По секрету всему свету

Катька икнула, моргнула, глупо хихикнула, а затем вовсе дико захохотала, пытаясь повторить сказанное Машей. Не получалось. Заикаясь и утирая выступившие слезы, Пушкарева сама осознавала, что случилась истерика. Первая пьяная истерика, которая в любой момент могла перерасти в жалостливые рыдания. Ситуацию спасла Амура, выплеснув ей в лицо стакан воды. Всхлипнув в последний раз, Катерина приняла из рук Машки очередной бокал шипучки, одним махом опрокинула его в себя и прижалась к боку Тропинкиной, то ли в поисках понимания, то ли в ожидании продолжения беседы. Подруги так и не поняли, что именно требовалось Пушкаряну, поэтому благоразумно молчали, продолжая смаковать джентельменский набор, оставленный Федей. Молчаливую обстановку разрядила, как всегда, Маша, заявившая, что надо бы еще накатить. Все это время новоиспеченная невестушка не переставала размышлять о влюбленности подруги и о своем непреодолимом желании помочь ей избавиться от этого бремени. Разве светит этой девочке хотя бы мимолетный заинтересованный взгляд Жданова? С ее-то данными закадрить Потапкина — уже счастье. Это же необходимо ей как-то объяснить. И действовать нужно быстро! О деликатности в этот момент как-то не думалось. Идейка имелась, но следовало бы предупредить одного борца за справедливость, чтобы не огрести по башке за свою благотворительность. Поймав взгляд Амуры, Маша кивнула ей в сторону кухни. Правда, выбраться из объятий Катьки оказалось той еще задачкой, но Тропинкина особо с ней и не церемонилась. Отодвинула от себя вновь захмелевшую подругу, прислонила ее к диванчику и зачем-то пригрозила пальцем.  — Машк, я спать. Не хочу я твое пиво, не лезет больше, завтра работа.  — Муренышь, надо Катюху спасать! — доверительным шепотом поделилась Маша своими мыслями, плотно прикрыв кухонную дверь.  — Согласна! Только сейчас-то смысл? Завтра таблетками ее закинем и не будет никакого похмелья. Пусть девочка пока кайфует, — хмыкнула Амура, отвинчивая крышку бутылки холодной минералки.  — Амур, ну какое похмелье? Я тебе о Катьке и ее любви к Жданову. Пора открыть ей глаза!  — Как? Это же любовь! Мы здесь бессильны.  — Нет, я знаю, что делать. Ты мне, главное, не мешай.  — Ты чего удумала?  — Я все ей расскажу. Понимаешь? Все! Она испугается и думать забудет…  — Ты ревнуешь, что ли? Мань, серьезно?  — Что за бред, Амур? Кого там ревновать? Ты же видела нашу Катьку. На нее же без слез не взглянешь. Жалко дурочку. Мечтает о Жданчике, а могла бы жизнь личную настраивать.  — Что-то здесь не сходится, — нахмурилась гадалка, схватившись за бусы. — Как же она ее настраивать будет, когда мужики на нее если не с брезгливостью, то только с жалостью и смотрят? Мань, ерунду городишь!  — Ничего не ерунда! Ей просто на себя похожего нужно найти и все сложится, как по маслу. Вот увидишь! Главное, выкурить из ее головы мысли об Андрее.  — Идиотизм!  — Ты просто не мешай мне. Я все сама сделаю.  — Да ну тебя! Я лучше спать пойду.  — Амур, а как же моральная поддержка и еще одна бутылочка винца? Амурчик, — состроив милейшую рожицу, Машка сложила руки в мольбе и едва не заплакала, — пожаааалуйста!  — А вино какое? Мое любимое? Знаешь, чертовка, чем подкупить! Катерина так и сидела на том же месте, удерживая в руке пустой бокал. Подруг встретила безразличным взглядом и кривой ухмылкой. Маша тут же подсела к ней, подбавила немного вина и вновь приобняла за плечи. Хотела заговорить, но внезапно осознала, что не знает с чего начать. Одно дело поделиться с подругой деталями кайфовой ночи, когда можно не сдерживать себя ни в выражениях, ни в эмоциях. И совсем другое, когда информацию нужно преподнести так, чтобы и страшно было, и не выдать собственного восторга. Задачка предстояла не из легких, но ее внезапно облегчил подавленный голос Пушкаревой.  — Думаете, я не понимаю? Кто ОН! И кто я…словно небо и земля — несоединимы. Я все понимаю. И принимаю…  — Вот и ладненько, вот и правильно, — подхватила ее рассуждения Тропинкина. — Ты просто не знаешь, в кого влюбилась. Он же не только на работе тиран и деспот, он еще и в спальне эгоист и циник, не знающий пощады в том, чтобы…чтобы…ну, как бы это помягче тебе сказать?  — Использовать девушку в собственное удовольствие? — предположила Амура.  — Вот! Именно так. Знаешь, что больше всего нравится Жданову?  — Что? — Пушкарева подняла на Машу заинтересованный взгляд и шустренько смахнула первые слезинки.  — Только я вам не говорила, — назидательно подметила Тропинкина, приложив палец к губам. — Любоваться собой в зеркале. Представляете? У него даже в ванной потолок зеркальный.  — Нарцисс, — скривилась Амура.  — Зачем? — непонимающе нахмурилась Катенька.  — Чтобы видеть себя во всей красе, пока очередная рыбка стоит перед ним на коленях и полирует…  — Мань!  — И это еще не все, — воскликнула Маша, разливая остатки вина. — Он не воспринимает классику. Совсем! У него даже правило есть: переступаешь порог квартиры только с предподготовкой. Тщательной!  — Что это значит? — на сей раз Катенька вогнала Амуру в краску, обратившись с вопросом непосредственно к ней.  — Это когда вот эти «девяносто», — Тропинкина хлопнула себя ладонью по ягодице, — отрабатывают дни, когда женская природа не позволяет классику.  — То есть…?  — Ага, именно. Только туда Андрюша и долбит. На Пушкареву страшно было смотреть. Переваривая полученную информацию, Катенька погрузилась в себя и достаточно долго не реагировала на попытки подруг ее растормошить. Сидела отрешенная, глядя в одну точку, пока в один момент не подняла воспаленный взгляд к лицу Тропинкиной и не попросила ее продолжить.  — Маш, заткнись, а? Давайте, девочки, лучше спать. Каких-то несколько часов и новый рабочий день…  — Нет, я хочу понять. Хочу, понимаете? Как можно быть таким…таким внимательным и заботливым человеком на людях, и таким…таким…непостижимо омерзительным дома? Это же трудно! Всю жизнь играть и притворяться. Это невозможно! Невозможно так притворяться! Расскажи, — схватив ошарашенную Марию за руки, Катя приблизилась к подруге и затаилась в ожидании. — Пожалуйста… Машу понесло. Вовсе не по тому раскладу, на который она первоначально рассчитывала. Уж слишком влюбленно выглядела Катька даже после услышанного. Это взбесило! В ту ночь Андрею Палычу, должно быть, икалось, как никогда прежде. Впрочем, Малиновскому досталось не меньше. Тропинкина решила подстраховаться по полной, вплела в свою историю также ужасающие небылицы и о всеобщем любимце, приукрасив его такими подвигами, что даже самой страшно стало. Нет, ну, а мало ли, возьмет Пушкарева, разлюбит Жданчика ее молитвами, да втюрится в Ромочку. Этого никак нельзя допустить! Федька Федькой, а Малиновский… Ромка — это для тела! И плевать было Тропинкиной, что Малина в ее сторону даже не смотрит, что никакая влюбленность Пушкаревой не изменит отношение мальчиков к невзрачной персоне из кладовки. Изнасилованный алкоголем мозг отказывался формировать логические цепочки. Гораздо интереснее было построить ошеломляющие теории, мгновенно уверовать в них и тотчас приняться за нейтрализацию вражеских поползновений в сторону собственности Марии Тропинкиной.  — Вот так, Катюшка. Твой шеф не только бабник первостатейный, но и изверг, каких свет не видывал! — подвела итог Маша, печально вздохнув, не обнаружив вина. Запас иссяк, собственно, как и запал врать и страшить ни в чем неповинную дурнушку. — Имеет все, что движется…  — Тогда почему, — Катерина привалилась разгоряченным лбом к плечу Тропинкиной и взвыла по-бабьи, с трудом произнося слова, — со всеми может, а на меня даже не смоооотрииииит?