Если ты всё же любишь меня / if u love me now

      Оглядываясь назад, Бен должен был знать лучше. Но, как и все вещи, которые делал в жизни, он сначала прыгает с моста, потом уже думая о последствиях.       На протяжении месяцев он основательно проигрывал эти моменты в голове, анализируя каждую минуту, каждое слово, каждое прикосновение, чтобы просто понять; чтобы оплакать то, чего у него никогда не будет, худшую потерю. На протяжении месяцев он желал сказать “нет” предложению Рей и вернуться вместо этого домой, чтобы он мог ещё немного подготовиться к концу.       Конец наступает через несколько минут после их третьего раунда.       Он не спеша целует Рей, лежа на ней сверху, поддерживая себя, чтобы не раздавить её. Он не знает, сколько сейчас времени, но по тому, как уже темно на улице, он догадывается, что уже далеко за три часа ночи. Оглядываясь назад, он не знает, случилось ли это из-за того, что она стала покусывать его шею, приправляя медленными поцелуями в мягком местечке между его ухом и челюстью, или из-за того, что её тело расслабилось в его объятиях, или из-за того, что он настолько соскучился по ней за эти два месяца, или может быть потому, что он был уязвим этой ночью, что слова сорвались бы с его губ в любом случае.       — Ты останешься? — спрашивает она сонным голосом, пока её губы продолжают прокладывать дорожку поцелуев.       Он хочет остаться.       Во-первых, потому, что сон в ней в обнимку делает его спокойней, и это то, что больше всего ему нужно, после такого дня. И во-вторых, потому что уже наступила слишком глубокая ночь, чтобы уходить. Но он обещал матери помочь устроить обед и провести немного времени с ней, дядей и лучшими друзьями отца, людьми, которые лучше всего знали того, когда отец всё ещё был здесь, и он почувствует себя лучше, когда они будут делиться общими воспоминаниями. Они часто этим занимались, и, хотя он избегал этих сборищ как чумы в свои двадцать лет, сейчас это была высоко ценимая вещь. Он полагает, что это из-за потери любимого человека: ты начинаешь ценить людей вокруг себя.       Самовлюблённо и глупо он хочет, чтобы Рей была там. Возможно, именно поэтому он выпаливает следующие слова.       — Моя мать устраивает обед с семьёй и близкими друзьями отца через несколько часов. Мы часто так делаем, чтобы вспомнить его. Хочешь пойти со мной?       Он знает теперь, что подступил с неправильной стороны, когда её тело замирает под ним.       — О, — бормочет она, её глаза расширяются на секунду, но она тут же отводит их в сторону. — Я не думаю… может быть, это не такая уж хорошая идея.       Он глубоко и тяжело вздыхает и ворчит.       — Почему нет?       Она не отвечает и не возвращает взгляда к нему.       — Можешь встать с меня? — тихо шепчет она, и, когда он делает это, она тихо ворчит спасибо и переворачивается на свою сторону, скидывает ноги с кровати и тянется за футболкой, быстро натягивая её.       — Почему нет? — он всё ещё лежит на кровати, голый, смотрящий на её спину.       — Почему ты вообще хочешь, чтобы я пошла на обед с твоей семьёй? — спрашивает она. То, что он не видит её глаза, расстраивает его, и он встаёт с кровати, поднимает боксеры с пола, надевает их и, проходя комнату, становится перед ней. Она не смотрит на него, уставившись на свои ноги. — Это бессмысленно, я буду чужой, и я даже не встречалась с твоим отцом…       Он останавливает её.       — Хорошо, хорошо, забудь, что я спросил, — ворчит он чересчур резко. Она вздрагивает от его слов, но всё ещё не решается встретить его взгляд. — Рей, почему ты вообще пришла в паб, разыскивая меня? Прошло два месяца с тех пор, как ты сказала, что напишешь, и так этого и не сделала. Почему сейчас?       Наконец, она поднимает взгляд.       — Что ты имеешь, говоря “почему сейчас”? Я думала, ты понимаешь, что я занята, и как…       Что-то среднее между смешком и вдохом вылетает из его рта. Он не знает наверняка, потому что он смотрит на Рей, сидящую на кровати, на которой они трахались бесчисленное количество раз, пытаясь найти объяснение тому, почему она держит его на расстоянии вытянутой руки. Это его вина. Из них двоих он думал, что это – всё это – закончится по-другому.       Он не должен был соглашаться на её приглашение; оно заполнило его сердце надеждой о них, надеждой на то, что она поймёт и примет его чувства и постарается построить настоящие отношения вместе с ним, потому что он знает – ответ на это “почему сейчас” всегда будет одним и тем же: она просто хочет секса.       Плотина внутри него рушится. Нет смысла больше пытаться, он знал правду всё это время: они просто не созданы друг для друга.       — Я не могу так больше, Рей, — говорит он ей, его голос подводит, когда произносит её имя.       Она открывает рот в неверии, вставая и подходя на шаг ближе.       — Что? Почему?       Его взгляд прожигает её насквозь, и они будто первый раз видят друг друга: как магниты, их тянет друг к дружке, и никто не может отвести взгляд. Поэтому он, наконец-то, собирает всё своё мужество и выпускает то, что копилось в нём на протяжении месяцев.       — Я влюблён в тебя, Рей, — просто говорит он, и облегчение заполняет его, давая силы продолжать. — Я, возможно, был влюблён в тебя с тех пор, как ты первый раз зашла в паб. Потребовалось время, чтобы понять это, но глубоко внутри я знал, с самого начала, с самой нашей первой встречи.       Она отходит на шаг назад – такой же, на который подошла до его признания, который является ответом, которого он и ожидал – и яростно трясёт головой.       — Нет, нет, это не так. Несколько часов назад ты сказал, что я едва ли знаю тебя.       — Я был зол. Я думал, что больше не увижу тебя, и почти за два месяца смирился с этим фактом и пытался не обращать внимания на чувства. Я пытался двигаться дальше, — он глубоко вздыхает. — И затем ты оказалась здесь, снова втанцовывая в мой паб, как и в прошлый раз, ты перевернула весь мой мир с ног на голову.       Время замирает на секунду.       Он не может поверить, что он здесь, глядящий в её глаза и говорящий правду. Он не может поверить, что она смотрит на него в ответ, и слёзы застыли в её глазах.       — Рей, мы знаем друг друга уже восемь месяцев, и мы видимся почти столько же времени. Я оставляю одежду здесь. Я помогаю тебе учиться. Я свозил Блинчика к ветеринару, когда ты просила меня. Ты даже дала мне зубную щётку, чёрт возьми. Это отношения. Если бы ты просто дала мне шанс, дала нам шанс…       Она мотает головой снова, отказываясь прислушиваться к его словам, к его мольбам.       — Бен, ты знал, что это, с самого начала, — дрожа говорит она ему, в её голосе и глазах застыл упрёк. — Ты согласился на это.       — Я знаю, — кивает он. — И я пытался. Я так много раз говорил себе, что это… — он показывает рукой между ними, — никогда не сработает из-за тысячи причин, которые я придумывал, потому что я был напуган. Но я больше не боюсь, Рей, потому что по правде… я хочу этого, я хочу большего с тобой. — И здесь он глубоко вдыхает и выдаёт самое большое откровение, которое может найти внутри себя. — Потому что я люблю тебя.       Непролитые слезы наконец текут по её щекам. Сдавленное рыдание доносится из её рта.       — Не… не говори этого, — запинается она. — Пожалуйста. Ты не понимаешь, что говоришь, Бен, потому что скоро ты поймёшь, что я не подхожу для всего этого – всего, что означает быть в отношениях…       Он прерывает её, заключает в ладони её лицо и большими пальцами вытирает слёзы с её щёк. Господи, как же она ему дорога. Самая дражайшая вещь, которую он когда-либо держал в своих мозолистых руках, самая дражайшая вещь, которую он видел в своей жизни.       — Почему ты думаешь, что не подходишь? Мы можем идти медленно. Мы можем сделать всё так, чтобы нам обоим было хорошо. Пожалуйста, Рей…       Она убирает его руки со своего лица и отходит, расстояние между ними увеличивается, боль и страх сияют в её глазах. Он узнаёт их очень хорошо, потому что ему кажется, что он смотрит на другую часть своей души всё это время.       — Нет. Нет, ничего не сработает! Я пыталась, понимаешь? Это не сработает! В конце концов ты… ты… — она икает между всхлипами и слезами, неспособная закончить предложение.       — В конце я что, Рей? — настаивает он, дрожа, неизбежно подходя ближе, пока она пытается отойти дальше. — Чего ты так боишься?       — Ты уйдёшь! — кричит она, её лицо искривляется в выражении невыносимой боли.       И ему никогда не было больно, как сейчас, когда он больше всего на свете, хочет сжать её в своих объятиях и успокоить. Если бы мог, он бы забрал всю её боль. Но она не позволяет его ногам подойти ближе, его рукам дотянуться до неё. Она не впускает его.       Его голос как сломанный шёпот, когда она бормочет.       — Люди всегда уходят, когда узнают меня. Я не могу, – не с тобой – это будет слишком. Это сломает меня, и я никогда не восстановлюсь, Бен.       Бен мотает головой в отрицании.       — Рей, я бы никогда… — умоляюще выдает он.       — Ты не можешь обещать этого, — отвечает она равнодушно. Вытирая новые слёзы с щеки, он продолжает твёрдым холодным тоном. — Никто не может обещать этого. И я думаю, мы теперь знаем, что не можем продолжать, поскольку так сильно не подходим друг другу.       Он открывает рот, чтобы поспорить с ней и снова попробовать упросить её, но это бессмысленно. Ощущение дежавю заполняет его. С самого начала, почти как предсказание, он знал, что всё будет именно так, что это закончится именно так: он, умоляющий женщину о любви, которую бросали столько раз, чья боль была скрыта так глубоко, что она боялась впускать кого-либо ещё. Он действительно не винит её. У каждого есть свои скелеты в шкафу, свои кровоточащие раны. Он ничего не может сделать с её. Ничего, кроме надежды, что однажды в будущем на её плечах будет меньше забот, и она, наконец, поймет, как закопать скелетов и позволить ранам зарасти.       Он коротко и натянуто кивает и в последний раз смотрит на неё, перед тем как поднять футболку с пола, и выходит из спальни. Он натягивает джинсы, которые Рей оставила лежать на диване после сушки. Он берёт ключи и бумажник, оставленный на кофейном столике, гладит спящего посреди дивана Блинчика по голове, который продолжает дальше.       Глупо держась на ручку двери, он ждёт секунду, просто чтобы увидеть, что она изменила свое мнение и сожалеет о своем выборе, как она выходит из спальни и говорит ему да, она даст им шанс.       Но она не делает этого.       В конце концов Бен уходит от неё, но только потому, что она сама сказала ему.

***

      Время ускоряется.       И из-за этого Рей не дает себе времени, чтобы упиваться горем. Она не горевала о своей последней девушке, потому что их отношения закончились так же быстро, как и начались, с футболкой Нирваны и несколькими злыми (но правдивыми) словами, выкрикнутые ей в качестве сувенира. Как бы она не… чувствовала себя, перед тем как он ушел той ночью, она закапывает эти чувства глубоко внутрь себя и продолжает жить дальше, потому что жизнь движется довольно быстро, особенно для людей как она, которые должны обороняться всю жизнь.       Время ускоряется.       Рей сосредотачивается на учебе, готовясь к экзаменам так, будто от этого зависит её жизнь, с решимостью, которой она не чувствовала раньше – и это не остается незамеченным её друзьями. Появляются вопросы “что происходит”, “что случилось”, в порядке ли она. Всё это проходит через фильтр, который она выставила в своем разуме, и всё это игнорируется, потому что она не может себе позволить роскошь объяснения того, что сама не понимает. Она не может позволить себе роскошь и сломаться. И так, всё, что не является её учебой, работой или котом, откладывается на потом, если у неё останутся силы разобраться в этом. Она заканчивает свой третий год в колледже с идеальными оценками, странная смесь эмоций гудит внутри: она гордится своими достижениями и тем, как далеко она зашла, и всё же в дыре в её животе пустота, будто в нем могло быть больше, чем это. Могло быть больше, чем приход домой, вымученный тяжелой работой.       Время ускоряется.       И как жестокая шутка, для Рей будто и дня не прошло, будто она всё ещё заперта поздним вечером несколько месяцев назад: большие сильные руки и нежнейшее прикосновение его ладоней, будто она самая дражайшая вещь, которую он когда либо держал, мягкие глаза, глядящие на неё с желанием – теперь, она, наконец, узнает, что это – и сладкие слова любви, произнесённые полными, дрожащими розовыми губами. Я больше не боюсь. Потому что я люблю тебя.       Она в ловушке, в том самом моменте, который она проигрывает в своей голове снова и снова бесчисленное количество раз, как сломанную пластинку, как видеопленку. Я больше не боюсь. Потому что я люблю тебя.       Никто, кроме Финна, не говорил, что любит её.       И это совершенно другая любовь, если уж на то пошло.       Она не уверена, что заслуживает её. И не то, чтобы это было важно, с тех пор как всё закончилось, как он ушёл.       Потому что она попросила его.       Эта ирония не уходит от неё. Её худший страх сбылся прямо перед её глазами, но только потому, что она попросила его сбыться.

***

      Во время очередной ночи фильмов ужасов у Финна и По, Финн, как лучший друг, коим он и является, всё ещё не опустил руки и, наконец-то, поднял этот вопрос на свет. Они на кухне делали попкорн, пока По и Кайдел разговаривали о чём-то, и Рей не знала о чём, потому что не придавала этому значение.       — Я знаю, что ты не хочешь говорить о том, что ввело тебя в такое настроение, — начинает Финн и, когда он видит, что Рей закатывает глаза в его сторону, поднимает руки в сдающемся жесте. — Я знаю, и я не буду принуждать тебя, но ты мой лучший друг, и я думаю, что пришло время, Рей.       — Время для чего? — спрашивает она, раздражение в её тоне плещется через край.       Он двигает белую карточку по столу в её сторону. Рей едва смотрит на неё, понимая, что это, и затем щёлкает взглядом в его сторону и издает долгий страдающий вздох.       — Финн.       — Просто позвони ей, ладно? Тебе станет легче, если ты поговоришь с кем-нибудь. Пожалуйста, Орешек? — заканчивает он с умоляющим взглядом.       Рей дорожит чувством, что кто-то переживает за неё, но есть причина, по которой она не ходила на терапию так долго. Открыться незнакомому человеку и рассказать ему о своих травмах и проколах не то дело, которые получается у неё легко. Все же после того, что случилось с… ним, она чувствует себя неспокойно, будто это был знак свыше для неё, чтобы изменить что-то в своей жизни.       — Хорошо, — говорит она Финну, избегая его взгляда. — Хорошо, я позвоню ей.       — Славно, — отвечает Финн, подходя ближе и приобнимая её за плечо. — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, знаешь? Потому что ты заслуживаешь этого.       Она не чувствует, что заслуживает что-либо последнее время, но она шепчет тихое спасибо и заканчивает разговор, берёт две миски с попкорном, оставляя остальное Финну.       — На каком из Криков мы остановились в прошлый раз? — спрашивает По с пультом управления в руке, щелкая по стриминговому сервису.       — Третьем, дорогой, — говорит ему Финн, садясь на диван и ставя миски на кофейный столик.       Кайдел и По одновременно стонут.       — Поверить не могу, что вы все не любите третий фильм, — объявляет Рей. — Он лучше, чем второй, очевидно. Мне нравится, что там есть прямая критика Голливуда и недостойное сексуальное поведение.       — Согласен, — добавляет Финн. — Хотя он все равно глупый.       — Нет, не глупый, — спорит Рей. — Второй фильм глупый.       Кайдел закатывает глаза.       — Боже, Рей, у тебя совершенно нет вкуса.       — Почему мы снова позвали её на ночь ужасов? — спрашивает По Финна, поднимая бровь, заслуживая бросок попкорном со стороны Рей.       — Да ладно, прекращайте, детки, — приказывает Финн.       Рей тут же останавливается, и По пользуясь ситуацией, показывает ей средний палец.       Финн закатывает глаза в их сторону.       — Я думаю, что все мы можем согласиться, что четвертый фильм хорош, — влезает Кайдел, разворачивая глаза, чтобы посмотреть на реакцию остальных.       Головы кивают в унисон. И тогда с озорной улыбкой на лице, чувствуя себя легко впервые за несколько месяцев, Рей ворчит.       — Ну, он нормальный, наверное.       Кайдел стонет снова.       — Рей.       По кидает в неё подушку, и Финн снова вмешивается, наконец нажимая кнопку запуска фильма.

***

      День рождения Кайдел случается после двух месяцев после первого терапевтического сеанса, и, конечно же, она решает отпраздновать его там, куда Рей ни за что бы ни пошла. И, конечно же, она говорила об этом с доктором Холдо на одном из сеансов. Когда Кайдел упомянула, что празднование пройдет именно там, она занервничала и едва ли смогла скрыть выражение своего лица. Никто из её друзей не знал о Бене, и она говорила о нем только на терапии – как открываться понемногу людям, которые близки ей – но, если быть честными, не то, чтобы она могла рассказать о случившемся.       Прошли месяцы с тех пор, как она последний раз видела его, и в тот момент, когда она переступает порог паба, её желудок делает кульбит, а сердцебиение учащается. Она удивляется, как её друзья ещё не услышали её сердце или не заметили, как она нервничает.       На первый взгляд Рей нигде не видит его, и она не может не сгорбить плечи в разочаровании. Кайдел ведет их – Рей, По и Финна – к столику в углу паба, который она забронировала, в более уединенном месте подальше от паба.       — Теперь надо выбрать, кто будет нас развозить, — объявляет Кайдел, как только они садятся, подмигивая. — И так как день рождения у меня, то я не в счет.       Финн и По вздыхают, но неохотно соглашаются с ней, Рей кивает, но её взгляд продолжает блуждать, и ей трудно сосредоточиться на друзьях. Именно поэтому она пропускает момент, когда Кайдел начинает жеребьевку, и все за столиком глядят на неё с извиняющимися улыбками на лицах.       Когда Рей, наконец, понимает, что произошло, она громко стонет и роняет голову на стол.       — Извини, Орешек, — мягко шепчет Финн, гладя её по волосам.       Ей придется провести вечер без грамма алкоголя. Возможно, она столкнется с Беном и выставит себя полной дурочкой, и винить можно будет только её саму.       Замечательно.       Просто замечательно.

***

      Она замечает его тогда, когда идет за третьей порцией напитков для друзей: прямо за стойкой, где впервые увидела его, там, где они впервые встретились. Отголоски того дня заполняют её разум, и трудно не позволить страху завладеть ею. Трудно не развернуться и не вернуться к друзьям, притворившись, что между ними ничего не было. Но она пытается стать лучше, и встретиться лицом к лицу со своими страхами – довольно большое дело. Хотя бы по мнению её психолога.       К тому же, она так сильно скучала по нему, что становится трудно дышать при одном только взгляде на него.       Она прокладывает путь между столиками и наконец доходит до бара. В какой-то момент он поднимает голову и видит её, стоящую перед ним, хмурится и моргает, будто бы не до конца верит, что она стоит тут, прямо перед ним. Затем в его глазах появляется вспышка боли, и он пытается замаскировать её вежливой улыбкой. Что-то сжимается в её сердце, и вдруг все, что она хочет, это убежать отсюда, потому что она не знает, что делать, не знает, что сказать. Она не может начать разговор с фразы: “Привет, помнишь ту ночь, когда ты сказал, что любишь меня, а я разбила тебе сердце? Как дела?”       Или, даже хуже, что-то, о чем она до сих пор думает: “Ты все ещё любишь меня? Можешь, пожалуйста, сказать это снова?”       В конце концов, Рей ничего из этого не говорит. Не обращая внимания на усиливающийся шум её сердца и беспокойство, она здоровается с ним настолько нормально, как только может.       — Привет, Бен.       — Привет, — отвечает он, отводя на секунду взгляд. На слишком долгую секунду, если быть честным. Она не хочет пропустить ни мгновения, когда их взгляды будут встречаться. Его голос низкий и мягкий, когда он продолжает. — Рей. Как дела?       Его вид после такой большой разлуки открывает поток эмоций, которые она прятала глубоко внутри. Она чувствует себя водой, льющейся через край, мысли движутся со скоростью мили в минуту, повторяя: “Я думала о тебе постоянно с момента, как ты ушел. Я сожалею об этом, каждый день. И я хотела бы быть смелее. Я хотела бы попробовать быть с тобой, когда у меня была возможность.”       — Сегодня день рождения моей подруги, — говорит она вместо всего этого. Она поворачивает голову и указывает на их столик. Когда поворачивается обратно, она заправляет прядь волос за левое ухо и смущенно объясняет. — Поэтому… поэтому я здесь.       — О, понял. Веселишься? — он смотрит поверх её головы в сторону её друзей и кивает.       — Да, — она кидает ему маленькую улыбку.       — Хорошо. Я рад, — говорит он. Уголки его губ превращаются в улыбку, и он спрашивает. — И учеба? Так же не дает отдохнуть?       — Да, неплохо так, — отвечает она, хихикая, благодарная за смену темы, хотя она не была бы против, если бы и он не был. Бесполезно отрицать, что она хочет говорить с ним – даже о погоде. — Я почти закончила. Еще один год и выпущусь.       — Хорошо, — говорит он ей, его глаза прикованы к ней. — Я правда горжусь тобой, Рей.       Его комплименты тут же греют где-то внутри груди, её колени готовы сдаться. Неловко, на самом деле, как сильно ей нравится слушать его похвалу. Она пытается спрятать румянец на щеках, опуская подбородок.       — Спасибо. Очень по-доброму с твоей стороны, Бен.       — Не стоит, — он прочищает горло, и её взгляд возвращается к нему, когда он продолжает говорить, поднимая бровь. — Итак… что вы пьёте? Текилу?       Она кивает в ответ.       — Тогда четыре шота? — узнает он, двигаясь, чтобы подхватить бутылку с полки.       Чтобы исправить его допущение, Рей импульсивно вытягивает руку, чтобы тронуть за плечо, и чувствует, как он напрягается.       — Извини, — говорит она, быстро отдергивая руку. — Я не пью. Сегодня только для друзей.       Бен притворяется, что прикосновения будто и не было, и продолжает работать. Он ставит три стопки на поднос на стойке и медленно наливает жидкость, его глаза сосредоточены на работе. Её же глаза сосредоточены на его лице. Возможно, ему неудобно из-за этого, и Рей понимает, что это эгоистично с её стороны; её вообще не должно быть здесь. Она должна просто оставить его в покое, потому что она уже наворотила достаточно дел. Но она не может отвести глаз от его лица.       Все закончилось слишком быстро.       — Держи, — предлагает он, пододвигая к ней поднос. — За счет заведения, — добавляет он с маленькой улыбкой.       — Нет, — Рей мотает головой. — Не стоит, Бен, просто добавь в наш…       — Ну же, Рей, это же день рождения твоей подруги, все в порядке…       — Нет, я не думаю, что стоит…       — Рей, — нараспев произносит он, глаза сверлят её. — Пожалуйста, просто возьми.       Рей вздыхает и берет поднос, шепча тихое спасибо. И когда уже собираясь взять напитки и уйти, она колеблется, пальцами крутясь по подносу.       Она не знает, откуда чувство, будто нужно что-то сказать. Будто если она уйдет к столику и оставит всё как есть, то так только увеличит расстояние между ними. И прямо сейчас, видя его вживую, её наконец озаряет, что это не то, что она хочет от него: больше расстояния. Она хочет его еще ближе, чем они сейчас. Она хочет подойти поближе и затеряться в его объятиях. Она хочет вернуть его; хочет просыпаться рядом с ним, и чтобы он готовил завтрак; хочет, чтобы он играл с Блинчиком и занимал её место единственного человека, которого переносит этот кот.       Она хочет больше.       Тысяча вещей, которые она могла бы сказать ему, проносятся в её голове, но только одна высовывается из общего потока. Прямо здесь, прямо сейчас, в точности, где они встретились впервые, глядя на его теплые цвета виски карие глаза, она понимает, что любит его, и тепло разливается в её груди. Это чувство такое непривычное для неё, будто это тот, кого она знала, будто он был здесь всё это время, и она думает, что это и значит фраза “чувство, будто возвращаюсь домой”. Вот что она чувствует. Будто наконец-то вернулась домой.       К Бену.       Прилив волнения и понимания заполняет её. Слишком много, чтобы сдержаться, но они оба сейчас посреди чего-то, и ей нужно немного сбавить обороты. Перебарывая комок в горле и страх, что может быть слишком поздно, и смотря на его озадаченное выражение лица, Рей начинает говорить.       — Как ты думаешь, может мы…       Именно в этот момент, блондинка, которая работает здесь – Талли, если верить бейджику – подходит к Бену, дружески хлопая того по плечу и ведя себя так, будто Рей здесь нет.       — Хэй, босс, Роуз мне все рассказала, — радостно напевает она, яркая улыбка поселяется на её лице. — Как прошло свидание?       Слова девушки запечатляются в голове Рей, потому что Бен смотрит на неё пустым взглядом. Будто эта новость не должна была достигнуть её ушей. И Боже, как же она хочет, чтобы так и было. Прямо сейчас чувствует, будто весь её мир разрушился, и пол уходит из-под ног. Она сжимает поднос сильнее, только чтобы за что-то держаться, костяшки пальцев почти белеют.       Бен медленно наклоняет голову к Талли и плоско отвечает.       — Было… хорошо. Спасибо, что спросила, Талли.       — Не стоит, босс, — она почти поет, её улыбка становится ещё шире. — Мы с Роуз просто хотим, чтобы ты был счастлив.       — Спасибо, — мягко шепчет он.       Талли отходит к другой стороне стойки, и Бен возвращается к Рей.       — Что ты говорила? — расспрашивает Бен, в его голосе звучит волнение.       Может быть потому, что он сожалеет о том, что Рей так узнала о его попытке двигаться дальше. Хотя, если быть честной, то он не то, чтобы должен ей. Потому что это не так.       Это её вина, что она опоздала – и, понимая это, в этот момент её сердце раскалывается на миллион маленьких частей.       Она качает головой, желая, чтобы слезы, начавшие застилать глаза, не полились прямо сейчас, и прочищая горло от застрявшего в нем комка, она отвечает.       — Нет, ничего. Не переживай. Спасибо за напитки, Бен.       Он кивает и отводит взгляд. И ох, так тяжело стоять рядом с ним, не способным смотреть ей в глаза. Это намек, чтобы она ушла, наверное.       — Увидимся, — мягко шепчет она.       Она знает, что, возможно, они больше не увидят друг друга, если на то пошло. Они почти не пересекались, если бы не сумасшедшая неделя в прошлом году. Но это хорошее чувство на тот момент. Оно хотя бы притупляет горящую боль в сердце.       — Ага. Увидимся, Рей, — все еще опустив взгляд, отвечает он.       Его решимость не смотреть на неё заставляет чувствовать, будто она злоупотребляет гостеприимством.       Пора навсегда оставить его в покое.       Она разворачивается и направляется к столику, задумываясь, как, черт возьми, она притворится, что все окей; что единственное, что она сейчас хочет, это прийти домой, свернуться в калачик и плакать всю ночь, что её сердце не было разбито секунду назад. Но она может винить только себя. Она всегда пропускает тот момент, когда нужно быть смелой.       Но сейчас уже слишком поздно.