо и оставляя покрасневший порез, который не выглядел слишком глубоким. - Бля, ты в порядке? - спросил Ремус, заставляя ее сесть на кровать и хватая за руку, чтобы осмотреть рану. - Ты должен мне новую рубашку, - просто ответила она, изображая гнев, но не слишком реалистично, поскольку она все еще улыбалась. - Я не виноват, что ты была настолько глупой, что попыталась сделать это, - ответил он, еще сильнее взъерошив ее волосы. Негласное соглашение о том, что на сегодня учебы достаточно, было достигнуто, поэтому они повалились на кровать и лежали плечом к плечу, глядя на верхнюю панель кровати и разговаривая обо всем, что приходило им в голову. В какой-то момент Марлин начала рассказывать о том, что произошло на их последней тренировке по квиддичу, и он повернулся на бок, опершись на локоть и глядя прямо на нее. Он так привык к ее знакомой фигуре, что редко находил время по-настоящему рассмотреть ее: идеально светлые волнистые волосы до плеч, вздернутый носик, изгиб шеи, большая грудь, подчеркнутая обтягивающей рубашкой, то, как эта же рубашка подчеркивала живот и задиралась до пупка, когда она расслаблялась, часть кожи, свободно свисавшая с талии юбки, бедра, которые могли обвиться вокруг чьего-то тела, как змея, и без усилий раздавить их... Он разглядывал ее, как разглядывал бы Опалоглазого Антипода, самого красивого дракона: он мог любоваться этой красотой издалека, осознавая каждую захватывающую деталь, но никогда не осмеливался приблизиться или прикоснуться к чешуе. Он знал, что вблизи дракон не так очарователен, и рисковал обжечься. Он мог мысленно представить себе, по крайней мере, десятерых мальчишек, которые убили бы за то, чтобы оказаться на его месте: лежать в постели рядом с самой красивой семикурсницей, с рукой под ее шеей, а ее рука тем временем небрежно играет с его волосами. Он знал, что должен чувствовать что-то, что угодно, кроме чувства легкости, которое он испытывал в этот самый момент; он всегда подозревал это, но с ним было что-то крайне неправильное. Может быть, это был его внутренний оборотень; может быть, у него осталось больше побочных эффектов, чем просто превращение в опасный комок шерсти раз в месяц. В глубине души он знал, что это не совсем так; он знал, что способен чувствовать то, что должен чувствовать, находясь рядом с девушкой, потому что когда-то так и было. Но он проводил каждое мгновение бодрствования, пытаясь стереть то воспоминание из своего сознания. Громкий стук в дверь заставил их обоих сесть, прежде чем они вспомнили, что наложили заклинание на замок. Они услышали голос Джеймса из-за двери: - Эй, голубки! Вы там уже больше часа, и я серьезно сомневаюсь, что у Ремуса столько энергии, - крикнул он, сопровождаемый смешком, который мог принадлежать только Питеру. - Да, Марлин, Макгонагалл хочет тебя видеть. Говорит, ты заслужила наказание за то, что вывела письку нашего друга из строя на ближайшие полтора месяца, - добавил он, и Марлин тихо рассмеялась, к досаде Ремуса. - Увидимся за ужином, любимый, - сказала она на прощание, целуя его в щеку. Она открыла дверь как раз в тот момент, когда Джеймс вытащил палочку и указал на дверную ручку; они застыли на месте с виноватым видом, а она просто смотрела на них, выгнув бровь. Джеймс быстро выпрямился и спрятал палочку за спиной; Марлин уже собралась уходить, но в этот момент Питер заметил ее разорванный рукав и красную царапину на плече. Он громко присвистнул. - Ремус, дружище, не надо превращаться в дикаря до полнолуния. Лицо Ремуса покраснело, и Марлин с Джеймсом шлепнули Питера по затылку, заставив его пригнуться и побежать к кровати. - Заткнись, Пит, - добавил Джеймс, входя в комнату, - Он не дикарь, что блять с тобой не так? - Прости, приятель, - сказал он извиняющимся тоном, глядя на своего покрытого шрамами друга, - Ты знаешь, что я имел в виду. - Да, Пит, знаю, - просто ответил Ремус. Он знал, что волшебное сообщество думает о таких людях, как он. Он привык это слышать. - Это не нормально, Пит, - настаивал Джеймс, скрестив руки на груди и свирепо глядя на крошечного мальчика. - Брось, Джеймс, хватит, - быстро добавил Ремус, слишком уставший, чтобы спорить. Джеймс все еще прожигал Питера взглядом, когда они втроем готовились к ужину, снова завязывая галстуки и поправляя школьные мантии. В воздухе повисло напряжение, но Ремус не хотел, чтобы Джеймс читал лекцию их другу: в конце концов, он был дикарем, нравилось это Джеймсу или нет. Он просто был не в настроении выслушивать слова черноволосого мальчика о том, что он такой же, как и все остальные, и что его состояние не делало его менее человечным. Он знал, что делало; и он знал, что большинство людей думают так же. - Итак, - сказал он, нарушая молчание. - Сегодня приезжают студенты Кастелобрушу и Шармбатона. Кто, по-вашему, будет самым пафосным? Французы или слизеринцы? - Определенно французы, - быстро вставил Питер, радуясь возможности отвести взгляд от Джеймса, - Они всегда выглядят так, будто у них дерьмо под носом. - Я слышал, что студенты Шармбатона либо сторонники чистокровного превосходства из древних семей, либо их отклоненные отпрыски, - добавил Джеймс, наконец опустив взгляд, - Может, там и будут дружелюбные люди. Я люблю дружелюбных француженок. При этих словах все трое рассмеялись, Ремус даже чересчур охотно. Забыв обо всем, они спустились к ужину. Волнение было легко ощутимо в атмосфере, так как студентам из четырех факультетов было приказано сесть ближе друг к другу, оставляя свободное место для гостей. Ремус сел с Джеймсом по одну сторону и Лили по другую, а Марлин села прямо перед ним. Она сменила свою порванную рубашку и подмигнула ему, когда он присоединился к ним. Еды на столе еще не было, но в животе у Ремуса заурчало при мысли обо всем, что он сможет съесть этой ночью. Как только все успокоились, Дамблдор поднялся со своего места, и в комнате воцарилась тишина. - Мои дорогие ученики, - начал он с теплой улыбкой, - Нам очень приятно быть школой проведения Турнира Трех Волшебников в этом году. Поэтому, я должен попросить вас быть на высоте и вести себя соответственно. Он говорил всей комнате, но когда произносил последнюю фразу, его взгляд упал на гриффиндорский стол, и Ремус мог поклясться, что он смотрел прямо туда, где сидели он и его друзья. - Мы поприветствуем наших братьев и сестер из Кастелобрушу и Шарбатона. Помимо того, что это повод для безобидного, дружеского соревнования, я призываю вас использовать это как возможность сформировать новые союзы и, почему бы и нет, познакомиться с новыми студентами глубже. Хор смеха эхом разнесся по комнате, и Ремус с трудом удержался от вздоха; внутренне он не был готов целый год иметь дело с гормональными подростками, сохнущими по иностранцам. Он просто надеялся, что его друзья не будут слишком невыносимы. - А теперь, без дальнейших церемоний, давайте тепло поприветствуем делегацию Кастелобрушу. Все головы в ожидании повернулись к большим дверям, но несколько минут ничего не происходило. Как только студенты начали перешептываться, громкий треск заставил их подпрыгнуть на своих местах; стекла паре самых больших окон Большого зала разбились, и две сильные виноградные лозы ворвались внутрь, кружась вокруг и над их головами. Они соприкасались и разрастались, и по мере того, как их становилось все больше, они росли в сторону стен. Довольно скоро все четыре стены были покрыты зеленью, и повсюду начали появляться маленькие цветы; кончики двух лиан скользнули к большим дверям, обвились вокруг ручек и распахнули их. Ремус сразу узнал делегацию Кастелобрушу. Группа из двадцати человек, одетых в ярко-зеленые мантии, вошла в комнату, и он поразился разнообразию в их рядах: у одних кожа была темной, как ночь, у других-бледной, как луна, а у некоторых загоревшая после долгих часов работы на улице. Они все выглядели по-разному, и все же было ощущение единства, когда они шли вперед, элегантно, некоторые из их палочек были подняты и указывали на виноградные лозы, а некоторые несли на своих плечах ярко окрашенных птиц. Впереди группу вела элегантная женщина, одетая в такой же зеленый цвет, в сопровождении двух девочек и двух мальчиков. У одного из мальчиков были кудри, ямочки и зеленые глаза, такие глубокие, что они контрастировали с его униформой, а у другого была более бледная кожа и светло-каштановые волосы, и Ремус решил отвернуться от них, чувствуя себя неловко от того, как сильно он пялился. Одна из девушек, та, что была ближе всех к директрисе, как подозревал Ремус, выглядела сурово с ее кудрями, доходившими до затылка, непроницаемым взглядом и гигантской птицей, которую она так легко несла на вытянутой руке. Другая выглядела как раз наоборот: кожа, цвета осенних листьев, свободная коса на плече и такие теплые глаза, что Ремус не мог оторвать от них взгляда. Когда они проходили мимо них, Ремус повернул голову, чтобы проследить за их движениями; когда он это сделал, то заметил, что Марлин с изумлением смотрит на первый ряд свиты. - Bem-vinda, Marielle [Добро пожаловать, Мариэль], - поприветствовал Дамблдор женщину впереди группы. Они нежно пожали друг другу руки, словно знали друг друга очень давно. - Я читала о ней, - прошептала Лили ему на ухо, - Это Мариэль Оливейра де Суза, первая женщина-директриса Кастелобрушу. Ее приняли только после того, как она помогла школе избавиться от нашествия огненных слизней. Она потрясающая. Ремус чувствовал восхищение, исходящее от слов подруги, и понимал, что она знает гораздо больше, чем он, и всегда делится ими, чтобы он не чувствовал себя слишком потерянным. Он обернулся, услышав тихий свист Мэри, сидевшей рядом с Марлин. - Я бы не прочь познакомиться с тем парнем с ямочками. Ремус подумал, что, будь он девушкой, он определенно поддержал бы это. У двух мальчиков, сидевших впереди, были совершенно противоположные черты лица, но оба удивительно хорошо выглядели. - Я собираюсь представиться дамам после ужина, - сказал Джеймс, взъерошивая волосы, - Просто на случай, если им понадобится мой опыт старосты, чтобы хорошо провести время, пока они здесь. Питер и Ремус рассмеялись, когда Лили уставилась на него с другой стороны стола; как только он заметил глаза рыжей, он снова замолчал. Лили одарила Ремуса самодовольной улыбкой, прежде чем снова повернуться к передней части Большого зала, где студенты Кастелобрушу уже заняли свои места за четырьмя столами. Только несколько из них сидели рядом с группой друзей, включая двух девочек и одного из мальчиков, что стояли впереди строя. - ¡Hola! ¡Bienvenidos! [Привет! Добро пожаловать!] - приветствовал их Джеймс, - Я Джеймс, а это мои друзья, Ремус и Питер. Мы можем предложить вам экскурсию, когда вы освободитесь. Две девушки на дальнем конце стола хихикнули, и Джеймс очаровательно улыбнулся им. Питер тоже ухмыльнулся и, приложив указательный и средний пальцы ко лбу, отдал честь. Третья девушка присоединилась к двум другим, и они начали возбужденно шептаться на языке, на котором Ремус не говорил. - С каких пор ты знаешь испанский? - спросила Лили, пытаясь скрыть, насколько она впечатлена. - Язык любви универсален, ma chérie [моя дорогая], - ответил он, подмигнув удивленной девушке, - Я могу научить тебя, когда захочешь. Лили закатила глаза и отвернулась, но Ремус заметил ее слегка покрасневшие щеки и улыбку, которая угрожала появиться на ее губах. Он тоже улыбнулся, решив не комментировать это. - А теперь, когда наша первая группа гостей устроилась, - внезапно заговорил Дамблдор, сразу же заглушив всю болтовню, - Давайте поприветствуем наших гостей из Шармбатонской Академии. Студенты не знали, куда смотреть, поэтому некоторые не сводили глаз с дверей, в то время как другие смотрели на потолок, на окна или даже на маленькую дверь за профессорским столом. Абсолютная тишина накрыла всю комнату, а затем слабый жужжащий звук начал усиливаться где-то возле входных дверей. Жужжание становилось все ближе, а затем они увидели это: волна кристально чистой воды ворвалась в Большой зал, заставив всех ахнуть и инстинктивно прикрыть головы руками, но она зависла над их головами. Двое студентов в светло-голубых мантиях последовали за ней, их палочки были направлены прямо на массу воды, которая разбивалась о стены и все больше напоминала неуправляемый океанский прилив во время шторма. Внезапно студенты уронили свои палочки, и от сидящих поднялось эхо криков; но прежде чем они успели промокнуть, третий ученик уверенно направил свою палочку и послал волну ледяного ветра в ее направлении. Вода, казалось, замедляла свое падение, затвердевая, и в конце концов превратила каждую маленькую каплю в идеальные снежинки, которые путались в волосах учеников Хогвартса и Кастелобрушу. Наконец в комнату вошел четвертый ученик, опустился на колени и послал струю огня навстречу льду; они столкнулись, и на мгновение вся комната покраснела. Желтизна в огне, казалось, взяла верх, и в конце концов, льда больше не было; вместо этого по всей комнате начали осыпаться золотые камушки. Когда Ремус взял один из них, он понял, что они подозрительно похожи на настоящее золото. Он посмотрел на своих друзей, которые были так же поражены, как и он; их руки были вытянуты ладонями вверх, когда они позволили камушкам упасть на них. Ремус оглянулся на учеников, задаваясь вопросом, сколько им лет, раз они выполняют такую сложную магию, и тут он увидел его. Мир Ремуса остановился. У мальчика, сотворившего огненное заклинание, были те же черные волосы до плеч, что он помнил. Половина из них была завязана в свободный пучок на макушке, и он был почти слишком совершенен, сияя в свете свечей. Гладкость его кожи была неестественной, а серый цвет глаз напоминал небо в любимые дождливые дни Ремуса; они были светло-серыми, окружая черные зрачки, которые поглощали весь свет из комнаты. В первый раз, когда он увидел его, было темно; он не помнил ничего, кроме его французских ругательств и ощущения влажной кожи под пальцами. Но теперь, при свете Большого зала, он мог разглядеть все-от цвета глаз до ухмылки, которая появилась на его губах после того, как он получил похвалу от всего зала. Он, казалось, жил ради шоу и расцветал под звуки аплодисментов. В каждом его движении была непринужденная элегантность, как будто он знал, что мир согнется под его пальцами, если он милостиво попросит об этом. Когда он встал с колен, он и другие студенты поклонились и двинулись вперед, а за ними последовали остальные ученики. Он шел с ровной спиной, небрежно вертя в пальцах палочку. Ремус спрятал лицо, делая вид, что изучает столовые приборы перед собой, но когда он проходил прямо за ним, он осмелился поднять глаза и посмотреть. Но мальчик остановился в нескольких сантиметрах от того места, где он сидел, и принюхался, как лев, внезапно почуявший запах своей жертвы; он обернулся, и его глаза сразу же нашли глаза Ремуса. Это длилось меньше секунды, но он видел, как в глубине его зрачков мелькнуло узнавание и как его рот слегка приоткрылся, образовав идеальную букву “О”, что было бы комично в любой другой ситуации. Он, казалось, понял, что сдерживает группу, поэтому повернулся и продолжил идти к передней части комнаты, будто ничего не произошло. Руки Ремуса вспотели, и ему пришлось положить их на колени, чтобы друзья не заметили, что они дрожат. Но это не сработало с Лили, которая мгновенно поняла, что что-то не так. - Эй, Рем, ты выглядишь еще бледнее, чем обычно. Ты в порядке? - спросила она ему на ухо, на случай, если он не хотел, чтобы его друзья узнали, что что-то не так. - Это он, Лили, вон там, впереди, с длинными черными волосами, - просто прошептал он, не в силах произнести ни одной связной мысли. - Вижу, но кто он? - спросила она, вытягивая шею, чтобы получше рассмотреть парня, о котором говорил ее друг. - Тот француз, с которым я был на чемпионате мира по квиддичу, - ответил он, - Это он.