Тихий Дон

Простыл. Да так, что кости ломит, жар не сходит, словно сковал всё тело. Отец со старшим братом в лагерях, да его не взяли — занемог до полусмерти. Всё же мать — все средства перепробовала — ничего не помогает! Одним из вечеров послышался стук в дверь, коий доселе никогда не слыхали. Звучал он трошки по-особому. Услышал парень знакомый голос, да стал он более мягким и менее звонким: — Услышала я, поговаривали — захворал ты не на шутку. На, я тебе кой-чего принесла. Будет горько, да поможет. — Боюсь, бесполезно, — едва прохрипел Анатолий, оставаясь хладнокровным внешне, а внутри жар от сердца лишь подогревал его тело, отчего пылал он сильнее, — матушка все средства перепробовала. — Все да не все, — упёрлась София, — пей, — она протянула ему кувшин с горячим напитком, — до дна. Здесь немного. Слегка закатив глаза, Анатолий послушно выпил содержимое, после чего скривил гримасу. — Вот и молодец, — сказала девушка и удалилась. Мать в скором времени уехала в лагерь к отцу и старшему сыну, а Анатолий в тот момент резко пошёл на поправку. София ходила к нему каждый день, по просьбе матери в её отсутствие. Девушка очень сблизилась с молодым казаком, да расположила его к себе так, что тот перестал показывать своё внешнее хладнокровие, но и чувства до конца не раскрыл. — Ладно, вечереет уже, пойду я домой, матушка заругает, — вздохнула София и встала со стула, на котором сидела возле Анатолия. — Погодь, — он резко взял её за запястье и поймал на себе взволнованный взгляд, — а чего это ты всё ко мне бегаешь?! Огонь во мне разжигаешь, дразнишь, надежду ложную даёшь, а сама другому сосватана! Аль не по законам казачьим жить хочешь?! Обидел он девушку, сильно… Не знал парень о том, что она отказала. Не нужен ей такой жених — она ему не ровня. Гордо помолчав, она вырвала свою руку из крепкой хватки и выбежала из дома, бегом метнувшись к своему. Не успев сообразить что к чему, Анатолий метнулся к окну, да не знал, что делать. Растерялся. Не понял он её жеста, не осознал ещё, как обидел, да и о чувствах своих зря не умолчал. Не пришла она больше к нему ни завтра, ни на следующий день… Поехал Анатолий в лагерь, к отцу да брату, мать оставив на хозяйстве. В надежде отвлечься, уж несколько месяцев батрачил, и помогло ему это — не вспоминать о ней. — Вот и разошлись, — подумал он, возвращаясь домой. — Всё-то ты не свой, — заметил Прокофий, который в том же лагере пребывал. — Да є у мене таїна, яку знати не треба, — ответил парень, стараясь ответи от себя те мысли, — а давай лучше — кто быстрее! , — только он вымолвил это, так и рванул с места. Ухмыльнулся Прокофий, да за ним на коне и помчался. Тёплый ветер Анатолию бил в лицо и оторвавшись от толпы умчался в чистое поле. Оторвался он и от товарища, бездумно долго скакал по полю, да утомился. Прилёг он на траву, возле своего друга — вороного Зевса. Гладил он его по предплечью, да заметил: что-то нога не так лежит. — Товарищ, а что это у тебя? , — рассмотрел Анатолий, и вытянул его ногу слегка вперёд. Конь фыркнул, да голову мгновенно сложил на траву. Глаза его поникли, и стал он реже дышать. Уже не вздымаются ноздри, как это было тогда, когда впервые оседлал Анатолий товарища. Не учёл он того, что конь пожил немало, уж десять лет прошло, как они неразлучны. — Ты погоди помирать-то, — шепнул Анатолий, хлопнув коня по холке, — мы ж с тобой десять лет вместе… Погоди немного. Конь смотрел на него жалобным, замученным взглядом, словно чувствовал себя виноватым. Но не мог он уже терпеть — отжил своё, верно отслужил, да устал. Не под силу старичку молодые лихие чувства, что царят в душе у казака. — А с лапой у тебя что? Неужто вывихнул? Потерпи немного, скоро домой пойдём. Только немного отдохнуть нужно. Один ты меня понимаешь… — шептал парень, — и с тобой мне спокойно… Нужен ты мне… Пойдём к Дону, водой тебя напою. Анатолий медленно поднялся, да стал поднимать коня, а тот встал на ноги, но тут же рухнул обратно. Вывих ноги дал о себе знать. Последний вздох коня оказался весьма печальным, и глаза, остекленевши, сомкнулись. Анатолий резко присел на землю, вырвал пучок травы с землёй плотно стиснувшейся ладонью. Он не мог найти слов, а сердце хотело выть от боли. Поцеловав вороного промеж ушей, Анатолий снял сбрую, и подержав её в руках дал волю эмоциям. Со всей силы швырнув ремни в плавное течение Дона, гулким эхом раздался его крик, полный отчаяния и боли. В хутор вернулся он ввечеру, взял лопату да Прокофия с Данилой и вернулся в поле. Вырыли яму к полуночи, и похоронили коня. Долго сидели казаки подле пригорка насыпанной земли. — Да ладно, Толик, не переживай. Пройдёт ещё, — сказал Данило. — Данька, — пхнул того старший брат, — молчал бы уж. Иди домой лучше, сам невесёлый, так других не угнетай. Иди давай, отсюда. — Иду, иду, — плюнул Данило на могилу коня, да встал. — А ну-ка, стой! , — поднялся на ноги Анатолий, — так же и я на твою могилу плюну, — и кулаком вдарил товарища по точёным скулам, — ступай отсюда! Данилка тут же развернулся и убежал с поля, а Прокофий поддержал товарища. — Ты прости его, не заладидось на сватовстве, вот и ходит сердит на всех и на всё. — А что, не сосватался? , — усмехнулся Анатолий; сразу завлекла его эта тема. — Тю, да нет конечно. Сам же видел всё. — Так то оно так, да вот получается, Соньку зря обидел… Рассказал Анатолий товарищу как София к нему ходила, ухаживала, пока хворал, да как он ей высказал… — М-да… — вздохнул Прокофий, — одна напасть за другой у тебя… Пойдём в курень, горилки налью. Да что-нибудь придумаем. Прокофий поднялся на ноги, да ближе к утру вернулись в хутор. Угостил Прокофий Анатолия горилкой да салом, разговорил товарища, что боль с души отлегла. — Зайди к Соньке, зайди. Не пожалеешь. Главное прощения не забудь попросить. — Да гордая ж она… — А ты душу свою очисти, совесть. Нужно, Толик, нужно. Она выслушает, поверь. Анатолий вернулся к себе — отдохнуть, с отцом поделился горем своим, да заснул крепким сном. Проснулся он только следующим утром — отец разбудил, да попросил выйти. — Недавно в соседнем хуторе три жеребёнка подросли. Сходим, глянем, авось выкупим кого. — Пойдём, — зевнул парень и быстро собрался. Пересекли они весь хутор, а взгляд Анатолий заострил на последнем доме — София развешивала стиранное бельё. Его внимание была приковано к ней прочно. А она увлеклась своей гордостью, и даже заметив его никому не подала виду. В соседнем хуторе Анатолию приглянулась белая кобылка. Статная, мощная, но кобыла… — Эх, нравится она мне… — вздохнул Анатолий, осмотрев всех лошадей. — Ну, глянь, какой жеребец! , — уговаривал его отец. — Батько, кобылка нравится… Её берём. Не подведёт, я чую, — едва он коснулся её щеки, как лошадь коснулась его плеча головой. Не мог отец отказать, увидев как животное привязалось. — Красавица моя, — улыбался Анатолий, ведя её рядом с собой за узду, — Олимпиадой будет. Липа… — нежно проговорил молодой казак. — Тебя бы с такими ласками женить… — вздохнул старик, — да не хочу тебя отдавать за наших, хуторских баб… Анатолий молчал. Не хотел он ничего слушать об этом, да сначала ему к лошадке привыкнуть стоило. Сердце его трепещало только для одной. А отец даже подумать не мог — за купеческую дочку выдать…