The Wolf and the French Heir // Волк и французский наследник

Было уже за полдень, когда трое друзей наконец-то направились в Большой зал, двое из них промокли от пота, а другой находился на безопасном расстоянии в виде нескольких шагов, чтобы остальные не набросились на него с объятиями и не окутали своими мужскими запахами. Остатки прошлой ночи все еще были видны в каждом углу: студенты тащили своих друзей и не давали им упасть, зеленые лица, которые, казалось, были на грани тошноты, темные мешки и хитрые улыбки, наклеенные на лица вокруг них. Троих друзей несколько раз поприветствовали, поздравили с отлично устроенной вечеринкой, или с выполнением Джеймсом первого задания; Ремус привык к вниманию, но не привык к тем двадцати минутам, которые потребовались им, чтобы пройти от главного входа в комнату, откуда исходили все восхитительные запахи, и к тому времени, когда им удалось избавиться от последней группы студентов, что к ним подошли, у Ремуса урчало в животе, и он чувствовал себя достаточно голодным, чтобы начать есть одну из соседних колонн. — Мерлин, — прошептал он своим друзьям, переступая порог. — Люди что, больше не уважают старших? Их старших, которым нужно вовремя поесть, чтобы они не рассыпались и не сдохли? — Хватит драматизировать, — ответил Питер, который явно наслаждался вниманием больше, чем он сам. — Учитывая то огромное количество пищи, что ты потребляешь, я удивлен, что ты не можешь прожить несколько дней без еды. — Я расту, Петтигрю. Моему телу нужна пища, чтобы я мог быть здоровым парнем. — Если ты станешь еще выше, Хагрид попросит тебя достать до верхних полок в его доме. Ремус толкнул его руку с такой силой, что мальчику пришлось выполнить невероятно сложный маневр, чтобы избежать столкновения с ближайшей группой хаффлпаффцев, сидевших за своим столом. Ремусу пришлось бежать, чтобы сесть, прежде чем покрасневший Питер погонится за ним и отомстит за смущение, которое он причинил. Их ликование длилось недолго; как раз когда Ремус собирался поприветствовать своих подруг, сидящих за столом, он заметил зеленоватое лицо Марлин, а также обеспокоенные лица Лили и Доркас. — Эй, что случилось? Мар, ты в порядке? — спросил он, наклоняясь вперед, чтобы схватить ее за руку. — Никогда больше не позволяй мне пить, — ответила девушка, глядя в неподвижную точку на столе. — Ты всегда кричишь на меня, когда я пытаюсь сказать тебе, чтобы ты чего-то не делала. — Да, ну, к этому моменту ты уже должен знать, что ты можешь и чего не можешь говорить. — В прошлый раз, когда я пытался тебе что-то посоветовать, ты чуть ли не прокляла меня, потому что сказала, что ты "современная, независимая женщина, которая не будет рабыней мужчин-угнетателей”. — Люпин. — Маккиннон. — Ты не захочешь испытывать женщину с достаточно толстыми бедрами, которые могут раздавить твои тощие ноги, особенно когда она все еще очень зла с прошлой ночи. — Как скажешь, моя дорогая. — Люблю мужчин, которые знают свое место. Улаживая их нарастающий спор, Ремус умудрился наполнить свою тарелку одной рукой, в то время как другой держал руку своей подруги. Затем он заметил, помимо зеленоватого оттенка на ее лице, как ее тело почти незаметно покачивалось и было слегка наклонено к Доркас, что сидела справа от нее и успокаивающе гладила ее по спине одной рукой. Марлин, казалось, не замечала, что ее тело реагирует таким образом, а Доркас, казалось, не возражала. Он отвел взгляд, чтобы посмотреть на Лили, только чтобы понять, что был не единственным, кто заметил поведение их подруги; Лили смотрела на него взглядом, который Ремус не мог до конца расшифровать, ее брови слегка приподнялись, а нижняя губа зажалась между зубами. Он ободряюще улыбнулся, не зная точно, о чем она думает, но предпочитая перестраховаться. — Что ж... — начал он, не особо уверенный в том, что хотел сказать, но зная, что хочет удержать свою лучшую подругу от такого взгляда, будто она знала что-то, чего не знали другие. — Что ж, — ответила Лили, слегка приподняв одну бровь, смотря поверх вилки, наполненной картофельным пюре, которое направляла ко рту. Лицо Ремуса озарила злая усмешка, когда в его голове возникла злая мысль; у Лили едва хватило секунды, чтобы бросить на него пытливый взгляд, прежде чем он снова заговорил. — Как у всех прошла ночь? Реакция была мгновенной; глаза Лили стали вдвое больше, и Ремус рассмеялся бы, если бы не тот факт, что лицо его подруги начало приобретать тревожный оттенок красного, ярче, чем могло бы изобразить любое смущение, и она начала кашлять над своей едой. Марлин и Питер, одна справа от нее, а другой слева, начали похлопывать ее по спине, пытаясь заставить выплюнуть пищу, которая попала не в то горло. Лили поперхнулась, Ремус подавил смех, и все превратилось в хаос. Во время всей сцены Джеймс хранил молчание, но его глаза были обеспокоенно устремлены на их рыжую подругу, кулаки сжаты на столе и готовы к действию, если понадобится. Как только Лили наконец перестала кашлять и выпила целый стакан воды, она заговорила: — Извиняюсь, — просто сказала она, вытирая бежавшие с глаз слезы. — Да, все было нормально. За столом воцарилась тишина, пока группа переваривала ее заявление. — Meu Deus [Боже мой], Поттер, — произнесла Доркас, ко всеобщему удивлению. — По сплетням, я, как минимум, ожидала "выше среднего". Как будто они планировали это заранее, Ремус, Питер и Марлин взорвались смехом; все головы в Большом зале повернулись в сторону внезапного взрыва звука, но это не обескуражило троих друзей. Марлин положила руку на плечо девушки из Кастелобрушу, когда согнулась пополам, заработав в ответ застенчивую улыбку. — Эй, придурки, — снова заговорила Лили, бросив единственный взгляд на нехарактерно спокойного Джеймса. — Слушайте внимательно, потому что повторять я не буду: да, мы с Поттером... целовались. Она заколебалась и решила проигнорировать поднятую бровь Ремуса. — И это было хорошо. И мы, вероятно, сделаем это снова, и не один раз. Так что не будьте занозами в моей заднице, или я заставлю ваши языки отвалиться так, что даже Помфри не поможет. Первым побуждением Ремуса было взглянуть на Джеймса: его рот был слегка приоткрыт, а обожающий блеск в глазах мог бы заменить Люмос. Мгновение никто не произносил ни слова, и все наблюдали, как дыхание Лили замедлилось, ее розовые щеки вернулись к своему обычному бледному цвету, вызов в глазах был явно предупреждающим знаком. — А у меня была тяжелая ночка, — нарушила молчание Марлин, заставив всех посмотреть на нее. — На случай, если кто-нибудь захочет спросить. Неловкость исчезла так же быстро, как и появилась, когда все снова вернулись к шуткам; Ремус присоединился к разговору, но не раньше, чем заметил, как глаза Лили и Джеймса встретились: словно то голубое пламя, которое он иногда бросал, чтобы прогнать холод, распространилось и существовало только между двумя его друзьями. Он отвернулся, чувствуя себя каким-то теплым и опустошенным от горящего огня. — Сириус! Давай сюда! — голос Доркас вывел его из сонного транса, в который он впал. Он быстро поднял глаза, слишком быстро; от резкого движения у него стрельнула шея, и ему пришлось помассировать ее указательным и средним пальцами, чтобы та перестала болеть. Он смущенно опустил глаза, делая вид, что собирает остатки еды куском хлеба. — Утречка, mi princesa [моя принцесса], — насмешливо поприветствовал он свою подругу, целуя ее в щеку сзади. — Доброе утро, мои самые прекрасные друзья. — У кого-то сегодня хорошее настроение, — тепло улыбнулась Лили. — Ну хоть у одного из нас, — проворчала Марлин, потеряв улыбку, которую демонстрировала всего несколько минут назад. Конечно, во всем был виноват Ремус: он украл последнее шоколадное печенье с ее тарелки. — Я уже стащил для тебя три таких гребаных печенья со стола Слизерина, — ответил Ремус, глядя только на нее и притворяясь, что его глаза не блуждали сами по себе, чтобы посмотреть на вновь прибывшего. — Да, но я же не получу обратно свое печенье, не так ли? — Я чуть не получил отработку за использование палочки вне класса. — Ты бы это заслужил. — Марлин, ешь уже свое чертово печенье, — прервала ее Лили. — Нет. — Ешь, или я засуну их тебе в... — Мисс Эванс! — услышали они, и Лили обернулась так быстро, что столкнулась с Сириусом, который двигался тихо, поэтому стоял позади нее и ругал, очень хорошо имитируя голос МакГонагалл. — Борода Мерлина, Блэк, это не смешно! — воскликнула она, но все остальные смеялись. Ремус воспользовался ситуацией и впервые бросил взгляд на мальчика; и как только он это сделал, то резко вдохнул. Сириус был одет в его любимый джемпер. Коричневая одежда красиво подчеркивала его бледное лицо, и он выглядел так, как, по мнению Ремуса, выглядела бы осень, если бы была человеком. Он было немного длинноват для его более короткого туловища, закатанные рукава оставляли открытыми предплечья, а воротник обнажал часть ключиц; он носил его так элегантно, что казалось, будто он намеренно великоват. Он почувствовал, как его щеки запылали, когда подумал о том, сколько раз он носил этот же джемпер, возможно, даже без рубашки под ним, и как носил его мальчик, каждый дюйм его кожи соприкасался со свитером. Его духи, вероятно, пропитывали мягкую шерсть в этот самый момент, сливаясь с его собственным, полностью поглощая его. Он снова отвернулся, только чтобы понять, что и Марлин, и Лили заметили его реакцию. Может, они и не заметили. Это простой коричневый джемпер; ничего необычного. У кучи людей такие есть. Он решил, что они не заметили, что мальчик был одет в его одежду, ради его же блага. — Ты чего такой довольный? — спросил Питер, и Ремус был благодарен за отвлечение. — Сегодня прекрасное утро, не правда ли? Даже тот факт, что мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы добраться сюда, потому что я не мог найти правильную лестницу, не может испортить его. — Мы должны нарисовать тебе карту, твое чувство ориентации явно не улучшилось за те недели, что ты здесь. — Я знал, что ты ответишь именно этой фразой, дорогой ты мой, и это именно то, о чем я хотел с вами поговорить, ребят. Ремус изо всех сил старался оставаться невозмутимым; был ли он настолько предсказуем? Или мальчик каким-то образом знал, что у него на уме, лучше, чем он сам? — И что же это, Сириус? — спросил Джеймс, наконец-то вступив в разговор. Это был первый раз, когда его взгляд оторвался от Лили. — У меня есть предложение. Своего рода внеклассное занятие. — Не могу, — автоматически ответила Лили. — Обязанности префекта. Репетиторство. Шахматный клуб. Слиз клуб. Занята. — Слиз клуб почти не считается, я уже несколько недель не был ни на одном из его ужинов, а он до сих пор каждый раз приглашает меня, — ответил Джеймс, и Ремус молча кивнул в знак согласия. — Некоторым из нас нужны контакты, чтобы получить работу, Поттер, — ответила Лили, подмигнув ему. — Да, тренировки по квиддичу для меня, если я хочу попасть к Холихедским гарпиям в следующем сезоне, — добавила Марлин. — Я бы придумала оправдание, но я знаю тебя всю жизнь и научилась держаться подальше от твоих планов, когда ты такой скрытный, — заключила Доркас. — Ваша потеря, — сказал Сириус, наблюдая, как три девушки встали со своих мест, Марлин посередине, двое других удерживали ее. — Я предполагаю, что в шалостях я рассчитываю на вас троих? Глаза Джеймса уже блестели от перспективы причинить неприятности, и он резко вдохнул, вероятно, чтобы принять предложение мальчика. Однако он остановил себя, как будто только что вспомнил что-то, что помешало ему сказать "да". — Пит? Есть планы на вторую половину дня в ближайшем будущем? — спросил он, поворачиваясь лицом к их другу. Питер, который молча слушал их разговор, выпрямился и бросил растерянный взгляд на мальчика в очках. Выражение его лица медленно изменилось, пока его губы не сложились в кривую усмешку. — Я, наверно, смогу расчистить свое расписание, — ответил он. — Ремус? Мальчик повыше медленно повернулся лицом к французу. — Я буду сожалеть об этом, да? — Качественно проводя со мной время? Абсолютно нет, я прекрасен. Ремус вздохнул. — Ладно, я согласен. Теперь ты перестанешь быть таким скрытным? — Я только начал, — ответил Сириус, подмигнув в его сторону. *** Час спустя мальчики собрались в четвертой оранжерее (всякий раз, когда они хотели что-то обсудить наедине, но не хотели отмораживать свои задницы во дворах, они шли в свою любимую оранжерею: там хранились теплолюбивые растения, и было жарко круглый год), разинув рты, когда Сириус распутал нить своей идеи. — Я не серьезно, знаешь, Хогвартс довольно легко понять, если несколько раз пройтись по коридорам, — нарушил молчание Ремус. — Даже если и так, просто представьте возможности. Нам все сойдет с рук. — И как именно ты предлагаешь нам создать эту волшебную карту Хогвартса? — с сомнением спросил Джеймс. — У меня есть несколько идей. Но я думаю, нам следует нанести несколько визитов в библиотеку, — с энтузиазмом ответил Сириус. Ремус был в панике. Всегда забегая вперед, он уже придумал дюжину различных сценариев, в которых все могло пойти ужасно неправильно и заставлять его объяснять некоторые вещи, которыми он делиться не хотел. Если бы им удалось придумать карту Хогвартса, на которой были бы показаны все в замке в реальном времени, как он должен был скрывать свои ежемесячные выходки от Сириуса? Что, если он обнаружит вход в его логово и захочет взглянуть поближе? Найдет ли он обрывки его одежды? Узнает ли он, кто Ремус на самом деле? Он не знал, думали ли двое его друзей о такой возможности, и он точно не мог спросить их об этом в присутствии другого мальчика. — Не знаю, звучит немного недостижимо для меня, — добавил он, пытаясь отговорить мальчика от этого. — Четверо лучших волшебников, которых я знаю, сейчас находятся в этой комнате, — попытался убедить его Сириус. — Если мы не сможем этого сделать, то я не знаю, кто сможет. — Как по мне, звучит немного как вторжение в частную жизнь, не согласен? — настаивал Ремус. — Почему ты вдруг стал скучным, мистер Блюститель правил? Ремус посмотрел на Джеймса и Питера, пытаясь взглядом найти помощь. Оба мальчика следили за этим обменом любопытными взглядами, и внезапно глаза Питера засияли пониманием. — У меня есть одно условие, если мы решим это сделать, — медленно добавил он, и Ремус почти мог видеть, как у него в голове вращаются двигатели, пока он искал оправдание. — Все, что захочешь, пока мы делаем это. — Я... хочу, чтобы карта была у меня, пока мы не будем использовать ее вместе, — наконец сказал Питер. — Я просто пока не хочу делиться тем, с кем встречаюсь. — Справедливо, — согласился Сириус, слишком быстро, слишком торопясь начать планировать. — Тебя это устраивает, Ремус? Джеймс? Ремус бросил единственный благодарный взгляд на своего друга, прежде чем ответить: — Да, ладно. Если они не против. — Я думаю, это блестяще, — заключил Джеймс, улыбаясь Сириусу. — То, что мы сможем с ней делать. — Я уже чувствую сладкий вкус года без отработок на своем языке, — присоединился Питер. — Да, думаю, это может сработать, — согласился Ремус, не так нетерпеливо, как остальные трое. — Но мы должны делать это осторожно. Если кого-нибудь из нас поймают с чем-то подобным в руках, отработка будет наименьшей из наших проблем. — Мы могли бы придумать способ скрыть ее, пока не используем, — предложил Питер. — И, может, даже псевдонимы, чтобы никто не знал, что это мы, — возбужденно добавил Сириус. — И мы должны пообещать никому не рассказывать, — серьезно сказал Джеймс. — Это наш секрет. Никто, кроме нас, не пользуется картой. — И мы должны дать еще одно важное обещание. Самое важное из всех, — сказал Сириус таким официальным тоном, что остальные трое встревоженно обернулись. — Какое? — прошептал Ремус, подстраиваясь под его торжественный тон. — Мы должны пообещать, что не будем использовать эту карту ни для чего, кроме как для шалостей, — ответил французский мальчик после паузы. Четверо друзей, наконец, одновременно улыбнулись, и если бы они были менее горды, то захихикали бы при мысли о подвиге, которого им предстояло достичь. — Прямо здесь и прямо сейчас, уважаемые джентльмены, творится история. Сегодня мы начинаем работать над меткой, которую оставим, когда уйдем. Эта карта будет использована, и, как только у нас больше не будет необходимости бродить по этим залам, я считаю, ее следует передать более молодому, достойному доверия ученику, который продолжит наше наследие озорства. Все за? Джеймс, который назначил себя руководить собранием их новообразованного клуба, посмотрел на мальчиков и стал ждать их голоса. — Я за, — сказали Ремус, Сириус и Питер в унисон. — Тогда все решено. Пусть это положит начало царству жульничества для всех будущих мародеров-пранкеров, которых примет Хогвартс. Глаза Ремуса загорелись, словно на него снизошло божественное откровение. По ощущением было именно так. — Мародеры, — выпалил он, только его голос был не единственным, кто произнес это слово. Его глаза встретились с глазами Сириуса. Мальчик смотрел на него в ответ с застенчивой улыбкой на лице. Взаимное понимание удерживало их взгляды связанными, как будто их умы работали на одной частоте, и они только что научились синтонизировать. Искра вспыхнула между серыми и карими глазами; впервые мальчик со шрамом позволил себе бесстыдно смотреть, не заботясь о том, кто видит, зная, что, когда этот момент пройдет, то покалывание магии тоже. — Карта мародеров, — закончил Ремус свою мысль, все еще не сводя глаз с французского мальчика. — А мы можем быть его верными Мародерами, — ответил Сириус. — Мы вчетвером. Последнее предложение прозвучало как запоздалая мысль. Сириус смотрел на него с такой пристальностью, что он, очевидно, не верил, что тот думал о двух других мальчиках в комнате. Но, может, он слишком много думал об этом. — Тогда ладно, — сказал Джеймс, заставляя его отвести взгляд. — Настоящим объявляю Мародеров официальными, — закончил Питер предложение, его глаза блестели от возбуждения. Хогвартс был большим, но четверо мальчиков, сидевших в четвертой оранжерее, чувствовали себя еще больше. На вершине мира. Непобедимыми.