Ты и твоя любовь

             Тугой корсет не дает полноценно дышать, а многослойная юбка то и дело путается, отчего приходится идти так непривычно медленно. В любой другой ситуации вы с мамой просто трансгрессировали бы, но к Малфой-мэнору теперь не подобраться так просто.              Ты поправляешь сложную прическу и опасливо смотришь на мерцающий защитный купол, оборачиваешься и ловишь напряженный взгляд мамы. Она всю дорогу тебя успокаивала, а теперь просто молчит и кивает: «Иди, я рядом».              Да и это ведь всего лишь ежегодный Летний Бал. Вот только раньше вы его отчего-то не посещали. И причина тебе известна прекрасно: там у каждого колдуна темная метка есть, а тебя уберечь от этого хотели. Но, кажется, не вышло.              Защитный купол неприятно холодит кожу, заставляет вздрогнуть и вновь отчасти нервно поправить прическу, одернуть юбку.              Гравий скрипит под подошвами. На высоких тонких каблуках так неудобно идти, что появляется желание разуться, наплевав на эти чертовы правила хорошего тона. Могли бы нормальную дорогу проложить до дома, а не эту блестящую в лунном свете мелочь рассыпать.       Интересно, если ты прямо сейчас упадёшь и сломаешь ногу, тебя отпустят домой?       Вряд ли.       Да и ворота дома теперь всего в ярде от тебя. И ты колеблешься. Остались последние шаги, и, Мерлин, как же хочется сбежать! Бежать, не оглядываясь, пока лёгкие не начнут пылать ядовитым огнем, ведь что-то… что-то такое темное ждет тебя внутри, что по венам враз начинает бежать зима.              Так еще и мама кладет руку тебе на плечо, подталкивая вперед, отбирая последнюю надежду на спасение. Чувствует ли она тот же страх? Скорее всего, просто не хочет идти, но ты…              Тебе одного взгляда достаточно, чтобы понять, что на этом все. Ты пропала. Намертво увязла в черных глазах, запуталась в таких же черных кудрях, растворилась в холоде ее ладони. Сгорела в жаре ее губ.       И ты, как мама и учила, первой руку для приветствия протянула, прежде поклонившись покорно. Задержала дыхание, ожидая… чего? И сама не поняла еще.       О Беллатрикс известно многое, но никто не предупреждал, что она резко сделает шаг навстречу тебе, а затем и еще один, игнорируя тем самым все возможные правила приличия.              Ты замерла, а она шумно втянула воздух у твоего лица, наверняка твой парфюм оценивая. И расплылась в довольной улыбке. Нет. В хищном оскале. Наконец-то приняла твою нелепо повисшую в воздухе руку, но не пожала, как требуют эти чертовы правила, а наклонилась к ней, прижавшись губами к тыльной стороне ладони и напоследок мазнув по коже языком. Вкус тоже оценила.              Выпрямившись, Беллатрикс ласково пропела тебе:              – Добро пожаловать, солнце.              И улыбнулась твоей маме, стоящей сзади. А ты спиной почувствовала ее напряженный взгляд. И взгляды каждого в этом огромном холле. Мордред, помилуй, да за что же тебе это?! Буквально все присутствующие, а их далеко не один десяток, на тебя смотрели, то ли жалея, то ли завидуя.              Ты тоже, в общем-то, не знаешь, что думать о произошедшем.              Беллатрикс Лестрейндж. Она ведь… сумасшедшая. Абсолютно безумна.              И весь вечер она с тебя глаз не спускала. Все наматывала на палочку прядь волос и носом по воздуху вела, дабы из сотен чужих ароматов твой уловить.              Колдуны кружились в танце, снова и снова изящно скользя мимо тебя. Яркие подолы платьев взлетали вверх, как дивные цветы, искрились в свете сотен свечей дорогие украшениях. А ты все стояла с бокалом игристого и с опаской осматривала зал.              Где же она? Пропала несколько минут назад, да так и не появилась. Откуда взялась эта тревога? Словно в заснеженном лесу ты пряталась от рыси, все время держа ее в поле зрения, как вдруг она пропала. И теперь ты не знаешь, откуда ждать нападения, с какой стороны к тебе подступит твоя гибель.              Вертишься на месте, а в мыслях так и горит навязчивое «беги!» Но куда? Быть может… но ты опоздала. Или просто не так уж и хотела убегать?              Беллатрикс неторопливо, чуть подпрыгивая, подходит к тебе. И ты, как и предвещала, забываешь дышать рядом с ней. Так боишься и ждешь того, что произойдет дальше.              Твоя ладонь в ее руке, и ты идешь на негнущихся ногах и в этих отвратительно неудобных туфлях в самый, чтоб его, центр зала. Даже музыку не слышишь – все поглотила тьма ее глаз.              И Беллатрикс ведет тебя в танце, подводя к обрыву. Кружит так уверенно, властно. Это минуты твоего окончательного падения.              Минуты твоего вознесения.              Ты уверена, что это не просто танец. Это клятва, непреложный обет, что ты теперь навеки ее. Даришь всю себя, вручаешь свое юное сердце женщине, чьи руки по локоть в крови.              И ты в вежливом покорном поклоне склоняешь голову перед ней, когда вы наконец-то останавливаетесь. И вместе с тем останавливается весь мир. Она длинными ногтями легко касается твоей щеки, смахивая непослушную прядь волос. Улыбается, скользя немного ниже, приподнимает подбородок. Заглядывает в глаза, читает тебя. И довольно усмехается.              Ты поняла. Какая послушная девочка.              Но она больше не касается тебя, не спускается ниже, лишь коротко кивает в сторону и уводит тебя под любопытными взглядами безымянных колдунов.              – Спасибо, солнце, – слегка склоняется перед тобой, не разрывая зрительного контакта, выбивая последний воздух из твоих легких.              Ты словно видишь ее насквозь, но и не видишь вовсе. Твое будущее – абсолютная неизвестность, лишь только Белла мадам будет рядом. Возьмет, как и сейчас, за руку и неспешно поведет тебя вглубь толпы. Вернет матери, как и положено на подобных вечерах.              Но не вернет твое сердце, что на нем теперь высечено ее имя так же четко, как в сознании каждого выведено: «эта девочка Беллатрикс Лестрейндж теперь принадлежит», – и никто не посмеет притронуться к тебе и даже смотреть в твою сторону дольше дозволенного.              А ты и рада этому. Глупая. Да, боязно немного, но ты все равно рада, что стала ее девочкой, что она твоей мадам стала.