Девять кругов Ада

      Конечно же, стоит ему подумать о том, что уже наконец-то следует что-то предпринять, как время, ещё совсем недавно тягучее и ленивое — будто резиновое, потекло в разы быстрее. Предложение о встрече вечером от Като Сабуро всё-таки отклоняет, руководствуясь сосущим под ложечкой ощущением неправильности. Разумеется, что делать, он не придумал (и, честно, даже смутно не представил, что в таких ситуациях хотя бы возможно сделать), и Джиро благополучно куда-то смотался. Что ему мешало тоже уйти? Ах да, весь этот прекрасный и малопонятный спектр человеческих эмоций и ощущений. Следовать логике не так-то просто, когда на душе от этого гадко и противно.       Три дня пролетают мимо него стрелой. Ещё пару раз они созванивались с Ичи-нии тет-а-тет, разок — вместе с Джиро. Никаких разговоров о проблемах, только будничный обмен последними новостями, вместе с которым утекало драгоценное время. Три дня прошло. Три дня осталось.       С сиблингами Такаги за это время Сабуро почти не общался — он вообще решил пока свести контакт с ними к минимуму, потому что каждый раз внутри появлялось это мерзкое чувство бегства от своих проблем. А чтобы от него избавиться, нужно… вот этим он как раз занимается. Или делает вид, что занимается. Джиро, к слову, совсем не помогает — мысли о нём становятся всё назойливее, сны — всё развязнее. Ему так скоро в глаза брату будет стыдно смотреть, не то что к нему прикасаться. За все эти три дня не происходило ничего как тогда в бассейне или же в лесу — не было этих моментов странной близости, и Сабуро отчаянно хочет урвать ещё хоть один.       Вибрация телефона, означающая пришедшее сообщение, становится для него практически неожиданной. Кто ему написал? Ичиро? Джиро? Прости господи, Рей? До разбереженного разума не сразу доходит, что непривычный глазу «интересный тип» в списке контактов — не кто иной, как Като. Точно, Като… обычно он пишет в мессенджере. Почему смски именно сегодня? Кольнуло стыдом — это ведь Сабуро предложил обменяться номерами телефонов, а теперь ведёт себя… так, как ведёт. Интересный тип (16:18): встретимся?       Странное дело — никаких скобочек и двоеточий, изображающих улыбку. Ещё почему-то кажется: произошло что-то нехорошее. Като почти не писал ему — Сабуро даже подозревает, что к его отдалению друг отнёсся с пониманием. А теперь ни с того ни с сего снова предложение о встрече. В любом случае, делать ему сейчас совершенно нечего — разве что опять позвонить Ичи-нии, но нельзя этим злоупотреблять, иначе брат начнёт беспокоиться. Это последнее, чего Сабуро хочет. Вы (16:18): Давай.       Тем более, один раз он уже отказал Като. Второй будет совсем невежливым. Интересный тип (16:18): у ворот Вы (16:18): Прямо сейчас? Интересный тип (16:19): да       Предчувствие его не подводит. Като, одетый в непривычно тёмную одежду, ждёт на обозначенном месте. И… не улыбается. Он улыбался всегда — в ответ на шпильки Сабуро, глядя на их с Джиро перепалки, даже когда Юки ему язвит — это происходило редко, но метко. Тем не менее, завидев его, Като вновь пытается хотя бы приподнять уголки губ. Но хрупкая неискренняя улыбка дрожит и затухает в зародыше — у него не хватило сил даже на неё. — Като-сан? — Сабуро осторожно зовёт его, окинув сочувственным взглядом посеревшее лицо — он и без того бледный, а сейчас и вовсе напоминает призрака, готового исчезнуть с малейшим порывом ветра. — Что случилось?       Он отчего-то озирается по сторонам, сутулится ещё сильнее, после чего кивает в сторону леса. — Поговорим там, ладно? Не хочу делать это в месте, где полно народу. Сабуро понятия не имеет, о каком таком абстрактном «там» идёт речь. Неужели Като нашёл место, подобное тому заброшенному святилищу? И почему его не устраивает вполне себе безлюдное место на территории гостиницы?..       Но Като не ушёл далеко. Небольшая полянка неподалёку от здания бассейна — его чёрная крыша видна даже отсюда. А он ведь ещё не был в местных аналогах источников… досадное упущение. Но сейчас, к сожалению, не до него. — Я поругался с Юки, — среди лесных звуков, шума его собственных размышлений и тихого дыхания, эти слова кажутся оглушающими. И звучат как приговор, до того у Като обречённый голос. Не у одного Сабуро проблемы с близкими родственниками, ха-ха. Он легонько клонит голову, безмолвно призывая продолжать — вероятно, в такие моменты лучше всего выговориться одним разом, не натыкаясь на какие-то комментарии. У него нет опыта, потому что о своих проблемах он в основном молчит. — Сперва она сделала мне замечание, что я, видите ли, оставил дезодорант у неё в комнате. Начала ворчать и говорить о том, какой я рассеянный и безответственный… а потом взяла и сказала, что из-за меня ты стал реже с нами общаться.       Такая причина для ссоры? У Юки, похоже, действительно крайне дурной нрав. — Только не подумай, она так не считает! Сказала сгоряча, я уверен. А вот насчёт всего остального… — Като мрачно, но как-то горько усмехается. То, что наговорила ему сестра, сильно его задело. — Как ты можешь понять, я сильно разозлился. Говорю, какая разница, ты всё равно ему даже не пишешь! Сабуро едва сдерживает короткий смешок — Като сказал абсолютную правду. Юки, похоже, побаивается его… в отличие от своего брата. Иронично, что изначально больший интерес к нему проявляла именно она, но в итоге выслушивает он не её. Иронично и даже грустно. — Так она посмотрела на меня, будто я неправду сказал! Обозвала безответственным кретином, бездарностью и ничтожеством, которое только подлизываться и умеет, ха-ха. Я уже не помню, что хотел тогда ответить, потому что… — Като запинается и колеблется, внезапно показавшись Сабуро непривычно уязвимым, — потому что её слова задели меня.       Он тихо, печально вздыхает, делая краткий перерыв и собираясь с силами. Именно в этот момент Като кажется донельзя близким, в кои-то веки показавшийся из-под своей скорлупы веселья и напускного безразличия. Вспоминается содержание нелегально добытых файлов — фотография маленького белокурого мальчика, напоминающего собою ощетинившегося зверёныша. Прижимающего к себе девочку — худую и напуганную… — Я тоже рос в приюте, — сердце Сабуро странно ёкает — в достоверности информации он не сомневался, но услышать воочию… Теперь даже голос его будто зазвучал по-другому. Похоже на то, какие манипуляции проворачивает Амемура Рамуда со своим — его истинный, низкий, звучит даже неестественней, чем писклявые интонации, с которыми тот привык общаться. Но наваждение развеивается — Като всего лишь осип. — Из-за войны дядя долго не мог эмигрировать из России… легальным способом. По-другому он не смог бы забрать нас с Юки. А когда у него это получилось, нам… всё равно пришлось несладко. Первые несколько лет мы жили впроголодь, а дядя и японский-то знал еле-еле. С горем пополам общались на английском, — улыбка лёгкой ностальгии тронула его губы и тут же исчезла, уступив место, должно быть, не самым приятным воспоминаниям. — И где и с кем бы мы не находились, мы всегда держались друг за друга. Я, как старший брат, обязан был защищать сестру, и всех всё устраивало. Пока Юки вдруг не решила, что ей, видите ли, больше не нужна моя опека, ведь она такая взрослая и самостоятельная! А может, я действительно стал ей не нужен? Я понимаю, что скорее всего это не так, но… но… — Но она иногда перебарщивает, верно? Слова Като, его голос, полный искренней обиды, история о приюте и брате с сестрой, что сначала были не разлей вода, а потом, по инициативе младшей, начали собачиться… всё это так ему знакомо, что даже тошно.       В самую первую их встречу он подумал, что Като чем-то похож на Джиро, и поэтому эти двое точно подружатся, но, как выяснилось, единственное их сходство заключается в наличии поразительно глупых младших сиблингов. — Да, — глухо и невероятно устало, — да, перебарщивает. Сердце обливается кровью, стоит только подумать, сколько раз этот человек сидел вот так — совершенно разбитый жестокими необдуманными словами сестры? И ведь у него нет старшего брата, как у Джиро. — И ведь она… права. Я учусь хорошо, но не отлично, много чего знаю, но все мои знания поверхностны и яйца выеденного не стоят. Я никому не интересен, если не улыбаюсь, — последняя фраза прозвучала почти яростно, и Като на мгновение становится похож на себя с той старой фотографии. Но тут же он опомнился, и теперь у него даже получилось улыбнуться. — Извини, я наболтал глупостей сгоряча. У нас это, видимо, наследственное. Не стоило вообще говорить тебе всё это. Я пойду…       Но Сабуро, повинуясь какому-то отчаянному порыву, хватает его за руку. Като — друг! Всё-таки, больше друг, нежели кто-либо ещё, несмотря на первое впечатление. И эта ситуация… так ему знакома! Однако он не нравится людям даже со своими обширными знаниями и идеально написанными тестами. — Ты неправ, — решительно заявляет Сабуро. Впервые за долгое-долгое время он ни секунды не раздумывает над словами и говорит лишь то, что вертится на языке уже давно. — Ты с самого начала показался мне интересным! В плохом смысле, правда, — Като меняется в лице и теперь выглядит совсем уж убитым. Вот чёрт, нужно сказать что-то ещё и побыстрее! — Но только поначалу, честно! Я боялся, что вы с сестрой можете сделать что-то плохое мне или Джиро, поэтому, — он запинается на мгновение, неуверенный, что стоит честно признаваться в содеянном, но страх упустить нужный момент перевешивает рационализм, — разузнал кое-что о вас… и кое-что из твоей биографии мне уже было известно. Извини! Я не мог по-другому! — Сабуро больше даже не пытается уследить за переменой чужих эмоций — мысли слишком хаотично мечутся в его голове, и ему нужно хоть как-то попробовать с ними справиться, но нужно действовать быстрее, пока Като не ушёл…       Стоп. Так не пойдёт. Он не сильно, но ощутимо ударяет себя по щекам и немного успокаивается. Собеседник никуда не делся — Сабуро не поднимает взгляда на его лицо, боясь увидеть там отвращение или, ещё хуже, разочарование. Тем не менее, вид ног в старых потрёпанных кроссовках внушает надежду. — Я тоже должен кое в чём признаться, — прерывает неловкую паузу Като, — на самом деле, дядя не знаком с владельцами этой гостиницы. Он очень много работал и долго копил, чтобы дать нам возможность съездить хотя бы за город. Смог договориться, чтобы нас, несовершеннолетних, пустили сюда без него. — А он сам? — интересуется Сабуро почти жалостливо. — Решил отдохнуть дома. Говорит, что ему тут делать… я надеюсь, это действительно так, а не из-за того, что на себя ему не хватило денег, — Като снова улыбается — криво и горько.       Воцаряется тишина. — Получается, мы квиты, — разрушает её Като спустя пару минут, ощущавшихся вечностью, — но больше так не делай. Если захочешь что-то узнать, спроси, я… расскажу. Наверное. — А ты можешь говорить мне любую правду о себе. Мы с братом не из тех, кто станет презирать за бедность или сиротство, — Сабуро отпускает короткий смешок, и последующее молчание уже не кажется неуютным. Като смягчается, теперь меньше напоминая собою озлобленного волчонка. — Юки-чан тебя не ненавидит. И не желает ничего плохого, — то, что он хотел сказать гораздо раньше всего вышеперечисленного. И, пожалуй, самое важное. — Тебе-то откуда знать… — Поверь, я знаю. Все эти глупые нападки — попытки казаться самостоятельнее. Она не хочет, чтобы ты постоянно о ней заботился. Но это не значит, что следует всё спускать ей с рук, иначе она… увлечётся. Я уверен, Юки-чан стыдится за всё сказанное. Поэтому… лучше стопори её, — он трёт виски — в голове начинала зарождаться острая боль. Он отлично помнит, сколько неверия и обиды появляется во взгляде Джиро каждый раз, когда они ругаются особенно сильно, и как стыдно потом ему самому. — Тогда ты сказал, что самые дружные братья и сёстры — это те, которые постоянно ругаются, — Като неопределённо передёргивает плечами. — Я иногда видел вас по телевизору, и всё гадал, правда ли это. Хотелось убедиться на чужом примере, но… вы с Джиро-куном поссорились? — вопрос режет по ушам, и Сабуро отводит взгляд. Они постоянно ругались, но началось ли это взаимное отторжение сразу же после какой-то ссоры? Нет, определённо нет. Тогда как назвать то, что между ними происходит? — Ничего страшного, если ты не хочешь говорить, — после продолжительного молчания Като понимающе похлопывает его по плечу, — но я уверен, что у вас всё будет хорошо.       Не будет. Эта история не закончится так, чтобы все были ею довольны. Может быть, только через несколько лет… сможет ли он дождаться? Джиро… даже в такой момент мысль о нём вызывает острую тоску. — Спасибо за всё, Сабуро, — Като отрывает спину от дерева, на которое опирался, после чего отряхивается. И собирается уходить. — Не за что, Като. Уже развернувшийся в сторону гостиницы собеседник замирает и бросает поражённый взгляд через плечо. Секунды две Сабуро недоумевает, а потом понимает.       Он забыл про суффикс. Так что… по мнению Като, они теперь точно друзья? Думать о Като, как о друге, так же просто и естественно, как решать тригонометрию. То-мо-да-чи. Про себя он медленно повторяет слово из четырёх слогов, не замечая, как растянулись в слабой улыбке губы.       Сабуро не отпугнул Като своей язвительностью, своей занудностью, своим плохим пониманием человеческих эмоций. Като смог довериться ему, едва знакомому человеку, да ещё и знаменитости! К тому же, он никогда не относился к Сабуро предвзято, и смотрел на него прежде всего как на одарённого сверстника, а не на известного на всю Японию рэпера. По крайней мере, такое сложилось впечатление. Сабуро смеет предполагать, что даже не ошибочное. Столько раз он наступал на одни и те же грабли! Ему уже даже не верилось, что это когда-нибудь изменится; что он когда-нибудь будет нужен хоть кому-то, кроме братьев.       Но ошибиться в этот раз как нельзя приятно. Друг. Самый первый настоящий друг. Может, хотя бы у них всё будет хорошо.       Долгое время Сабуро провёл в лесу, размышляя обо всём и одновременно ни о чём. Шорохи вокруг подарили временное успокоение, отречение от всего, что несёт вместе с собой пребывание в социуме. Его не пугают, как обычно, насекомые, не волнует такое обилие непривычных звуков, не беспокоит время, утекающее быстрее буйной реки. Разумеется, потом мрачные и грустные мысли о насущном навалятся на него скопом и задушат, но сейчас душу греет тот единственный факт, что теперь они с Като дружат.       Так, оказывается, приятно в кои-то веки ощутить привкус обычной подростковой жизни.       Но для того, чтобы точно не испытывать ни раздражения, ни чувства вины и грусти, по-прежнему недостаёт одного важного компонента. Сабуро открывает глаза. Над головой, устремляясь вверх, качаются тяжёлые кроны деревьев. Раньше ему казалось, что все эти красивые метафоры из художественной литературы, описывающие некий «шёпот листьев», всего-навсего преувеличение — деревья не разговаривают. Что ж, теперь он в этом уверен. Но эти звуки несут с собой поразительный покой — быть может, именно это имеют в виду писатели. Единение с природой и всё в этом духе…       Он поднимается, обнаружив, что всё это время сидел на голой земле. По возвращении нужно будет постирать одежду. *** — Где ты был? — набрасывается на него Джиро с вопросом (лучше бы без), стоит только Сабуро приоткрыть дверь в их номер. — Гулял, — рассеянно отзывается он, подмечая, что брат тоже выглядит странно измотанно. Но гадать о причинах у него уже нет сил. — Ты и гулял? Да я в жизни не поверю, что ты по своей воле выйдешь из помещения, — в чужой голос закрадываются нотки подозрения, и, несмотря на усталость, Сабуро чувствует, как в нём закипает злость. — Слушай, недавно ты позвал меня в лес, посмотреть на твоих дурацких лисиц. И я согласился! Вполне по своей воле, а иначе и моей ноги там бы не было!       Сабуро ожидает возражения. Джиро сам к нему полез с расспросами — видать, что-то ему в голову взбрело, и теперь от него так просто не отделаться. Однако он… теряется. И смотрит так, будто впервые видит. Вся эта ситуация до странного напоминает тот их спор несколько дней назад, когда Джиро спрашивал про Такаги. Неужели… неужели… — Ты что… — Сабуро старается убедить себя в том, что нельзя торопиться с выводами, потому что иначе он начнёт везде видеть то, что хочет, но радостное возбуждение окутывает его слишком быстро — как же в первый раз до него не дошло! — Думаешь, я буду ходить исключительно за тобой? Как в детстве, когда я игнорировал остальных детей и цеплялся только к своему ненаглядному Джиро-нии?       Ему чертовски хочется, чтобы догадка оказалась правдивой! Это не даст ничего, кроме короткого удовлетворения, но зато насколько сильным оно будет! Не только Сабуро начал чувствовать острую тоску по вине брата. Не только он испытывает эти странные угрызения совести, это сильное желание сбежать! Так и есть. Наверняка. Разумеется, мысль о том, что все эти эмоции Джиро могут быть вызваны по той же причине, что и у него самого, ни разу не посещает светлую голову. — Неправда! Ничего я не думаю, — скалится он сердито, и сейчас Сабуро к нему так близко (когда успел подойти?), что видит, как увеличиваются его зрачки. Игра света? Точно она. — Просто… просто я беспокоюсь за тебя! Типа, знаешь… как брат за брата! — Повторюсь, ты уже и сам знаешь, что Такаги неопасны, — сейчас ему как никогда важна каждая эмоция, мелькающая под трескающейся маской безразличия Джиро. — Чего ты добиваешься своими истериками? Почему тебе настолько не всё равно, с кем я общаюсь? Что ты хочешь?       С каждым словом и неумолимым приближением усиливается ощущение, что он выигрывает эту дурацкую игру, что ещё немного, и брат расколется, как особенно прочный грецкий орех, и вывалит всё подчистую. Но, стоит прозвучать последнему вопросу, как выражение лица Джиро неуловимо меняется. Из взгляда исчезают все признаки загнанности, он расправляет напряжённые до этого плечи и тяжело вздыхает, словно о чём-то себе напоминая. — Я не верю, что ты можешь с кем-то подружиться, — в воцарившейся на секунду тишине эта фраза звучит подобно выстрелу, и Сабуро, мгновенно осознав вложенный в неё смысл, отшатывается. Джиро смотрит холодно и бесстрастно — эта предательская секундная слабость исчезла, словно её никогда и не существовало. Но совсем недавно он смотрел так отчаянно, Сабуро точно это помнит! Всё в нём кричало о каком-то сожалении, может быть, даже муках совести, и… чём-то ещё. Оно угадывалось сквозь всю эту гамму разнообразных эмоций, и казалось странным и нечитаемым, но в то же время таким знакомым… а сейчас он вновь запрятал все свои чувства куда подальше и смотрит на Сабуро, как на пустое место. — Не знаю, помнят ли это твои «гениальные», — Джиро демонстративно показывает кавычки, — мозги, но ты таскался со мной не просто из-за того, что тебе не нравилось с другими детьми, Сабуро, — настолько непривычно слышать от него эти злые и жестокие слова! Если Джиро и говорил гадости, то только порядочно разъярившись на Сабуро, но никогда так… спокойно. Он не может сориентироваться и вставить хоть слово — слишком растерялся от резкой смены обстановки. Но Джиро плевать на его заминку — он безжалостно продолжает. — Видишь ли, ты никогда никому не нравился. Даже совсем маленьким. Всегда было хоть что-то, в чём ты превосходил сверстников, и поэтому над тобой издевались. Из зависти ли, из обиды, не знаю… но это факт. Никто не любит маленьких умных дерьмодетей. Особенно когда они ещё и ведут себя, как говно! Твои Такаги кинут тебя, как только ты позволишь им узнать себя, Сабуро. Я видел это не один раз, но думал, что ты уже усвоил урок. Неужели даже сраные, мать их, гении так часто наступают на те же грабли?       Под конец Джиро вновь срывается на эмоции, но это уже неважно — на подкорке отпечатываются красным все его слова. Видит бог, наговори брат любой другой обидной гадости, он смог бы наивно утешаться тем, что Джиро на самом деле так не считает, но, чёрт возьми! Всё вышесказанное — не просто очередной выпад, попытка спровоцировать или задеть.       Джиро просто сказал правду. Сказал то, чего никогда не говорил даже в жесточайшем порыве ярости — обычно все его упрёки куда более поверхностные и расплывчатые, чтобы их можно было списать на чепуху, которую он выпалил со злости. Когда всё доходит до крайности, они просто начинают драться — хотя для Джиро, наверное, все его попытки сопротивления и яйца выеденного не стоят, и он всего лишь выполняет наставление, данное Ичи-нии ещё несколько лет назад. Заботься о брате, Джиро, ведь он меньше и слабее, читаем как «никогда не говори ему того, что знаем мы оба, он слишком обидчивый, не бей его сильно, ведь он не даст тебе достойный отпор».       И до чего же обидно осознавать, что он действительно… такой! Слабый, обидчивый, беспомощный и никому, кроме них двоих, не нужный. Впрочем, насчёт Джиро Сабуро уже отнюдь не уверен.       Он так и стоит, осоловело пялясь на Джиро и выслушивая всю эту жестокую правду, обычно не поднимаемую им в склоках, пока брат, покрасневший от злости, вдруг не начинает как-то удивлённо моргать. Как будто привидение увидел, ха-ха. — Сабуро… прости, я не хотел… И чего это он теперь, спрашивается? Думал, вывалит ему всё то, что он и так уже знает, а потом просто извинится? Да Сабуро плевать хотел на его слова! Нечего делать такое жалостливое лицо! — Да п-пошёл ты, — голос почему-то дрожит и скачет в тональностях, но плевать, плевать, плевать! Плевать на этого придурка, плевать на то, что он прав, плевать на слёзы!       Постойте-ка, слёзы? Тут же осознаются и причины трясучки всего тела, и удивления Джиро. Позорище. Идиот по-прежнему питает слабость к плачущим детям, поэтому, наверное, и растерялся — вряд ли ему стыдно за свои слова. Никому ведь не должно быть стыдно за чёртову правду, да, Джиро! Наверное, сейчас оклемается и подумает, что Сабуро просто давит на жалость. Да, так и будет. Поэтому… — Подожди, — когда он (только-только, сука, сюда пришедший!) тянется за положенным на тумбочку телефоном, Джиро робко делает шаг вперёд, будто не осмеливаясь приблизиться. Сабуро бросает на него один яростный (наверное, это выглядит пиздецки жалко, но ему похуй, господи, он же для себя решил, что ему похуй) взгляд. — В чём дело, Джиро? — удивительно спокойно, несмотря даже на безостановочно льющиеся слёзы, спрашивает Сабуро. — Так всё и было. Я помню, как меня доводили, и мне приходилось каждый чёртов раз возвращаться к тебе и Ичи-нии. Мы все это помним, знаешь? А ты всего-навсего освежил нам с тобой память. Приятно, наверное, тешить эго зависимостью младшего брата от тебя, да? Когда я, в очередной раз разочарованный приземлённостью человечества, приходил поплакаться к тебе в жилетку, ты каждый раз радовался: вот он, очередной шанс показать своё превосходство, продемонстрировать всю свою заботу и показать, что никто, кроме тебя, не примет бедненького малыша Сабуро таким, какой он есть! Продолжай оставаться только со мной, Сабуро! Я не дам тебя в обиду, Сабуро!       Если изначально он намеревался уйти молча и с достоинством, то теперь его прорвало окончательно. Что ж, Джиро вывалил на него всю нелицеприятную подноготную, кроющуюся за отсутствием друзей? Теперь очередь Сабуро. — Но знаешь, что ещё правда? Ты продолжал это делать, потому что тоже никому не нравился! С нищими сиротами позорно водиться! Тебе нужен был хоть кто-то, кто смог бы помочь тебе преодолеть комплексы! Не можешь самостоятельно доказать, что чего-то стоишь? Специальное предложение: приставь к себе младшего брата и сделай вид, что защищаешь его, чтобы заслужить хоть немного уважения от всех остальных! Играй в футбол, притворяйся крутым, и может, тебя заметят на фоне его гениальности! Ах, теперь ты брат знаменитости, и нежданно-негаданно завёл кучу друзей? Да кому ты нужен без гипмика или Ичи-нии! Ты даже на своём драгоценном футболе сидишь на скамейке запасных, так что спортсмен из тебя тоже дерьмовый! Если бы из-за твоей глупости в прошлый раз мы бы не попали в финал, ты бы лишился и этого жалкого положения! В глубине души ты тоже трусливый маленький сиротка, отчаянно цепляющийся за любую возможность не скатиться на дно, где тебя все презирают!       С каждой его фразой мигрень только усиливается, а под конец Сабуро едва ли способен что-то видеть от пульсирующей в висках боли и пелене слёз, по-прежнему застилающей глаза. — Но теперь ты мне нахер не нужен, Джиро. Поищи замену в своём классе, там тебе каждый второй в рот заглядывает. Только надолго ли её хватит? Не уверен.       Когда Сабуро, выдавив из себя эту очевиднейшую ложь, уходит, никто его не останавливает. ***       Весь свой недлинный путь он не прекращает вздрагивать и плакать — успокоиться никак не получалось. Очевидно, что все гадкие слова брата как минимум про Такаги — ложь! Он съязвил Като уже несколько раз, и тот не выявил желание прекратить общение! Но при этом всегда есть вероятность, что он просто терпит. Кто-то терпел меньше, кто-то дольше — ведь так круто общаться со знаменитостью. Като мог соврать о том, что не интересуется рэп-баттлами, как соврал о своём дяде. Малообеспеченным сиротам выгодно завязать как минимум дружеские отношения с кем-то, вроде него, тем более таким сиротам, как Като и Юки. Налицо отличие этих двоих от коренных японцев, а про их дядю, вероятно, и говорить не стоит.       Сабуро и сам понимает, что его доверие к человеку, с которым они знакомы без году неделю, довольно опрометчиво. Джиро прав — он слишком часто наступает на одни и те же грабли. Но никто из всех его безликих друзей не проявлял такого участия, как Като! Никто не рассказывал ему о своих проблемах и не пытался узнать его самого. Никто не демонстрировал свои нелицеприятные стороны — исключая, конечно, все те разы, когда они желали прекратить общение «потому что я думал, ты другой, и ты меня разочаровал, уж извини».       Спор зародил в нём семя противоречий, и сейчас оно растёт и душит его изнутри. А тот факт, что брат не говорил ему всё это из жалости, заставляет Сабуро чувствовать себя ещё более убогим, ведь в конечном счёте такие меры оказались оправданными. Он так расклеился, когда ему в лицо всего лишь выпалили пару фактов о его личности и биографии! Причём и сам наговорил такого, за что, несмотря на всё, чувствует всё нарастающий стыд, в конце приправив грязным враньём.       Джиро нужен Сабуро. Вероятно, это не изменится никогда, и он только что в этом убедился. Боль, обиду и злость парадоксально сопровождает любовь и привязанность. Насколько бы всё было проще, будь он способен просто абстрагироваться от своих дурацких чувств! Но нет же, ему надо любить и страдать, как в тупых соплежуйных книгах, которые и книгами-то назвать трудно, а факт его любви к кровному брату делает всё происходящее похожим на испанский сериал сомнительного качества.       По итогу всех его нудных рассуждений, Сабуро… ничтожество. Это даже выводом не назвать — кому угодно и так очевидно. Как он там говорил Като? Факты на поверхности, нужно лишь немного приглядеться к имеющейся информации? Не суть важно. Вечно сомневающийся, глупый сопляк без друзей, нуждающийся в коммуникации с кем-то, кроме братьев, настолько, что даже готов закрыть глаза на многочисленные предательства и свои ошибки, повторяющиеся, как день сурка. И при этом нуждающийся и в братьях тоже! Если не хватает хоть кого-то из них, то он уже чувствует себя отвратительно. Так было во время двухгодичной ссоры с Ичи-нии. Но тогда выяснилось, что вся ситуация — одно большое недоразумение, и это его спасло. А сейчас? Сейчас он убедился, что не нужен Джиро. И это ломает слабую ранимую душонку каждую чёртову секунду. Вот уж правда, всем ничтожествам ничтожество.       Он обнаруживает себя на улице, забившимся в укромный уголок двора — туда, где кусты укрывают его от чьего бы то ни было взора. В зазоре между забором и растительностью. Как забавно! В приюте Сабуро, получив по лицу от очередного завистливого ублюдка, делал точно также. А потом с плачем бежал искать Джиро или Ичиро — в зависимости от того, кто ближе.       Сейчас ему некого искать. Но громко реветь тоже нежелательно — не дай бог, услышат и прибегут утешать. Или, ещё чего, решат запечатлеть его позор! Посмотрите-ка, сам Сабуро Ямада, не страшащийся желать противникам на рэп-баттле смерти, забился в кусты и плачет, как девчонка! Вот Рей посмеётся, если узнает. Чудо, что ему повезло ни на кого не наткнуться по пути сюда. Или, может быть, он этого просто не запомнил.       Однако сквозь свои тихие всхлипы он слышит лёгкие шаги, уверенно направляющиеся прямо к его кустам. Чёрт побери! Если придурок настолько упрям, что пошёл за ним даже после всех этих обидных слов, то стоит дать ему премию за баранью упорность и непроходимую тупость! Эксклюзивную, специально для братца! — В-вон отсюда, — всё ещё позорно дрожащим голосом тянет Сабуро, на всякий случай отползая подальше. Шаги останавливаются. Ориентировочно где-то в метре от него. — Я сказал тебе уходить! Хоть иногда делай, что тебе говорят, Джи… Он зависает и недоговаривает, потому что рука, отодвигающая ветви куста, принадлежит отнюдь не тому, кого Сабуро ожидал увидеть.       К нему, растянув губы в глуповатой извиняющейся улыбке, наклоняется Кенджи. — Эм… ты уж прости, что я лезу к тебе в момент твоей личной драмы, но, эм… — Не мямли, Кенджи-сан, — практически плюётся Сабуро, — говори, что хотел, либо уходи. Я сейчас не в состоянии адекватно вести диалог. Он тушуется, колеблется, после чего садится рядом. Похоже, Кенджи собирается не просто что-то сказать и уйти. К большому сожалению. — На самом деле, мой поход к тебе не совсем запланированный… то есть, через пятнадцать минут принимать элитных гостей, и по-хорошему мне бы уже быть на месте, но… плачущий элитный гость может плохо отразиться на репутации гостиницы, возможно, даже хуже владельца гостиницы, опоздавшего на встречу с другим элитным гостем… поэтому я… — Боже, чувак, — он шмыгает носом, прерывая заикающийся поток речи, — в утешительных речах ты даже хуже меня. — Я-я ещё даже не пытался утешать! — Кенджи вспыхивает, поджимая губы. — Я всего лишь хотел объяснить ситуацию… и что у нас не так много времени! — Да-да, пизди больше. — Ичиро говорил, ты не ругаешься… — Я и не планировал! Это всё из-за… из-за…       Короткая передышка, вызванная смешком над неловкостью Кенджи, прерывается — у него начинается заикание, как совсем недавно у собеседника. Карма… Кенджи, осмелившись подвинуться чуть ближе, похлопывает его по плечу. Этот жест отрезвляет Сабуро. Чтобы он и так откровенно демонстрировал слабость перед каким-то там почти незнакомым владельцем гостиницы? Кенджи не выглядит как тот, кто попытается воспользоваться этим, но рисковать всё равно нельзя! На самом деле в основном это просто стыд, но Сабуро предпочитает использовать дешёвые оправдания, чтобы не ощущать его так сильно.       Усилием воли он отодвигает от себя чужую ладонь, ещё раз шмыгает носом и ощущает, как потихоньку начинает успокаиваться. Первый шаг сделан. — Из-за Джиро, — со вторым возникают сложности. Имя приходится из себя буквально выцедить, настолько не хотелось его произносить. — Ох, а по телеку вы никогда не… — Потому что наша жизнь не ограничивается одним телевидением, идиот! — мгновенно вспыхивает Сабуро. Кенджи даже больший бестактный кретин, чем он думал! — Из… извини. Это и вправду было глупо.       Он, наконец, замолкает — в тишине собственное прерывистое дыхание кажется Сабуро нелепым, поэтому приходится откашляться, пусть и выкашливать нечего — в горле страшно пересохло.       Тем не менее, долго продлиться это не должно — как Кенджи и сказал ранее, у него нет времени. Право слово, лучше бы он съебался без предисловий, а ещё лучше — не пошёл бы за Сабуро вовсе! Или решил нажиться на слухах о знаменитости? Но что-то жалостливое и сострадающее в сердце старательно увещевает, что Кенджи не желает ничего плохого — взять хотя бы то, как неловко и искренне он звучит, запинаясь через слово — похоже, все его предыдущие речи не более, чем отрепетированные до автоматизма реплики, в то время как сейчас всё в нём искренно и даже в какой-то степени беззащитно… — Ты, наверное, уже успел надумать себе кучу ужасов о том, что я запишу твой плач на диктофон и буду тебя им шантажировать или типа того, да? — Кенджи в очередной раз робко и печально улыбается, зачем-то стремясь заглянуть ему в лицо. — Сам-то как думаешь, умник? — язвит ему Сабуро в очередной раз, неуверенный в осознанности своих действий. Скорее всего, он просто хочет прогнать незваного гостя — Кенджи своим глуповатым невинным видом создаёт впечатление уязвимости к грубым словам. — Слушай, я понимаю, что какой-то малознакомый мужик — последний, кого ты захочешь увидеть в этой ситуации, но я просто хочу помочь, окей? Так что будь добр, придержи свой ядовитый язык и выслушай, я уже говорил, что у нас на всё про всё пятнадцать минут, — внезапно в чужом голосе зазвенели стальные нотки, и вся напускная мягкость и беззащитность исчезает из его скованной позы, будто её и не было.       Очевидно, Сабуро сглупил, посчитав его ранимым. Мягкотелые люди не работают в сфере обслуживания, и пусть Кенджи здесь не официант и не сидит за стойкой регистрации, он постоянно носится с гостями, и ему наверняка не раз и не два привередливые клиенты говорили гадости. Но Сабуро так просто не поддастся этому волку в овечьей шкуре! — Окей, а с чего ты взял, что мне нужно тебя выслушать? Ты знаешь, как взломать Пентагон? Сомневаюсь. — Ха-ха, очень смешно. Ичиро был прав, когда предупреждал меня о твоём скверном характере. С того, элитный клиент-сан, что речь пойдёт о Джиро-куне.       Стоит Сабуро услышать имя брата, как он, словно по команде, перестаёт избегать чужого цепкого взгляда и поднимает наверняка покрасневшее и опухшее лицо к Кенджи, который позволяет себе короткую удовлетворённую улыбку. — Отлично, теперь у меня нет ощущения, что я, эм, разговариваю со стеной. — Ха-ха, очень смешно, — передразнивает его Сабуро, даже удосужившись сымитировать чужие интонации. Кенджи демонстративно закатывает глаза и устало трёт переносицу, тут же, впрочем, собравшись и посерьёзнев. — Ты, наверное, замечал, что Джиро-кун почти всё время в гостинице проводит вне вашего номера, да? Так вот, в большинстве случаев… он был у меня. Или со мной, в зависимости от нашего, э-э, местоположения, ну ты понял. С последними словами Сабуро чувствует, что совершенно не в силах сдержать своё дичайшее удивление. Джиро? Который сам обвинял его в том, что он тусуется с какими-то левыми подозрительными людьми? Ни словом не обмолвившийся о том, что у него здесь есть компания? С Кенджи, казавшимся ему человеком, в чьём графике едва ли найдётся хотя бы парочка свободных минут? — Вижу, он не говорил тебе об этом, — со смешком, но без улыбки, подмечает Кенджи, — логично, потому что он попросил меня в случае нашей встречи при тебе делать вид, что мы с ним на самом деле нигде не пересекались. — И рассказывать мне тоже запретил, — с ноткой осуждения в голосе гнусаво подмечает Сабуро. — Я могу уйти. Тишина. — Так я и думал. Вообще-то, всё началось с того, что я нашёл его в лесу вечером на второй день вашего пребывания здесь. Он практически слышит потрескивание воображаемой лампочки над своей головой. — Это ты показал ему то крутое святилище и лисиц! — Верно! Джиро-кун попросил разрешения привести тебя туда на следующий день, — на этот раз Кенджи всё-таки улыбается, пусть и слабо. Но его взгляд, на мгновение блеснувший весельем, омрачается воспоминаниями — Сабуро невольно чувствует, как ему становится немного жутковато. Что такого произошло между этим человеком и Джиро? — Я наткнулся на него по чистой случайности, когда шёл от Широ-сан, — собеседник спотыкается, наткнувшись на скептический взгляд. — Ну что опять не так! Я впервые увидел её очень снежной* зимой, поэтому не вижу ничего странного в имени Широ! — Продолжай, у тебя мало времени, — решает не разжигать спор Сабуро. — Да, ты прав… так вот, я нашёл его одного среди деревьев и, подумав, что это какой-то недоброжелатель, решил затаиться и присмотреться… «Ага, или знатно перетрусил и спрятался, надеясь незаметно смыться.» — Но Джиро-кун каким-то неведомым образом услышал меня! Когда он велел выйти, я узнал его голос и расслабился. И тут же у меня возник вопрос: что драгоценный брат Ичиро делает здесь в одиночестве? Спросив его об этом, я получил в ответ равнодушный взгляд и… как-то даже не знаю. Джиро-кун выглядел очень несчастным и потерянным. Настолько, что в тот момент ему было всё равно, что он заблудился в лесу.       У Сабуро мгновенно получается воспроизвести в голове знакомый образ и печальный взгляд. Ему известно, как Джиро смотрит, когда дурачится и пытается изобразить из себя кота в сапогах, и как смотрит, когда действительно чувствует боль и обиду. И обычно брат никогда не позволяет себе последнего при каких-то незнакомцах, да что там, даже при тех, кого он зовёт друзьями! Насколько всё плохо, раз в таком состоянии его застал Кенджи? — Некоторое время мы неловко молчали, ну, знаешь, как бывает, когда слова на ум не идут… а потом он развернулся и хотел куда-то уйти. Я его останавливаю, спрашиваю, ты хоть знаешь, куда идти? А он говорит, нет, не знаю. В тот момент я понял сразу две вещи: во-первых, меня по головке не погладят, если я потеряю несовершеннолетнего элитного клиента в лесу. Во-вторых, пацану нужно хоть как-то поднять настроение… поэтому я подумал, что показать ему Широ-сан и её выводок — отличная идея, — Кенджи прерывается на вдох, а Сабуро ловит себя на том, что опять близок к тому, чтобы расплакаться. Джиро было плевать на то, что он заблудился. Если бы не удачное стечение обстоятельств, он мог бы пропасть на несколько дней… без еды, воды и какой-либо возможности позвать на помощь. — Как я и надеялся, он оживился, когда мы пришли к синтоистскому святилищу — тогда Широ-сан как раз заканчивала трапезу. Но вместо того, чтобы восхититься дикими животными в естественной среде их обитания, он сказал что-то типа «вау, эти развалины определённо понравятся Сабуро». Что за расстановка приоритетов! — на этом моменте Кенджи даже всплёскивает руками, обидевшись за Широ-сан. — Потом он спросил, можно ли привести туда тебя и показать и святилище, и лисичек, и я дал своё разрешение, хотя обычно не хожу кормить Широ-сан каждый день, потому что у меня нет времени. Стараюсь заглядывать к ней хотя бы раз в пару дней. Ах, о чём это я… точно. В общем, я сказал, что если ему опять станет очень грустно и одиноко, он может найти меня в самом дальнем номере на последнем этаже, если я, конечно, не буду занят. Он начал доказывать мне, что ему не грустно и не одиноко, он просто слегка устал и всё такое… но на следующий же день Джиро-кун стучался в мою дверь, когда я, решив насладиться редким перерывом от поручений родителей, смотрел аниме. — И он предложил посмотреть аниме вместе? — Так всё и было! Вы хорошо друг друга знаете, — Сабуро поджимает губы и отворачивается, залившись краской. С Кенджи нужно быть осторожнее — он слишком проницательный. — После того, как мы посмотрели две серии Евангелиона, Джиро-кун начал говорить, — Кенджи мнётся, отчего-то немного смутившись. Сабуро торопит события. — И о чём он говорил? — Ну… о тебе. — Обо мне?.. — Ага, — рассказчик вздыхает, — почему-то очень неловко рассказывать об этом тебе. Ощущение, что я предаю Джиро-куна, хах… но мне кажется, что это очень важно. — Предать доверие моего брата? — Да нет же! Вам двоим поговорить важно, — Кенджи зыркнул почти злобно. — Каждый раз, когда мы встречались, Джиро только и говорил, что о тебе. — Ну да, лучше же поговорить обо мне с каким-то чуваком из гостиницы, чем со мной непосредственно, — не сдерживает раздражённого вздоха Сабуро. — О чём это ты? — Джиро избегает меня. Поэтому почти не появляется в номере. Приходит очередь Кенджи удивляться. — Я запутался, — признаётся он спустя несколько секунд, нервозно проверив время на телефоне, — Джиро жалуется, что ты от него отдалился. Теперь ты жалуешься, что Джиро от тебя отдалился! Что с вами не так? Ох, — Кенджи потирает лоб в бессильном раздражении, после чего поднимается и отряхивается. И продолжает говорить, не дав Сабуро вставить и слово. — Понятия не имею, из-за чего вы разругались, но я абсолютно уверен в том, что Джиро очень тебя любит, и хотел мягко подвести к тому, что тебе не стоит его избегать! Но тут выясняется, что он тоже тебя избегает! Разбирайтесь сами, я пас, — Кенджи разворачивается, однако останавливается и на секунду призадумывается. — Сегодня вечером будет дискотека. Приходи туда, а я позабочусь о присутствии Джиро, если не хочешь с ним разговаривать. Решите уже свои тупые проблемы раз и навсегда. Всё, до скорого!       Итак, человек, официально считающийся владельцем гостиницы, а на деле являющийся мальчиком на побегушках престарелых родителей, исчезает так же быстро и внезапно, как и появляется, оставив Сабуро в одиночестве переваривать всю полученную информацию. Одно хорошо: все действия Джиро продиктованы отнюдь не ненавистью и отторжением. Он тоже обеспокоен и расстроен. По идее, на брата Сабуро должен очень сильно злиться, но все отрицательные эмоции недавней ссоры иррационально перекрывает одно дурацкое осознание...       Тем не менее, этот факт неимоверно отягощает простая и неизбежная истина: чистосердечное признание — единственный способ расставить все точки над «и». Скрывать свои чувства и дальше — не вариант, Джиро обязательно потребует откровения за откровение. Посему, когда Сабуро узнает его причины, придётся выложить и свои.       И как же ему неимоверно страшно думать о том, что будет потом!