***
Беззаботное бирюзовое море плескалось вокруг Нами, ударяя брызгами в лицо: «Очнись, очнись…» Кроме моря был ещё ветер — шелковистый, как касание пёрышка, бриз, который принёс запах и шелест влажного песка. Нами сделала несмелый вдох и облизнула пересохшие губы. Лёгкие не забились водой, во рту вместо соли остался привкус железа и гари. Значит, всё сон. Как жаль. Уютное видение, словно обидевшись, начало таять. Нами цеплялась за него, пыталась удержать, но ласковое море безжалостно вышвырнуло её на берег реальности и исчезло, оставив наедине с сумрачной тишиной. Она ощущала себя человеком, потерпевшим кораблекрушение. Её ум был до странности пуст и тих. Где-то рядом дрейфовали обломки мыслей, но нащупать хоть одну надёжную и ухватиться за неё не удавалось. Тело парило в невесомости, странно онемевшее, бесформенное и будто бы вовсе чужое. Жива ли она вообще? Смутно желая найти ответ на этот вопрос, Нами приоткрыла глаза. Поначалу кроме вспыхивающих алых кругов и синих зигзагов она не видела ничего. Страшная догадка о потере зрения ещё не успела оформиться в связную мысль, когда вспышки внезапно угасли и вместо них в полумраке проявились очертания мира. Сморгнув выступившие слёзы, Нами обнаружила, что лежит на боку, а прямо перед её лицом стена из… золотистого песка? Откуда здесь песок? Она скосила глаза, насколько смогла: стена плавно переходила в невысокий полукруглый свод. Тоже из песка. Нами шевельнула ладонью. Ошибки не было: под пальцами ощущался тонкий слой песчинок, смешанных с примятой травой. «Я умерла, чтобы оказаться в песочнице? Блестяще». Вслед за глупой мыслью в голову медленно вплыла новая, более разумная: если это не сон и не песочек на берегу Сандзу, что маловероятно, то она жива и не знает, чем закончилось… Что закончилось? Чем закончился тот… тот… Нами слепо зашарила в глухой темноте собственной памяти. Что закончилось? Что?! «Бой!» Стоило этому слову вспышкой озарить тьму, как инстинкты задвинули беспомощно барахтающееся сознание в дальний угол и скомандовали: «Бежать!». Одним рывком Нами перевернулась на спину и села. Следующим рывком она должна была вскочить, но в глазах почернело, к горлу подкатила тошнота, и Нами не поняла, как навзничь рухнула обратно. Она успела зажмуриться, готовая к тому, что приложится затылком о землю, однако удара не последовало. Её голову и плечи подхватило нечто похожее на огромные шершавые ладони. Поддержало, аккуратно опустило на место и исчезло. Следующие несколько секунд она могла только хватать ртом воздух и давиться рвущимися из груди всхлипами. К ней вернулась чувствительность, а следом и боль. Боль обожгла кожу, проломила виски, разорвалась сотней невидимых бомб внутри головы и вгрызлась острыми зубами в правую руку. Всё тело буквально вопило голосом боли на разные лады. Кажется, она снова отключилась. А может быть, и нет — Нами не была уверена. В какой-то момент просто стало ясно, что пик агонии миновал и можно снова дышать. А потом её взмокшего лба коснулось лёгкое освежающее дуновение. Сквозняк! Раз есть он, значит, где-то есть и выход из песчаной ловушки. Она найдёт выход и сбежит. Либо умрёт при попытке бегства. Но не останется в плену, в чьи бы руки ни попалась. Подстёгиваемая этими мыслями, Нами собрала все силы и… повернула голову в ту сторону, откуда тянуло прохладой — вот и всё, на что её хватило. Выход представлял собой низкую арку. Под сводом арки кто-то сидел. Этот кто-то смотрел на неё, и, поймав его взгляд, Нами почувствовала, как её окатило холодом. Похоже, она всё-таки оказалась одной ногой в загробном мире и обрела способность видеть бога смерти. Не то чтобы Нами хорошо разбиралась в богах смерти, но конкретно этот показался ей чересчур молодым и… миловидным? Во всяком случае у него отсутствовали рога и серые спутанные лохмы до пояса. Да и лицо его было не синюшным и испещрённым глубокими морщинами, как у тех существ, чьи изображения она видела в старых книгах, а фарфорово-бледным и чистым. Но вот глаза… Жуткие. Пронзительно-светлые, обрамлённые широкой чёрной каймой, они, казалось, слегка светились в полумраке. Короткие волосы, то ли тёмно-рыжие, то ли красные, как запёкшаяся кровь, — разобрать против света не получалось — беспорядочно топорщились. Довершал образ некий символ, начертанный на лбу, полное отсутствие бровей и непроницаемое выражение лица. Синигами смотрел на неё, чуть склонив голову к одному плечу и не моргая — так смотрят на занятную букашку, которую легко раздавить одним пальцем. «Если я ещё жива, он это быстро исправит», — с отстранённым интересом подумала Нами. Тут предполагаемое божество разомкнуло тонкие бледные губы и, укоризненно покачав головой, сказало: — Не думал, что ты попытаешься вскочить с такими травмами. Больше так не делай. Его голос оказался тихим, неожиданно низким, однако вполне человеческим. — Т-т… Т-к… — Язык не слушался, в рот ей словно натолкали железных опилок. Нами зажмурилась, беспомощно злясь на себя, но раза с пятого у неё всё-таки получилось: — Ты… кто… — Шиноби. Сабаку но Гаара, — последовал ответ. Шиноби… Конечно. Само собой. Он всего лишь шиноби. Причём тут вообще боги смерти? В этот момент до отчаянно тормозящего сознания дошло наконец и то, что человек перед ней — не тот шиноби, с которым она... ну, формально говоря, сражалась. — Ты… Один из… этих? Нет? — вяло уточнила Нами. Слова, так и норовившие спутаться в бесформенный комок, с трудом сложились в подобие вопроса. — Нет, не из Акацуки. — А тот… с глиной? — Сбежал. — Не помню… — Собственный голос слишком напоминал карканье полудохлой вороны, и она перешла на шёпот. — Ты потеряла сознание. Имя? — Нами. — Нами откуда? — Из… ниоткуда. — Правда? — Он вдруг вытащил из кармана и повертел в руках её видавшую виды повязку с четырьмя символическими каплями дождя на пластине. — А протектор Тумана. Нами задумалась, вспоминая, как и в какой момент протектор снова оказался с ней. Не вспомнила, но сделала неудачную попытку усмехнуться: — Забыла его… выбросить… На это «синигами» ничего не сказал. Под аккомпанемент его молчания Нами вновь попыталась подняться. Наблюдать за потенциальным противником из положения лёжа было трудно, и, хотя от малейшего движения ей делалось хуже, она знала, что сумеет от него сбежать. Найдёт способ, сейчас, вот только туман в голове немного развеется. Она же всегда сбегала. И никогда не сдавалась без боя. Первые несколько секунд игнорировать нарастающую боль удавалось неплохо, но вскоре стало ясно, что она вот-вот снова потеряет сознание. Дыхание сбилось, перед глазами всё плыло и цвело красными пятнами, а желанному движению что-то не давало хода. В конце концов Нами осознала, что ей мешает. Песок. Он крепко удерживал её правую руку и легонько касался груди, отчётливо готовый в любой момент надавить сильнее. В этих путах можно было биться бесконечно. — Прекрати, или мне придётся обездвижить тебя полностью, — сказал Сабаку но Гаара, пристально следивший за её трепыханиями. — Это опасно. У тебя сильный ушиб головы с гематомой. И сложный перелом руки. Нужно дождаться медика. — И он резко замолчал, как будто израсходовал запас слов. Нами покосилась на своеобразную шину на своей руке, затем снова на Гаару. — Можно… просто сяду? Повыше… Не так больно… — слабо прохрипела она, не сводя с него взгляда. Он нахмурился, но едва заметно кивнул, после чего поверхность под Нами шевельнулась и начала плавно подталкивать её в спину. Как она и подозревала: песок слушался Гаару без печатей и без единого движения рук. Слушался так, словно был с ним одним целым. Уровень контроля чакры — высочайший. Уровень опасности — без комментариев. Нами прикрыла глаза, тщетно пытаясь вообразить хоть один путь бегства. Сесть ей так и не позволили, но изголовье стало выше и удобнее, а у самых губ появилась бутыль, поднесённая всё тем же песком. — Вода, — проинформировал Гаара. Нами моргнула в знак благодарности, сделала несколько жадных глотков и снова попробовала заговорить. — Га-а-ра… — произнесла она, силясь одновременно получше разглядеть «синигами». Его имя звучало сухо, чужеродно и не давало ни малейшего представления о том, какими иероглифами могло бы записываться. — Ты из… — Сунагакурэ. От этого слова её встряхнуло. «Враг!» — завибрировало в напрягшихся до предела мышцах. Если бы могла, Нами снова вскочила бы, но в текущем состоянии ей осталось только успокоить себя: теперь-то, она едва ли могла отличить врагов от… неврагов. С последней мыслью из неё будто вылились остатки сил вместе со стремлением бежать. — Я на миссии с союзным отрядом Конохи и Суны, — продолжил Гаара медленно-медленно, словно боялся, что она не успеет за ним. — Сейчас… придут… остальные… Его лицо вдруг превратилось в размытое пятно, а низкий голос зарокотал горным обвалом прямо внутри её головы. Нами открыла рот, чтобы попросить говорить потише, но поняла, что забыла все слова. Боль врезалась в правый висок с новой силой, словно череп изнутри клевала обезумевшая птица. Головокружение и ватная слабость охватили всё тело, и темнота раскрыла свои объятия ей навстречу. Кто бы там ни пришёл скоро — Коноха, Суна, или все пять великих деревень в полном составе — Нами стало совершенно безразлично.Глава 3 Нами
7 августа 2021 г. в 01:04
Гаара не был настоящим медиком, о нет. Пожалуй, сама эта идея могла вызвать у любого давно знакомого с ним человека нервный смех, переходящий в истерику. Тем не менее, некоторые навыки ирёниндзюцу у него имелись.
Всё началось с реформы. Некоторое время назад Гаара серьёзно задумался о нехватке медиков в командах Суны: в отличие от Конохи, Суна никогда не имела обычая укомплектовывать каждую троицу шиноби ирё: нином. «Сдохнут так сдохнут» — таков был, видимо, безмолвный посыл традиционной системы.
Этот подход не устраивал Гаару уже очень давно, и вот, к исходу его третьего года на посту Каге руки наконец-то дошли до изменений. Когда приказы, касавшиеся подготовки новых медиков, были отданы, Гаара обратил свой оптимизаторский взор на собственную команду.
Здесь было над чем задуматься. И Темари, и Канкуро, и он сам являлись исключительно боевыми шиноби. Сильные, не знающие пощады и жалости к себе и врагам, дети Четвёртого Казекаге наравне со всеми остальными воспитывались в парадигме «победа или смерть на месте». Они, конечно, владели основами физиологии и могли при необходимости перевязать рану, но о более продвинутых навыках и речи не шло.
Помучившись выбором несколько дней, Гаара принял довольно оригинальное решение — он отправил обучаться у медиков и брата, и сестру, а заодно и самого себя. Логика была проста: ни у кого из них не наблюдалось склонности к медицине, но хоть один мог оказаться не полной бездарностью.
Ход себя оправдал. Самые большие успехи, к откровенному изумлению братьев, делала Темари. Пусть взрывной нрав песчаной Химе периодически вгонял в дрожь пациентов и вызывал робкие жалобы врачей, которые они шёпотом озвучивали в кабинете Казекаге, зато свой маленький недостаток Темари компенсировала превосходным для новичка контролем медицинской чакры.
Канкуро, наблюдая, как бледнеет и ходит по стеночке персонал больницы при появлении старшей сестрёнки, то и дело отпускал на этот счёт остроты и, как бы между делом, замечал, что лучшие медики, которых он знает — как раз вспыльчивые, жуткие в гневе люди, от которых лучше держаться подальше, если только ты не при смерти. Был ли это комплимент, оставалось только гадать.
Канкуро тоже показал себя молодцом. Особенно он преуспел в операциях, требующих ловкости и тончайших манипуляций с чакрой, то есть всего того, чем славились хорошие марионеточники. Он быстро выучился зашивать несложные раны, а также освоил подбор противоядий. В последнем пригодился опыт работы с ядами.
Словом, Гаара мог по праву гордиться обоими родственниками. А вот ему самому пришлось непросто. Он, обычно легко добивавшийся успеха в любом деле, за которое брался, совершенно не привык, чтобы что-то давалось с таким трудом. Даже уровень тайдзюцу, в котором Гаара из-за привычки полагаться на защиту песка был откровенно слаб, удалось повысить достаточно быстро. Стоило всего лишь найти хорошего учителя и регулярно тренироваться.
С медициной это почему-то не работало. Проклятая генерация и контроль целительной чакры… Снова и снова, раз за разом Гаара разочаровывался в своих способностях, признавая в глубине души, что тому, кто рождён орудием убийства, не стать даже бледным подобием медика. Смирение, однако, никогда не значилось в списке его добродетелей, зато упорство стояло там на первых трёх местах. Поэтому в последние полгода, завершив дела в качестве Каге, Гаара либо отправлялся прямиком из кабинета в госпиталь, чтобы там учиться и помогать врачам, либо читал медицинские справочники.
Он и не понял, в какой момент освоение целительной чакры и попытки спасти чужие жизни превратились для него в нечто большее, чем просто очередной навык. Зато понял другой человек — главврач госпиталя и его учитель, Хисотэ-сенсей. Понял и сжалился над своим упёртым Казекаге.
— Гаара, — сказал он в белоснежной тишине своего кабинета. — Ты не сможешь приблизиться к Яшамару, как ни старайся. Не в медицине. Так что не мучай себя. Твоя сила в другом. Ты — наша защита. Ты талантлив и можешь стать нашим будущим. Ну а то, что ты не монстр, а человек, я и так знаю. И не только я, уж поверь.
Гаара бросил короткий взгляд на портрет дяди Яшамару, когда-то одного из самых одарённых медиков Суны, висевший здесь в одном ряду с изображениями других выдающихся ирёнинов. В сознании зазвучал почти забытый голос: «Душевные раны намного коварнее телесных, их вылечить труднее. Они могут продолжать болеть вечно».
Вечно.
Нахмурившись, он повернулся обратно к седовласому врачу и сдержанно кивнул.
— Хорошо. Раз ты со мной согласен, у меня есть предложение, — продолжил Хисотэ-сенсей и для пущей убедительности воздел к потолку длинный указательный палец. — Займёмся-ка мы диагностикой. Оценка состояния пострадавшего не менее значима, чем само лечение.
Эти слова определили увлечение Гаары на ближайшие месяцы. В диагностике он показал быстрый прогресс благодаря природной вдумчивости и наблюдательности. Правда, оставалось ещё одно препятствие: Гаара не любил касаться людей. Не из-за брезгливости, она была ему не свойственна. Отпечаток детства? Вполне вероятно. Однако копаться в своей голове он любил ещё меньше, поэтому причин не уточнял.
Пациенты отвечали ему полной взаимностью. Они, конечно, мужественно терпели, но полуобморочное выражение испуга не сходило с их лиц во время всего осмотра, а вздохи облегчения, когда Гаара завершал необходимые процедуры, было слышно из коридора. Нервничали даже те, кто очень уважал своего молодого Каге.
Решение проблемы оказалось неожиданно простым и близким: пальцы ему заменил песок. Кого бы Гаара ни коснулся, руки, не привыкшие к контакту, вмиг становились корявыми, непослушными, и всё выходило грубо и неловко. Но песок — совсем другое дело. Тонкая лёгкая змейка из песчинок двигалась с ювелирной точностью, доставляя информацию о повреждениях своему повелителю. Поначалу тот факт, что пациенты шарахались от его рук, но относительно спокойно переносили прикосновения песка, Гаару озадачивал. Потом он привык и стал находить что-то волнующее в том, как орудие жестокого убийства превращалось в инструмент сохранения жизни. И что-то утешительное тоже.
Применять новые знания в полевых условиях Гааре до сих пор не доводилось, ведь главная троица Суны в последние годы редко выходила на миссии, да и те всё чаще были дипломатическими. Прямо сейчас ему предстояло испытать себя в роли медика впервые, а его первым пациентом волей случая стала шиноби из вражеской деревни.
Пока песок бегло обыскивал куноити, Гаара опустился рядом с ней на колени и несколько мгновений рассматривал худое лицо с пятнами сажи, запёкшейся крови и обгоревшими под корень ресницами. Смуглая и кудрявая, эта девушка мало походила на типичную уроженку Воды. Встреть он её где-то в гражданской одежде, решил бы, что она из Молнии или Огня, но форма однозначно указывала на принадлежность к стране Воды и деревне Тумана.
Оружия при ней не обнаружилось. Свитков, за которыми могли бы охотиться Акацуки, тоже. Единственные найденные вещи — тощий подсумок, служивший по-видимому аптечкой, и протектор — Гаара отложил в сторону после чего аккуратно повернул куноити на бок и избавил её от куртки. Мельком глянув на неестественно вывернутое распухшее предплечье, он решил, что это подождёт, и первым делом обработал рану на виске. Несмотря на количество крови, там оказалась пустяковая царапина.
«Височная кость цела, жить будет», — удовлетворённо заключил Гаара, но голос интуиции настаивал на полном обследовании, и он подчинился. Голову девушки оплела свитая из песчаных лент сеть, и спустя несколько мгновений сканирующий поток чакры в ней исказился, подсветив проблему. Надеясь, что просто ошибается по неопытности, Гаара быстро проверил реакцию зрачков, давление и пульс. Итоговый вывод не обнадёживал: внутричерепная гематома. Проклятый Дейдара со своей проклятой птицей.
Гаара прислушался к песку вокруг, размышляя, не следует ли двинуться навстречу команде, чтобы передать куноити в руки Сакуры и Хинаты раньше, чем она впадет в кому или просто умрёт, забрав с собой возможность задать ей вопросы. Все обстоятельства, однако, говорили против спешки. Где-то за пределом видимости, над сгущающимися тучами кружил на своей птице Дейдара — Гаара в жизни не поверил бы, что тот мог просто сдаться и исчезнуть. А где-то ещё должен скрываться его напарник, который по непонятным причинам не вступил в бой. Ввязаться в новое сражение с едва дышащей целью Акацуки на руках было бы самоубийственно и попросту глупо.
Начал накрапывать дождь. Взмахом ладони Гаара создал над собой песчаный купол и решил, что дождётся команду здесь, а пока окажет чужой куноити ту помощь, которая ему по силам.