Мертвая почва

О появлении в комнате новой сущности он узнавал по внезапно появляющемуся запаху серы. Чем старше становился Эделин, тем меньше его это пугало. Парень облокотился на спинку кровати, и зажег свечу, стоявшую на его прикроватной тумбочке. Он давно уже понял, что призраки не боятся огня, даже наоборот, помогает лучше контактировать с сущностью. Накрытое ладонью пламя свечи клонилось в разные стороны, давая понять, что юный спиритолог в комнате не один. По полу начал стелиться густой туман. В углу комнаты показались первые блеклые огоньки. Эделин надел очки, иначе мог просто упустить видение. Вот среди мерцающих огоньков показалась тощая рука и совсем дряблое тело, не имеющее головы. Когда призрак проявился полностью, парень смог более внимательно рассмотреть его. Грустный и одновременно ненавидящий взгляд. Глубокие морщины покрывали лицо мужчины, рука, держащая голову была поражена глубокими язвами. Вторая рука не имела нескольких пальцев. Одна из излюбленных пыток Миакона. Эделин хорошо помнил этого мужчину, его родных, пришедших на казнь, плачущих детей и его жену, очень красивую девушку, утратившую в этот момент любую веру в своего предводителя. Он был казнен еще в начале весны по приказу отца, спустя время нашли настоящего преступника, но вернуть все назад было уже невозможно. Эделин знал зачем призрак явился к нему. И имел полное право отказать в его просьбе или наоборот помочь. Парня настигло воспоминание, словно картинка раз и навсегда отпечатавшаяся в его памяти. Большие, светлые, опухшие от слез глаза матери его детей. Парень сразу вытянул вперёд руку от знания того, что произойдёт дальше, он закрыл глаза и опустил голову. Призрак мужчины медленно приближался к нему, голубой туман медленно растекался по деревянному полу. Коснувшись протянутой руки, неупокоенный начал проникать в тело спиритолога, впитываться в него, постепенно охлаждая кожу, кости и органы. Глаза Эделина закатились, он чувствовал, как леденеет его тело, коченеет сердце. Но ничего не мог с этим поделать. Он чувствовал вину за смерть этого мужчины и должен был помочь ему несмотря на боль и жуткий холод, сковавший его тело. Призрак впитался полностью. Парень пришел в себя, в момент его настиг приступ сильного кашля, заставляющий хрупкое тело чуть ли не биться в конвульсиях. Почувствовав во рту такой знакомый вкус собственной крови, он подставил руки к подбородку. Пара сильных толчков диафрагмы и вот в его ладонях лежала небольшого размера, теплая канарейка. Эделин бережно стер с нее рукавом кровь. Маленькая кроха задрожала, открыла глаза и выпорхнула в приоткрытую форточку, навстречу новой жизни. Крысы, мыши, птицы, пауки. Душа трансформировалась в зависимости от поступков, которые ее владелец совершал на протяжении всей своей жизни. Его душа была чиста и, несмотря на возраст, невинна. Метка на руке ужасно болела, по спине пробежал легкий холодок. Пусть его лихорадило и жутко болела голова, зато он в который раз смог помочь чьей-то душе обрести долгожданный покой. Раннее утро, Эделин открыл глаза и с трудом сел, облокотившись на спинку кровати. После столь трудной для него ночи тело ломило, кости будто выворачивало из суставов. Пытаясь унять дрожь, он крепко обнял себя руками, это немного помогло. В практически пустой комнате все еще витал запах серы. Свет тонкими струйками проникал сквозь щели в ставнях, освещая большой письменный стол, заваленный различными записями и книгами. На потресканной стене, с обвалившейся штукатуркой перед столом, также находились различные листки с пометками. Вырванные страницы из книг. Новые и старые, обгоревшие и мятые. На большинстве из них идеально ровные завитки почерка преображались в единственное слово "Ghost". В целом, комната казалась пустой и необжитой. Будто сдавалась в аренду посуточно, а не принадлежала юному наследнику престола. Громоздкая кровать, дубовый стол на толстых ножках, скрипучий комод с минимумом вещей. Император Аракиель не баловал своих детей и часто повторял им: "Ничто так не красит императора, как скромность в быту и умение ограничивать себя в благах мирских". Оттого жизнь братьев сводилась лишь к учебе, редким приемам и посещениям библиотеки, к которой те имели неограниченный доступ в любое время суток. Просидев еще какое-то время, парень понял, что его начинает тошнить от этого запаха, длинные, босые ноги ступили на прикроватный вязаный коврик. Эделин резко распахнул ставни, свежий воздух морозного утра прорвался в помещение вместе с городской суетой и шумом доносившимся с городской площади. Поздняя осень. Густой туман закрывал собой черепичные крыши и острые шпили домов, путался в голых ветвях деревьев, прятал в себе покосившиеся заброшенные, каменные постройки. Внимание парня привлек звон медных колокольчиков, тех самых, которые принято вешать на шею крупному рогатому скоту. В настоящее время небольшие, звенящие безделушки также нашли свое место на головах коров и коз. Уже с утра на круглой площади, выложенной из красного кирпича, на тонких деревянных крестах, сколоченных на скорую руку, были повешены черепа мертвых домашних животных. Эделин в момент понял, что произошло, от осознания этого парню стало не по себе. Легкий ветер донес до него трупный запах, заполонивший площадь и исходивший от сорока пяти мертвых голов. На каких-то из них еще висели лоскуты кожи и меха, кровь медленно капала на кирпич, делая его более ярким. Последствия очередной казни. Одна голова приравнивалась к одной казненной ведьме. Чем меньше череп, тем младше та, в память о которой его ставили. Казненных ведьм хоронить было запрещено, тела родственникам не отдавали и единственное, что разрешалось, это временно установить небольшой уродливый, кровавый постамент на площади алой памяти. Таким названием площадь окрестил народ. После рождения братьев она не была чиста больше двух недель. Последнее время народ голодал. Больше виновных - меньше мяса, рост заболеваний, эпидемия и смерть. По округе разносились стоны, плач. Кто-то уже без чувств с опухшими от слез глазами, обнимал деревянный крест, будто живого человека. Нищие снимали с черепов колокольчики на продажу. Часто возникали из-за этих безделушек драки и мелкие потасовки. Данные памятники смерти, как их называл народ, было разрешено оставлять на площади не более, чем на три дня. По мнению главного инквизитора, этого было вполне достаточно, чтоб души успокоились и не докучали горожанам. Но Эделин знал: это все глупая ложь. И уже сегодня к вечеру сорок пять неупокоенных душ будут разгуливать по руинам некогда величественного города. Часто они приходили к нему, находили какую-то невидимую тонкую нить, ведущую к их незримому спасению. Они приходили один за другим и забирали массу энергии, оставляли на душе рваные раны, и не каждому он мог помочь. От мысли об этом где-то в области сердца становилось больно. Легкие свело, он с трудом сделал вдох, потом второй, третий. К горлу подкатил ком. Приступ тошноты удалось подавить стаканом прохладной воды. Сегодня занятий не было, и парень решил провести весь день за книгами в отцовской библиотеке. Белая рубашка, темные узкие брюки, черная атласная лента под воротником и фиолетовый короткий плащ, подаренный на день рождения матерью и, конечно же, золотой, широкий браслет. Подарок отца. Без этого украшения ему было запрещено появляться на людях. Браслет скрывал знак на запястье, Эделин всегда считал его всего лишь родимым пятном, не более и абсолютно не понимал, почему должен прятать его от чужих глаз. Особенно от старого Миакона. Однажды он нашел в себе силы ослушаться отца, за что был строго наказан и в последствии заперт на всю ночь в одной из камер подземелья. Больше перечить отцу он не решался, ведь в кромешной темноте сущности гораздо сильнее и опаснее.