Любопытство гопника сгубило

      Да, Чимин бесконтактно трахнул самого опасного отморозка в своём районе, и тот при этом явно постыдно кончил в штаны. Да, Чимин утешил своё самолюбие в полной мере, самоутвердившись за чужой счёт — сам, конечно, не ожидая от самого себя, тоже не на шутку завёлся, — но такое с ним редко случалось, поэтому списал на секундное помутнение рассудка. Однако, исходя из того, что он видел в ту ночь в глазах Юнги, Чимин не стал съезжать из собственной квартиры, доверившись слову хулигана. После того вечера он и вовсе не видел парня во дворе на протяжении, наверное, недели, полагая, что тот стеснялся показываться ему на глаза. Обещание же, данное отморозком, он посчитал для себя надёжным прикрытием, поэтому, не будучи дураком, решил воспользоваться удачным стечением обстоятельств и воплотить давнюю мечту — покрасить волосы в розовый цвет. Мысль казалась глупой и даже абсурдной, но, как свойственно всем глупым и абсурдным мыслям, прочно засела в голове. Суть договорённости никто не отменял — Чимин теперь неприкосновенный. И исполнение старого желания вкупе с возможностью, хоть и косвенно, но насолить местным придуркам, чьи унижения он терпел много лет, не могли не радовать. Ну, помаячит Чимин с ярко-розовыми волосами у всех под носом, подразнит, словно кот бродячих псов своим наглым видом, сидя на воображаемом заборе, но хотя бы проверит, стоит ли слово Шуги хоть чего-нибудь в этом захудалом и неблагополучном районе.       В закате уходящего солнца бронзовый цвет лица с правильными тонкими чертами и нежным румянцем на щеках хорошо оттеняла копна ярко-розовых волос, мягко развевающихся на ветру, пока Чимин в приподнятом настроении топал домой из салона красоты. Не ограничившись одной покраской, Чимин пробил ещё и ухо, повесив в него давно купленный им серебряный крестик, который блестел в лучах заката и отбрасывал мелкие блики в разные стороны. Настроение супер, погода шептала, а в наушниках играла любимая мелодия, под которую Чимин мысленно ставил себе будущий номер, продумывая заодно и прикид.       Приближаясь к подъезду, Чимин заметил какую-то возню и невольно притормозил. Местная поддатая шелупонь уже взяла какого-то старшеклассника в оборот, а их высокоинтеллектуальный разговор с матами слышен был на всю округу. Повнимательнее присмотревшись, Чимин распознал Юнги, сидящего на спинке лавки. Парень по своему обыкновению держал в зубах сигарету и лениво наблюдал со стороны за происходящим, предпочитая не вмешиваться. Вот и представился ему идеальный случай проверить слово главного хулигана. Воздух наполнил грудную клетку до краёв, а Чимин надулся, словно бойцовский петух, и уверенно шагнул навстречу пиздецу с гордо поднятой розовой головой. Исключительная принципиальность, взращённая годами унижений и избиений в школе за свои гендерные предпочтения, не дала Чимину здраво рассуждать, а желание проверить обещанное и испытать свою неприкосновенность на деле у местной шпаны затмила все доводы рассудка.       — Нихуясе, блять! — возглас удивления сорвался с губ у одного из гопарей, и вся толпа синхронно повернула голову в сторону розоволосого.       Удача явно на стороне старшеклассника. О нём мгновенно все дружненько забыли, хоть парень и сам немного завтыкал на смертника-Чимина, но быстро опомнился и свалил куда подальше в закат, так и не успев расстаться с карманными деньгами. Даже Юнги выпрямился в спине и от удивления вытащил сигарету изо рта, когда розовласка уверенно подошёл к охуевшей толпе.       — Слышь, педик, а хули ты такой храбрый стал? Давно по рёбрам не получал? Каминг-нахуй-аут решил сделать? Так мы тебя мухой прикопаем в этом палисаднике.       — Шугич, ты только погляди на волосёнки эти, да ему жить надоело! Страх потерял, ничему жизнь не учит. Ща мы этому чёрту быренько мозги на место вставим.       Чимина окружила стая гогочущих псов, кто-то с интересом ощупывал его шелковистые волосы, а кто-то поддевал мизинцем его новую серьгу в ухе. Все шакалы стадно отпускали сальные шуточки в его сторону и ржали, разбрызгивая едкую слюну, успевшую за столько лет настолько сильно пропитаться спиртом, что Чимин от одного запаха чувствовал лёгкое опьянение. В области груди жгло плохо скрываемое возмущение, когда его начали пихать со стороны в сторону от одной мрази к другой, а футболку привычно намотали на кулак. Чимин взглядом гневно сверлил одно-единственное лицо со шрамом, не обращая внимание на остальных, которое с любопытством разглядывало его модный цвет волос. Он, поджимая губы в недовольстве и сдерживаясь из последних сил, резко вскинул бровь и уверенно вздёрнув носиком в воздухе, бросил немой вызов Юнги.       — Разошлись! — рявкнул Юнги с лавки, открыто глядя на Чимина в ответ.       Медленная затяжка, и окурок полетел в знакомый палисадник к своим обугленным товарищам, а мелкая шпана опасливо расступилась, открывая доступ поднимающемуся со скамьи главарю. Футболка, явно контрастирующая чистотой, всё ещё была намотана на чужой немытый кулак одного из гопарей, а Юнги, подошедший вплотную к другу, так и не оторвал свой лисий прищур от Чимина. Сердце бешено колотилось о рёбра, а тело вздрогнуло от напряжения, когда до ушей Чимина донёсся вскрик того самого отморозка, упорно держащего его футболку, и взгляд мгновенно переключился на орущего.       — Я чё, блять, не ясно сказал?! Грабли убрал! — Юнги жёстко потянул парня за волосы назад и угрожающе прошипел ему в лицо, пока остальная толпа мусора расползлась в разные стороны, подальше от угрозы. — Кекса не трогать, всем ясно? Узнаю хоть про одного — пожалеет каждый. А теперь дружным строем съебались отсюда, — на этот раз хулиган рявкнул своё обращение всем остальным и несильно дал под дых своей жертве для лучшего усвоения материала.       Чужой взгляд снова прилип к его красивому румяному лицу, и Юнги зрительно ответил на недавний немой вызов. На губах Чимина появилась сдержанная улыбка, а напряжение щёк пыталось хоть как-то скрыть непрошеную эмоцию на лице. Толпа мгновенно свалила подальше от подъезда, а Чимин, молча проводив их взглядом, вызывающе глянул на Юнги, вставил выпавший наушник в ухо и ушёл в подъезд, так и не сказав гопнику ни слова. Нагло? Да.       Провожая парня возмущённым взглядом и недолго думая, Юнги дёрнул головой, недовольно цокая, и сорвался следом в подъездную дверь, в попытке окрикнуть розовласку.       — Э, Кекс, слышь, притормози, — Юнги начал ещё больше беситься, когда парень и носом не повёл на его обращение, и продолжил подниматься по ступенькам вверх. — Ты глухой?!       Крепкая хватка шершавых пальцев сомкнулась на локте Чимина, и его резко потянули назад. Потеряв от неожиданности равновесие на ступеньке выше, он всем телом навалился на Юнги, при этом успел выгнуться и напрячь грудь в попытке найти хоть в ней опору, лишь бы не грохнуться с лестницы. Наушник выпал из уха и повис на плече, пока он охнул от удивления, оказавшись нос к носу с хулиганом, и удивлённо уставился на него круглыми глазами.       Секунда, а Юнги забыл, зачем он вообще поплёлся за ним в подъезд, потому что от парня невероятно вкусно пахло сладким бальзамом для губ, а его выдох прошёлся аккурат по губам, заставляя что-то зашевелиться не только в груди, но и в штанах.       Маленькие ручки упёрлись в жилистые плечи хулигана и мягко оттолкнули, тут же восстанавливая потерянное равновесие в теле, в то время как спина ощутила на себе чужие тяжёлые ладони, удачно поймавшие Чимина на лету. Наконец-то выпутавшись из ловушки чужих рук и донельзя раздосадованный пережитым унизительным страхом скатиться с лестницы, Чимин сделал два шага по направлению к ровной подъездной площадке и остановился. Несколько приподнятые ноздри изящного носика раздулись в негодовании, и Чимин закусил очерченные пухлые губы в ожидании причины его задержания хулиганом.       Промаргиваясь и выдохнув приторно сладкий запах бальзама, Юнги мотнул назад головой, откидывая иссиня-чёрные, цвета воронова крыла волосы, небрежно разбросанные по его лицу в суматохе, и вернул непоколебимую суровость, подходя к розоволосому вплотную.       — Кекс, ты оглох, что ли?       — Я не слышал, наушники. — В пальцах демонстративно покрутился выпавший из уха наушник, а Чимин постепенно вернувший своё самообладание, мысленно напомнил себе, что видимый страх лишь сильнее раззадоривал таких, как Мин. — Ты что-то хотел?       — Нахера ты в розовый башню выкрасил? Тебя нехило так отпиздить могут, мозги потом не соберёшь.       — Захотелось. А что? Тебе не нравится? Или ты за меня вдруг стал переживать? — Чимин вызывающе дерзко улыбнулся и сделал шаг вперёд, глядя отморозку прямо в глаза. Призрачная власть над гопником в помутившемся рассудке диктовала свои правила поведения, а желание поиздеваться и напомнить Юнги, что кое-кто недавно кончил в штаны и продул спор, взяло верх.       В наушниках приглушённо играла до боли знакомая мелодия танца, и Юнги заторможено замер. У него снова амнезия, а изо рта вырывались какие-то нечленораздельные звуки, издаваемые волами и сельскохозяйственными животными, что мало напоминали слова. Чимин при этом мычании, совсем потеряв страх, игриво вёл ребром указательного пальца от бедра Юнги вверх, к ремню, слегка демонстративно цепляя его, медленно поднимался дальше, к груди. Избегая чувствительного места и поддевая в конце ворот чужой футболки, он кокетливо улыбнулся, глядя хулигану в застывшие глаза. Белые зубки закусили пухлые губы в преступной близости от лица со шрамом, и он прекрасно осознал, как тихий звук мелодии подействовал на чужую фантазию, подкидывая хулигану те самые картинки со стриптизом. Ну а дерзкий пальчик заставил вздрогнуть чужое тело при первом же касании, не говоря уже о взгляде, которым Чимин одарил все части лица Юнги.       — Я же вижу, что тебе нравится всё это. Твоя реакция так очевидна. Неужели я настолько нравлюсь тебе, Юнги?       Слух Юнги потонул в шёпоте над его ухом, пока кадык дёрнулся в глотающем рефлексе. Внутри хулигана всё как будто оборвалось, тут же поднялся активный протест потребовав вступить в поединок с самим собой от осознания того, что Чимин сейчас открыто над ним издевался. Крутил и вертел им, насмехаясь, а он стоял в оцепенении истуканом, зациклившись на мгновенной реакции своего тела и тихой музыке доносящейся из наушника, которая навевала смущающие воспоминания.       Мимолётное торжество на лице розоволосого стёр грубый толчок в плечо. Чимин быстро развернулся, почуяв неладное, и в страхе перелетел оставшиеся пару ступенек, пока Юнги его не догнал. Крепкие руки преградили путь, поворачивая обратно, и пригвоздили к стене, исписанной множеством надписей не самого приличного содержания. Глаза в ужасе округлились, потому что резко взметнувшийся чужой кулак летел ему прямо в лицо, а он только что и мог беспомощно прикрыться руками.       — Не бей! — Громкий, полный искреннего негодования возглас эхом разнёсся в гробовой тишине подъезда, а кулак Юнги приземлился рядом с ухом, где-то на стене, удачно трансформировавшись в ладошку. — Не бей, Юнги-хён, пожалуйста, я работать не смогу, а мне за учёбу платить ещё. Мне очень деньги нужны. Правда. — Русло волнительного разговора засыпала сбитая за считанные секунды спесь, а ноги Чимина приросли к полу и задеревенели, пока сердце бешено колотилось от противного липкого страха, обездвиживающего всё тело. Перед глазами стоял устрашающий шрам на лице и совсем недобрые лисьи глаза хулигана.       — Ты так и не ответил, — хмурясь, Юнги оглядывал испуганное лицо, а Чимин лишь сильнее жмурился, прикрывая лицо в ожидании нового удара, — нахера ты выпендриваешься так перед всем двором? Принцем в сказке себя почувствовал? Жить надоело?       — Ты же обещал, слово дал, хён. — Чимин сглотнул вязкую слюну и боязливо раскрыл ладошки, которые удачно скрыли его личико, почувствовав себя в относительной безопасности. Маленькие ручки свернулись клубком и застыли на уровне груди, превращая Чимина в просящего анимешного персонажа с мило сжатыми кулачками и розовыми волосами на фоне больших и круглых чёрных глаз с румяными щёчками.       Все эти нехитрые манипуляции делали Чимина чертовски милым и привлекательным, вызывая у хулигана явное любопытство продолжать его рассматривать. Слава Богу, Юнги хватило силы воли, и он подавил навязчивый позыв улыбаться дебилом в ответ на милый раздражитель перед его носом.       — Ты спецом, что ли, волосы в розовый выкрасил? Чтобы весь двор побесить и меня проверить на базар? — Юнги не отказал себе в удовольствии прикоснуться к идеально гладкому, блестящему розовому шёлку, ощупал всю его мягкость на своих шершавых пальцах и забыл при этом, как нужно хмуриться.       — Нет, я... Я просто давно мечтал об этом цвете, но, сам понимаешь, не мог себе этого позволить, боялся. А ты пообещал, что меня не тронут, вот я и решился… Я не назло, честно.       — Ну ты даёшь, Кекс. Ты это… Кепку там, что ли, нацепи, а то слово словом, а у меня не восемь глаз. Постараюсь проследить, конечно, раз проебался, но больше подобных штук... — Юнги осекся, опустив взгляд в пол, и, медленно вздохнул, пытаясь правильно подобрать слова, дабы не выдать своё очевидное волнение за парня, — не выделывайся, короче, больше. Понял, Кекс?       — Спасибо, Юнги-хён. — Глаза Чимина лучезарно сверкнули, превратившись в полумесяцы, и он невольно издал что-то наподобие благодарного визга удовольствия. Ловко вывернувшись из-под руки Юнги, Чимин скакнул вверх по ступенькам, оставляя хулигана на лестничной площадке смотреть ему в спину, ну или на его зад, о чём Чимин невольно подумал.       — Кекс! — Юнги окрикнул его уже на верхней ступеньке лестничного пролёта, и парень тут же обернулся, встряхнув гладким розовым шёлком в воздухе.       — Чимин.       — Кекс. — Твёрдое исправление не терпит пререканий. Юнги опустил глаза в пол, схватился за перила и пару секунд не решался что-то сказать под внимательным взглядом сверху. — Тебе это… ну… идёт… волосы… — Выпалив несусветную чушь, по его мнению, Юнги почувствовал, как стыд наполнил его до краёв, и он быстро спустился по ступенькам вниз, пулей вылетев из подъезда, словно стесняющийся школьник, вернувшийся на секунду в глубокое детство и забывший, как нужно складывать слова в предложения. Не хватало ему ещё и покраснеть напоследок перед Чимином. Стыдоба-то какая.       А Чимин такой же пулей, перепрыгивая сразу по две-три ступеньки за раз, залетел в квартиру и, захлопывая дверь с размаху, не разуваясь прилип к окну, выходящему на сторону подъезда. Он тайком стал наблюдать за неловкими метаниями хулигана на улице, пока на лице расплывалась идиотская улыбка оттого, что там, внизу, кое-кто залез на спинку скамьи и усиленно потирал ладонями лицо, зарываясь растопыренными пальцами в густые чёрные волосы, и приглаживал, натягивая их назад. Нет, Чимин никогда не задумывался о том, что он может понравиться Юнги, это было практически из разряда фантастики. А вот теперь он, словно аквариумная рыба-липучка, прилип к окну и коршуном жадно следил за каждым движением отморозка, который, на минуточку, только что сделал ему, Чимину, комплимент. И нет, ему не показалось, это действительно был неловкий комплимент, покоривший его трепещущееся сердечко своей примитивной искренностью и стеснением. Теперь вот Чимину показалось, что Юнги не такой уж и плохой, особенно когда стеснялся. Из окна было видно, как чужие пальцы расслабились в чёрных волосах, а вспотевшие ладошки начали усиленно потирать коленки, пока макушка склонилась над пахом, заставляя Чимина подавиться смешком. А уже через секунду хулиган запрокинул голову назад, демонстрируя ярко-красный шрам до середины щеки и прикрытые глаза. Юнги на его глазах медленно выдохнул скопившийся воздух в груди, сложив при этом губы трубочкой. Длинные худые пальцы поправили штаны в области паха, натягивая ткань на вытянутых по очереди ногах, и этот интимный стесняющий жест за окном заставил Чимина ненадолго задержать дыхание. Уже через несколько секунд идиотская улыбка на его лице превратилась в откровенно дебильную, потому что Чимину до жути стало приятно подсматривать за тем, как Юнги пытался справиться со своими неожиданно накатившими чувствами. Снова.       Не желая быть застуканным, Чимин отлип от окна и заскочил на кровать, попрыгав на ней задом, словно девчонка, получившая заветное приглашение на свидание, и глупо похихикал, без какой-либо возможности оправдать свою восторженную детскую реакцию на то, что сотни раз видел в клубе у своих клиентов. Но отчего-то именно эта реакция хулигана заставила его радоваться, как малое дитя, и Чимин сам толком не понял: дело в этой невинности и искренности, которая никак не вязалась с образом суровой грозы района, или в, наверное, первой реакции, полученной не на тщательно продуманный сценический образ, а на него самого.

***

      А вот Юнги явно стало не до шуток, потому что предательские мыслишки в воспалённом мозгу отказывались торговаться с ним, и он вот уже неделю как боролся с желанием пойти снова в блядский бар геюг и тайком поглазеть на Чимина. Так сказать, хотелось проверить свои впечатления. И резко стало похуй даже на то, что едва живые извилины говорили ему, что это по-пидорски. Страсть, как хотелось увидеть чужие сексуально-плавные движения в танце, и этот интерес затмевал его незаинтересованность в убыточном материальном результате. Ему и в первый раз за этот самый приват пришлось отдать половину своей выручки с краденой тачки, которую он разбирал на запчасти без пяти минут два дня, а теперь вот ему до жгучего стыда хотелось повторения. Он, к его удивлению, готов был ещё два дня поковыряться в мастерской, разбирая украденное на детали и утилизируя голый корпус машины, лишь бы повторить впечатливший душу опыт. Юнги чувствовал себя словно главный герой в фильме «Поворот не туда 2» или «У пидорских холмов есть глаза». И далеко не каждый мог справиться с собой, невольно ослабив концентрацию таких вот мыслей в голове. Может, если он сходил бы туда ещё разок, утешил своё любопытство снова, его отпустило бы? Не обязательно же приват, можно просто слиться с ненавистной толпой и поглазеть на общее выступление, верно? Ну, ничего же такого не случится, правда же? Потому что Чимин теперь ему казался чертовски милым и привлекательным, не говоря уже о том, что он просто тупо хотел к нему прикоснуться, но не мог себе этого позволить на глазах у всего двора. Наверное, запрет Чимина в баре сыграл с ним злую шутку, и в мозгу укоренился непоколебимый закон, что касаться Кекса нельзя — можно только смотреть. И этот запрет настолько въелся ему под кожу, сросся с ним одним целым, что впечатлённый Юнги теперь не позволял себе не то, что ударить его, не желая при этом портить красоту чужого подозрительно прекрасного тела, а даже коснуться. Ни один грубый толчок, что не вызвал бы подозрений у местной шпаны, ни одно мимолётное прикосновение больше не смогут утолить его внутренней жажды. Ему остаётся только облизываться, смотреть и желать этого с удвоенным рвением, чтобы потом, ночью, в очередной раз не получив желаемое, уткнуться в подушку и зайтись сиплым криком, раздирающим глотку.       Подышав полной грудью минут десять и почувствовав себя гораздо лучше, Юнги решительно отогнал предательскую мыслишку. Пустой желудок недовольно пробурчал, а в голове навязчиво вертелось уже другое желание — тяпнуть бутылку соджу с пивом в одной из многочисленных забегаловок, и в следующий момент он уже зашагал в их сторону.       Говорят, мужчины опасаются впасть в зависимость от женщин, боясь вернуться в младенческое беспомощное состояние. Возможно. А вот риск впасть в зависимость от мужчины был настолько невелик, что Юнги даже не парился с этим, но, видимо, зря. Уже после первой выпитой бутылки он весьма зависимо поплёлся в ту самую подпольную мастерскую, интересуясь новым заказом на автомобиль, дабы позже его разобрать и перепродать. Если в голове каша, то лучше занять руки и мозг работой — план не новый. Схема угона давно налажена, потому что идти по стопам бати и сидеть в тюрьме Юнги не хочет. Точно нет. На лице чёрная маска, как у сознательного гражданина, панамка с полями, как у айдолов, прикрывающая оставшуюся часть лица, чтобы ни одна камера не засекла его до боли особую примету в виде шрама, и вот Юнги уже бродил по заброшенным улочкам в поисках подходящей модели автомобиля.       «Найдите время и место для уединения, сядьте в удобную свободную позу, дышите медленно, глубоко и размеренно, чтобы успокоиться, расслабиться и отогнать навязчивые мысли», — так обычно говорится в умных книжках, разве что Юнги их не читал вовсе. Однако то, что кто-то вычитывал среди кучи заумной писанины, другие познавали на практике, что происходило и с Юнги. Только вот нихуя, блять, это не помогает, а желание посетить проклятый бар лишь усиливалось в разы, стоило немаленькой сумме заполнить карманы. Как легко дойти до абсурда в своих желаниях, так же легко и находить им оправдание. Дойдя до ручки, Юнги сел в свой любимый автомобиль — первую модель Hyundai Grandeur Azera 1986 года, — вылизанный и отполированный до ручки, и поехал в тот самый стрип-бар. Он буквально молился на свою малышку, совершенствуя её на вырученные деньги с угонов, потому что она до жути была похожа на бандитский кадиллак, о котором хулиган мечтал с детства, насмотревшись зарубежных крутых боевиков и представляя себя на месте главных героев. А что сейчас? Сейчас желание установить мощную акустическую систему в машину проигрывало на фоне его желания спустить бабки на приват с Кексом. Эта навязчивая мыслишка, разросшаяся, словно раковая опухоль, уже не шла даже на компромисс тайком поглазеть на парня из зала, и вот он, Юнги, уже посреди глубокой ночи стоял перед входом в «тот самый» бар, припарковав тачку по ту сторону дороги.       Внутри заведения привычный тусклый свет, вокруг с виду обычные мужики сидели за барной стойкой и столиками, потягивая алкоголь из стаканов с толстым дном. На этот раз, устроившись подальше от всех, у Юнги достаточно было времени оглядеться вокруг, и он никогда бы не подумал на некоторых, что они по этой заднеприводной части, но факты налицо — его окружало невероятно большое скопление педиков на один квадратный метр. Рай для гопарей, одним словом, но вот только когда ты один гопник в раю для пидоров, то и вести себя надо соответственно тихо. Сидя вполоборота за барной стойкой на высоком стуле и кривясь от вида полуголых официантов, снующих от столика к столику с бабочками на шее, Юнги не совсем понимал, зачем к нему подошёл какой-то хилый паренёк и бесцеремонно потрогал его за предплечья. Мелкий додик слащаво улыбался и предлагал ему, Юнги, угостить его выпивкой, на что Мин слишком очевидно хмурился.       — Съебал, мелочь. Педика мне тут ещё не хватало, — челюсти плотно сжались от возмущения, а лицо болезненно скривилось от отвращения, которое Юнги никак не мог контролировать.       — Педик? А ты бар не спутал, милый? Тут все педики, и ты, солнце, тоже! — выдал высоким голосом паренёк, ни капли не пугаясь чужого грозного вида. Всё-таки своя территория.       — Ты чё, блять? Свали нахуй, а то абонемент в травм-пункт выпишу. — Юнги прямо-таки задохнулся от злости, когда парень оглядывая его с ног до головы, презрительно фыркнул, отпуская нелестный комментарий о его шраме, и, вальяжно виляя задом, ушёл. Да он уже умыл бы руки в его соплях и крови, будь они на улице, но ему осталось лишь подкурить сигарету и махнуть бармену рукой, подзывая последнего ближе к себе.       — Я хочу заказать приват Чимина, сейчас, позови админа вашего.       — К сожалению, Чимин на этой неделе не даёт приватных танцев никому. Приходите на следующей неделе, или администратор может предложить вам других танцоров. Минут через пятнадцать будет его последнее на сегодня выступление, если хотите, можете подождать и посмотреть.       — Почему не даёт?       — Не могу вам с этим помочь. Я не владею данной информацией. Желаете чего-нибудь выпить?       — Пива.       Юнги раздражённо жевал несчастную сигарету в зубах в ожидании своего заказа. Какого хрена? Он припёрся сюда, даже тачку украл ради этого, разобрал её на детали и готов был заплатить за очередной приват на полученную выручку, а его так безбожно обломали. К тому же ещё пришлось стерпеть подкат какого-то наглого пидораса, который сразу вывел Юнги из себя. Раздираемый противоречивыми мыслями и чувствами, он не заметил, как выкурил уже вторую сигарету и почти залпом выпил бокал пива. Время для него остановилось, и он пытался понять неожиданное нежелание Чимина подзаработать на привате.

*STRAY KIDS - RED LIGHTS

      На сцене интимно-сумрачного зала загорелся тусклый свет, освещая металлический блестящий шест, и погрузил зал в темноту, а резкие громкие выдохи во вступлении музыки вырвали Юнги из своих мыслей. Свет ложился причудливыми, странными полосами, бросая слабые, колеблющиеся разводы на призрачные лица сидящих мужчин в зале, и на стене сцены медленно появилось изображение луны, пока ещё едва заметный, почти прозрачный дым струился по полу, стекая в стройные ряды столиков, заполненных множеством мужчин самого разного вида. Сцена заполнилась красным свечением, завораживающим взгляд, а из колонок стали доноситься первые ноты, от которых у Юнги отвисла челюсть, и он подавился воздухом и пивом, которое чуть не пошло носом обратно. На сцену из-за кулис медленно вышел Чимин на пиздецки высоченных шпильках под свист и аплодисменты зала.       На парне развевалась чёрная шёлковая мантия с капюшоном на голове, будто он член тайного ордена и скрывала лицо от любопытных глаз, а подкачанные бёдра были буквально обтянуты тонким глянцевым латексом того же цвета, словно это вторая кожа танцора. Чимин неспешно обошёл шест, делая круг на лакированных ботфортах по колено, демонстрируя всю длину вызывающих каблуков. Он сделал затяжной шаг. Ещё один и щелкал пальцами на вдохах в такт мелодии. Сгибая поочерёдно ноги в коленях и рисуя полукруг на гладкой поверхности пола, Чимин двигался с грацией хищника. Маленькая ладошка в митенке из тонкой ткани уверенно схватилась за металлический стержень выше своей головы, и он идеально вписываясь в приближающееся начало припева, открыл зрителям вид на топ, крупной сеткой обтягивающий грудь. Верхняя часть лица танцора была скрыта ажурной изысканной карнавальной маской алого цвета с изящными отверстиями для глаз и тонкой выпуклостью носа. Расставив пошире ноги, Чимин закинул обе руки за голову и держась за шест, слегка присел, сделав изящный наклон. Немного задержавшись внизу, он распустил тонкие шёлковые завязки на своём капюшоне и откинул чёрный шёлк. Гибкая нога сделала выброс вперёд, и он словно пускал волны по телу от груди и дальше вниз, к паху, к изящным ногам на каблуках, и медленно вызывающе приседал, периодически резко раздвигая и сдвигая колени.       Юнги восхищённо следил за каждым плавным движением с открытым ртом и даже не сразу заметил новый цвет волос у Кекса. Парень был теперь не с розовыми, как пару дней назад, а бледно-зелёными волосами, местами бликующими бирюзой. Бровь Юнги в недоумении резко вздёрнулась вверх — он не понимал причины столь кардинальной перемены в предпочтениях. Чимин же сам говорил, что мечтал о розовом цвете довольно давно, даже Юнги пересилил себя и похвалил приглянувшийся нежно-розовый шёлк, а тут тот вдруг взял и сменил его. С чего бы это?       Недолго рассматривая новый оттенок, Юнги, боясь упустить элементы танца, жадно всматривался в выгибающееся тело на полу. Гибкие длинные ноги в такт мелодии быстро раздвинулись в шпагат и Чимин, словно дикая кошка, очертив ногами полукруг, встал на четвереньки и вызывающе пошло прогнулся в спине, оттопыривая латексный зад на загляденье публике. И вот уже на слуху середина припева, а Чимин грациозно медленно встал с пола и в прыжке схватился за шест, начал быстро кружиться в воздухе натянутой струной с идеально ровными ногами и закинутой к верху головой. Чёрный шёлк мантии следовал по воздуху за танцором словно тень, придавая танцу эпичности, а Чимин, удерживая бёдрами металлическую опору, выгибался дугой в бликах разноцветного прожектора. Он ловко откинул мантию на пол и продолжил крутиться на блестящем стержне уже без рук, то сворачиваясь клубком на нём, то плавно разводя ноги в стороны, и в конце концов медленно сполз на пол вниз головой.       Голова шла кругом, перед глазами туман с Чимином в главной роли, а с губ Юнги непроизвольно срывались отрывки матов восхищения, и он с усилием воли захлопнул разинутую варежку и судорожно сглотнул скопившиеся слюни, заворожённо пялясь на Чимина, пока в ушах набатом била гитара вперемешку с какими-то современными битами. На последних нотах Чимин вцепился одной согнутой в колене ногой за пилон и продолжил кружиться на шесте, делая взмахи руками, будто это крылья чёрного демона, вышедшего из ада за душой Юнги. Чимин буквально ощутимо излучал сексуальную энергию, насыщая воздух развратом, и при этом чувственно проводил растопыренными пальчиками в обрезанных перчатках по своему животу вверх, к сетчатому топу, и сомкнул ладони на своей шее. Музыка закончилась, и он резко рухнул на пол, притормаживая мышцами бёдер у самого основания шеста, когда в зале потух свет. На сцену полетели купюры разного номинала, пока Чимин делая поклон, прощался со зрителями, а тишину бара разрывали овации и крики мужчин, восхищённых умениями танцора.       Не желая задерживаться в баре дольше, чем это нужно, Юнги, уточнив у бармена окончание смены Чимина, вышел на улицу и подкурил сигарету, затаившись где-то в тени. Полчаса ожидания, и из тёмной маленькой двери чёрного входа в бар появилась небольшая фигура, которую Юнги теперь уже узнал бы из сотни или тысячи фигур. С виду Чимин был привычно одет, на голове кепка, из под которой немного выглядывали зелёные пряди, футболка и джинсы, а на спине обычный чёрный рюкзак. Парень быстро удалялся в тёмный проулок, а Юнги, пытаясь нагнать его, окрикнул издалека.       — Кекс! — Только со второго, более громкого окрика Чимин замер на полушаге, но не обернулся к Юнги, слегка повернув часть лица в его сторону, вслушивался в скомканную речь. — Я это… тут... ну… Давай подвезу тебя. Всё-равно ты домой прёшь, нам вроде как по пути и …       — Разве у таких, как ты, есть машина? — едкое колючее замечание Чимина оборвало всё внутри заикающегося Юнги, обдавая надменностью и ядом говорящего.       — Если предлагаю, значит, есть! — Юнги остановился за спиной Чимина, который так и не повернулся к нему лицом и только презрительно хмыкнул в бок, глядя на асфальт. Хулигана до того больно кольнуло едкое сравнение и такой же хамский смешок, что от задетой гордости глаза сузились в лисий прищур, а лицо приняло неприятное выражение.       — Отъебись. — Чимин безразлично отвернул половину лица от своего плеча и уверенно шагнул дальше, но Юнги не тот, кому можно вот так просто сказать такое, и его предсказуемо жёстко схватили за локоть.       — Чё, блять? В глаза мне смотри! Я нормально с тобой базарю. Хули ты выёбываешься на пустом месте, Кекс? И нахера ты в зелёный перекрасился? — Юнги резко одёрнул в край обнаглевшего Чимина и развернул его одним рывком к себе лицом.       Рюкзак Чимина упал на асфальт, а у Юнги отнялся дар речи, пока лицо застыло в удивлении. Перед его глазами красовалось отвратительно-синее пятно под глазом стриптизёра, ползущее от скулы и темнеющее ближе к переносице, а Чимин, так и не взглянув на него, продолжал пялиться куда-то в ноги, сморщив сомкнутые губы от едва сдерживаемой злости.       — А с рожей чё? — у хулигана невольно вырывалось искреннее негодование при виде надругательства над красивым лицом, и он нетактично подлил масла в огонь. А потом до него постепенно начала доходить причина ношения маски во время выступления, отказ от приватных танцев, и вот уже хватка на чужом локте разжалась сама собой. Но уже поздно, потому что острый взгляд чёрных люто ненавидящих глаз впился шипами ему в лицо.       — С рожей чё? А ты, блять, не видишь?! Как же меня заебали такие, как ты! Конченые отморозки, блять! Хули тебе от меня надо? Ходишь за мной хвостиком, припёрся сюда, добавить хочешь? Давай, бей! Хуже уже не будет. — Чимин в возмущении тыкал маленьким пальчиком в чужую грудь, вызывающе толкая гопника, и шипел ему прямо в лицо. — Твои дружки уже и так постарались. В зелёный покрасился? Издеваешься?! Да ты хоть знаешь, как сложно отмыть зелёнку с лица? Не говоря уже про мои волосы! Они, сука, испорчены, мать твою! Я спалил их в спирте, в попытках вывести ебучий брильянтово-зелёный цвет!!! Так что будь добр, иди нахуй, Мин Юнги, со своими вопросами! — Чимин орал на Юнги, краснел от злости, и щедро выплёскивал всю скопившуюся злобу на парня, который только что и мог открывать рот, словно выброшенная на берег рыба, не ожидая такой очевидной агрессии в свою сторону. Да и за что? Он всего лишь подвезти хотел, ну, может побазарить там с ним о чём-то, перекинуться парой слов, в мыслях даже пива уже успел ему купить по пути. Но никак он не ожидал, что его со старта нахуй пошлют.       — Я… я не знал, Чимин.       — Ты мне слово дал! — Чимин ещё громче заорал от возмущения, наступая на парня и толкнув того основанием ладони в плечо, но на этом лояльное терпение Юнги закончилось и лопнуло, словно мыльный пузырь. Брови гопника опустились в привычное мрачно-суровое выражение.       Вытянутая рука хулигана упёрлась в чужую грудь и грубо толкала парня до тех пор, пока не пригвоздила его тело спиной к стене. Удерживая Чимина припечатанным к бетонной поверхности, Юнги не на шутку и сам распсиховался.       — Я же сказал, что я не знал! Ясно?! Не знал! Я на работе был. И хватит истерить!       На последних словах Чимин затих и, обиженно отвернувшись в сторону, снова клюнул носом, глядя куда-то на асфальт. К дичайшему удивлению Юнги, губы парня дрогнули от обиды и разочарования, а в глазах застыли непрошеные слёзы. Секунда, и слух Юнги резанул тихий всхлип, а грудь Чимина вздрогнула под его ладонью в судороге тихого плача.       — Ты обещал мне, обещал… ты слово мне дал... — По щеке стекали горячие слезы, преодолевшие последний рубеж, а Юнги в искреннем недоумении стоял и пялился, не веря своим глазам. Кекс, который не проронил ни единой слезинки за все годы угнетений и издевательств в школе, сейчас стоял и ревел из-за обиды на него о нарушенном слове и испорченных волос.        Напряжение в руке Юнги тут же сменилось лёгким прикосновением к мокрой щеке. Он большим шершавым пальцем почти нежно стёр мокрую дорожку слёз с чужой щеки и растёр её на подушечках, внимательно рассматривая влагу на них. Юнги резко сдёрнул с головы Чимина мешающую кепку, а пальцы потянулись к зеленым волосам, которые теперь на ощупь казались безжизненными и сухими в сравнении с предыдущим нежным шёлком розового цвета.       — Руки убери от меня! — Чимин обозлённо отмахнулся от чужих пальцев и утёр слёзы рукавом, шмыгая при этом носом, продолжил усиленно избегать чужого взгляда.       В эту секунду Юнги знал только одно: он очень хотел помочь этому «совершенно чужому», но по какой-то необъяснимой причине близкому человеку, которого жаль — жаль какой-то нестерпимой щемящей жалостью, от которой схватывало и долго не отпускало сердце и щемила душа. Мало того, что его ослушались и поставили под сомнения данное им слово, так ещё избили и испортили красоту, которую Юнги даже себе не позволял трогать. Жалость к Чимину сменилась на раздирающую грудную клетку жгучую злобу на своих собратьев.       — Пиздец блять. — Юнги сделал шаг назад и, разворачиваясь, ушёл в противоположную сторону, попутно громко матерясь и отправляя угрозы в никуда. Он пнул со всей злости мусорный бак с ноги, да так сильно, что тот отлетел на пару метров в сторону, а руки тем временем искали в поисковике адрес ближайшей аптеки.       Потому что Кекса до боли в висках хотелось защитить, отомстить незаслуженно обиженного парня, и заставить умыться слезами обидчиков.       Потому что батя ещё в детстве учил, что за базар надо отвечать.       В конце концов, потому что в голове жирным красным курсивом мелькало в ритм недавней музыке, не переставая, простое, но до жути искреннее: «Пиздец вам, ублюдки. Найду — поубиваю нахуй».