Железная маска Трианглета

От звука этого голоса у меня внутри все оборвалось. Это был врач, тот самый врач, что не смог вылечить Магни. Да лечил ли он ее вообще? И что со мной сейчас будет? Психиатр Джинг за стеной ответил что-то негромко и успокаивающе. Я очень осторожно спустила ноги вниз, сползла на пол и забралась под кровать. Они в комнату не зашли. Врач сказал громким и сердитым тоном: — Я знаю, где она жила. Не знаю, сгодится ли она хоть для чего. Не знаю, сможет ли она убедить людей, даже если будет стоять смирно и молчать. Это же совершенная деревенщина. Анализ покажет ее родство со стариком, но в ней нет и капли его крови, если судить по характеру. Он оставался владыкой и в заточении… — Ну, не заводись, Мукдене, — это был голос Джинга. — И не забудь, от нее и требуется послушность и покорность. — Так в том и дело, она нервная, суетливая, в ней нет и крохи самообладания… Да, ты уверен, что она спит? — Уверен. Голоса начали удаляться. Одновременно во мне умер страх и родилась злость. Я — деревенщина? Я — безмозглая трусиха? Ах, так? Ну хорошо же! Дверь подалась совершенно бесшумно, хотя в тот момент, когда ее открывала, ко мне вернулась паника и мне показалось, что сейчас будет скрип на весь дом. Но мои тюремщики ничего не услышали. Они медленно шли вперёд и разговаривали. — И на место ее придется взять, — продолжал психиатр Джинг. — Она не завизжит в дороге, не устроит истерику? — Сюда же мы добрались, да и я кое-что ещё могу. А в этом доме ее не оставишь никак. Кто за ней будет присматривать, эти твои молодчики? Совершенно подлые по происхождению существа. Ты можешь поручиться, что ее не изнасилуют и не изобьют? Я немедленно пожалела, что решила подслушивать. Но нет, что это я, наоборот, нужно знать все худшее, что может случиться! — Где найти сейчас верных людей из благородного сословия, — проворчал Мукдене. — Негде. И в том жалком поселке ее было не оставить. Ван-Гур подходит к побережью. Остановят его или нет, уже неважно. Они шли медленно, и мне приходилось еле передвигать ноги. Я одновременно боялась и слишком приблизиться к ним, и упустить хоть слово. А если эти молодчики, как назвал их Джинг, ещё тут?! — Его задачей было оттянуть войска от Фэн-Жона, а не развлекаться на побережье. Черт, темно, как в могиле. Опять экономят и отключили нашу подстанцию… и даже вертушку не даст поставить эта чертова народная власть! — выругался Мукдене. Может быть, он сказал что-то другое, но именно так я его расслышала. — Война — штука непредсказуемая, — ответил Джинг. — Да, вот что… Я зацепилась за что-то в темноте и споткнулась. Уже представила себе, как с грохотом лечу на пол, но чудом удержалась на ногах. Они ничего не заметили. Зато у меня перехватило дыхание и сердце стучало так, что я какое-то время не разбирала, что они говорили. — Но армии там почти не осталось, молодежи мало, гребут под ружье. Эти молодчики сделали себе фальшивые справки… — это был голос Мукдене. — Я знаю. Знать бы ещё, что там мы сразу найдем все, что нужно. — Да, резервному управлению стоило бы составлять документы без всякого шифра. Под смертью таится смерть — поэтично, но неточно! — Ты же помнишь карту, — голос Джинга прозвучал глуховато. — Там старое кладбище. Значит, там и тайник. Это не говоря о лаборатории. Жаль, что на нашей стороне нет учёных… — Как ты думаешь, сам старик знал принцип работы? — Он, хоть и знал неплохо физику, был прежде всего дряхлым стариком! Хотя… нет, не поручусь. Эти скоты из Комитета наверняка думали, что знал, иначе с чего бы они так надолго сохранили ему жизнь? — Чтобы вымотать. Чтобы он сам взмолился о смерти и согласился выступить перед народом. — Вот, опять мы возвращаемся к девочке. Народ смирился с Комитетом после выступления старика, так что… Впереди раздался звук открываемой двери. Их голоса стали звучать глуше. Дальше идти за ними было глупо и опасно, и я все равно ничего толком не услышала и не поняла. Двигаясь вдоль стены, я начала пробираться назад. При каждой неровности сердце у меня уходило в пятки. Как? Как я найду мою комнату в темноте? Хотя, кажется, больше ни одной двери я по дороге не нащупала… А ещё существуют электронные устройства, которые позволяют видеть в темноте, что, если в этом доме такие есть? От воров, например. Но они говорили про отключение света, значит, электричества в доме нет. Мне казалось, что я возвращаюсь уже много дольше, чем шла за Джингом и Мукдене. Я была уверена, что потеряла дверь. И тут моя рука нащупала сначала косяк, а потом и дверную ручку. Я повернула ее, тихо скользнула внутрь. Великая Хуоджан, если я ошиблась комнатой! На ощупь я нашла кровать, подушку и шершавое покрывало, вроде дерюги. Да, оно и было постелено, а в одеяло завернули и унесли Магни. Значит, это и впрямь моя комната. Точнее, комната Магни, и мне нужно идти в свою каморку, а то я засну на этой постели, и утром Джинг догадается, что я могла все слышать… Я сидела на кровати, прижимая к груди подушку, и думала обо всем и ни о чем. Услышанный разговор мне не помог. Он только дал понять, как ко мне относятся. Никто не будет в таком тоне говорить о принцессе и спасительнице нации, даже просто о человеке, которого уважают. Может быть, мне попытаться бежать? Дома нет никого, кроме Джинга и Мукдене, а они пошли спать. Но у меня нет ключа, даже если я найду дверь в темноте, как я ее открою? И куда пойду потом? Я тихо плакала в темноте, не только от горя, но и от обиды, ярости и бессилия. Плакала и не понимала — что для меня изменилось? Почему этот подслушанный разговор лишил меня остатков самообладания? Разве до этого я не видела, что Джинг лжет мне, что его соратники относятся ко мне, как к досадной обузе? Я долго раскачивались с подушкой в обнимку, прежде чем немного успокоилась. Я убегу! Я непременно убегу, как только мне предоставится возможность. А для этого надо узнать, где я, надо выяснить, что происходит в городах, чтобы не казаться дикой дурочкой, надо подумать, кем я смогу работать. Впрочем, никакой черной и грязной работы я не боюсь. И надо заставлять себя есть и делать упражнения, как в школе во время разминки, чтобы быть сильной. А ещё — и это труднее всего — надо выглядеть такой, какой они хотят меня видеть — глупой, запуганной, покорной… Хотя разве я не глупа и не запугана? Но вот покорной им я не буду! Я задремала только под утро, когда уже светало. Утром никто меня не разбудил, я открыла глаза и поняла, что на дворе давно день, солнце стояло в зените. Мой вчерашний несъеденный ужин забрали и оставили тарелку со свежей кашей и травяной чай. Я умылась, заставила себя поесть и задумалась. Меня не будили и никого не удивило, что я так долго сплю, почему? И почему Джинг вчера ночью был уверен, что я сплю? В моем ужине что-то было? Не зря ли я ела завтрак? Или я себя накручиваю, и мне просто дали выспаться после потери? Как быстро я привыкла к тому, что Магни больше нет… Я вымыла тарелку и чашку и решила делать упражнения, чтобы не терять времени. Заняться все равно нечем, а искать Джинга и наткнуться на тех рабочих, как он сказал, подлого происхождения, мне совсем не хотелось. Хотя учитель внушал нам, что не бывает низкого происхождения, бывают низкие люди… Как мне его не хватает! Я стала выполнять наклоны и приседания, как мы делали в школе на уроках гимнастики, когда пришел психиатр Джинг. Я подскочила от неожиданности, а он обрадовался: — Вы не предаетесь горю, это правильно, госпожа. Потерпите немного, мы недолго пробудем в этом доме. Скоро нам предстоит путешествие. Есть ли у вас какие-нибудь желания? — Можно мне газет? — выпалила я, не подумав. У него поднялись брови. — Зачем вам они, госпожа? Комитет печатает только свою пропаганду, незачем вам забивать себе голову. — Ну… — я замялась, не зная, что сказать. — Я привыкла, у нас в школе учитель непременно привозил газеты из города… А ещё тут всё-таки так скучно! Я чудом угадала — у Джинга разгладилась морщинка на переносице. С моими привычками он готов был мириться. — Хорошо, я принесу вам газеты, какие удастся достать. Ещё что-нибудь? — Книги по истории. По истории моей династии. Если можно. — Конечно, можно! — обрадовался он. — Это правильно, это хорошо. Но тоже, какие удастся достать, вы же понимаете… Да, я понимала. Он решил, что я тщеславная дурочка, и это было мне на руку. Остаток дня я сидела в комнате, думая о Магни, о будущем, которого не представляла, а ещё об учителе. Если бы можно было найти его! Но он остался в маленьком приморском городке, а может, вернулся в наш поселок. И конечно, он не стал бы искать меня здесь. К звукам за дверью я прислушивалась и иногда угадывала мужские голоса, но ко мне никто не заходил. Только вечером появился Джинг, он принес мне ужин и несколько не самых свежих газет. Они вышли ещё летом, а уже наступила осень… Но я была рада и этому. Долго читать мне не пришлось — электричество на ночь снова отключили. Как объяснил господин Джинг, народная власть берегла энергию для промышленных предприятий, а добропорядочные граждане по ночам должны спать. Поэтому к изучению газет я вернулась утром, с рассветом. Честно говоря, интересного в них было мало, очень мало. Я лукавила, когда говорила Джингу, что привыкла их читать. Как правило, учитель выбирал нам наиболее важные заметки и пересказывал их содержание. Теперь я читала статьи сама, стараясь не упускать ни слова и делать выводы. Читала про промышленные успехи, про расцветшее пышным цветом сельское хозяйство, про развитие науки, про счастье нынешней молодежи, которая не видит ужасов межконтинентальной войны и классовой несправедливости… Были, конечно, и заметки о происках врагов, о мобилизации, о борьбе с мятежниками, но общее настроение из них создавалось такое — это мелкие недостатки, которые не стоит принимать во внимание. Да, радикалы заняли что-то на побережье, но это несущественно. Эти негодяи непременно попадут на свалку истории! Изредка в сводках о положении на фронтах мне попадалось имя Ван-Гура. Из разрозненных заметок понять можно было очень мало. Я так и не узнала, когда он стал известен, с самого начала или недавно. Его отличительной чертой была непредсказуемость. Ван-Гур со своими отрядами появлялся у слабо охраняемых городов, мгновенно занимал их и так же легко и быстро оставлял, когда ему угрожала опасность. Газеты называли его авантюристом и безумцем. Больше про удачливого атамана я не узнала ничего. Только из подслушанного разговора было ясно, что он мог сотрудничать со сторонниками империи. На газеты я потратила несколько дней. Делать все равно было нечего. В коридор я выходить не рисковала, помня о молодчиках подлого происхождения. По вечерам стояла под дверью и ловила каждый звук снаружи, но больше Джинг и его товарищи не были так беспечны. Еду мне приносили каждый день, даже в избытке, но я ела столько, сколько нужно, чтобы не потерять силы. Во-первых, у меня не было аппетита. Во-вторых, мне вспоминалась сказка, которую рассказывал старый Ляо-Рен. В ней говорилось о морской ведьме, которая выходила на берег и подкармливала детей, а потом хватала самого жирного и уносила себе на ужин. Так прошло десять дней. Я перечитала все газеты, даже учитывая, что делала это очень медленно и тщательно. А больше у меня и дел не было, кроме гимнастики, я ведь даже еду для себя не готовила, только мыла посуду и подметала комнату. На исходе одиннадцатого дня Джинг, Мукдене и хозяин дома, чьего имени я так и не узнала, ожесточенно спорили у себя, до меня долетали только обрывки голосов. Выйти я тоже не могла — мимо моей комнаты постоянно туда-сюда ходили рабочие. Когда стемнело, они бродить перестали, но и разговор смолк. Я утешала себя тем, что вряд ли мои тюремщики обсуждали что-то важное, ведь молодчики подлого происхождения могли их слышать. Тут в мою дверь постучал Джинг: — Вы не спите, госпожа? Вам нужно будет собраться. Завтра мы переберемся в другое место. Он поставил на стол тарелку с пирожками и стакан. — Куда? — спросила я, подозревая, что уже знаю ответ. И не ошиблась. — Вам не нужно этого знать, госпожа. Уложите сразу все свои пожитки. Завтра мы уезжаем с утра. Вы, я и Мукдене. Я смотрела на свой ужин, на его шевелящиеся губы, и внезапно у меня возник совершенно дикий и внезапный план: — А вы не голодны? Может, вы поужинаете со мной, господин Джинг? Он поглядел на протянутую тарелку так, будто впервые ее видел: — А? О, нет, благодарю. Мне просто некогда… как-нибудь в другой раз с удовольствием. Так соберитесь заранее, завтра рано в дорогу. Он вышел, а я обругала себя дурой. Почему я решила, что в пирожках снотворное? Почему понадеялась, что мне удастся его усыпить? В доме ведь ещё как минимум два человека, и я по-прежнему не знаю, как открывается дверь. Ох, решиться на побег совсем не значит его выполнить. Ела я с осторожностью, прислушиваясь к себе — не почувствую ли необычную сонливость. Но все вышло наоборот — я нервничала и совершенно не могла даже задремать, поэтому утром еле поднялась. Утро было солнечным, но прохладным. Выходя со двора, я оглянулась на дом. Его практически достроили и леса убрали. Возможно, поэтому нам и нужно было уезжать? Я плохо представляла себе, как живут и чем занимаются заговорщики. Мне и размышлять на эту тему не дали — велели садиться в машину, что стояла в тени деревьев у забора. Я втиснулась на сиденье, сжимая дорожный мешок. Джинг поглядел на него и покачал головой: — Надо было купить вам сумку… ладно, это ненадолго. — А куда мы… — начала я и осеклась. Все равно он ответит, что мне этого знать не нужно. Я угадала. Джинг пробубнил: — Для вашего же спокойствия… — и машина тронулась. Я старалась казаться спокойной и равнодушной, не бросать заинтересованные взгляды в окно, но, видимо, Джинга не убедила. В какой-то момент я почувствовала, что он на меня пристально смотрит, а потом мной овладела апатия, как после смерти Магни. Я перестала полностью осознавать, где я. За окном мелькали улицы, и я их видела, потому что у меня голова была повернута в ту сторону, как у куклы. Я видела разные здания, но забыла, зачем они нужны. Мы проезжали мимо хранителей порядка и один раз нас даже остановили, но у меня даже сердце чаще не забилось. Я стала приходить в себя к концу поездки. Мы не выезжали из города, это я все же отметила своим застывшим сознанием. Отметила и то, что на пути показалась река — широкая, неторопливая равнинная река. Она блестела под солнцем. И блестела сетка отходящих от нее каналов, вокруг которых играли дети. У меня в голове всплыло вдруг слово: «Фэн-Жон», но я не сразу поняла, откуда я его знаю и что оно означает. А потом по левую сторону за крышами домов вдали показались горы, и мое оцепенение стало проходить. Мы затормозили у тротуара. Здесь город как бы делился на части — позади стояли дома разной высоты и архитектуры, а впереди поднимался квартал практически одинаковых серых безликих высоток. Рассматривать их мне не дали — Джинг сразу начал поторапливать: — Быстрее, госпожа, быстрее. Мукдене остался в машине. Я пошла вперёд ровным шагом, не слишком быстро, но и не медленно. Пусть они думают, что я ещё под воздействием. Мне было очень неуютно идти и даже не спрашивать, куда, но Джинг не стал долго меня гонять. Мы направились к ближайшей многоэтажке. У входа Джинг негромко произнес какое-то слово в окошечко на стене, и массивная металлическая дверь открылась сама. Я не смогла сдержать удивления. Джинг с неудовольствием велел не задерживаться: — Быстрей, госпожа! Со временем вы привыкнете… Здесь ничего не напоминало гостиницу — узкая площадка, крутые лестницы, лифт притаился в углу. Джинг сказал, что это называется «подъезд». — Дома для небогатых. Не оглядывайтесь, пожалуйста. В лифте горел тусклый свет. Я вспомнила кинотеатр в нашем маленьком городке Лонг-Дэй. Оттуда я могла вернуться домой… Бедная моя матушка! Наверное, ей надо было остаться там, и она была бы жива. Лифт ехал долго. Мелькали числа, сменяя друг друга. Как люди могут жить на такой высоте? Неужели им не страшно? Пол под ногами перестал дрожать, лифт остановился, мы вышли в такой же серый и узкий коридор. Джинг быстро провел меня вдоль ряда почти одинаковых с виду дверей и позвонил в одну из них. Нам открыл незнакомый человек с длинной реденькой бороденкой, но нестарый. Они с Джингом обменялись быстрыми взглядами, но ничего друг другу не сказали. — Проходите, — скомандовал мне Джинг. — Это надёжные люди. Из-за спины хозяина показалась женщина, тоже ещё молодая, с худым лицом и быстрыми движениями. — Пойдёмте, госпожа, я вас провожу… У нас маленькая комната, простите, но для вас я поставлю ширму. Она смотрела на меня не как на обузу или деревенскую дурочку. Кажется, я впервые встретила человека, который был рад моему появлению. Хозяева квартиры, где мы теперь жили, работали на заводе. Это была бездетная пара, оба всю жизнь много работали и никогда, по их словам, богаты не были — тем больше я удивлялась, что они сохранили преданность Империи. Муж (имени его я не узнала) все больше помалкивал, изредка ворча о судьбе, определенной для каждого человека. Жена была более словоохотлива. Она назвалась мне Нин-Фу и иногда, когда на нее не ворчал ее супруг, рассказывала мне о своей жизни. Рассказывала очень редко, ведь половину суток они с мужем работали. — Так велела Звёздная матушка, — приговаривала Нин-Фу, когда она вечером приходила домой и выкладывала нехитрые покупки. — Простой человек должен работать, а избранные — управлять. И незачем нарушать такой порядок. Я спросила у господина Джинга, не слишком ли накладно нашим хозяевам кормить нас. Он поморщился: — Мы здесь и не задержимся. Во-первых, чтобы жить в городе дольше двадцати дней, нужно разрешение от властей. Во-вторых… ну, мы здесь не задержимся. Этим людям я когда-то очень помог, а они из тех, кто умеет быть благодарным. А ведь нас было трое, к нам присоединился и Мукдене! И наши хозяева совершенно точно жили не в достатке. В их жилье были кухня, комната, санузел и крохотный чуланчик, куда человек мог лечь только сложившись пополам. Поэтому супруги поставили для себя диванчик на кухне, а комнату отдали нам, отгородив мой угол ширмой: — Это ненадолго, госпожа! Впрочем, наши хозяева отсутствовали целыми днями, а Джинг и Мукдене тоже часто куда-то уходили, только по одному. Меня в одиночестве они старались не оставлять. Жутковато это было — сидеть в доме с кем-то из них, особенно с Мукдене. К счастью, в первый же день я вспомнила, что Джинг обещал мне не только газеты, но и книги о моих предках. Он поговорил с хозяином и вечером дал мне странную вещь, похожую на блестящую плоскую коробку. — Это электронное устройство для чтения, госпожа. В нем одном все, что вам нужно. А к местным новостям оно не подключено, ни к чему вам это читать. Поверхность коробки светилась под рукой, надписи можно было двигать и превращать в целые главы! Я назвала бы это чудесами, но вовремя вспомнила, что такое устройство у меня было в детстве, правда, я использовала его для игр… Потянулись странные дни. Утром хозяева уходили, я убирала квартиру (бедная Нин-Фу очень из-за этого переживала), пряталась за свою ширму и принималась за чтение или просто сидела тихо, как мышь, и делала вид, что читаю. Джинг или Мукдене тоже изучали какие-то материалы (иногда мне казалось, что они просто делают занятый вид, а на самом деле караулят меня). К окну подойти мне не давали, хотя снаружи стояли решетки. Как мне объяснили, их поставили прежние хозяева — от предприимчивых воров, которые ухитрялись спускаться с крыш. Но даже если бы решёток не было, сбежать таким путем было невозможно. В этом электронном устройстве было очень мало информации о последних днях династии. И я внезапно для себя поняла, что и просить Джинга достать ещё газет не хочу. Он только разведет руками и скажет, что мне не нужно этого знать. Поэтому я читала о древних императорах — лишь бы занять себя. О императрице Хуоджан, которой было наверняка труднее, чем мне. Например, о ее первом сражении. Она вела его против своего дяди, который хотел сам занять трон и бросил войска против нескольких отрядов, преданных племяннице. Он не считал юную императрицу серьезной угрозой и самонадеянно забыл о необходимости прикрыть фланги. Хуоджан не растерялась, прошла со своими воинами в тыл и взяла противника в окружение. Коварный родственник еле успел бежать с немногими приближенными, в отместку он распустил слухи, что его племянница — ведьма, не может же молодая женщина просто так одержать победу над опытным полководцем? А воины, восхищённые императрицей, в первый раз тогда назвали ее богиней и земным воплощением Звёздной хозяйки. Потом Хуоджан распорядилась сберечь запасы зерна и тем спасла свой народ во время голода, потом… Читать древние легенды было увлекательней, чем написанную сухим языком историю недавних событий. Я каждый раз обещала себе, что непременно разберусь сегодня в предпосылках революции, и каждый раз с огромным чувством вины возвращалась к старинным преданиям. Видно, Мукдене был прав в отношении меня! Я действительно бестолковая, раз слова «фракция, направление, переговоры» и прочее навевали на меня тоску. Подпольное освободительное движение… учитель рассказывал о нем намного интереснее. Только цельной картины у меня в голове все равно не складывалось. Да, я бестолковая… Легче становилось вечером, когда приходили с работы хозяева. Мужчины занимали комнаты, мы с Нин-Фу шли на кухню. Сначала она приходила в ужас, что я сама рвусь помочь ей с готовкой, потом смирилась и даже учила меня стряпать. Обычно мы варили птичьи лапки и потом долго обжаривали их с пряностями — получалось на удивление вкусно, только выглядело жутковато. Если бы не Нин-Фу, мне бы жилось намного тяжелее. Мы говорили мало и только на бытовые темы, но просто то, что рядом благожелательный человек, уже значило много. Одна я осталась в доме один-единственный раз — на восьмой день. Вышло это случайно, с утра на работу ушли хозяева, следом за ними исчез Джинг, а вскоре Мукдене вдруг выругался, а потом заглянул ко мне за ширму. — Вы не спите? — Я читаю, — пролепетала я в ответ. Все равно на меня в его присутствии нападал страх. — Мне надо ненадолго отлучиться. Надеюсь, вы не натворите глупостей в мое отсутствие? Сидите и читайте, как и читали, с места не двигайтесь, поняли? Я кивнула. Он вышел, через миг щёлкнул замок входной двери. Я ещё какое-то время боялась пошевелиться. Досчитала до ста, ещё раз до ста. Подошла к двери, прислушалась — тишина. И бросилась по квартире искать ключ. Сначала я обшарила карманы висящей на вешалке одежды и нашла несколько монеток, которые засунула обратно. Конечно, запасной ключ, если он есть, будет спрятан лучше… Я открывала настенные шкафы (те, которые были не заперты), проводила рукой под одеждой, под стопками постельного белья. Заглянула под кровати, приподняла матрасы. Посмотрела под плетёный коврик у двери. Загнав подальше чувство раскаяния, обшарила тумбочку доброй Нин-Фу. Там была старая расческа (новую она подарила мне, вместо моего поломанного деревянного гребня), пахучий флакончик (наверное, из таких брызгают в загадочной парикмахерской), тоненькая пачка денежных купюр, нательное белье и ещё пакет с повязками (такие же моя добрая хозяйка подсунула мне в первый же вечер, смущённо объяснив, зачем они нужны)… Нет, здесь ничего не было, обычные женские секреты, которые я расковыряла, бессовестная, а ключа не нашла! Я поправила содержимое тумбочки, чтобы все лежало в порядке, и бросилась на кухню. В настенном шкафу стояла посуда, я передвигала чашки и тарелки, обмирая от каждого звяканья, проверила ящик со столовыми приборами, — ничего! Ключа не было и в выдвигающихся ящиках под столом, и в холодильнике (я уже видела такой в доме, где умерла Магни). Я поднимала банки с крупой, пакеты с овощами, — безрезультатно. Я остановилась в коридоре, тяжело дыша. Сердце колотилось, будто я только что бежала со всех ног от Лонг-Дэя до нашей деревушки. Все пропало… хотя что это я? Куда мне идти после побега, как прятаться от преследователей. Взять сбережения хозяев? Нет, даже представить себе невозможно. Постучаться в любую дверь? Да захотят ли там мне помочь или сдадут властям? А прятать ключ у себя и надеяться, что хозяева не заметят пропажу, невозможно. Я оглядела кухню и комнату. Вроде никаких следов, вещи лежат на своих местах, или мне это только кажется? Да, а окно? Через него совсем невозможно выбраться на крышу? Створка подалась легко, гораздо легче, чем у нас в поселке открывались деревянные взмокшие от влажного воздуха рамы. Я взялась за решетку. Она была пыльной и горячей, но за ней был воздух. И солнце, такое близкое солнце! Мне было все равно, что оно слепит глаза. Я так давно не чувствовала его не через стекло… Расстояние между прутьями решетки было невелико, но голова, наверное, пролезла бы. Я только посмотрю, близко ли крыша! …А вот земля была страшно далеко. Я до этого даже не представляла, на какой мы высоте. Стена уходила вниз, дальше начинались одноэтажные домики, наш дом был крайним в квартале высоток. И здания сверху казались крошечными брусочками, а людей я бы не разглядела и ради спасения своей жизни. Основание дома проваливалось куда-то невероятно глубоко. Там не было города, там была бездна. И бездна тянула вниз. Я не могла оторвать от нее взгляда. Мне казалось, что мое тело сейчас проскользнет сквозь решетку и отправится в бесконечный полет. Я не могла попятиться, не могла пытаться просунуть голову обратно, — только смотрела неотрывно вниз и хрипела. — Гражданка! Девушка! Вам не нужна помощь? Иначе, чем чудом, это нельзя было назвать — я перевела взгляд вверх. Сразу и дышать стало легче, и первобытный ужас ослаб. Я увидела моего спасителя. Рядом, через пару окон, на балкончике стоял молодой парень, моложе меня, у него усы еле пробивались. — У вас что-то случилось? Ободрав уши, я втиснула голову обратно. Теперь мне был виден только край его балкончика. А если он пойдет искать меня по квартирам? А если он знает моих хозяев и удивился незнакомому лицу? Я прижалась к решетке, попыталась естественно улыбнуться и помотала головой. — Ничего! Я просто испугалась. — Если у вас что-то случилось, не бойтесь просить помощи! Слышите? Не бойтесь просить! — Да-да, — я быстро захлопнула окно, поправила волосы, стряхнула пыль и клочки паутины от решетки. Сил осталось только на то, чтобы спрятаться за ширму и сесть на матрасе с книгой. Мама. Страшная высота — и моя мама. Я только сейчас поняла, что наш этаж был примерно на уровне Спиральной башни. Как она смогла? Для меня ужас высоты был непреодолим, я бы предпочла что угодно, но не это. Я оказалась слабой и не смогла сбежать. А ещё меня видел тот парень с балкончика, что теперь будет? Щёлкнул замок в прихожей, кто-то вошёл в квартиру, споткнулся и пробормотал ругательство. Я узнала по голосу Мукдене и вздрогнула, представив, что он мог вернуться немного раньше. Не знаю, заметил ли он, что я искала ключ, но думаю, что нет, он бы не смолчал. Он прошёлся по квартире, потом заглянул за ширму: — Как вы? — Читаю, — ответила я почти спокойным голосом. У меня горели щеки, но ширма давала тень, и он не обратил на это внимания, только буркнул: — Хорошо. Весь остаток дня я вздрагивала от малейшего шороха, а когда вернулась хозяйка, еле смогла выглянуть и поздороваться. Мне казалось, что она уж точно увидит, что кто-то рылся в вещах. Но Нин-Фу как обычно заглянула ко мне за ширму, сказала, что я очень бледная, и спросила обеспокоенно, хорошо ли я себя чувствую. Я сослалась на ужасную жару и отправилась помогать ей на кухню, заверив, что за работой мне станет легче. Мне и стало, во всяком случае, страх разоблачения и тяжёлые мысли немного отступили. На смену им пришли другие: долго ли я пробуду здесь? Ведь психиатр Джинг говорил, что в городе можно находиться не больше двадцати дней! Только я вспомнила о нем, как он появился — вместе с мужем Нин-Фу, нашим хозяином. Они оба, не разуваясь, прошли в комнату и начали говорить что-то вполголоса. Я насторожилась. Нин-Фу продолжала помешивать жареные овощи как ни в чем не бывало: — Они разберутся, госпожа. Это дело мужчин! Но они, похоже, не могли разобраться. До меня долетали слова: — Говорят, под сиденьем автомобиля… — Центр оцепили… — Это точно не кто-нибудь из наших? — Какая разница, все равно пора уходить! У меня мелькнула надежда, дикая, сумасшедшая… Прижимая к груди ложку, я мысленно взмолилась Звёздной матушке, чтобы они удрали сами, а меня оставили тут. Но в дверях уже стоял Джинг: — Быстрее, госпожа Хуоджан, собирайтесь! Я не распаковывала свой мешок, поэтому к бегству была готова даже быстрее, чем они. Они ещё спорили и о чем-то договаривались. Мукдене, судя по его словам, сомневался в успехе: — Получится ли? Мы не проверяли накопитель… — Он был исправен, — это сказал хозяин квартиры, муж Нин-Фу. — А завод будут проверять. Несколько дней ничего не решат. — Дело в технике, — буркнул Мукдене, посмотрел на меня и замолчал. — Ну что же, идём, — заторопил всех Джинг. Я подняла свой мешок на плечо. Он весил немного, но почему-то я вспомнила, как наш учитель всегда предлагал ребятам помочь девочкам нести тяжести. А здесь никто ни разу не вызвался взять мой мешок. — Постойте, — раздался робкий голос. Это была Нин-Фу. — Может быть, вы оставите здесь госпожу? У нас спокойно. Ее муж повернулся к ней с гневным лицом и прошипел что-то коротко и злобно. Джинг холодно ответил: — Глупости. Если она будет здесь одна, без меня, ей понадобятся документы. Где вы их возьмёте? У вас будут деньги на штраф? И ее все равно задержат до выяснения обстоятельств. — Есть же возможность сделать паспорт и разрешение, — теперь она говорила спокойно и уверенно. — Да, это недешево, но… — Недешево?! — зашипел ее муж. Видимо, только страх, что соседи услышат, не дал ему завопить во весь голос. — Об этом и речи быть не может, — Джинг слегка подтолкнул меня к двери. — Мы уйдем первыми. Встретимся на месте. Я открыла рот, чтобы попрощаться, но мне так и не дали этого сделать. Мы в один миг оказались сперва на площадке перед дверью, а потом в тесной кабине лифта. Пока мы ехали вниз, я почувствовала уже знакомое оцепенение. Во дворе оно прошло. Я подняла голову, чтобы найти наше окно — напрасная затея! Дом был огромен, и все этажи одинаковы — как волны в бурю, бегущие одна за другой. — Идём, здесь недалеко, машина не нужна, — велел Джинг. — Плохо, что у вас мешок, но он не слишком велик, а молодежь нынче и не с такими сумками ходит. Следуйте за мной. — Наши хозяева… с ними все будет в порядке? Особенно с госпожой Нин-Фу? Он поморщился, как всегда, когда ему не нравился вопрос. — Все, конечно. Не беспокойтесь, у вас иная задача. Мы пошли. Я не чувствовала знакомого оцепенения, но на всякий случай старалась не крутить головой, смотреть прямо перед собой и шагать размеренно. Мы обогнули нашу высотку, пошли вдоль следующей — абсолютно такой же огромной, длинной и безликой. Прохожих нам попадалось мало. Пробежала стайка молодежи — наверное, ученики старших классов, завтра им на занятия, а они загулялись. У подъезда сидел на сложенных кирпичах пожилой человек — дышал свежим воздухом перед сном, что же ему не сделали нормальную скамью? А вот женщина ведёт за руку девочку, обе торопятся, ведь уже темнеет… Я вспомнила Магни и ущипнула себя за руку, чтобы удержаться от слез. В воздухе что-то гудело. Я привыкла уже, что в городе постоянно слышен шум машин, даже с огромной высоты, даже в тихих кварталах. Но это был не рокот множества моторов. Где-то, очень далеко, будто звучала труба. — Что это, господин Джинг? — Сирена, — ответил он, оглянувшись. — Идёмте, там перехватывают машины, нам ничего не грозит… Не грозит! Не знаю, верил ли он в это. Я шла за ним, не оглядываясь. Совсем недавно я боялась, что мои тюремщики застанут меня за попыткой бежать. Да вот они бы мне как раз ничего не сделали, самое большее, отругали… Квартал высоток оборвался внезапно. Мы вышли на пустырь. Впервые за много дней я оказалась на открытом месте. Небо наполовину потемнело, и каким же оно было огромным! Я уже отвыкла от подобного зрелища. Но здесь приходилось смотреть под ноги, а не вверх. Я спотыкалась о выбоины в земле, камни, куски дерева и даже железные прутья. — Строительный мусор, — объяснил Джинг, не замедляя шаг. — Здесь сделали бы ещё пару кварталов, но началась вся эта кутерьма, да и завод остановился. — Какой завод? — Сейчас увидите. Но прежде я увидела, что впереди пустырь понижался. Уже стемнело. Я не могла понять, куда лежит наш путь, а спрашивать Джинга и слышать в ответ: «Молчите, госпожа», мне не хотелось. Перед нами виднелась темная поверхность, вдруг внизу блеснули отраженные звёзды, и мне сразу все стало ясно. Мы спускались к реке. Здесь и камней было меньше, зато больше травы, бурьяна и засохших листьев. Стало прохладней. Далеко по течению я заметила свет — лучи фонарей метались над водой. — Там что? — Там патрульные катера, нам в другую сторону. Нужно пройти вдоль реки. Не беспокойтесь ни о чем… У самой воды было ещё прохладней. Пахло водорослями, слышался слабый плеск. Ноги увязали в мокром песке. Противоположный берег казался далёкой темной полосой. Там не было никаких построек. Наверное, мы вышли на окраину города, и почему Джинг решил, что нам тут не грозит патруль? Я потеряла счёт времени и не могла сказать, как долго мы шли. Наверное, все же не очень долго. Темнота все сгущалась, потом впереди показалась белесая громада, а на фоне звёздного неба дальше от берега вырисовывались странные купола, крыши, торчащие вверх антенны. — Уже почти на месте, — ободрил меня Джинг. Мне было все равно. Я шла, стиснув зубы, и даже не думала о побеге. Возможно, он все же применил ко мне воздействие. К реке спускался тоннель из светлого камня — такого светлого, что даже ночью он был свободно различим. А вот ход в него мне не понравился. Это была мрачная черная дыра в человеческий рост, она источала запах сырости и опасности. Но Джинг спокойно шагнул внутрь, крепко сжимая мою руку. Пришлось следовать за ним. — Это заброшенный цех, — он говорил негромко, и эха тут не было. — Завод имеет отношение к космической отрасли, раньше бы цех не простаивал. У вас будет шанс всё исправить. Идём. Под ногами была уже не вязкая влажная земля, а сухой неровный камень. В голове закрутились мысли, что я упустила шанс бежать. Надо было вырваться на пустыре! Возможно, он не догнал бы меня… А теперь? Может быть, броситься к выходу из тоннеля? Он маячил позади светлым пятном. Мы свернули. Выход исчез из виду. А Джинг прекрасно ориентировался в темноте. Он шел, ни разу не наткнувшись на препятствие и не замедлив шаг, иногда предупреждал: «Здесь ступеньки» или: «Осторожно, низкий косяк». Он видел во мраке, словно ночные птицы! Теперь я боялась выпустить его руку. Здесь можно было потеряться навсегда. Мы проходили через узкие коридоры, огромные залы (о том, что огромные, мне подсказывало эхо наших шагов), иногда на фоне окон мелькали силуэты непонятных механизмов… Запах сырости исчез. Мне уже казалось, что я умерла и иду по дороге в сад Звёздной хозяйки. И тут Джинг остановился и сказал: — Мы на месте. Можно подождать остальных. Мы остановились у стены. Возможно, это была не стена здания, а бок какой-то огромной машины, потому что я дотронулась до поверхности, и она загудела, как металл. Загудела совсем тихо, но Джинг возмутился: — Ничего не трогайте тут, госпожа! Но если вам трудно стоять, то… Он пошарил в темноте, потом взял меня за руку и подтолкнул вперёд: — Вот, можете сесть. Я опустилась или, скорее, шлёпнулась на невидимую в темноте скамеечку. Возможно, это тоже была деталь механизма. Мне показалось, что подо мной металл. Было тихо. Иногда что-то попискивало и поскрипывало, Джинг объяснил, что это насекомые. А ещё где-то было разбито окно — по ногам гулял сквозняк. От голода, жажды и усталости меня слегка мутило. Я сжалась на сиденье и не шевелилась. Побег? Какой побег, сил не осталось даже на то, чтобы думать. Я периодически начинала дремать и тут же просыпалась. Не знаю, сколько прошло времени, но в темноте наконец замелькал луч фонарика и послышались шаги. По голосу, произносившему привычные ругательства, я узнала Мукдене. Он был не один. Незнакомый человек с очень худым лицом и длинным носом посмотрел на меня не по-доброму. — Приветствую, — сказал он и обратился к Джингу: — Она знает? — Нет. Сработает? — Должно. — Город не обесточит? — Нас четверо… Да нет, самое большее, мигнет левобережье. Но здесь к такому привыкли. Послушайте, но как же она? Джинг повернулся ко мне: — Госпожа Хуоджан, у вас была накидка, достаньте. Я рылась в своем вещевом мешке под их нетерпеливым взглядами, и вытащила кусок ткани, в темноте он казался черным. Я давно уже мёрзла, просто не решалась закутаться, и хотела набросить накидку на плечи, хотя она и была совсем короткой. Но Джинг протянул руку: — Дайте! Он взял кусок ткани у меня из рук и завязал мне глаза. Мелькнула в памяти картина: вот мы с друзьями играем в жмурки за домом дяди Офана, повязка съезжает с лица, ребята удирают от меня, хохочут и кричат: «Чур, не подглядывать!» Но там было море и солнце, а здесь тьма и пыль, я и так ничего не видела. — Идёмте, — меня взяли за руку. Я стиснула зубы и шагнула вперёд. Если я начну плакать, причитать, откажусь идти, мне будет только хуже… Мы свернули раза два, один раз спустились на несколько ступеней, потом какое-то время стояли, переминаясь с ноги на ногу и ожидая чего-то, и вдруг вспыхнул свет. Он был необыкновенно яркий и чувствовался даже через повязку. Больше я ничего не видела, Джинг замотал мне голову надежно, в несколько слоев. Зато на моих спутников это произвело впечатление. Новый знакомец радостно сказал: — Вот видите! Мукдене выругался. Он делал это по любому поводу. Джинг с сомнением произнес: — Пока работает… — и обратился ко мне: — Проходите, госпожа Хуоджан! Я поднялась на пару ступенек. Дальше меня снова усадили, на этот раз в удобное, но жесткое кресло. Мешок Джинг взял у меня из рук и положил на колени со словами: — Нужно закрепить запястья, не беспокойтесь, положите руки на подлокотники. Ради вашей безопасности… и не спрашивайте, вам не нужно этого знать! Затем я почувствовала, что мои лодыжки пристегнули к ножкам кресла. Теперь я не могла пошевелиться. Только слышала вокруг голоса: — На четверых точно хватит? — Ротор на весь фундамент… — Скорее, не копайтесь! — Оно сработает? — Установки никто не менял. — Кто взорвал машину? Неизвестно? — В городе шепчутся, что диверсанты из кругляков. — Вот паршивцы… — А сработает? — Да старик готовился бежать этим путем! — Все, пора! Мое лицо было закрыто повязкой, но лоб остался свободен, я почувствовала дуновение ветра — будто что-то скользнуло надо мной. Голоса смолкли. Меня охватила паника. Что вообще происходит? Может быть, Джинг с заговорщиками сбежал и оставил меня тут одну? Что это за место? Почему он ничего мне не объясняет? Я хотела закричать и не могла. Меня затошнило сильнее, чем прежде. И мне не хватало воздуха — он весь исчез. Исчезло кресло — я больше не чувствовала его, равно как и своего тела. Не было ни верха, ни низа, ни повязки на глазах, — ничего. А потом вернулась дурнота и вместе с ней — страх. Что это? Куда они все делись? Почему я сижу тут привязанная… привязанная? Да, я снова чувствовала свое тело, руки и ноги, и мешок давил на колени, и спина у меня затекла, а повязка на глазах немного ослабла! Наверное, я просто ненадолго потеряла сознание. Кто-то освободил мои ноги, отстегнул руки от подлокотников, снял мешок с колен. — Идёмте, госпожа! Это был голос Джинга. Мукдене позади радостно воскликнул: — Черт возьми, все в порядке! Видно, все и впрямь прошло замечательно, раз он помянул только черта, но что же такое произошло вообще? Чужие руки коснулись моего затылка, повязка упала с глаз. Я огляделась. Мы вчетвером стояли в маленькой светлой комнате, в которой не было почти никакой мебели, только непонятный мне механизм за стеклянным щитом и рядом большой поворотный ключ (такой был в строящемся доме, где умерла Магни). За нашими спинами почти слилась со стеной белая дверь. А впереди был ход в коридор, и там виднелась ведущая вверх лестница, по бокам тоже был ряд дверей, совсем как в подъезде многоэтажки. — Ну что же, стоит поглядеть, что происходит снаружи, — Мукдене быстро прошел вперёд и стал подниматься по ступенькам. — Не торопись, — окликнул его третий заговорщик. — Сначала нужно проверить все системы. Я сделаю это сам. И он исчез за ближайшей дверью, а мы с Джингом остались стоять и смотреть друг на друга. Мукдене почти поднялся на следующий этаж, мне были видны только его ноги. — Господин Джинг, — не выдержала я. - Что это? Неужели мы не могли включить тут свет раньше и брели в потёмках? Слышно было, как сверху фыркнул Мукдене. — Мы сейчас не в городе, — Джинг, против ожиданий, не поморщился и не сказал, что мне не нужно этого знать. — Мы в другом месте. Не спрашивайте пока, это устройство экспериментальное, было разработано перед бунтом. — То есть мы уехали из города? — я вспомнила, как меня затошнило. То есть, выходит, мы садились в какой-то подземный поезд, вроде метро, и меня укачало? А я даже движения не почувствовала… - Вы все узнаете, госпожа, но позже, — пообещал Джинг. — Все в порядке! — третий товарищ Джинга высунулся в коридор с ликующим воплем. — Здесь никого не было! Дурные кругляки, даже патруль сюда не заплывает! Мукдене наверху выругался (никто не удивился) и начал подниматься дальше. Его ноги исчезли из виду. Джинг кивнул на лестницу. — Вы тоже можете подняться с нами, госпожа Хуоджан. Положите свои вещи хоть на пол, здесь с ними ничего не сделается. Мне пришлось крепко держаться за перила. Ноги подкашивались, за сегодня мы уже столько прошли. Да, мне нелегко будет сбежать, по моим спутникам не слишком заметно, что они устали… Лестница не кончалась на втором этаже, она вела к люку в потолке. Мукдене выбрался наружу первым. В люк хлынул свет. Но ведь снаружи глубокая ночь! Там был день. Солнце сияло в чистом небе и отражалось в море, таком же чистом и синем. Мы стояли на чем-то вроде каменного холма, перед нами был залив, окружённый невысоким зелёным лесом, белый песок пляжа, по ту сторону залива — скалы. Я поняла, что мы тоже стоим на скале. Она была чуть темней песка, такая, как кусочек сахара, когда вынимаешь его из чая. В нашем поселке пили несладкий чай, лишь иногда Магни приносила из города кусковой сахар… Но самое главное — я снова увидела море! Только сейчас я поняла, как же мне его не хватало все эти дни. Оно было чистым и ясным, играло волнами, подмигивало бликами и словно тоже радовалось встрече. А ещё оно было теплым, это чувствовалось. По коже пробегали волны жаркого, влажного воздуха. Наше море оставалось холодным даже в разгар лета… — Где мы? Джинг вздохнул, Мукдене привычно выругался и сказал сердито: — Я говорил, не стоит и затеваться, а раз завёз ее сюда, придется объяснять! Мы на базе, госпожа, на нашей старой островной базе, она все это время использовалась, только тайком. И связи на ней с центром не было, поэтому она и в бунт уцелела, и потом мы ее использовали, а как, объяснять долго, да и вы ничего не поймёте. Учтите, база недалеко от наших врагов, вон там, далеко, — видите? — тиксанданский берег. Что бы теперь ни болтали про мир и дружбу, тысячелетия вражды просто так не забыть. Так что сбежать вы не рассчитывайте. У вас один путь, слушаться нас и быть умницей. Отсюда мы сможем вернуть стране нормальную власть, и с вами все будет в порядке. Идём, Гончонси! Так я узнала имя третьего заговорщика. Они с Мукдене стали спускаться вниз, в помещение. — Господин Джинг, — я окликнула психиатра, который задержался на скале. — Как же мы сюда так быстро попали? Какой-то скоростной транспорт? И неужели здесь никого нет, кроме нас? Он немного помедлил и ответил: — Очень скоростной. Вы не тревожьтесь, жизнь здесь не так уж отличается от жизни в городе, правда! Это действительно было так. Я жила затворницей в городе, а теперь и с базы меня почти не выпускали. Только уходили они чаще и оставляли меня в одиночестве. Здесь мне некуда было деться и не с кем поговорить. Зато тут у меня была своя комнатка. Очень маленькая, почти такая же, как в доме, где умерла Магни. Вместо кровати от стены откидывалась длинная полка. Вода шла из подземных источников, было тут и собственное электричество от солнечных батарей. Здесь были даже запасы еды — склад-холодильник с бесчисленными банками консервов. Гончонси сказал, что они имеют чуть ли не вечный срок хранения, их запечатывали по особой технологии и с таким запасом можно пересечь всю галактику. Оставалось только удивляться, как много лет назад человеческий ум создал эту удивительную базу. — Ерунда, по такому же принципу строили станции на Илагрисе, в вакууме, — заявил как-то Гончонси. — А ведь там источников нет! Здесь эти технологии просто повторили. И строить раньше умели, да… На века делали! Кое-что все же оказалось не совсем исправно — вентиляция. Периодически в нашей норе — так я ее называла мысленно — становилось душно. Плохо работала очистка воздуха. Благодаря этому я могла иногда видеть небо, а то так и сидела бы взаперти. — Вы можете ходить вдоль бухты, госпожа, — сказал мне Джинг. — В лес не суйтесь, вдруг повредите ногу, это будет очень некстати. Лес меня и так пугал. Я всю сознательную жизнь провела на открытом месте и вовсе не желала лезть в чащу. Мне достаточно было опушки. Из учебников я помнила, что такие деревья с прямыми стволами и крупными длинными листьями называются пальмы. Значит, мы уехали куда-то ближе к экватору! Впрочем, я и без деревьев могла бы догадаться — здесь было так тепло… На второй день я заметила ещё что-то. Солнце шло по небу в обратном направлении! Я в панике кинулась к Джингу, он меня выслушал и рассеянно ответил: — Это другое полушарие, всего лишь другое полушарие. — Западное? — спросила я. Он посмотрел на меня, как на дуру, и произнес: — Северное! Я вспомнила школьные уроки и поняла, что Мукдене в отношении меня был совершенно прав. Как же я не догадалась, что солнце поменяет свой путь при пересечении экватора. А учитель ещё считал меня способной ученицей. Получалось, мы преодолели просто огромное расстояние, но как, и почему я ничего не заметила… Хотя нет, я знаю, почему — наверняка во время путешествия я была под воздействием. Под очень сильным воздействием! — Да, послушайте, я вспомнил, что тут лежит кое-что для вас, — сказал Джинг. — А то я смотрю, вы унываете. Вот, держите. Это письмо, последнее письмо, его удалось написать вашему царственному деду уже в заключении. Я взяла письмо. Это был совершенно обыкновенный с виду листок, может, чуть более плотный, чем те, на которых мы писали в школе, иначе он истерся бы за несколько лет. И там было всего пять строк, почерк четкий, разборчивый, будто писал их не древний старик, а полный сил человек. — Как же он смог написать и передать это письмо вам, неужели его не охраняли? — я вчитывалась в строгие ровные символы. Император и повелитель склоняет голову перед неизбежным… Император и повелитель желает, чтобы Хуоджан, наследница древнего рода, выполнила свой долг и помогла великой державе вернуться к процветанию… Император и повелитель призывает наследницу слушать верных людей и выполнять их волю. — Разумеется, охраняли. Письмо попало ко мне через третьи руки. Вашего деда содержали не в застенках, даже у этих скотов ещё осталось чувство уважения. Ему и некоторые личные вещи сохранили. Главное, выполняйте его последнюю волю, госпожа! Я не была уверена, что письмо настоящее, но спрятала его под одежду и носила, будто оно действительно от деда и не написано сухим официальным языком… Я больше обрадовалась бы памятной весточке от мамы, но чего нет, того нет. У меня ничего не осталось от семьи. И все меньше и меньше оставалось от свободы. Троица каждый день исчезала до вечера, приходили они злые и усталые, а чем таким занимались на острове, я не знаю. Однажды Мукдене покосился в мою сторону и зло буркнул: — Она молода и здорова, а прохлаждается. Джинг начал его вполголоса убеждать. Я не вслушивалась — и так понятно, они не хотели, чтобы я видела что-то, для моих глаз не предназначенное. Вечерами я могла выходить из своей тюрьмы в толще скал. Остров был прекрасен, но пуст. Очень скоро я перестала радоваться морю. На нем не было видно ни одной лодки. Не очень далеко от нас лежал другой остров, пустой и каменистый, а берег еле виднелся на горизонте. Только однажды я заметила вблизи материка что-то, похожее на суденышко, но оно быстро скрылось из глаз. — Неужели здесь никого не бывает? Рыбаков, пограничников? — спросила я, вернувшись на базу. Честно говоря, ответа я не очень ждала, но невозможно же совсем с ними не общаться? — За много лет сюда никто не высаживался, — мне ответил Гончонси. Джинг думал о чем-то, Мукдене привычно бранился. — Но откуда это точно известно? — Приборы. Они все фиксируют. — Эту базу охраняли только приборы? — Много знать будете, скоро состаритесь, — подмигнул Гончонси. — Здесь был дежурный, он добровольно остался тут и не возвращался в столицу. Просто люди иногда умирают. Не смотрите с ужасом, он был стар, те, кто помоложе, не захотели себя заживо хоронить. Да, рано или поздно кругляки сюда повадятся, но долго здесь мы не будем. — Как же, долго не будем, — проворчал Мукдене и с ожесточением добавил: — Под смертью таится смерть! Под смертью таится смерть! Вот попробуй найти что-то без точных сведений! Если бы дурень Фаруйя не дал себя подорвать, мы подготовились бы лучше. Чтоб он сдох! — Он и сдох, — философски заметил Гончонси. Джинг перестал размышлять о чем-то и сказал: — Я все же думаю, ты торопишься. — Не тороплюсь. Мы оба техники, нам проще, а твои способности ничто против толпы, поэтому… — Гончонси осекся и посмотрел на меня с неудовольствием. Они собирались поговорить о чем-то, во что меня не посвящали. Я попрощалась с ними и ушла в свою комнату, а там села на кровать и раскачивалась при выключенном свете из стороны в сторону, как в ночь смерти Магни. Бежать надо было раньше, пока я находилась среди людей… А теперь? Добраться вплавь до берега? Это слишком далеко, проще сразу утопиться. Моя мама была мужественной и смогла оборвать свою жизнь, а я нет… Утром на базе не было ни Мукдене, ни Гончонси. К вечеру они тоже не вернулись. Не то, чтобы я по ним скучала или сильно хотела их видеть, но это было удивительно. Они добыли лодку? Джинг думал о чем-то своем и, похоже, тоже нервничал. — А куда делись господа Мукдене и Гончонси? — не выдержала я. — Они должны скоро вернуться, — Джинг поморщился, значит, мой вопрос ему не понравился. — Мы уезжали быстро, не успели захватить некоторые средства. Поверьте, они умны и осторожны. Похоже, он ничего больше не собирался мне говорить. На следующий день они не вернулись. Джинг мрачнел все больше и больше. Я понимала, что что-то пошло не так, и готова была его пожалеть. Ему тут даже не с кем поговорить — он сам исключил меня из числа советчиков. А если он вдруг захочет подвергнуть меня воздействию и узнает, что я мечтаю сбежать, а вовсе не возвращать монархию? А если он давно уже подверг меня воздействию, и я все ему рассказала? Ночью я почти не спала, днём сидела на скале, глядя на море. Вдруг появится лодка с нашей пропажей? Хотя они наверняка воспользовались тем непонятным транспортом, на котором мы сюда и прибыли. Что же это было, как мне теперь узнать, если Джинг тогда меня усыпил? Он тоже весь извелся за этот день. На следующее утро я сидела в своей комнатушке и боялась высовываться. Джинг сам постучал в мою дверь. — Вы не спите, Хуоджан? — Нет. А господа не вернулись? Я зря задала этот вопрос — по его лицу было понятно, что нет. Он осунулся за эти два дня, но смотрел прежним решительным взглядом. — Послушайте меня. Их нет. Я собираюсь отправиться следом. Мне придется покинуть остров. — Я с вами? — обрадовалась я. Сейчас любое место на Сино Тау казалось мне лучше, чем этот одинокий рай. — Нет. Вам безопаснее быть тут. Здесь нет хищников и ядовитых змей, будьте осторожны, никто вас не тронет. Безопаснее всего вам было бы оставаться в помещении, но воздух… Обещайте, ради собственной безопасности, что будете выходить ненадолго, не плавать, в лес не углубляться. Да, ещё… Он помедлил, моргнул и снова заговорил, пристально глядя своими пронзительными черными глазами: — Я понимаю, вы молоды, безрассудны… Я виноват перед вами, что недооценивал вас. Но поймите, все, что мы делаем, — все это ради великой цели. Взять вас с собой я не могу технически. Есть опасность, что вы попытаетесь покинуть остров. Так вот, есть два способа этому помешать. Первый вы знаете — психическое воздействие. Но мне бы не хотелось его применять. Когда я заставил вас забыть прошлое, вы были ребенком. У детей гибкая психика, к тому же за амнезию отвечают определенные мозговые центры, которые легко восстанавливаются. Если я сейчас заставлю вас даже не думать о побеге, последствия будут печальны для вас. Но есть ещё один способ, технический. Если его применить, вы не сможете покинуть остров, но пока вы тут, все с вами будет хорошо! Он продолжал испытующе смотреть на меня, а я не выдержала, отвела глаза. Какое счастье, что у меня хватило самообладания не умолять его взять меня с собой. Может быть, ему даже меня жаль, но что с того? У него великая цель. А у меня нет выбора — или он меня превратит в помешанную, или… Я склонила голову. — Хорошо, что это за технический способ, господин Джинг?