Ты и твоя любовь

      — Ты не должна любить женщину.       Нарцисса тебе это снова и снова повторяет, целуя твои обнаженные плечи. Чертово лицемерие чистокровных магов — без него и шагу не ступить. Преследует даже здесь, в простеньком маггловском мотеле на окраине Лондона.       Вы словно те преступницы — прятаться должны, передвигаться лишь ночами и постоянно оборачиваться, чтобы ненароком никого знакомого не встретить. Ведь вы прямо сейчас, сидя без одежды на скрипучей двухместной кровати, предаете свою кровь, семьи, весь магический мир, пусть и казалось сперва, что больше никто на происхождение не смотрит.       Все смотрят. Внимательно так изучают, обсуждают... осуждают.       Потому вы и прячетесь день за днем ночь за ночью. Потому Цисса и повторяет тебе постоянно, что ты не должна любить ее, не должна желать так. Только не ее — только не женщину.       Замужнюю женщину, у которой ребенок твоего же возраста, долг и этот чертов шепот за спиной.       Будь это прошлое, тебя бы ничто не удержало кинуть несколько — конечно же не смертельных — проклятий в ухмыляющиеся лица всех этих сплетников. Но Герои в корне ваш мир изменили.       Мир. Не людей в нем.       — Ты должна найти себе хорошего мужа.       Тебе орать, до крови горло раздирая, хочется от того, что Цисса — твоя Цисса — говорит подобное. Так спокойно, будто вы только что на чьем-то званом ужине в древнем семейном поместье были. Ну, где всякие богатенькие маги собираются, хвастаются своими неоправданно дорогими мантиями и всякую чушь, подобную этой, обсуждают.       Только вот ты эти шабаши уже несколько лет не посещаешь, а меньше десяти минут назад и вовсе лицо меж ее разведенных ног прятала, все более умело доводя ведьму до предела.       Так какого дьявола ты должна сейчас этот бред от нее выслушывать?! Ты из дома уехала, лишь чтобы оградить себя от подобных разговоров, преследующих с самого раннего детства, аж тут...       Нарцисса, которая вскоре снова Блэк станет, что-то там о замужестве тебе говорит.       — Хватит.       Да когда же она уже поймет, что тебе к черту никакой муж не сдался? Лишь она — упрямая, уставшая, растрепанная, но все еще с неприродно ровной осанкой.       И ты слишком резко хватаешь ее за руку, тянешь на себя. Даже не пытаешься дышать спокойно. Не пытаешься целовать нежно. Снимаешь с нее только что надетое белье и тянешь назад на пахнущие дешевым кондиционером подушки — до рассвета еще достаточно времени.       Вам его, правда, никогда достаточно не будет. Ведь раз на разом вам приходится в разные стороны расходиться, словно и не проводили вы ночь вместе. Словно и вовсе никогда знакомы не были.       И ты после на работу сразу идешь, отчаянно даже как-то заматывая шею объемным шарфом — то ли пряча оставленные ею метки, которые с легкостью исцелить можно было, то ли просто пытаясь согреться, потому что холодно.       Без Циссы тебе всегда холодно.       А разговоры о чертовом замужестве и вовсе внутренности в лед превращают. Ведь вдруг... вот просто вдруг ты все же не сумеешь до нее достучаться, не сумеешь объяснить, что лишь с ней желаешь быть. И что не только ночью — засыпать, просыпаться, завтраки готовить, покупать сладости в маггловской пекарне за углом и уток кормить в Центральном парке...       Но в итоге тебе остается лишь слепо верить, что Цисса все же придет к тебе следующей ночью, вновь наплевав, что это неправильно.