The Wolf and the French Heir // Волк и французский наследник

Ремус проснулся, вздрогнув, когда услышал позади себя скрип; ему потребовалось некоторое время, чтобы стереть сон с глаз, и еще больше, чтобы вспомнить, какого хрена он был не в своей постели, а вместо этого сидел у стены в общей комнате, его спина болезненно горела, а голова была на грани взрыва. Звук, который он услышал, заключил он, был скрипом лестницы позади него, что вела в его комнату; и той, что ругалась приглушенным голосом, волосы яркие, грязно-рыжие даже в бледном утреннем свете, была Лили Эванс. Воспоминания затопили голову мальчика, в его голове сложилась головоломка: он спал на полу в общей комнате, пахло алкоголем и плохими решениями, потому что его лучшая подруга сделала одно из них. Она спускалась из его комнаты, потому что провела ночь с Джеймсом. О, Мерлин, теперь я вспомнил. Внезапно он почувствовал тяжесть на своих коленях; страшась того, что может обнаружить, он опустил глаза и увидел две красивые гривы волос, одну белокурую и одну угольно-черную, лежащие у него на ногах. Марлин и Сириус явно спали крепче, чем он, потому что оба все еще спокойно лежали, рука мальчика сжимала его колено, словно он боялся, что тот может ускользнуть, девочка использовала его сброшенный свитер, чтобы защитить глаза от усиливающегося света. Он поднял глаза как раз в тот момент, когда Лили спустилась по последним ступенькам, и боялся сказать что-нибудь, чтобы она не испугалась и не разбудила двух других людей; последнее, что ему было нужно, это чтобы его девушка и мальчик, на которого, как он обнаружил, он часто пялился, проснулись и увидели, что они спали с ним всю ночь. К счастью, в этом не было необходимости: как только она начала пробираться в свою комнату, то повернула голову и заметила их троих, заглушив собственное удивление, прикрыв рот. — Утречка, — прошептал Ремус, наполовину дьявольски, наполовину весело. — Яйца Мерлина, ты напугал меня до чертиков, — произнес всегда нежный рот Лили. — Что ты здесь делаешь? — Ну, видишь ли, мне, как правило, нравится комфорт своей кровати, но я обнаружил, что мне не нравится, когда гормональные подростки используют свои руки и рот по причинам, отличным от разговоров и объятий. — Отвали, — ответила Лили, ее щеки потеряли свою обычную бледность. — Я имела в виду, что ты делаешь здесь, со своей девушкой и парнем, которого ты называл "самой большой занозой в заднице" в прошлом, которые использовали тебя в качестве подушки. — Я никогда не говорил этого... вслух. — Но мог бы. Ремус вздохнул. — Я думаю, что вопросы должен задавать я, миссис "Съеби, Поттер”. Я думаю, вы несколько неправильно поняли значение этого слова, не так ли? Лили признала свое поражение. — Я не буду спрашивать, если ты тоже не будешь. — Весьма справедливо. Ремус не собирался спрашивать, не только потому, что его мозг был слишком затуманен, чтобы запоминать такую информацию, но и потому, что он знал, насколько запутанными, скорее всего, были головы обоих его лучших друзей, и он не хотел вносить свой вклад в это состояние замешательства. Он подумал, что лучше подождать, пока кто-нибудь из них не подойдет к нему и не захочет рассказать подробности; в конце концов, они всегда так делали. — Я заберу Марлин с собой, — сказала Лили, опускаясь перед ним на колени. Попытка поднять ее с пола оказалась чрезвычайно изнурительным испытанием; Ремус, все еще сидевший у стены, чтобы не разбудить мальчика, спящего на его ноге, осторожно открыл ей глаза и погладил большим пальцем по щеке в тщетной попытке пробудить ото сна. Девушка пошевелилась и простонала что-то непонятное, но продолжала спать, будто ее никогда и не трогали. Лили, с гораздо меньшим изяществом и терпением, учитывая, что она почти не спала, схватила ее за обе руки и встряхнула, что заставило Марлин сразу открыть глаза. — Черт, если это не Злая Королева, пробуждающая принцессу ото сна, — пробормотала она, щурясь и пытаясь привыкнуть к свету. — Доброе утро, Спящая Красавица. Пора укладывать тебя в постель, — заговорила Лили, ее голос был мягче, чем раньше. — Еще пять минуток, — умоляла она, кладя голову на плечо Ремуса. — Мар, — предупредил он мягким голосом. — Тебе лучше послушать ее. Твоя спина скажет нам спасибо. Марлин пожаловалась серией тихих ворчаний, которые никто из друзей не смог расшифровать, и с небольшой помощью нежных толчков Ремуса и не очень нежных толчков Лили, наконец, встала на ноги, хотя ее рыжеволосая соседка поддерживала ее, так как ее ноги все еще не реагировали на команды мозга. Ремус мог бы рассмеяться над этой жалкой картиной, если бы не Сириус, мирно спящий с головой на его ноге; две его лучшие подруги, рубашки либо в потертостях, либо полностью отсутствуют (Лили была квиддичном джемпере, который, как он знал, был не ее), их гривы в беспорядке и им приходилось опираться друг на друга, чтобы похмелье не затянуло на пол обоих. Они выглядели безумными, и все же он не мог припомнить ни одного момента, когда любил их больше. — Что ж, в путь, — сказала Лили, схватив Марлин за бок. — Доброй ночи... дня... да забей. — И вам, милые мои, — ответил он, глядя на них обоих. — Увидимся, когда выспитесь. Марлин послала ему воздушный поцелуй, Лили закатила глаза, и они направились в свою комнату, рыжеволосая шла впереди, помогая другой девушке не забывать ставить одну ногу перед другой. Ремус, наконец-то, посмотрел вниз, когда Сириус пошевелился, и закрыл глаза, умоляя его не просыпаться; к счастью, его сон был достаточно крепким, чтобы блокировать утренний свет, и он просто повернул ногу мальчика лицом к себе. Свет, отражающийся на его ярко выраженных скулах, напомнил Ремусу иллюстрацию, которую он когда-то видел в книге: мальчик, лежащий у озера, спит, только его указательный палец касается воды и создает рябь вокруг нее, в то время как солнце, что просачивалось сквозь деревья в его скрытой долине, освещало его лицо. Он всегда возвращался к ней, не зная почему, уверенный, что там было что-то волшебное, даже несмотря на то, что изображение не двигалось; он начал больше уважать маггловское искусство после того, как впервые наткнулся на эту картину, понимая, что они могут соткать магию из обычного и сделать мальчика, спящего у озера, похожим на самое святое чудо. Очень похоже на то, что он видел перед своими глазами в этот самый момент. Он решил начать двигаться, когда снова начал ощущать свои ноги, и понял, что ему нужно как можно скорее размять их, иначе он будет испытывать сильную боль до конца дня; едва дыша, чтобы мальчик не проснулся, он осторожно начал скользить по полу, сантиметр за сантиметром, стараясь держать его голову ровно своими руками. Ремус увидел, как его свитер, его любимый, лежал рядом с ним с прошлой ночи и схватил его, готовый накинуть на плечи, как только Сириус будет благополучно размещен на полу; он посмотрел на него на секунду, словно споря, и решил пойти по другому пути: прежде чем встать, он подложил свитер под голову спящего мальчика, формируя его как подушку, чтобы тому было более комфортно, и аккуратно уложил его на пол. Он встал, не оглядываясь, и направился к портрету, зная, что ему нужно размять ноги и принять обезболивающее зелье, чтобы его конечности не оказались обездвижены до конца выходных. Было воскресенье, до рассвета оставалось несколько часов, и он был уверен, что мадам Помфри не проснется; к счастью, он знал, где она хранит запасные ключи на случай чрезвычайной ситуации, поэтому, когда он добрался до лазарета, он потянулся к горшку рядом с дверью и, после нескольких минут поисков, его пальцы, наконец, обхватили холодный металл. Так тихо, как только мог, он открыл дверь, на цыпочках подошел к аптечке и достал нужный пузырек. Он решил выпить его и оставить на одной из кроватей, нацарапав крошечную записку, в которой сообщал медсестре, что это он принял зелье, чтобы она не испугалась, когда проснется. Вся одиссея, наверно, заняла у него около пятнадцати минут, но когда он вернулся в общую комнату, он заметил две вещи одновременно: во-первых, длинная фигура, которая должна была спать рядом с лестницей, исчезла, и, во-вторых, кто-то спускался из его комнаты, одетый в форму команды по квиддичу и стремящийся выбраться отсюда. Джеймс взглянул на Ремуса почти одновременно с тем, как другой мальчик сделал то же самое. — Эй, — прошептал капитан по квиддичу, в его голосе послышался оттенок удивления. — Не ожидал увидеть тебя здесь. Ты провел ночь в другом месте? — Нет, — ответил Ремус тем же приглушенным тоном. — Я только вернулся из лазарета, ноги болели. — О, да, Сириус сказал, что ты мог пойти туда. — Ты видел его? — Вы немного разминулась, он ушел примерно за минуту до того, как ты вернулся. — О, хорошо. Они остались в неловком молчании, и никто из них не знал, как его нарушить. Словно подобрав момент, портрет снова открылся. — О. Привет, — сказал растрепанный Питер, явно не ожидавший увидеть кого-нибудь проснувшимся. — Утречка, — ответил Джеймс. — Ты провел ночь в другом месте? На это Питер покраснел. Мальчики получили свой ответ, хотя это вызвало еще больше вопросов. — Так... — вмешался Ремус, пытаясь заставить кого-нибудь из них что-нибудь сказать. — Хотите пойти на поле для квиддича? Я хотел опробовать несколько новых стратегий, — внезапно сказал Джеймс, глядя на обоих своих друзей. — И я бы с удовольствием сделал это со своим вторым капитаном, если он не возражает. Питер, казалось, ожил в считанные секунды. — Спасибо. Я выйду через секунду, дай только найти джемпер. Он быстро взбежал по лестнице, и Ремус с Джеймсом обменялись взглядами облегчения, когда убедились, что он их не видит; наконец, минута для них троих, как в старые добрые.

***

Ремусу в какой-то степени нравился квиддич, но определенно не настолько, чтобы провести три часа подряд, наблюдая, как его лучшие друзья передают квоффл туда-сюда, пока им не удалось выполнить сложную схему, которую Джеймс плохо нарисовал на доске в раздевалке. Он никогда не был так благодарен за воскресенье; почти вся школа пришла на их вечеринку прошлой ночью, так что все были либо с похмелья, либо пытались притвориться, что они выглядят круче перед своими друзьями. У Ремуса было полно места для себя одного, и он решил воспользоваться этим шансом; развернув одеяло, что Питер захватил для него, он призвал немного еды с кухни (что было удачей, поскольку испытание была накануне, вся защита была снята на случай, если потребуется использовать магию для вмешательства) и сидел, вытянув ноги на три сиденья, удобно устроившись спиной на одной из деревянных колонн, рядом стоял теплый переносной камин, а на коленях лежала книга. Дул холодный ветер, но он был достаточно укрыт, чтобы не обращать на это внимания; для Ремуса это была лучшая погода. Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, как двое его друзей подлетели, тяжело дыша и потея, несмотря на условия, и зависли рядом. — Ты видел последнюю игру? Пит был потрясающим, — воскликнул Джеймс с широкой улыбкой на лице. — Отвали, это твоя игра, — отмахнулся от него Питер, хотя и не мог скрыть своей гордой усмешки. — Да, ты был великолепен, — сказал Ремус, хотя он ни в малейшей степени не обращал внимания на их игру. — Я скучал по игре с тобой, — осторожно добавил Джеймс. — Прошло много времени с тех пор, как мы все тусовались вместе. — Типа того, — ответил Питер, решительно избегая взгляда своего друга, все его поведение изменилось. — Много чего произошло. — Можно и так сказать, да, — ответил Ремус. — Ты тоже много прятался в последнее время, не так ли? — Наверно, — снова неопределенно ответил друг. Он почесал затылок, а когда опустил руку, возле верхних пуговиц джемпера появились слабые следы синяка. — У тебя... произошло что-то новенькое, да? — спросил Джеймс. — Ну... На самом деле, да, — наконец признался Питер. — Я... кое с кем встречался. Ремус и Джеймс тут же ухмыльнулись, заставив мальчика покраснеть сильнее, чем когда-либо прежде. Джеймс подлетел к нему и толкнул локтем в ребра, отчего мальчик чуть не упал, вызвав припадок у двух других. — Значит... встречался кое с кем, — передразнил Джеймс младшего мальчика, как только они перестали смеяться. — Мы ее знаем? Питер заколебался, и сердце Ремуса забилось быстрее; на секунду, всего на секунду, он представил, что произойдет, если он поправит Джеймса и скажет ему изменить местоимение. Он слишком долго колебался, чтобы скрывать что-то столь незначительное, как имя девушки, с которой встречался. Примет ли его Джеймс? Будет ли ему нормально? Будет ли Питер храбрым? — Я... не знаю. Возможно, — неопределенно ответил Питер. — О, понимаю, — продолжил Джеймс с игривой улыбкой. — Она случайно не родственница вампира? Учитывая, что она оставляла следы укусов по всей твоей шее. Пока Джеймс смеялся над собственной шуткой, Ремус разглядывал Питера; он все еще краснел, бессознательно потирая шею, как будто волшебным образом мог стереть отметины на коже, а другой рукой поигрывал занозой на кончике метлы. Если бы Питер сказал, что встречался не с девушкой, он бы его поддержал; однако ему нужно было быть осторожным, чтобы не поддерживать слишком сильно. Ему не нужно было, чтобы кто-то совал нос в его дела или делал вид, что ему не все равно; нет, он просто заботился о своем друге. Что подумали бы люди? Расскажет ли он всем? Стал бы он просто прятать это, красться, прятаться в чуланах для метел и пытаться не попасться? — Она... — начал Питер, и Ремус не мог не почувствовать разочарования. — Я не думаю, что вы ее видели. Она в делегации Шармбатона. У Ремуса и Джеймса одновременно отвисла челюсть; это откровение все еще было шокирующим. Джеймс присвистнул от восхищения. — Француженка, а? — спросил он, как только ему удалось снова заговорить. — Как так произошло? — О, ну знаешь, — сказал Питер, явно испытывая облегчение и наслаждаясь вниманием, которое ему оказывали. — Мы смотрели друг на друга во время еды, а потом она подошла, когда я шел в общую комнату, и это просто... произошло. Последовало короткое молчание, пока двое друзей пытались переварить информацию, а Питер молча злорадствовал. — Я рад за тебя, приятель, — наконец вмешался Ремус, соизволив, что он слишком долго молчал. — Как ее зовут? — О... да, она не хочет, чтобы я говорил. Она старше, знаете, поэтому она не хочет, чтобы кто-нибудь знал о нас. У студентов Шарбатона было восемь лет образования вместо семи, так что вполне возможно, что девушке Питера могло быть восемнадцать или девятнадцать, а не семнадцать, как им. Ремус не думал, что это значительная разница в возрасте, но, ради счастья своего друга, он решил не комментировать это. — Понял, да, — ответил Джеймс, пытаясь быть сочувствующим. Ремус знал его слишком хорошо, чтобы понять, что что-то не так. — Что ж... Пока ты счастлив, мы счастливы за тебя. — Я счастлив, да. Спасибо. — Почему тебе потребовалось так много времени, чтобы рассказать нам? — внезапно спросил Ремус. Он знал, что это продолжалось, по крайней мере, несколько недель, учитывая, сколько раз он ловил своего друга. — Не знаю, — уклончиво ответил Питер. — Пит. Ну же. Ты можешь рассказать нам что угодно, — добавил Джеймс. Питер снова заколебался. — Это просто... это глупо, правда. Он попытался казаться пренебрежительным, но Ремус знал, что для него это не было глупо. — Херня, — ответил Ремус. — Просто скажи уже. Его друг облегченно выдохнул. — Вы двое просто были так сосредоточены на испытании и проводили так много времени друг с другом, что я почувствовал, что у вас больше нет времени для меня. — И? — спросил Джеймс, чувствуя, что тут есть что-то недосказанное. — И... У меня такое чувство, что вы уже какое-то время предпочитаете Сириуса мне. Ремус и Джеймс оба вздохнули, удивленные этим открытием. Им не следовало этого делать, тут же решил Ремус; теперь, когда они осознали это, стало совершенно очевидно, какими могли показаться их другу последние несколько недель. Они проводили больше времени наедине, и он был так одержим желанием установить некоторую дистанцию между собой и Сириусом, что в итоге сделал прямо противоположное. — Оу, — было все, что он мог ответить. — Нам жаль, — тут же добавил Джеймс, взглянув на Ремуса с поднятыми бровями. — Мы сделали это не нарочно, но теперь, когда ты указал на это, я понимаю, как ты мог чувствовать себя обделенным. — Немного, да, — застенчиво добавил Питер. — Ты этого не заслуживаешь, — снова заговорил Ремус. — И ты прав, что чувствуешь то, что чувствуешь. — Да, — поддержал своего друга Джеймс. — Сириус - наш друг, но ты наш лучший друг. Мы были лучшими друзьями семь лет, и ничто этого не изменит. Обещаю. Питеру наконец удалось посмотреть в их сторону, на его лице появилась неловкая полуулыбка. — Не нужно быть таким мягким со мной, — игриво сказал он. Ремус показал ему средний палец, а Джеймс закатил глаза и рассмеялся. — Но спасибо вам, — добавил он с теплой улыбкой. — Да, да, не суть, — ответил Ремус, желая поскорее закончить разговор, когда услышал, как заурчал его желудок. — Мы любим тебя, придурок. — Думаю, я тоже. Может быть. Питеру пришлось улететь от Джеймса, который быстро нырнул в попытке ударить его сзади по шее. Ремус медленно встал и начал собирать свои вещи, голоса его друзей были фоновым шумом (“Эй, капитан! Думаю, одна из сов летает быстрее тебя!”), и не смог сдержать улыбку; его лучшие друзья, его семья, люди, которых он выбрал семь лет назад и не променял бы ни на что в мире. Снова их было только трое.