The Wolf and the French Heir // Волк и французский наследник

- Ты собираешься отвести меня в свою страну пешком? - вздохнул Ремус и последовал за Сириусом по миллионному коридору. Он знал Хогвартс шесть лет, и все же это был первый раз, когда он понял, насколько он велик. - Не нужно быть таким драматичным, - ответил Сириус, его шаг был медленным, но ровным. Ремус подозревал, что он может идти гораздо быстрее, но поскольку бедро все еще болело, он не стал жаловаться. - Ты тут один такой. - Ты мне не доверяешь? - Ни капли. - Ауч. Почему? - Дай мне хоть одну вескую причину доверять тебе. - Я очень хорошо выгляжу. Люди склонны доверять красивым мужчинам. - Одну вескую реальную причину. Твоя красота не в счет. - О, так ты признаешь, что я красивый? - Отвали, нет! - Твои слова, не мои! Я польщен, честно, не нужно стыдиться. - Это были твои гребаные слова! Я просто повторил то, что сказал ты! Я думал, они научили тебя базовым навыкам понимания в твоей шикарной школе, - поспешно сказал Ремус, желая доказать мальчику, что он ошибается. Конечно, он этого не скажет; он никогда этого не скажет. Ни вслух... ни в своей голове. Не то чтобы он когда-нибудь думал об этом. Вообще нет. Зачем ему думать об этом? Абсолютно нет. - Расслабься, любовничек, - сказал Сириус, и Ремус почувствовал, как жар заливает его лицо. Почему он должен был говорить такие вещи? - Не называй меня так, - пожаловался он. - Ой, прости, я забыл, что так тебя прозвала твоя девушка. Ты бы предпочел, чтобы я называл тебя по-другому? Я определенно могу что-то придумать, - ответил он, и Ремус услышал, как он подчеркнул слово “девушка”. Ему совсем не понравилось, как это прозвучало. - Я бы предпочел, чтобы ты вообще никак не обращался ко мне, это было бы безнравственно. - С тобой совсем не весело. - А ты все еще не говоришь мне, куда ведешь меня; Я думаю, мы не всегда можем получить то, что хотим. Сириус просто обернулся и подмигнул ему, прежде чем исчезнуть за углом. Несмотря на то, что он шел медленным шагом, конечности Ремуса все еще болели и кричали ему, чтобы он остановился. Но сказать другому мальчику, что ему нужно остановиться, означало бы, что ему, вероятно, придется терпеть еще больше шуток о своей боли, поэтому он решил заткнуться и мысленно умолять, чтобы они были близки к своей цели, которая казалась все дальше и дальше с каждым поворотом. Как раз в тот момент, когда Ремус начал думать, что все это было продуманной шуткой, и собирался развернуться и вернуться в общую гостиную, Сириус пошел быстрее, в его походке ясно читалось возбуждение. Гриффиндорец последовал за ним, тяжело дыша, и остановился только тогда, когда это сделал другой мальчик, рядом с классом защиты от темных искусств. Затем Сириус обернулся и небрежно прислонился к статуе рядом. - Так? - спросил он с надеждой. Ремус огляделся, пытаясь понять, должен ли он заметить что-то необычное. - Так что? - спросил он после краткой оценки, решив, что мальчик, должно быть, окончательно сошел с ума. - Что думаешь? - снова спросил он, глядя на статую. - Насчет этой штуки? Если бы я хотел увидеть старую ведьму, я бы сразу пошел к портретам в кабинете Дамблдора. По-другому статую и не назовешь: это была старая ведьма, чей горб заставлял ее нос почти касаться груди, опирающаяся на трость, сделанную из переплетенных виноградных лоз. Она держала кинжал в другой руке и стояла на вершине пьедестала, на котором была табличка с ее именем, выгравированным на ней: “Ганхильда из Горсмура”, - гласила надпись, и если Ремус прищурился, то мог разглядеть и более мелкую надпись: “Маледиктус”. - Ты реально не знаешь, кто это? - спросил Сириус, и в первый раз самодовольное выражение лица сменилось искренним замешательством. - Если ты притащил меня сюда, чтобы похвастаться, какой ты знаток магической истории, то я предпочел бы читать об этом на своей кровати, в одиночестве, - раздраженно ответил Ремус и повернулся, чтобы направиться обратно в гриффиндорскую гостиную. - Да ладно тебе, - услышал он голос Сириуса сзади. - Дело не в этом. - А в чем? Потому что ты не сказал ни слова, и я даже не знаю, почему я вообще пошел за тоб... Слова застряли у Ремуса в горле, когда он увидел, как Сириус два раза постучал каблуком по табличке на статуе, которая выглядела так, будто не выдержит еще больше ударов, прежде чем сломается пополам. Он собирался сделать язвительное замечание о том, что не видит, как удар по куску камня что-то докажет, когда стал свидетелем того, как табличка начала меняться: прямо на его глазах буквы начали перестраиваться, некоторые прыгали на другие, некоторые исчезали, пока на медной поверхности не было выгравировано единственное слово: «Диссендиум». Гриффиндорец все еще благоговейно разевал рот, глядя на мальчика из Шармбатона, который дико ухмылялся, поняв, что сумел его удивить. - Что это значит? Как ты нашел это? - Случайно, вообще-то; я убегал от своего брата, когда поскользнулся и ударился ногой об эту прекрасную леди прямо здесь и увидел эти слова. Я еще не знаю, что это значит, но надеялся, что ты поможешь мне разобраться. Сердце Ремуса внезапно подпрыгнуло. - Почему я? -Ты самый умный в своей компании, я думал, ты уже знаешь об этой статуе, - добродушно ответил Сириус, доставая из кармана волшебную палочку и крутя ею. - И еще потому что мне хотелось. В этот момент Ремус подумал, что сделает все, чтобы заставить его замолчать. Ради своего израненного тела он решил проигнорировать его последнее заявление. - Ну давай посмотрим, - ответил он, вынимая из кармана свою палочку и приближаясь к статуе. Они решили осмотреть ведьму в поисках еще одной таблички, похожей на ту, что была разрушена временем и давно исчезла после того единственного слова, которое они обнаружили. Ремус чувствовал, как солнечные лучи просачиваются сквозь его одежду и согревают затылок, прямо между кончиками волос и воротником свитера; им повезло, что облака чудесным образом рассеялись и ученики наслаждались остатками редкого солнечного света на территории школы. Никто не беспокоил их, пока они продолжали свои поиски, но статуя, казалось, не содержала никакой другой тайны, которая нуждалась в решении. Наконец, когда все казалось потерянным, Сириус заговорил снова: - Мы что-то пропустили на табличке? Может, еще одну инструкцию? - Нет, там было только «Диссендиум», - ответил мальчик и отскочил назад, услышав внезапный шум. Как только он произнес это слово, горб ведьмы открыл узкое отверстие, которое было спрятано под ним; оно заскрипело от отсутствия использования, и мгновение они стояли молча, затаив дыхание, ожидая, когда звук шагов заполнит коридор; когда этого не произошло, они посмотрели друг на друга, а затем на таинственное отверстие, которое, казалось, ждало их. - Видимо, нам следовало начать с того, чтобы произнести это слово вслух, - сказал Сириус, все еще глядя на горб. - Это была бы фантастическая идея, - с иронией ответил Ремус, подсвечивая кончик палочки и подходя к отверстию, чтобы осмотреть его. Было темно, и порыв холода пробежал по его рукам; он не видел ничего, кроме горки, тянувшейся в темноту, в твердости которой он не был особо уверен. Только тогда он понял, как близко к его телу было тело Сириуса; он почувствовал, как его дыхание щекочет кожу прямо за ухом, и тепло от его тела посылало дрожь вниз по его собственному. Он быстро отошел, но Сириус, казалось, не заметил. - Я иду туда, - вдруг сказал он. - Не глупи, - ответил Ремус. - Ты даже не знаешь, ведет ли это вообще куда-то. - Я иду, - повторил Сириус, и это было так, будто примитивный инстинкт взял верх, и он не мог действовать, следуя своему разуму. Оглянувшись в последний раз, он ухмыльнулся и сказал: - Если со мной что-нибудь случится, скажи, что я хочу похорон в открытом гробу. Это будет мой последний дар человечеству. И он беззвучно соскользнул вниз. Ремус даже не успел закатить глаза, когда услышал приглушенный стук и низкий голос Сириуса, произносящего французское слово, которое прозвучало как оскорбление. Через несколько секунд он услышал его голос: - Это было скучно, но безопасно. - Отлично, а теперь ты можешь вернуться, и мы можем уйти. - Нет. - Что, блять, ты имеешь в виду? - Я имею в виду нет. Non. Я вижу, куда это меня приведет. Ты идешь? - Конечно, нет, мне не хочется умирать под землей. - Самое худшее, что может случиться, это то, что мы умрем и из нашей истории сделают поучительную сказку, которые ваши профессора рассказывают младшим студентам, только для того, чтобы они приходили искать нас с большим нетерпением, потому что до них дошли слухи о двух бедных студентах, которые превратились в призраков и преследуют статую старой ведьмы рядом с их классом. - Ты совсем спятил. - Может. Но ты не можешь отрицать, что это волнует и тебя тоже. Не могу, подумал Ремус. Он ненавидел даже мысль о том, чтобы пойти за едва знакомым мальчиком по тайному проходу, который ни один из них не знал, куда ведет и ведет ли куда-то вообще. Он думал, что будет абсолютно безумен, если решится на это. Но он не мог унять тошноту в животе и возбужденное биение сердца при мысли о том, что можно быть таким безрассудным, не думать о последствиях; он на мгновение закрыл глаза и почувствовал, как все его чувства обострились, и единственное чувство, с которым он мог сравнить это, было свободное бегство через Запретный Лес в единственную ночь месяца, когда он мог отпустить и перестать жалеть себя. Он никогда не испытывал такого прилива адреналина в своей человеческой форме. Поэтому, вопреки здравому смыслу, он нырнул в тень. Он изящно приземлился на дно горки как раз в тот момент, когда люк над их головами закрылся и они погрузились в кромешную тьму. Он пробормотал “Люмос”, и в поле зрения появилось сияющее лицо Сириуса. - Я знал, что сделал правильный выбор, выбрав тебя со мной, - сказал он, протягивая руку Ремусу. - Я пришел сюда только потому, что не смог бы нести на своей совести тяжесть твоей неминуемой смерти. Сириус засмеялся, и они оба пошли, молча, сопровождаемые только стуком подошв о сырую землю, падающими в лужи каплями воды и редким писком крыс. Они шли уже пятнадцать минут, когда в нос Ремуса, все еще чувствительного после полнолуния, хлынул поток столь разнообразных запахов, что он на мгновение остановился, ошеломленный их количеством, пока его мозг пытался все обработать. Сириус с любопытством посмотрел на него и тот сделал вид, что завязывает шнурки; наверное, не стоило говорить мальчику, с которым он только что познакомился, что его обоняние работает за километры от нормального. Но по мере того, как он продолжал идти, стало очевидно, что туннель действительно где-то заканчивается, даже когда он не мог решить, что это за место: он чувствовал запах жженого сахара, мятной лакрицы, марципана и шоколадных конфет всех видов, включая отчетливый запах его любимого, который был с арахисом. При мысли обо всех этих сладостях у него потекли слюнки. Может, они рядом с кухней? Он почувствовал, что проход под ногами становится все круче, прежде чем увидел хоть что-то, указывающее на то, что они находятся рядом с выходом; а потом, когда воздух стал таким невыносимо сладким, что у него заурчало в животе, они увидели каменные ступени. Сириус издал громкий смешок, торжествующе размахивая кулаками. Ремусу пришлось заставить его замолчать, чтобы не вызвать подозрений; не было никакой возможности узнать, кто или что может быть на другой стороне, и он не хотел, чтобы они случайно появились в кабинете кого-нибудь из его профессоров. Они поднимались по ступенькам, пока голова Ремуса первой не ударилась о деревянную поверхность. Он выругался себе под нос и указал палочкой вверх. Это был люк, который выглядел достаточно старым, чтобы быть там по крайней мере пятьдесят лет. Волнение поднялось в груди Ремуса, когда Сириус указал на нее своей головой и глазами приказал ему замолчать; он начал медленно поднимать дверь, которая на удивление послушалась, и они затаили дыхание, надеясь, что она не скрипнет и не выдаст их местоположение. Поток света хлынул в темный проход, и Ремусу пришлось прищуриться, чтобы привыкнуть к естественному освещению. Было темно, но не настолько, чтобы он не мог разглядеть очертания больших картонных коробок, наполненных до краев, стеклянных банок и сундуков с какой-то одеждой. Одна из коробок была достаточно близко, чтобы он мог прочитать надпись на ней большими красными буквами: “Сладкое Королевство”. - Мы не в Хогвартсе, - просто сказал Ремус, слишком ошеломленный, чтобы сказать что-нибудь еще. - Я так и думал, - шепотом ответил Сириус. - А что такое Сладкое Королевство? Ремус иногда забывал, что Сириус француз, потому что у него был почти идеальный акцент, но то, как он произнес название кондитерской, заставило его рассмеяться. - Кондитерская, - просто ответил он. - В Хогсмиде. Это в получасе ходьбы от Хогвартса. Прежде чем он успел сказать что-то еще, Сириус направился к люку и поднялся, несмотря на безуспешные попытки Ремуса остановить его. Видя, что он был единственным из двоих, кто знал это место, он чувствовал себя обязанным следовать за ним, хотя бы для того, чтобы его не поймали; если Сириус хотел быть безрассудным, он, по крайней мере, убедился бы, что их не увидят. - Погоди, ты все еще в форме, - заметил Ремус, как раз когда Сириус поставил ноги на первую ступеньку лестницы. Казалось, что прошло много дней с тех пор, как он проснулся рядом с Сириусом на больничной койке, но это было всего несколько часов назад; Сириус не переодел свою форму, которая была помята и испачкана на воротнике; он не хотел знать, откуда у него это пятно. - Ну и что? - Они могут узнать ее, и у нас будут большие неприятности, если нас увидят за пределами школы. - Точно, - ответил Сириус и начал осматриваться, пока его взгляд не упал на сундук, полный одежды. Он подошел к нему, запустил руку в ткань и схватил униформу Сладкого Королевства. Ремус хотел было возразить, что она слишком велика для его тела, но другой мальчик его снова заставил его остановиться, который, не дожидаясь, пока он обернется, без раздумий снял свою шармбатоновскую рубашку. Высокий мальчик уставился на Сириуса, его мускулы напряглись под кожей, которая выглядела как дорогой фарфор, пока была скрыта среди теней; он даже мог видеть мурашки, которые поднимались на его теле, как только его кожа вступала в прямой контакт с холодным воздухом, его изогнутый живот, который выглядел так, будто был вырезан с предельной детализацией, пока не стал похожим на музейный экспонат. Ни одна часть его кожи не выглядела так, будто к ней когда-либо прикасались, и на секунду Ремусу показалось, что он похож на одного из греческих богов, о которых он читал в книге, которую позаимствовал у Лили; эфирный, неземной, но в остальном слишком человеческий. А потом он вышел на свет как раз в тот момент, когда расстегивал ворот рубашки, и чары рассеялись: там, где Ремус думал, что его кожа фарфоровая, теперь проступили трещины и расколы. У него были отметины на животе, около ребер и на пояснице. Некоторые из них были длинными и переходили в другие, пока он не увидел целую карту шрамов, похожих на маршруты, соединяющие разные части его тела, чтобы тот, кто наблюдал, не заблудился в лабиринте его кожи. Он понял, что пялится, как раз в тот момент, когда Сириус встревоженно обернулся, его глаза были широко открыты, как будто он только что понял, что переодевался и оставил всю свою грудь открытой для любопытных глаз другого мальчика. Но Ремус знал, на что это похоже; он знал, как сильно ненавидит смотреть на свое собственное тело в зеркале почти каждый день, как он поворачивается лицом к стене после душа. Он знал, какой стыд испытывал каждый раз, когда закатывал рукава слишком высоко или когда рубашка вылезала из штанов и обнажалась крошечная часть кожи у пояса; он знал, как его пугала мысль о необходимости объяснять, почему его тело выглядело сломанным, нелюбимым и таким непохожим на все остальные. Поэтому он просто притворился, что смотрит в потолок, как будто не обращал внимания. - В этом и есть твоя идея слиться с толпой? Притвориться работником? - небрежно спросил он, оглядываясь на мальчика. - Доверься мне хоть раз, Люпин, - беспечно ответил он, но с явным облегчением, примеряя свитер в тон. Они поднялись по лестнице, пересекли магазин и вышли на улицу; это оказалось намного проще, чем ожидал Ремус. Довольно скоро ветер приветствовал их, когда они шли по улицам Хогсмида. Сириус был похож на маленького ребенка, останавливающегося у каждого окна и дивясь мельчайшим вещам; довольно скоро они устали и стали ходить по чистым улицам, каждый с теплым сливочным пивом в руках (третьим за день, потому что французский мальчик впервые пробовал его, и, сделав второй глоток, он достал из кармана маленькую серебряную фляжку и вылил ее содержимое в их стаканы. Ремус убедил его держать и свой бокал, к счастью, избегая неловкого момента, когда ему придется объяснять, что он не может находиться рядом с серебром), их щеки покраснели от смеси ветра, поднявшегося сразу после захода солнца, и алкоголя, который они пили; Ремус уже чувствовал, как его глаза опускаются, а голова раскалывается. Им удалось вежливо поговорить о школе, квиддиче, книгах и даже о Франции; Ремус был удивлен тем, каким приятным может быть мальчик. Но, конечно же, Сириус Блэк решил снова открыть рот. - Можно тебя кое о чем спросить? - начал он. - Наверно, - ответил Ремус, рассеянно облизывая пальцы после того, как съел купленный шоколад. - Я был первым? - Первым чем? - Первым парнем, с которым ты был. Услышав это, Ремус остановился как вкопанный посреди улицы. Он чувствовал, как пена стекает с бокала и пропитывает ладонь, но не мог ничего сделать, кроме как пялиться на мальчика, который смущенно смотрел на него. - Я не понимаю, о чем ты говоришь, - ответил Ремус, выходя из шока и ускоряя шаг, чтобы уйти от французского мальчика. - О, да ладно, не будь глупым. - Тебе следует быть очень осторожным с тем, что скажешь дальше. - Мне просто интересно, мы ведь никогда не говорили об этом. - Тут не о чем говорить. Никогда больше не упоминай об этом, Блэк. - Послушай, тут нечего стыдиться... - Следи за своим ебаным ртом, - перебил его Ремус, избегая смотреть ему в глаза. Его рука сжалась в кулак, и он впился ногтями в кожу до такой степени, что, как ему казалось, это оставит несколько шрамов. - Ты сам не знаешь, о чем говоришь. - Но на чемпионате мира... - Чемпионате мира? Это абсолютно ничего не значило. Я едва помню это из-за того, насколько бухим был. Это была ошибка, я принял тебя за кого-то другого и пожалел об этом в ту же минуту, как это случилось. Я никогда не думал об этом снова, пока ты не появился и не решил пихать все это мне в лицо при каждом удобном случае. Это было случайно; я без понятия, как ты живешь свою жизнь, и мне плевать, но что бы ты ни думал, ты ошибаешься. Я не такой, как ты, и никогда не буду. Он говорил торопливо, путаясь в словах, желая быть предельно ясным; с каждой ложью он чувствовал, как его сердце бьется все быстрее. Он думал, что это было так неприятно громко, что другой мальчик мог слышать его, но он также знал, что ему не показалось, что его глаза потемнели, и его хмурый взгляд стал глубже, пока он продолжал говорить. - Ты закончил? - наконец холодно спросил Сириус, когда Ремус закрыл рот, чтобы перевести дыхание. Когда другой мальчик не ответил, он заговорил снова: - Ты слишком самонадеян, если думаешь, что я провожу ночи, думая о тебе или об этом чертовом чемпионате мира. Я просто задал вопрос, потому что мы никогда не говорили об этом, но не волнуйся, меня это тоже не особо волнует. Я не собираюсь терять сон из-за того, что такой придурок, как ты, думает обо мне. Ремус знал, что он начал первый и должен первым извиниться, но он был слишком зол, чтобы думать здраво. Он хотел причинить ему боль, и это явно сработало. Он выполнил то, что задумал. - Пожалуйста, не делайте этого из-за меня, я не хочу, чтобы маленький французский наследник лишился своего драгоценного прекрасного сна. - Va te faire foutre [Иди нахуй], - ответил Сириус и толкнул его так сильно, что Ремус упал на землю, ударившись локтем о тротуар и пролив сливочное пиво на брюки. Ремус уже собирался встать и нанести ответный удар, когда услышал тихий треск. Он поднял глаза и обнаружил, что остался один; он посмотрел направо и налево и не увидел никаких признаков Сириуса. Ну конечно, этот чертов ублюдок знает, как дезаппарировать, - подумал он, помогая себе подняться, держась за скамейку. Сириус не смог бы аппарировать в Хогвартс, поскольку там была магическая защита, которая не позволяла этого, но он, вероятно, аппарировал прямо в подвал Сладкого Королевства и уже был бы на пути в Хогвартс через туннель. И он оставил другого мальчика одного, чтобы вернуться в кондитерскую, прокрасться внутрь и спуститься по темному подземному коридору, который приведет его обратно в школу. Зная, что он был неправ, но совершенно не желая извиняться перед Сириусом Блэком, Ремус решил, что это к лучшему; он, наконец, перестанет чрезмерно обдумывать каждое свое движение вокруг мальчика, и, к счастью, его друзья поймут, что между ними что-то не так, и, наконец, исключат его из своей группы друзей. Но пока он пытался убедить себя, идя через Хогсмид, его собственный разум говорил ему, что он сильно облажался и причинил другому мальчику боль больше, чем намеревался. И эта мысль ни в малейшей степени не утешала его.