Тихий Дон

Долго скакал он, объехал все хутора округи, засматривался на девок, да понять не мог, чем его юная Соня приковала. И румянее видел, и пышнее, и глазами ярче… Всё не то! Соня… — Околдовала… — лишь о ней он мечтал, да вспоминал тот единственный поцелуй под дубом. На хуторе. Ужаленная в самое сердце слухами, расползавшимися с бешенной скоростью, Соня едва сдерживала свою боль в груди. Её глаза уже давно не сияли как прежде, и реже улыбалась она. — Доню! Що сталося, краса моя ненаглядна? , — стал распрашивать её отец. — Не могу я так больше, папенька! Люблю я его — сердце кровью обливается! Люблю! , — запричитала Соня, и из глаз её хлынули потоки горячих слёз. Прижав дочь к себе, мужчина ощущал, будто они обжигают его ладони. Ничего он сделать не мог — слишком горд был, да не хотел он такого жениха своей дочери — простой казак, она статнее ла солиднее заслуживает! Жалко ему было Соню, и как человек он хороший, уважаемый. Но традиции и устои не позволяли ему свернуть с пути. — Забудь его, Соня. Не ровня он тебе! — Раните меня, батько, словами своими! Иглами в самое сердце вонзаются! , — девушка отстранилась от отца, понадеявшись на его снисходительность, — али не любили вы никогда?! Не трепетало сердце, не пела душа?! — А тебе за эту резкость только и достанется — в комнате своей запертой сидеть! Любил я или нет — тебя не касается! Я сказал «нет», значит «нет»! Ноги его в моём доме не бу-дет! , — утвердил мужчина. — Значит и моей тоже! , — резко завершила Соня и рванула из дома в чём была — лёгкое полупрозрачное белое платьице, босиком. Весь хутор наблюдал за Соней, пока неслась она вдаль, да из виду не исчезла. Никто не пытался её остановить… Бежала девушка, пока не выплеснула свои эмоции, а ноги её сами привели к огромному дубу на берегу Дона. Не найдя успокоения, Анатолий резво мчался в поле, да Липа смела его ослушаться — привела она его к тому самому берегу. — И правда, милая, здесь больше успокоения… — парень поблагодарил лошадь, и отпустил траву пощипать, да водицы донской испить. За широким стволом могучего дуба не сразу разглядел он хрупкий девичий силуэт. — А что такие красавицы, да в такое позднее время одни находятся? Да ещё и так далеко от дома? , — он ухмыльнулся. — Всё весело тебе? Всё шутки шутишь? , — грустно отвечала Соня. — Почему же шутки? Али я где солгал? Вроде вечер, вроде ты одна, да и красива больно… Всю правду выложил! — Из дому сбежала я… — вздохнула девушка, глядя Анатолию в глаза. — От чего же?! Обижает кто?! — Не обижают. Батько мой свою гордость показывает — сердце ранит. Его залечить только одно сможет… — девушка резко прикоснулась ладонью к щеке возлюбленного, и одарила его губы нежным поцелуем. Внутри него пронесся табун эмоций, который, вновь, взбудоражил его молодое сердце. — Замёрзнешь здесь, поехали, я тебя довезу. — Не хочу в дом! Хочу здесь, с тобой… Хотя бы ещё малость… Поделилась Соня с любимым всем, что душу её гложет, рассказала и любви своей долгой и крепкой. Анатолий, в свою очередь, тоже перестал скрывать всё, что на душе лежит — объяснились друг другу молодые люди и одарили крепкими объятьями. — Сам бы я с тобой денно и ночно сидел. Отца твоего подводить не могу… Узнает, что со мной была, худо тебе придётся, Соня… — Нет, не говори так… Когда я рядом с тобой — мне и дышится легче… И живётся… И даже улыбаться хочется… — девушка искренне улыбнулась, плотно прижимаясь к парню. Внезапно искра, сверкнувшая от соприкосновения двух пылающих тел, зажгла в сердцах еще больший огонь. Дав волю чувствам и телам, они медленно и чувственно они слились воедино. Ни единой мысли не посетило его сознание, Анатолий только и понимал, что Соня — самая им желанная. Она же понимала, что любви ничего не мешает. Любовь была, есть и будет, и никак от неё не спрятаться, не скрыться. Страсти в её молодой девичей груди рвались наружу, и Соня полностью доверилась Анатолию, его крепким рукам и нежным объятьям. Мягкая трава, лёгкий ветерок, тихий плеск Дона… И два любящих сердца, в ночи дарящие друг другу ласку и тепло. Спустя моменты страсти наступила тишина. Только стрекот цикад и журчание воды. Соня смотрела на любимого скромным, очень смущённым взглядом и едва позволяла себе улыбнуться. До зари влюблённые лежали под дубом и наслаждались друг другом, после Анатолию удалось уговорить любимую пойти домой. Усевшись на лошадь, Соня мгновенно уснула на плече любимого, а тот гнал Липу лёгкой рысцой, дабы успеть ещё надышаться девушкой. — Ах, вот она, пропажа! , — разъярился отец девушки, едва завидев её с Анатолием, — будешь ещё у меня с хаты сбегать! , — он резко взял дочь за руку, до спустил с лошади. — Позвольте! , — встрял Анатолий, гордо выпрямив спину и заслонив собой Соню, хотя в глубине души он боялся руки Михаила Фёдоровича — влиятельный человек, как никак, — Соня ни в чём не виновата! Если виновного ищете — то вот он, я стою! Хотя, у любви виноватых нет. — Защитничек, — усмехнулся мужчина, — а ну-ка быстро в дом! А с тобой я сейчас разговоры вести буду. — Папенька, только не трогайте его! Любыми розгами, но не его! Меня, батько! Меня! — Сам разберусь! , — фыркнул мужчина, и девушка скрылась в дверях. — Як це все розуміти?! — Що саме, Михайло Федорович? — Ах, «що саме», значить? — Так! Кохаю я дівчину! Та не відпущу ніколи! , — гордо заявлял Анатолий. — Тогда в шею гнать буду, если пальцем тронешь! , — разозлившись, прошипел Михаил Фёдорович. — А если и трону? , — понимая, что играет с огнём, Анатолий захотел подразниться. — А тогда тебя розгами… — мужчина взял первый попавший в руки прут, да хлестнул молодому человеку по бочине, — тронешь? — А мне ваши розги не страшны, меня таким не запугаешь! — Толя… — шептала Соня, глядя на это из окна, — по острию же ходишь… Не надо, батько… Хоть капля человечности в вас должна быть… — она со страхом наблюдала за происходящим. — Не тронь! , — вновь свирепо проговорил мужчина и хлестнул парня. — А любовь сильнее жалит, чем ваш прут. Только его руками раз — и напополам, а над чувством не властно ничто! , — таким же приглушенным голосом разговаривал Анатолий. — Весь хутор посмотрит на тебя — Соньке разрешу с тобой гулять, — манипулируя, Михаил Фёдорович пытался отвадить нежеланного гостя. — Папенька! Да что же вы такое делаете! , — кричала Соня, спускаясь с крыльца. — Соня! , — в один голос проговорили мужчины. — Лупите! Сколько влезет! До крови, до боли! До смерти забейте! Люблю я её! , — шептал Анатолий. Михаил Фёдорович… Человек слова. Хлестнул раз. Другой, третий. Хуторские сбежались, да из окон повысовывались. Жалко стало каждому парня, да видят — тот терпит. Ещё, ещё, ещё — да терпит. Понял мужчина тогда: на всё этот казак готов ради его дочери. — Папенька, да перестаньте вы наконец! , — слёзно умоляла Соня, — что в вас вселилось — черти, бесы какие?! Последние дни вы такой злой! Неужто чувства вам чужды?! , — девушка упала на колени перед отцом. — Вставай, — он последний раз хлестнул прутом, — не трону я его больше, — сурово сказал мужчина и протянул парню прут, — сломи напополам. С первого раза… Не успел он договорить, как раздался хруст. Мужчина осознал свою неправоту, да боялся он за жизнь дочери. Выплеснул всю злобу и все поганые чувства. В глубине души он корил себя, однако вида не подал ни на секунду. — Вот это ты учудил! , — сурово посмотрел на сына подошедший отец Анатолия, — пока не заживёт царапина до единой, в хате щоб не появлялся! Не знал мужчина ничего. Сказал он лишь то, что увидел. А разобраться не пожелал. Плачущая Соня, измученный, но с улыбкой на лице Анатолий, удивлённый люд да два отца — близких друга жаждут объясниться. — Не кори сына, в этом вина моя, — стал защищать Михаил Фёдорович. — Пойдём, поговорим. Выложишь всё как есть. А то, что касается тебя — ты уже слышал! , — Кирилл Федотыч бросил строгий взгляд на сына. Тот едва стоял на ногах, да делал такий вид. Соня стояла подле него, осматривая, чтобы оценить масштаб бедствия. — С тобой прощаюсь… — вздохнул Анатолий и крепко обнял любимую. Оседлал кобылку да погнал прочь, только пыль за собой оставляя.