***
Акира вернулась домой, когда на улице уже была почти ночь. Нани радостно встречала ее и обнимала, вдыхая прохладный воздух с ее длиной гладкой куртки, прижимаясь к морозным красным щечкам. — Я сделала все уроки! — воскликнул ребёнок. — Проверишь? — Конечно! — Акира быстро сняла верхнюю одежду и обувь, и вошла в комнату. Нани начала раскладывать на столе тетрадки и ручки. — Вот! — она тыкнула пальцем на пропись. Акира подошла ближе и погладив девочку по голове, утвердительно угукнула. — У меня еще плохо получается вырисовывать буквы, — обижено протянула Нани, глянув на маму. — Ничего страшного, у тебя когда-нибудь все получится. Нани беспокойно пробежалась глазами по лицу женщины и осторожно, почти шепотом, спросила: — Папа нашел Наруто? Вопрос встревожил Акиру; однако она не растерялась: — Нет, еще. — Ну ладно… — А что? — натягивая улыбку, спросила она. — Ты скучаешь по нему? Ребёнок кивнул. — Когда он был дома, папа был добрее… — Правда? — женщина ахнула. — Да! Когда Наруто жил с нами, он покупал мне шоколадки, а папа катал на машине. — Вот оно что… — наиграно, чтоб не расстраивать дочь, улыбалась Акира. — Ты хочешь шоколадку? Девочка кивнула: — Да! И чтоб папа больше не бил маму… Это неожиданное признание, встревожило ее и вместе с этим — улыбка рухнула. — Что ж… тогда… давай не будем лишний раз огорчать нашего папу, — стараясь произнести как можно милее, ее слова звучали с треском. — Все же он у нас один. — Хорошо, — Нани взяла карандаш и лист с раскраской. Чиркающий звук графита об шершавую поверхность лишний раз раздражал женщину. Она понимала, что срываться на ребёнка не правильно — Нани не виновата, что ее отец полный кретин. Акира еще раз улыбнулась дочери и развернулась, утопая в своих тревожных мыслях — Нил вот-вот должен вернуться с работы.***
Учебный день подходил к концу. Сегодня было целых четыре пары, поэтому Сакура и Киба закончили только в полпятого вечера. И так вышло, что за долгое отсутствие Наруто и Саске в стенах колледжа, те смогли найти общий язык. Киба уже не относился к Сакуре, как к стерве, у которой на уме только Учиха, а та нашла в Инузуке что-то адекватное, наверное, потому что ему не перед кем быть клоуном и пытаться приложить усилия, чтоб добиться внимания Саске. Хоть и Харуно скучала по Наруто, по их общим шуткам и причудам, она все никак не могла оторваться от мыслей, что объект ее обожания игнорирует ее попытки извиниться. Учиха, словно резвый скаковой конь в шорах наматывал круги в притоне, смотря только вперед. Ей казалось, что он специально изводил себя, выполняя один заказ за другим; будто хотел убежать от чего-то. Ей помнится, как она случайно подслушала их с Итачи разговор, и Саске сказал, что сердечные боли увеличились, а давление отдавало резкими болями к голове. Ей было больно видеть, как он страдал, ей не хотелось видеть, как к нему приходил один клиент за другим. К счастью, или сожалению — это были девушки; мужчин в последнее время стало меньше или же те приходили к другим. Да, все верно, в притоне появились новые сотрудники. Они были 100% геями, так что их интересовали такие же как и они сами, но на работе завязывать романы и вступать в половые связи — запрещено. Саске знал это, поэтому не боялся разгуливать с голым торсом по коридору в рабочей зоне, перебегая от одного заказа в другой. Хотя иногда девушке казалось, что он делал это специально, чтоб подразнить ее, либо других членов команды. Следя за ним исподтишка, Сакуре оставалось лишь присматривать, чтоб тот не передознулся от поступающего в его организм Виагры. Все же штука опасная и действительно плохо сказывается на организме. Итак, думая о своем, Киба и Сакура молча прогуливались до светофора, а потом расходились по домам, но… сегодня была ее смена. Харуно понимала, что на работе нужно появиться раньше обычного, поэтому стоя в молчаливом режиме с Инузукой под боком на светофоре, она сказала: — Я, наверное, сразу на работу пойду. Киба безучастно глянул на нее и сказал: — Хорошо. Загорелся зеленый. — Пока, — попрощалась она и двинулась вперед. — Пока, — осмотревшись по сторонам, Киба отстал от нее и, неторопливой походкой, направился в сторону дома. А потом… — Хм… — он притормозил. «А что если…» — у него появилась идея, реализовать которую, было проще простого. Он дико хотел есть, поэтому двинулся в сторону того самого бара в белом одноэтажном здании в центре города.***
Нил вернулся в полвосьмого. Устало снимая парадную форму, он двигался в сторону кухни, где пахло вкусностями и пряностями. Нани, сидевшая за столом, дернулась и обернулась: — Привет, папочка… — Привет, — развязывая черный галстук, говорил он. Нани побоялась расспросить его о делах, поэтому оставаясь в напряжении она боязно развернулась и бегая глазами по столу принялась разукрашивать. Нил вошёл на кухню, и Акира увидев его, чуть ли не подпрыгнула на месте, держа горячие пирожки с мясом на противне. — Напугал меня… Нил усмехнулся и присел за стол. Женщина поставила готовое блюдо и сняла варежки-прихватки. Наблюдая за эмоциями мужчины, она притихла — тот снял густой пучок и распуская чуть кудрявые волосы, зарылся пальцами в волосы. Акира боязно спросила: — Все хорошо? — Нет, — отрезал он, массируя виски. — Меня могут понизить, если я не раскрою дело. Она присела. — Может… тогда закроешь его? — Не-е-ет, — довольно растягивая, злорадствовал он. — Я уже почти поймал его за хвост. Акира щенячьими глазами уставилась на него и боязно вздохнула: — Ты прочесал весь город, но, ни Наруто, ни преступника ты не нашел. Ты действительно думаешь, что твои усилия того стоят? Сложив руки в замок, Нил склонил на них голову. — Ты думаешь, я не в состоянии справится со своей работой? — он глянул на нее сквозь волнистые пряди волос. — Думаешь, что я ничтожество? — Ни в коем случае, — отрезвилась она. — Не обманывай меня, Акира. Ты видишь во мне неудачника. — Я ни слова тебе не сказала, — тоненьким голоском, молвила она, пряча взгляд. — Мне кажется, что ты меня недооцениваешь, — Нил сверлил ее усталым взглядом, но та лишь молча почувствовала. — Ты понимаешь, что будет, если меня понизят? Акира мелко закивала. — Я не потерплю такого… — продолжал он и та поникнув, нервно вздохнула. — Говори, где Наруто? В ужасе она застыла, не в силах вымолвить ни слова — какая-то неведомая сила поражала ее, и она чувствовала ясно, как теряет память. Нил понял, что задел за живое, вновь бросая ее в состояния ужаса и отчаяние, заставляя мысленно кричать от душевной боли. — Я… я не знаю… — Не лги мне. — Честно! — задёрнула она. — Я понятие не имею, что и как, и вообще… я… я в шоке! Нил, скрипя стулом, медленно откинулся назад, собирая бурые волосы в пучок. — Понимаешь в чем проблема… — начал он. — Если бы ты действительно не знала, где Наруто, ты бы мне весь мозг выклевала. Но по истечению месяца, ты даже не заикнулась. Обычно, ты бы говорила о нем каждый раз, как я возвращался со смены, но сейчас… этого нет. Ты спокойна и сдержана, что наталкивает меня на одно — ты все знаешь. Заглатывая воздух ртом, женщина проглотила его вместе с языком. — Я ведь прав? — надавил он, приближаясь. Акира чувствовала подступающий ком и дрожь в коленях. — Я знаю, что его нет в городе, но только потому, что ты мне сам это сказал. — Я не говорил этого. — Я догадалась. — М, — сдерживая агрессию, Нил поджал губы и кивнул. — Ну, конечно. Так я и поверил. — Правда! — Я не верю тебе Акира! — резкий выкрик катком прокатился по квартире с такой силой, что стеклянный сервиз отдавал тихим звоном в углу кухни. Стало так тихо, что можно было услышать, как пыль падает на пол. Нил был в гневе, и это было понятно всем. В соседней комнате Нани, осторожно, чтоб не привлекать внимание, оторвалась от развлечений и забилась в угол комнаты. Нил втянул воздух через острый нос и тихо сказал: — Не заставляй меня идти на крайние меры. — Я не… — Молчать! — он грохнул по столу, что аж уши заложило. — Если в течение этой недели я не найду хоть какие-то зацепки, ты вместе с Нани первые вылетите пулей из этой квартиры! Женщина осела, понимая свою беспомощность. Она не хотела подставлять сына, но и Нилу помочь не в силах. — Что ты хочешь от меня? — еле шевеля губами, спросила она. Нил, скрестив руки, покачивался на стуле, тупя в одну точку. — Чтоб моя семья не вставляла мне палки в колеса, — он подскочил с места и двинулся в сторону комнаты. Звон в ее ушах вызвал головную боль, и Акира скромно поднимаясь с места, на ватных ногах начала метаться по кухне, делая вид, что убирается.***
Саске вышел как обычно без пятнадцати. И с тех пор, как они с Наруто договорились о звонке, его голову не переставали посещать навязчивые мысли: «тебе это не надо; он совсем не то, что тебе нужно; продолжай идти к цели в одиночку; никто тебя не поймет так, как ты сам себя; ты не создан для любви». И голос становился все громче: «уничтожь его; растопчи; сделай так же, как и они тебе; умри отмоченным!» и он не мог противостоять своим истокам, своему зову и горящему внутреннему адскому огню. Он не жалеет себя, ни других — он поглощен страшной ненавистью. Ему стоило раз дать слабину, как страх сковал руки и горло — он не в состоянии жить обычной жизнью и его тяготила сама мысль о не завершенном деле. Шагая по серым улицам дождливого города, Саске не успокаивался, а лишь подливал масло в огонь. Он знал, что рано или поздно топливо закончится и огонь убавится, но никогда не угаснет. Поддавшись накалу, он достиг своего пика и поймал себя на мысли — достаточно. Сработал психосоматический стоп-кран и Учиха почувствовал слабость, что распространялась в конечностях и утяжеляла их. Он успокаивался и вся та ненависть и горе, начала поедать его изнутри. Он кричал себе: «ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу… Я ненавижу себя! Как вы мне все надоели!» Его лицо не менялось — только изредка дернется губа, то бровь, то глаз. Он привык. А потом внезапно накроет из-за другого — разум достигнет осознания, что все циклично, предсказуемо и лишено смысла. Его меланхолия — это не депрессия, а лишь подавленные эмоции. Его тоска по прошлому — это слабость, трусость, боязнь отпускать и проживать настоящие не задумываясь о том, как все будет выглядеть со стороны. Он в ловушке собственного мозга, который заставляет его видеть то, на что запрограммирован. Его сны — альтернативная реальность, которую мозг не способен отличить от реальности. Его желание превзойти кого-то столь мелочно, потому что, застревая в порочном круге, он обрекает себя быть заложником ожиданий. Истинный прогресс никогда не наступит — ему нужно научиться бороться с прошлым собой и не боятся свернуть с пути. Парадоксальный страх не даст вступить на иной путь из-за ошибки. Саске закроет глаза и убежит прочь, стукнувшись лбом о косяк, что был прямо у носа. Этот страх будет жить в нем столько, сколько он будет его кормить. Куда страшнее понимать, что то, чего ты хочешь и то, к чему ты стремился — не нужно. Выстрелом в голову, будет окончательное принятие того, что когда-нибудь, то, что сейчас кажется нереальным, необычным и недосягаемым, в будущем станет серым буднем. Каждый день, не принесет удовольствие, а станет личной каторгой. И потом каждый спросит себя: «почему я не счастлив? Я ведь проделал такой сложный путь!» И ответ будет элементарный, как 1+1 — мы пешки, винтики и гайки одного большого производства под названием «жизнь». Годы пролетят незаметно, как и этот текст, что ты читаешь. Эти мысли не останутся у тебя в голове — ты забудешь их спустя время, так же как и всегда, потому, что они не открыли тебе глаза на мир. Ты опережаешь чужие мысли, потому что априори понимаешь чужие эмоции. Весь мир — открытая книга, остается только привыкнуть к слогу и подаче — мозг сконструирует остальное сам и каждый будет плавать в своих вселенных, читая одно и то же. Жить осознано — величайшая мука. Знания — зло, а бесконечность — вечна, как желание раствориться в неведении и позабыть про разъедающую изнутри органы — кислоту. Эти мысли убивают не хуже пачки сигарет в день, так же медленно и необратимо. Саске выглядел серьезным не потому что лишён эмоций, а потому что устал осознавать цикличный, предсказуемость, безвкусность и обречённость. «Знания сила», говорили они, не осознавая, что распространяют яд, противоядие которого — амнезия. И не важно, чем все закончится — хорошо или плохо — важен лишь процесс. Мозг вырабатывает дофамин за маленькие достижения и мотивирует продолжать работу. Человек, достигший наивысшего уровня, может только одно — делиться знаниями с другими, обучать, пояснять, наставлять. Проблема лишь в том: захочет ли он раздавать людям в руки сакральный яд, что словно наркотик будет подсаживать других на кислоту? Организм возьмёт свое, и потребует новую дозу информации, и при правильной дозировке она будет усваиваться. Но проблема остаётся проблемой. Знания, переходящие из уст в уста — цикличны, бесконечны и в глобальном плане бесполезны, если сама идея не усовершенствуется, а куда хуже — превращается в сломанный телефон. Человек — погрешен из-за фактора лени, безответственности, безнравственности, элементарной забывчивости и легкомыслия, а заточиться в рамки чревато последствиями. Обязательно найдется тот, кто будет истинно верить, что его знания — совершенны, точны и справедливы — это фатальная ошибка. А стравливать разные взгляды обернутся войной из-за элементарной погрешности — чувство собственной важности. Мир никогда не примет людей с иными взглядами, он может только попытаться закрыть на это глаза. Думать об этом можно бесконечно и так же бесконечно, можно приходить к одному — все бессмысленно. Большинство рассуждают примитивно, но хуже всего понимать, что ты не лучше. Ты такой же, как и все — винтик в одной большой системе, что в глобальном смысле не утратит свой смысл, если одного из состава вдруг не станет. Незаменимых — нет. Без него, все будет так же, как и с ним. Ничего не изменится. Учиха все еще эгоистичен в своих желаниях, он все ещё гоняется за покоем, не понимая, что пора прекратить войну. Он убеждён, что через месть получит свободу. Его ошибка — категоричность и истинная вера, что это сработает. Вступая на порог притона, Саске тут же столкнулся с Сакурой. — Ой, извини, — пряча глаза, сказала она. Он же, ни говоря ни слова, проходит мимо. Та обижается на его холод и кидает в вдогонку, пока помнит. — Тебя хотят отчислить из колледжа! Обескуражевшись, Учиха затормозил и обернулся: — Что? — Ты и Наруто висите в списках на отчисление. Если ты не собираешься продолжать обучение… — Завались, Сакура, — не то чтобы грубо, но Саске бросил это далеко не от любви. Та хлопая глазами восприняла это на свой счет и потускнела. Саске умел портить настроение одной фразой. Харуно собрала волю в кулак, обозлилась и вышла за дверь. Саске чувствовал раздражение всякий раз, когда видел ее, особенно в те моменты, когда над головой висела туча.***
Будучи дома, доктор Каузмон набрал номер Изуми только под вечер. Руки дошли спросить о новом пациенте только сейчас. Все же жалобы Узумаки не смогли оставить этого человека равнодушным. — Да, слушаю! — задорный девичий голос отозвался в трубке. — Здравствуй, Изуми, это профессор Каузмон, тебя беспокоит. — Ой, здравствуйте! Я очень рада Вас слышать! Профессор тихонько посмеялся и сказал: — Скажи, пожалуйста, это ты занималась с пациентом по имени Менма Намикадзе. Девушка тут же поняла о ком шла речь. — Да, я. А что случилось? — Он попал ко мне на приём, — неторопливо потянул доктор. — Жалобы у него страшные. Сказал, что ты проводила с ним гипнотерапию. Расскажи, что произошло на сеансе? Изуми потупилась, вспоминая, как она уничтожала улики, что вели к раскрытию дела и испугалась. — У Нару… кхем-кхем… — поправилась она. — У Меня в середине сеанса случился приступ психоза, и мне пришлось самостоятельно вытаскивать его из этого состояния. Я вколола успокоительное, и он пришёл в норму. Честно сказать, он меня испугал. На мгновение я подумал, что совершила ошибку, а потом… я окончательно запуталась. — Он приходил к тебе еще раз? — Нет, — ответила она, как-то дергано. Каузмон что-то записал в своей тетрадке. — Как долго ты работала с ним? — Не долго. Провели пару сеансов. — А… какова была причина гипнотерапии? — медленно говорил он и тут Изуми запнулась. Каузмон поймал ее на паузе и та, не успев вставить слова, затихла: — Зная, что ты работаешь в области криминалистики, я пойму предположить, что Менма сделал что-то очень не хорошее… — Да, вы правы, — нервно шепнула она. — Мне отдали его для эксперимента. — Что же он натворил? — Мы попытались понять, но ничего не вышло. У нас поджимало время. — Если пациент опасен, то знаешь, где он отбывает срок. — Знаю, но он никому не причинил вреда. Только если… — …себе? — договорил доктор. — Не могу сказать. Это врачебная тайна. — Ты сказала достаточно, чтоб начать волноваться. — Нет, — сдерживался Изуми. — Он вовсе не такой шаблонный, как может показаться. Скорее в нем целый спектр псих заболеваний. Мне не удалось выяснить причину. — Как думаешь, что может облегчить его страдания? Идуми затихла, и тот дал ей подумать. Девушка, поджимая губы у динамика, сказала: — Наверное, любовь. — Любовь? — доктор рассмеялся. — Дорогая, никто в мире не вылечивал шизофрению, ОКР, психозы и заболевания чувствами. Это так не работает. Она понимал, что выглядит глупо, но работая в сфере психологии, сделай для себя определённые выводы. — Мне кажется, что от душевной боли нет лекарства. Это элементарный допинг, который лишь лечит, но вылечивает. Люди могут всю жизнь прожить в депрессии и принимать строгий курс лечения, но это не избавит их от мук. Человеку нужно нечто иное, наивысшее, что не даст упасть на дно. Каузмон снял с себя очки и задумался. — В твоих словах есть доля правды, но есть вещи, которые вылечить могут только препараты. — Я не спорю. — Что принимал Менма? — Каузмон надел одной рукой очки обратно. — Их выписывал другой врач, я сейчас не могу ответить на этот вопрос. Доктор протяжно угукнул: — Хорошо, тогда… у меня пока нет вопросов. Всего доброго, Изуми. — Была рада помочь. Он положил трубку и, зависнув на несколько секунд с кнопочным телефоном в руках, усмехнулся — Любовь, — сказал он, — Специалист еще называется…***
Саске выбежал из притона, вдыхая морозный осенний воздух, что влажной дымкой растворялся позади. Он не успел застегнуться, длинное черное пальто развивалось на ветру — спешил побыстрее поймать связь и набрать номер Наруто. Но как только получилось, он вошел в приложение. Переписки не было. Он помнил, как удалял ее, и от этого становилось не по себе. Мурашки пробежали табуном, осознавая, что собственноручно удалил их историю. Историю зарождения прекрасного и одновременно ужасного. Нажав на кнопку в верхнем углу телефона, Саске приложил устройство к уху. Слушая гудки, сердце заколотилось сильнее, а потом вызов сбросился сам — Наруто не ответил. Учиха нахмурился и посмотрел на экран, сбавляя темп. Пропущенный звонок красовался в их диалоге. Парень разозлился — как это так, он проигнорировал его! Саске уже хотел было удалить пропущенный, а потом вспомнил, что такая функция не работает — только с сообщениями. Вот чёрт! Он выглядел обузой в своих глазах. Выставляя упрямость на первый план, Саске написал ему: «Где ты?» Сообщение успешно отправилось, и Учиха оглянувшись по сторонам, поторопился, посыпая голову пеплом. Открыв глаза глубокой ночью, Узумаки развеял сон и пробудился в привычной реальности. Все та же квартира, все те же панорамные окна и льющийся свет фонарей в нее. Сколько сейчас время, он даже предположить не мог, но потянувшись за телефоном, что лежал по правую руку, увидел — 23:37. — Твою мать… — встревожился он. Разблокировав телефон, он увидел сообщение от Саске с текстом «Ты где?», которое пришло еще пол часа назад. Блондин приподнялся и, зайдя в переписку, вдобавок увидел пропущенный. — Блять… Он тут же нажал вызов и замер, понадеявшись, что Саске еще не спит. Учиха же давно был дома и от скуки, надеясь на звонок, игрался с Аодой — этот маленький кошмарик стал куда сильнее и уже не стеснялся показывать острые зубы и когти. Он спивался в крупную ладонь парня и драл мягкими задними лапками. Саске это умиляло, но, к сожалению, на душе все равно было пусто. Дыра зияла и пропускала ветер с неприятным завывающим звуком, как за окном. Агрессия сменилась, на безысходность, а надежда на смирение. Саске иногда поглядывал на телефон и думал, что если Наруто не перезвонит до 00:00, то тот элементарно ляжет спать — у него осталось 30 минут. Отвлекая себя черным пушистиком, что яростно впивался в его руку зубами, Учиха посмотрел в окно. Среди бесчисленного скопления звезд, тусклый фонарный свет обречено боролся с наступившей тьмой. Саске потерялся в этой бескрайней, бездонной пустоте, где душа гасла подобно огню спички в зимние ночи. Тревога растворялась бесследно среди океана запутанных уз, из-за лекарства. У этой пустоты, где живут и другие потерянные души, сверкали только недосягаемые звезды. А на земле все исчезло и мертво. Там жил последний, уже почти потухший, луч надежды. Его спугнуть — достаточно неосторожно вздохнуть. Поэтому он в страхе задержал дыханье и ждал. Ждал, когда доведет себя до той точки невозврата и перестанет дышать, не прилагая усилий. Телефон загорелся, освещая комнату, поглощенную мраком и Саске дернулся от вибрации. Он увидел входящий от Наруто и был неимоверно рад, что смог вдохнуть. Учиха потянулся за ним и тут же взял трубку. — Слушаю. — Я уснул, прости, пожалуйста, — сразу оправдался Узумаки. — Понятно… — улыбаясь, тихонько подал голос тот, попутно играясь со зверьком. — Как самочувствие? — Плохо, те таблетки мне больше не помогают… Выписали новые, я из-за них вырубился. Саске поджал губы и робко выговорил: — Я теперь тоже на таблетках… — Да? Что пьешь? Он глянул на упаковку и сказал: — Транквилизаторы. — Помогают? — 50/50, скорее делают овощем. — Понимаю… что ж… — Наруто вздохнул. — Что с лагерем? Учиха посмотрел на потолок и Аода, которому надоело играть с безучастной рукой хозяина, спрыгнул с кровати. Саске вздохнул и глянул в сторону кота, что уже терся у двери. — Все так же… — поднимаясь с кровати, ответил он. — Бегали с Кибой, но… бесполезно. Обошли два корпуса, ничего кроме разбитых бутылок и пуль от страйкбола не нашли, — Саске выпустил зверька и неспешно вернулся на кровать. — Ну, может ты вспомнил что-нибудь? Учиха помотал головой: — Нет. Ничего. — Правда? Может, вспомнил, а потом забыл? Саске глянул на свою расписанную в разных чернилах руку. — Может быть, — дрогнув, он коснулся пальцем пометки и решил отпустить ситуацию. — А, может, и нет… — Чем еще поделишься? — судя по стянутому механическому голосу в трубке у Учихе, Наруто поднялся с кровати. — Даже не знаю, — еле улыбаясь, отвечал тот. — Смотря, что ты хочешь знать. Слушая того через свою призму, Узумаки подошел к холодильнику и открыв его, достал бутылку молока. — Мне все равно, я просто хочу послушать тебя. — Хах, — усмехнулся абонент. — Вот это я слышу впервые. Узумаки слегка поперхнулся, отпив прямо из горла. — Ч-что? — откашливался он. — Почему? И пока брюнет вслушивался в кашель друга, он выигрывал время. — Наверное, потому что никогда прежде не слышал подобное в свой адрес. Поставив молоко обратно в холодильник, Наруто развернулся и двинулся на диван. — Звучит как-то грустно. — Да, возможно. И оба вдруг замолчали. В давящей тишине, никто не знал, чем поддержать диалог. Мысли каждого бегали из крайности в крайность, проматываясь быстрой кинопленкой в 10-тикрастном увеличении. Пауза затянулась, и Наруто решил спросить первое, что упало на язык. — Как на работе? — Хочешь поговорить о моих клиентах? — немного смеясь, поддел Саске. — Хочу, чтобы они не доставляли тебе проблем, — меланхолично отзывался юноша, и учиховская улыбка медленно сползла с лица. — Пока все нормально. — Ну и хорошо. И все же вопрос оставался открытым. Наруто помнил про него, как никто другой, но не знал, как деликатно подъехать к этой теме, поэтому… — Ты так и не объяснился… — М? — Саске удивился тот. — Ты о чем? — Мы не закончили тот разговор. Учиха вновь посмотрел в окно и на край подоконника неожиданно приземлился огромный черный ворон. Он посмотрел на парня весьма укоризненно, наклонил голову в бок и, отмечая что-то для себя — улетел. — Ты о том, почему я заблокировал тебя? — Да. И парень так и не придумав ответ, притих. Говорить правду — не выгодно, а врать о чувствах не хотелось. В нем вновь боролись две крайности и разрывали, переманивая каждая на свою. — Наверное, потому что дальше я не увидел смысла… — В нашей дружбе? — Я не знаю, чего еще ожидать, — надавил Саске. — Сейчас все не стабильно и я вообще не должен с тобой поддерживать общение, как минимум в целях безопасности. — Сейчас уже все нормально. Если бы ты не накручивал себя, мы бы решили эту проблему вместе. — Город все еще ищет тебя, — напомнил тот, поднимаясь с кровати. — Как минимум Нил еще не закрыл дело, настолько мне известно, — он поставил Узумаки на громкую связь и полез за сигаретами. Наруто затих, обдумывая услышанное. Брюнет вытащил палочку из пачки, засунул в рот и полез за зажигалкой. — Мне кажется дело в другом, — сказал Узумаки. И Саске замер с полыхающим огнем у лица. Его сердце вдруг заколошматило и подожжённый табак зашкворчал, как вода на раскалённой сковородке. Поморщившись от подожжённых ядовитых паров, Учиха убрал сигарету от лица и вышел на балкон. Положив телефон на подоконник, он отодвинул сетку и закурил, выпуская дым на улицу. — И в чем же? — нервно отозвался он. Наруто долго не решался ответить и Саске окликнул: — Алло? — Да, я слышу. — Жду ответ. Поразмыслив, Узумаки сказал: — Я чувствую себя виноватым, что доставляю проблемы. И мне кажется, что ты заблокировал меня, потому что я надоел тебе. Возможно, ты считаешь меня скучным, глупым и бесполезным, но… я надеюсь, что это всего лишь мои мысли о себе. Что… на самом деле это не так… — старые раны заныли на кончиках пальцев. — По крайней мере, я надеюсь на это… Саске потускнел, совсем не ожидая услышать подобную характеристику. — Да, ты прав, — без доли колебаний, сказал он и Наруто дрогнул. — Ты действительно глупый, нудный и совершенно бесполезный, — Учиха затянулся, слушая тишину. Горечь забила горло блондина. Сдерживая головокружение, Наруто рухнул на край кровати и голос Саске прозвучал, как гром среди ясного неба: — Ты придурок, раз думаешь так о себе! Полный идиот! Светлые ресницы задрожали и Наруто испугался. — Ч-что? — Как у тебя вообще язык повернулся это сказать?! — Но… — Никаких «но», Наруто! — серчал Учиха. — Никогда, слышишь?! Никогда! Не смей думать о себе так! Наруто только и мог, что хлопать глазами. — Тогда почему ты заблокировал меня? — задал он этот вопрос уже не в первый раз. И Саске выпуская дым из легких, сказал: — Потому что дурак — я, а не ты. Узумаки притих, надеясь на продолжение, но тот молча переваривал информацию. — Ты не дурак, Саске… — послышалась с телефона парня. — Просто ты… запутался и не можешь разобраться. — Так и есть… — шепнул Саске. — Расскажи мне… — Нет! — будто-то поджидая вопрос, перебил он и Наруто надул губы. — Хорошо, не буду давить. Слабо улыбнувшись, Саске вновь поднес сигарету к губам, но не затянулся. Он занюхнул дым со своих бархатных рук, чувствуя им холодный нос: — Что у тебя с работой? Не сразу поняв вопрос, Наруто затупил: — А что с работой? — Ты сказал мне, что работаешь. — Да, так и есть, но… — он прервался смотря на забинтованную руку, вспоминая, что бинт надо поменять. — Сейчас пока отдыхаю. — Больничный, да? — Угу. — Заболел? — Ну, не сказал бы… просто травма небольшая, — блондин поднимаясь с места, поставил Саске на громкую связь и, оставив телефон на диване, двинулся за аптечкой. — Меня отстранили на время из-за нее. — Что-то серьёзное? — Саске заволновался. — Нет, просто руку ошпарил. — Сильно? — Ну… — снимая бинт, Наруто оголял место поражения все больше и больше, пока не показались запечённые красные пятна и огромные лопнувшие пузыри. — Достаточно. По телу Учихи пробежали мурашки, заставляя чувствовать боль от лазера на стыке шеи с левой стороны. «Собака непутевая» — мысленно ругнулся на Узумаки брюнет, закатывая глаза: — Надеюсь, у тебя есть все необходимое? — Да, не волнуйся! — задорно отозвался тот, накладывая новую повязку. Но он не мог не волноваться. Слабо понимая свою романическую сторону, его мужская гордость по привычке оскорблялась собственной влюбленностью. Он привык считать ее слабостью, унижением, дрянностью особенно по отношению к другим мужчинам; но в то же время понимал, что совладать с собой не в силах. Чем больше думал об этом, тем сильнее становились его чувства. Им овладевало очарование той самой атмосферы всеобщей легкости и эйфории, что прерывать не хотелось. Наоборот — хотелось большего. Но неожиданный вопрос сорвал с Учихи розовые очки. — Как там Сакура? Вы видитесь? Тягостное чувство разочарования хлынуло в его больное сердце, круто отрезвляя разум, что быстро переродилось в угнетающее душу презрение. — Бывает, — грубо ответил он. — Что говорит? Бледнея от волнения, Саске испугался своей же реакции, а потом испуг сменился негодованием, он неожиданно покраснел, до седых волос и его глаза, прямо устремленные в пустоту, потемнели, а потом загорелись ярким пламенем неудержимого гнева, наполняя мраком сердце. — Она сказала, что тебя отчислили, — нервно затянувшись, Учиха высосал остатки табака и выкинул бычок в окно. — Оу… мама, наверное, расстроилась. — Ты все еще думаешь о ней? — раздражался тот. — Конечно, она же моя мама! — возмутился Наруто. — Я не об этом… — схватив телефон, уходя вглубь комнаты, парень наотмашь захлопнул балкон, ступая босыми ногами по холодному полу. Узумаки нахмурился, но сделал вид, что не замечает раздражительного тона: — Я думаю обо всех людях, что когда-то окружали меня. Мне интересно, как они, чем занимаются и чем живут, поэтому… — Не уходи от ответа. — Что? — Наруто не понял. А тем временем в сердце Саске не переставала бурлить целая масса из неудовлетворенной любви, оскорбленного самолюбия, бессильной злобы и бесправной ревности. Он никогда не умел делить людей. И никогда не хотел научиться делать это. Он был до ужаса жадным и через чур эгоистичным в собственных желаниях. — В каких отношениях ты находишься с Сакурой? — этот вопрос стоял уже не только в личных переживаниях. — Мы друзья. — Хм… — нервно присев на кровать, Саске крутил телефон в руках, не в силах привести нервы в порядок. — А… она такого же мнения о тебе? — Конечно, — фыркнул тот, закрывая аптечку. — Она прямо дала это знать. И Саске ошпаренный горьким опытом, спросил: — И… ни разу не было такого, что она вытиралась в доверие, делала вид, что переживала, а потом при малейшей слабости брала над тобой контроль? Голубые глаза расширились. — Ты чего куришь? — А? — Она бы никогда так не поступила! — прикрикнул Узумаки. — Я же говорил тебе, что Сакура мой самый близкий друг из всех, что я знаю! Распознав бурную реакцию, Саске сделал определённый вывод. — Ты так говоришь, потому что в нее влюблён, — и это был не вопрос, а вывод. Нервный шок вызвал физическую слабость и Наруто почувствовал, как кишечник крутануло. Какой-то странный шум кипел в ушах, перед глазами мелькали искры. Нейронные связи помнят это чувство — ярость; руки тут же зачесались набить морду этому Учихи, но потом все сошло на нет. Блондин поменялся в лице и вдруг заговорил не своим голосом. — Ты прав только в том, что я действительно любил ее, — сознался он. — Я знаю, что она никогда не ответит мне взаимностью, и я заставил себя смириться с этим, — он перевел дыхание и добавил. — Наверное даже потому что, я знаю, что она любит тебя. Саске задумался, а затем усмехнулся. — Что смешного? — грубо спросил блондин. — Я тебя понял. — А ты? — М? — Что ты думаешь об этом всем и… почему вдруг так негативно относишься к ней? Учиха выпячивая подбородок, поджал губы и свесив голову, покачал ей. Устало вздохнув, он не переставал изводить себя. Его дико раздражало то самое воспоминание о Харуно. — Думаю, что хорошо жить в неведении… — он чувствовал себя совершенно разбитым, и к этой усталости с наплывом воспоминаний присоединилось нравственное утомление. — Хорошо, когда ты остаешься в тени и не видишь всего того мерзкого, что вижу в людях я. Узумаки ничего не понял. — Хочешь сказать, что Сакура обманывает меня? — Не знаю, — отрезал тот. — Скорее… скрывает или недоговаривает. Раз ты знаешь ее всю жизнь, думаю, ты заметил в ее характере одну убойную черту — она патологическая врунья. «Нет…» — Узумаки встрепенулся, вспоминая, как поймал однажды подругу на обмане, но… если бы не Саске, то тот бы еще долго пребывал в счастливом неведении. — Тогда у нее была причина… — Разве? Не ты ли ее лучший друг? Не ты ли говоришь о ней исключительно в положительном ключе? Ах, я забыл. Это же ты смотришь на нее влюблёнными глазами. Язвительный тон прекратился и Наруто напрягся: — Не надо настраивать меня против нее. — Это исключено твои мысли. Я же просто делаю выводы — из-за разного опыта общения с этой дамой у нас разное восприятие. Это нормально. — Что такого могла сделать Сакура, что ты ее так ненавидишь? — Наруто закипал, но старался не подавать виду. Учиха усмехнулся и покатился в бок, пока не упал на мягкое одеяло разобранной кровати. — Ты действительно хочешь услышать это? Блондин сглотнул, боязно скрипнул зубами и сказал: — Говори. — Ладно… Учиха впал в мрачную задумчивость, которую питали одиночество и бездействие. Он отрешённо сказал: — Все произошло в том году, в ночь Хэллоуина… мы всем составом праздновали его в стенах клуба, а потом перебирались в притон, дабы посидеть в своей обстановке…*flashback/повествование от первого лица*
Я навеселе сидел в окружении Кибы, Сэма, Пита, Сакуры и еще пару человек, что пришли с ними в раздевалке. С ними были еще пару девчонок, но они лизались друг с другом. Мне было глубоко все равно: кто они и почему сидят с нами. Я был с Кибой и планировал уйти с ним, но… внезапно Сакура начала проявлять знаки внимания в мою сторону. До этого мы общались крайне редко, — только по делу, — но где-то на подсознательном уровне я знал — она ко мне все еще не равнодушна. Мы знакомы с детства и тогда она бегала за мной как собачка. Крутилась вокруг меня будто я единственная причина, по которой она существовала. Она раздражала меня, т.к. хотела того, чего я не мог дать ей — внимания. Я был занят тренировками с братом, а она исподтишка подсматривала за мной. Она вселяла жуть, как самый настоящий сталкер, а потом… я уехал в лагерь. Наши пути разошлись, и я забыл о ней. Позже — интересы сменились и через некоторое время, когда мне было 19 я повстречал девушку, с которой у нас завязались отношения. По иным обстоятельствам, она привела Сакуру, где и состоялась наша вторая встреча, спустя несколько лет. Это был клуб «Неон» и я сразу узнал ее по розовым волосам и зеленым глазам — она круто изменилась, — стала намного женственнее и ухоженнее — она привлекала глаз, но на остаточных воспоминаниях, я понимал, какой она человек и мне стало не интересно. Тем более моя голова была забита совсем другими вещами. Итак, сидя в кругу на удобном диване, каждый рассказывал какие-то треш истории под тихую фоновую клубную музыку, где один чуть не выпал в окно, а другой в след за ним — типичные развлечения типичной молодёжи, которые мне были чужды. Я же уходил в алкоголь по своим причинам. Киба сидел рядом и косо поглядывал то на меня, то на Сакуру, что явно вела себя странно. Обычно в моем обществе она вела себя скромно и предельно сдержанно, но видимо, градус развязал ее. Она громко смеялась, хлопала в ладоши и несла полнейшую дичь, поддерживая разговор не трезвых ребят. По правде говоря, меня отталкивало подобное поведение, хоть я и сам был непротив влиться в их тусовку. Походу, меня начало отпускать — становилось скучно и шумно, — хотелось выйти на улицу и покурить. Я хлопнул Кибу по плечу и сказал: — Пойдем, выйдем. Он глянул на меня и, увидев, что я полез в карман за сигаретами, поставил стакан с виски на столик и пошел за мной. — Мы сейчас. Стоило нам покинуть комнату, как позади себя я услышал мельтешание и стук острых каблуков. Бросив взгляд на Кибу, я краем глаза увидел Сакуру за углом. Я понадеялся, что она не пойдет за нами. Мы вышли на воздух, — пахло зимой, как и сейчас. Стало так тихо, что мне захотелось раствориться в этой тишине и мраке влажных от дождя улиц. Я закурил и присел на корточки — ноги гудели. Киба последовал за мной, и мы затихли, каждый бродя в своих мыслях. Алкоголь утекал, но стоило разбавить его никотином, как голова пошла кругом. На моем лице появилась дурацкая улыбка, согнать которую, было тяжелее всего, да и честно говоря — не хотелось. Я рассмеялся со своих тупых шуток в голове и Киба спросил меня: — Ты че угораешь? — Да так, тараканы голову щекотят. И Киба усмехнулся: — Понятно. Дальше мы курили в тишине, пока внезапно к нам не вышла Сакура с двумя стаканами виски. Я глянул на нее — она еле стояла на ногах. Как же это было убого — все же алкоголь уродует людей, — и я не исключение. Мы все были заложниками своих слабостей, как, собственно и она. Сакура подошла к Инузуке и присев рядом, попросила: — Можно? Речь шла о сигарете, что курил Киба. — Конечно, — со своих рук, он дал ей закурить и та, видимо с непривычки, закашляла. — Мне кажется, не стоит. — Все нормально, — давилась она. Я изогнул бровь и все затихло. Мне вдруг стало интересно: зачем она сюда пришла? Покурить? Подышать воздухом? Я запамятовал, что в моих руках тоже тлел табак, и когда я вспомнил, скинул целую половину испепелённой сигареты и затянулся. Стараясь держать голову в холоде, Киба начал ёрничать. Не знаю, что произошло, но я начал думать, что ему элементарно некомфортно находиться тут втроем — с Сакурой. Я глянул на нее из-за спины товарища, но та лишь попивала из своего стакана, по-прежнему держа второй — другой, почти полный. Киба привлек мое внимание, выброшенным бычком, что разлетелся в красные искры. Этот парень неожиданно поднялся и, убирая руки в карманы, сказал: — Идем? Я почувствовал на себе ее взгляд и посмотрел на Сакуру. Она протянула мне стакан. Без задней мысли, я принял ее презент. — Я позже подойду, — отвечаю я ему, оставаясь на корточках. Киба оглянулся, кивнул и ушел, а я покуривая остатки, запил горечью и шмыгнул носом. Сакура выглядела уже не такой улыбчивой — скорее задумчивой. Я поглядывал на нее время от времени, пока табак не закончился. Потушив бычок, я тяжело поднялся и та проследив взглядом, отметила шаткость моей походки. Неожиданно в моих глазах небо перевернулось, а земля ушла из-под ног, я успел ухватиться за поручень и остаться на ногах, пока та уклонялась от моих несуразных движений. — Тихо-тихо, не падай! — Ага… — промычал я, жмуря глаза. Мне стало плохо — бросало то в жар, то в холод. Я задрожал от знойного холода. Голова никак не успокаивалась. Еще никогда в жизни я не ловил таких вертолетов, и по правде говоря, больше не хочу. Я не заметил, как Сакура поднялась и, коснувшись моей кисти, повела внутрь. Я не помню, чтобы она что-то говорила, наверное, потому что я не слышал вообще никаких звуков, кроме дико давящего звона. «Та сигарета была лишней» — думаю я и вообще не замечаю, как оказываюсь в одной из свободных от людей комнате. Перед глазами все плыло, и я остановился где-то на полпути. Размазанными тенями я видел ее силуэт, что покидал меня. — Все хорошо? — ее голос ударил меня по ушам, а затем растворился эхом. Я зажмурился и мою голову, будто сдавило двумя каменными плитами — казалось, что еще чуть-чуть, и она разойдется по швам и превратит мозги в фарш. — Нет-нет-нет… — отвечал я быстро, пытаясь перевести дух. — Мне очень плохо. Коридорный свет был единственным в этой комнате и если бы не он, я бы и не понял, что за приятная прохлада касается моего лба. — Ты горишь. — Я чувствую… — шепчу я и закрываю глаза. — Присядь, я принесу что-нибудь. Я не присел — я рухнул… чудо, что на кровать! Думал, что ударюсь об пол и разобью висок. Постельное белье касалось моей щеки, а затем рук, и случайно оголённого живота. Я не придал значения тому, что кровать была разобрана — единственное, что я чувствовал череду сменяющих меня эмоций. Я злился и одновременно плавал в бессилии. Мне хотелось кричать от ярости, а потом от боли. Я не понимал ни себя, ни происходящего. Я жаждал прекратить это, а потом неожиданно для дурного меня на пороге появился женский силуэт. Сквозь щель прикрытых глаз, мне уже было не весело видеть ее в приглушенном свете. Сакура подошла ко мне и спросила: — Все еще плохо? — Да… Она оглянулась по сторонам и протянула мне что-то. — Выпей, полегчает, — она держала стакан. Но я не хотел пить — меня тошнило. — Нет… — Это вода. — Я сказал нет! — неожиданно сорвался я, заставив ее онеметь от шока. Я одернул себя и шепнул. — Извини… — Ничего… — ее хрупкая рука поставила стакан на тумбочку, и звук, что издал стакан, отозвался в моей голове десятикратно. Я жмурился от света и закрывал уши от малейших звуков, будто меня парализовало бешенство — я пугался всего. Поддавшись панике, я услышал какие-то голоса — они говорили все разом, но я не понимал что. Словно толпа людей прошлась по коридору, не замечая нас. Я поднялся и в панике посмотрел на свет — никого. Мне становилось все страшнее и страшнее —путь к воздуху перекрыла собственная глотка. Я понял, что это паническая атака — меня трясло, так же как и ее. Сакура смотрела на меня с жалостью, и на долю секунды я увидел волнение в ее светлых глазах. Я понимал, что она хотела поддержать меня, и я позволил ей поухаживать за мной. Со временем мне становилось легче — отпускало, но не переставало бросать: то в жар, то в холод. Я не отдавал себе отчета, почему сейчас нахожусь тут, с ней, совсем один. Где Киба? Сэм? Остальные? Мой разум был пуст. Спустя какое-то время Сакура спросила меня: — Когда собираешься домой? Честно сказать, я не знал. Я не особо рвался менять локацию. — Не задавай такие сложные вопросы… Она посмеялась и повторила: — Как самочувствие? — Дурно. Она вздохнула и оглянулась, посмотрев на тот самый стакан с водой. — Может, всё-таки выпьешь? Или тебе противно пить что-то без вкуса. Я расплылся в пьяной улыбке и сказал: — Да, есть такое. — Могу разбавить соком. — Нет, — медленно поднимаясь, говорю я. — Давай так. Она тут же подскочила с места будто хотела выполнить свой истинный долг — подать стакан воды в трудную минуту. — Держи. Я потянулся и, сделав пару глоточков, меня словно окунуло в дурь — я чувствовал, как нечто гадкое рассекается по моим жилам и захватывает контроль над моим телом. Мне поплохело, и начало еще больше тошнить. Набрав в рот воды, я хотел сглотнуть, но поперхнулся и попытался отдышаться. Сквозь слезные глаза я посмотрел на нее. Она забрала стакан из моих трясущихся рук, чтобы вода не плескалась из стороны в сторону. — Может скорую? У тебя явно передоз. — Нет, — отрезал я, все еще кашляя. Она потускнела. Я немного пришел в себя. Голова ходила кругами, и на долю секунды я почувствовал, что нахожусь где-то не здесь. Где-то там… далеко-далеко, где нет страданий и боли. Я искренне посмотрел ей в глаза и увидел два изумруда, что светились в тусклом свете коридорных лучей. А потом, ослабив, рухнул — упал прямо на ее грудь. Я ожидал, что она вскрикнет и оттолкнет меня, но она замерла. Я лежал и говорил себе: «сейчас, сейчас я встану» но даже дрогнуть не смог. Алкоголь свалил меня, а сигарета добила. Я приоткрыл глаза, сглотнув, хотел сказать, что пора идти, но ее рука коснулась моей спины и провела вниз. Я щекотлив на эту зону, но тогда меня было не пробить — мурашки умерли. Я вообще ни на что не реагировал. Позже, меня догнали мысли: «она вкусно пахнет». Не знаю, чем она пользовалась, но запах был сладко-цветочный. Мне становилось спокойнее, а потом невыносимо жарко, словно лихорадило. Я хотел оторваться от нее, потому что от нее разило дополнительным теплом, а потом понял — что-то не так. Весь мой жар уходил куда-то вниз и скапливался в ногах и в паховой зоне. Мой член внезапно запульсировал и я смутился. Такое бывает от передозировки Виагры — я привык, но, даже понимая, что она не упрекнет меня за это, рядом с ней я чувствовал себя максимально неловко. — Как ты, все хорошо? — спрашивала она. — Еще пить не хочешь? Я хотел. И вправду хотел. — Да. Она протянула мой, еще недопитый стакан и я выхлебал его без остатка. — Спасибо, — говорю я, и она убирает стакан обратно. — Не за что… Я попытался прийти в себя — почесал глаза двумя пальцами, одной руки и устало вздохнул, — не выходило. А потом я почувствовал сладкое чувство, что пронзающее раззадорило меня, когда мои щеки вдруг потрогали чужие руки, — какое-то томительно-страшное наслаждение. Я хотел поднять глаза и сказать, что пора бы разойтись, но она обхватила меня за челюсть и накрыла мои губы своими. Меня пробрал мороз, а потом ударил разряд тока, мне казалось, я протрезвел, а когда ее язык пробрался сквозь щель ряда моих зубов, я понял — это пиздец. Мой член стоял, как вкопанный и уже предвкушал проникновение, а я, боязно боролся с этой физической слабостью. Совесть кричала мне: «Нет! Остановись!» но я не мог. Я потерял себя еще тогда, когда выпил что-то из ее рук. А дальше пропасть. Помню, что хотел все прекратить, закончить на поцелуи и вернуться домой, но на момент моего пробуждения, где я был 100% уверен, что проснусь с головной болью и жутким похмельем в родных стенах, — я увидел притон, — и ее, спящую по правую руку лицом к стене. Я испугался — остаточные воспоминания об этой ночи, мне мерещилось сном! Я попытался вспомнить, как все прошло. Во рту еще гулял привкус алкоголя и чего-то еще, чего мои рецепторы не смогли распознать. Поднявшись, я ощутил морозный осенний холод, что лился из узких окон цокольного этажа. Я замёрз. Но откинув одеяло, я увидел себя нагишом. Та тоже не выглядела одетой — Сакура прикрывала свои груди, сгибаясь пополам. Я не хотел в это верить… Нет! Быть этого не могло! Мой страх мигом сменился на агрессию, и я поднялся. На мои попытки найти одежду, я перевернул комнату с ног на голову и соответственно разбудил ее. Мне удалось найти трусы и штаны. Обрадовавшись такой мелочи, я сел на край и быстро начал одеваться. Сакура же застонала, подбирая одеяло под себя и от этого звука, меня пробрала дрожь. Мелкими флешбеками, в голову врезались картинки, где я слышал ее стоны, чувствовал ее похоть, страсть, тепло… как она прыгала на мне и кричала, что хочет еще! Во мне закрадывалась ненависть. Я возненавидел себя и заодно ее. Как я мог допустить это? Я же… вовсе не люблю ее. Я обернулся и, схватив кончик одеяла, рывком обнажил ее тело. Сакура не сразу поняла, что произошло, скорее почувствовала холод и обернулась. Увидев меня она шокировалась и я посмотрел на нее с ног до головы и вспомнил, что мы даже не предохранялись. — Нет… — я резко ослаб и из моих отрешенных кистей одеяло упало само, скорее от осознания того, что она могла забеременеть. — Что… ты…? Сакура застыла, и молча бегая глазами, искала что накинуть. Не веря себе, я вскрикнул: — Что ты сделала со мной?! Она была до ужаса напугана, а мне хотелось содрать с нее шкуру. Под моим сердитым взглядом, она присела, скромно скрывая наготу, и промолвила: — Саске, я… — затихла она сама, наверное, еще не придумав, что сказать мне. — Что? — сдерживая себя, я рычал. — Я тебя слушаю. Но она проглотила язык и заострила внимание на сумке, что висела на ручке двери. Я заметил это и мысленно сторожа ее, чтоб не убежала раньше времени, подошёл к аксессуару и начал рыскать. — Нет! Пожалуйста! — Сакура вскрикнула, смотря на то, как я бесцеремонно лазал в ее лакированной сумке. — Саске, не трогай! Она подбежала ко мне, но было поздно, я нашел, что искал. Сакура, столкнувшись со мной, провалилась под моим взглядом. Я, держа находку, не отвлекаясь, показал ей стеклянный пузырёк. — Что это, Сакура? Она опешила и хотела вырвать у меня стекляшку. Я успел убрать руку — рост позволял мне смотреть на нее, на голову ниже. — Что это?! — заорал я и почувствовал, как внутри у нее что-то оборвалось. Мне было плевать на ее чувства, и я схватил тонкое горло и потащил к стене. — Мне повторить вопрос? Я ударил ее затылком, а она зубами, прикусывая язык. — Саске… — Сакура задыхалась, отчаянно пытаясь отодрать мою руку. — Я… кхг… — Что это спрашиваю! — Мефедрон, — сдавленно созналась она. — М, ясно, — я сменил тон и, выдержав момент, неожиданно для нее вдарил пощёчину. Ее кровь застыла в жилах, и мне хотелось ударить ее еще, и еще, и еще, еще, еще, еще, и еще! Нескончаемо много раз, чтоб выбить дурь из этой гребенной розоволосой девицы. Я поверить не мог, что Сакура способна на такое. Я вскипел гневом ярости и был готов убить ее прямо сейчас. — Если ты залетишь от меня, — я вдавливал ее голову в стену, держа за рот. — Обещаю, я убью тебя и твоего ребёнка. Я почувствовал влагу, что сквозь узкие щели забивалась в мои ладони. Она заплакала, но жалости у меня это не вызвало. Мне было глубоко плевать, из каких побуждений действовала она — тут ясно одно — она растоптала мои чувства. Девушка, что всегда руководствовалась логикой, потеряла голову и самообладание, поддавшись низменным утехам. Меня взбесил тот факт, что она испытывала физическое наслаждение в ощущении моей близости. Мое мнение кардинально поменялось, а нравственные убеждения стерлись с ее образа невинной девочки. Она веяла могильным холодом. Вспоминая наш поцелуй — медленный, страстный и глубокий, был смертельным ядом, а ее объятия, что полны нежности и чувственности, оставляли на мне трупные пятна. Это было высшая степень эгоизма — воспользоваться неконтролируемой слабостью и направить ее в свое русло. Как мне казалось, все это совершалось безмолвно — я пребывал в состоянии напряженной, болезненной отрешенности. Придя домой, я посмотрел на глаза — зрачки расширены, белки красные. Кожа покрывалась румянцем. Мне жутко хотелось пить, но удушающая тошнота не давала моему организму впитать влагу, — получалось промывать желудок. Меня знобило, лихорадило, вот-вот доходя до судорог, но я держался. Сидеть на месте не получалось — я ходил из комнаты в комнату и грезил об снисхождении. После, как следствие — я обратился в частную клинику и мне сделали вазэктомию. Я оправился и как очевидный итог — мы с Сакурой перестали общаться. А если приходилось пересекаться, я сравнивал ее с землей. Моя злость переросла во что-то больше и я начал издеваться над ней, глумиться, зная, что за это ничего не будет: я травил ее. Так же подливало масло в огонь факт того, что она знала, что я употреблял наркотики, но она специально выбрала тот момент, когда только начал с них слезать. Она убеждена, что бывших наркоманов не бывает, поэтому для нее подсунуть мне наркотик, как сахар в чай добавить. Я долго игрался с ней, что приносило это дичайшее удовольствие.flashback end
— Я не любил ее, но изначально относился к ней, как к человеку, который мог мне помочь, но после случившегося я вижу в ней исключительно шлюху, тварь и похотливую сволочь. Саске закончил и Наруто вздохнул, пребывая в крайней степени удивления — в ахуе. — Ну… я могу понять, почему она так поступила… — Почему? — Она любила тебя. Саске поджав губы, иронично спросил: — Ты тоже, чтоб влюбить в себя человека — насилуешь его? — Нет. — Тогда спрашивается: где тут любовь? И не согласиться с этим было очень трудно. — М-да… — Я не могу ее ни понять, ни оправдать. Мне всегда казалось, что любовь — это когда ты в первую очередь боишься даже словесно обидеть, ранить или задеть человека, не говоря о физической близости. Тут буквально пахнет самолюбием, безответственностью, наглостью и эгоизмом, — Саске прервался ненадолго, а Наруто так и не найдя нужных слов, решил промолчать. — Возможно, она понимала, что никогда не добьется моей взаимности, поэтому решила действовать наверняка. — Я не знаю, — вздыхал в трубку блондин. — Ты уверен, что двигаешься в правильном направлении? — У нее был шанс объясниться, но она этого не сделала. Сакура умная и до чёртиков глупая девушка. И тут Узумаки разозлился: — Она глупая, когда дело касается тебя! — Ты так думаешь? — Учиха удивился не агрессии, а ответу. — Допустим. — Ты же тоже совершаешь ошибки! Мы все совершаем ошибки! Почему ты просто не отпустишь эту ситуацию?! И Саске притих, готовясь атаковать: — Потому что я не умею прощать, Наруто, — не колебаясь сказал он. И это фраза действительно показалась headshot-ом¹, потому что абонент закостенел. — …Я никогда не умел и никогда не научусь этому. Злопамятство — не негативная черта характера — это умение оттачивать себя и избегать гнилых людей. Глупцы те, кто умеют! Люди не меняются! Те кто поступил плохо один раз — повторят и второй! Если ты глуп, туп и наивен, ты допустишь и третий, и четвёртый, и пятый! Так и будешь биться головой об прозрачное стекло, не понимая, что соседнее — открыто! — горечь сдавливала горло Узумаки с каждым его словом. — Если ты не глуп, ты будешь помнить негативный опыт и опираясь на него — расти. Наруто сдался. — Ясно… Тот угукнул и посмотрел время на электронных часах, что светились в темноте. — Час ночи… ты во сколько ложишься спать? Пребывая в состоянии отчуждённости, Наруто не сразу ответил: — Если меня ничего не тревожит, то сразу, после нашего разговора. — Понял. Повисла пауза, в который каждый думал о своем — Наруто о Сакуре, Саске о Наруто. Голова гудела у обоих по разным причинам. Узумаки подал голос: — И все же, для меня Сакура осталась такой, какая и была. Спасибо, за информацию. Саске удивился: — Тебе это вообще ничего не дало? — Нет. — Вообще?! — Абсолютно. — Дебил… — Эй! — Придурок. — Саске! — Кретин. — Хватит! — Ты конченный идиот, раз думаешь так легкомысленно! — гневался Саске, заставляя Наруто вздыхать и закатывать глаза. Они опять замолчали. — Че ты молчишь? — А что мне еще сказать? — Не знаю, — возникал парень. — У тебя вообще никаких мыслей нет? — Ну, есть, конечно, но… — Так, говори! Наруто перебрал стопки мыслей и закладок, но дать четкого ответа так и не смог: — Я не знаю… все звучит слишком ядрено и резко. Прям, фу! Возможно, потому что мы говорим о Сакуре и я никак не могу уложить это в своей голове… Саске угукнул и выдал: — Представь, если я напою тебя, подсыплю наркотик и выебу тебя в очко, что будет? — Э… — многословно отозвалось в динамике. — Ты чего? — А что? Тебе бы понравилось?! — Ну… насильно мил не будешь. — Вот и я о том же! — на автомате воскликнул он, а потом задумался. — …Что? — Что? — Ты… тебя смутило только это? — Что? — Узумаки не понял. — «Это» — твоя фраза. «Насильно мил…» — Всё-все, я понял, — перебивал тот и Учиха округлил глаза. — Ну… да, а как мне еще понимать. Я не хочу, чтоб меня изнасиловали. Предполагая совсем иное, Саске боялся подтолкнуть совсем к иному, — и так же испугался, что тот догадается сам, о что имел ввиду Учиха. Нужно срочно сменить тему. — Ладно, хорошо. Я понял, — лепет он, нервно сворачивая с пути. Наруто ничего ему не сказал, они еще какое-то время послушали тишину и Саске сказал: — Пойдем спать. — Хорошо… — Наруто зевнул. И Учиха невольно улыбнулся. — Доброй ночи. — Спокойной… — тянулся тот. — Мне было приятно провести это время, хоть обсуждали не самое приятное. — Да… — Саске усмехнулся. — Мне тоже. — Тогда… до завтра? — Надеюсь. — Надеешься? Почему? Брюнет потерялся в своих мыслях и ответил максимально размыто: — Зная наше общее положение, надеюсь, что у меня получится выйти на связь. — Значит… — его голос зазвенел стеклом. — Я могу не рассчитывать на контакт? Саске шумно выдыхая, улыбнулся: — Всему свое время… — Стой, подожди… — но Наруто сбросили перед тем, как закончить фразу. Учиху позабавил этот момент, а потом расстроил. Ему не хотелось поступать так грубо — скорее это вынужденная мера. — Прости меня…***
Раздражённый эгоизмом своего товарища, Узумаки вертелся, как уж на сковородке. Как же этот Саске выводил его — аж пар из ушей идет! Наруто по-детски обиделся, но быстро забылся. Он был рад, что так сильно смог разговориться с парнем. Бабочки порхали в животе, удаляли покой и умиротворение. На этой ноте, Узумаки обнимая подушку, уснул, как младенец.