У любви другое имя

      Итан лежал под отцветающий уже старой яблоней. Под распахнутую на груди рубашку пробирался майский ветер, шевелил страницы книги. Где-то там, за границами Колли мир сгорал в эпидемии и военных конфликтах, умирала едва начавшаяся слава группы Монескин, а он впервые за очень долгое время чувствовал покой. Безграничный, пришедший на смену бесконечной усталости и чувства безнадежности. Просто покой, бездумный, случайный, словно по наивности выторгованный у ушлой продавщицы-судьбы.       Дамиано валялся рядом — привычный, знакомый до последней непослушной пряди на затылке. Дамиано, шумный, нервный, беспокойный. Вот и сейчас он то ли в нетерпении, то ли в этом своем вечном неврозе возился на пледе, грыз ручку, перелистывал туда-сюда страницы своего видавшего виды блокнота и то и дело тыкался в бок Итана, отвлекая от чтения. Впрочем, не сказать, что то самое чтение так уж сильно его интересовало последние полчаса даже без этой возни — в голову лезли самые разные мысли, мешали вчитываться в ровные строчки и хоть как-то осмыслять новые знания.       Всё было странно. Между ним и Дами. Путано, пугающе, внезапно и нервно. Будто они оба ходили по натянутому канату, так и норовя оступиться или вдруг воображая что у прямой веревки есть какие-то запасные пути для отхода, и останавливали себя от падения в последний момент.       Нет, Дамиано все эти дни вел себя… прилично. Совсем не как привычный, давно знакомый Итану Дамиано — шумный, колкий, немного похабный и даже самую малость сумасшедший. Нет-нет, а порывался пару раз ляпнуть какую-нибудь глупость — за годы знакомства Итан такие моменты считывал по одному только взмаху его густых темных ресниц, — но быстро одергивал себя и прикусывал язык. Пару раз — буквально, отчего Итан без всякого стеснения начинал смеяться, а потом, скорее по наитию, чем из каких-то там соображений, лез целоваться с этим ходячим несчастьем. Губы у Дамиано почти всегда были сухие, искусанные едва не до крови и имели привкус лакрицы. Тот сперва выделывался, конечно, дулся невесть на что, будто это Итан был в чем-то виноват, но спустя уже пару секунд охотно отвечал сам, притискивал к ближайшей поверхности, будто то дерево или стена сарая на заднем дворе, и лез ладонями под майку.       Ему было нужно это. Им обоим, возможно — эта весна, тишина и шелест листьев в кронах персиковых деревьев и черешни. Чтобы все спокойно обдумать. Осознать, переосмыслить и решить как жить дальше. Дамиано, не иначе как вопреки всей своей натуре, не лез в душу и ни на чем не настаивал. Давал выбор — каждый раз инициатором их близости был сам Итан, несмотря на то, Дамиано сам готов был трогать его каждую секунду. Каждые совместные посиделки на диване перед телевизором. Или возле камина с книгой. Или, когда они, как сейчас, валялись на траве, отдыхая после очередной домашней работенки, которую Дамиано шепотом, но именовал каторгой под смешки Итана.       Итан не был против, нет. Ему нравилось ощущение того, как Дамиано нежно перебирает его волосы, как ласково поглаживает его по спине, совершенно бездумно, просто чтобы касаться. Млел от его горячих беспорядочных поцелуев.       Ему нравится. Проводить время с Дамиано, держаться за руки, обниматься, целоваться, заниматься любовью. Никаких противоречий, сомнений, страха. Означало ли это, что он сделал правильный выбор? Или что он начал привязываться к Дамиано не как к своему другу, товарищу по группе, а как к своему парню, возлюбленному? Так, как должен был привязаться до того, как предложил попробовать встречаться. Да, Итан не чувствовал пока ничего похожего на то, что он испытывал к Томасу. И, если быть искренним с собой, был рад этому — те чувства, всепоглощающие, изматывающие, ранили его. Выжгли его изнутри, оставил за собой лишь пепелище, на котором теперь нужно было строить что-то новое. Какого-то нового себя.       Итан смахнул с лица принесенную ветром былинку и улыбнулся Дамиано. Тот заметил, коротко улыбнулся краем рта в ответ и снова принялся черкать что-то в своем блокноте. Ураган, а не человек, как бы он ни старался строить из себя серьезного взрослого. Временами принимался напевать себе что-то под нос, но Итан, как ни пытался, так и не смог разобрать ни слов, ни мелодии.       Итану нравилось наблюдать за таким Дамиано. Нравилось видеть как он творит. По-настоящему. Не на эмоциях, будто робот, выплескивая свою боль после того, как едва не утопился — те страшные сутки до сих пор стояли перед глазами и пришлось мотнуть головой, чтобы прогнать непрошенное, ненужное сейчас видение. А вот так, спокойно, сосредоточенно можно даже сказать умиротворенно. Он улыбнулся еще раз, глядя как Дами закусывает и без того истерзанный колпачок ручки и пялится в никуда, в попытках поймать ускользающее вдохновение. В такие моменты он был по-настоящему красив. Будто античная статуя, вырезанная рукой мастера. А этот профиль, на зависть всем императорам прошлого? Хоть сейчас на монеты!       Перестав жевать ручку, Дамиано разочарованно выдохнул и Итан привстал на локтях.       — Снова ушло?       — Да… Черт! Вот крутится же на языке и никак!       — Можно мне? — Итан протянул руку, прося дать себе блокнот. Странный жест, конечно — тетрадка в черной обложке была святая святых их вокалиста, совать нос в которую дозволялось только в крайних случаях. Последним таким у Итана был памятный день, который до сих пор снился ему в кошмарах, когда Дамиано писал свою «Coraline».       Но Дамиано внезапно не стал сопротивляться — послушно протянул блокнот, из которого уже успело выпасть несколько листов. Вздохнул, правда, до жути трагично, будто не тетрадку, а душу свою вверял. Впрочем, в какой-то степени так оно и было — личного на разлинованных листах было куда больше, чем в любой из речей Дамиано.       — Мне нравится, — серьезно проговорил Итан, дочитав. — Здесь подойдет ритм в три четверти. Но, я думаю, Томас справился бы лучше… Черт, здесь точно нужен длинный проигрыш, а вот тут, после припева, я бы сказал, что нужно соло от Виктории, — он ткнул в строчки, протянул блокнот обратно. — Сейчас я набросаю в программе, о чем говорю…       Сделать, однако, хоть что-то, Итан не успел — на руку, вцепившуюся было в телефон, легла ладонь Дамиано, остановила, заставив глянуть недоуменно.       — Что такое, тебе не нравится?       — Может не стоит пока их беспокоить? Не думаю, что это хорошая идея…       Итан понял. Про идею. И про то, что речь шла вовсе не о набросках в корявеньком приложении.       — Дамиа…       Но договорить Дамиано не дал. Подался вперед, прижался губами, обхватил для надежности ладонями — чтобы точно не вырвался. Будто он стал бы. Итан все чаще терял волю под этими поцелуями. Горячими, страстными, заманчивыми. Дамиано с жадностью брал каждый. Будто не мог надышаться, не мог поверить. Будто каждый раз — первый. И открывал для Итана новое тоже. Вытворял всякое своим языком, от чего у него натурально подкашивались колени, а в паху тяжелело от одной беглой мысли о том, что Дамиано может проделать с ним, если спустится своими поцелуями ниже. Еще ниже. И делал, пару раз точно, Итан даже диву давался такой внезапной умелости и энтузиазму. Он бы ни за что не додумался ТАК использовать язык во время секса.       Дамиано целовал его самозабвенно, напрочь отметая все окружающее. Блокнот с тихим шлепком упал на траву, пальцы зарылись в волосы на затылке в попытке притянуть его еще ближе. До боли в губах, до нехватки воздуха в легких.       — Ты не можешь прятаться от них вечно, — насмешливо выдал Итан, когда отдышался. Дамиано, снова упавший спиной на траву, недовольно фыркнул. Ну не думал же он, что таким простым способом сможет сбить его с мысли? — Мы оба не можем, ты же понимаешь? Тем более, это же музыка, наша группа. Это важнее, чем то, что мы…       Дамиано приподнялся на локтях, с интересом заглядывая ему в лицо. Как бы спрашивая — серьезно? Итан прислушался к себе. Да, он действительно так думал. Все еще было немного больно где-то там, внутри, но он и правда отпустил то, что произошло, свои чувства, слова Томаса. Во многом благодаря Дамиано. Потому что он был рядом, поддерживал, дарил свою любовь.       Итан сам склонился к нему для нового поцелуя. Не потому что так надо было, не из благодарности, а потому что и сам этого хотел. Ему нравилось целовать его. Нравилось, как Дами расслабляется под его прикосновениями, отдается нехитрым ласкам. Нежится, будто кот на солнышке.       — Отвлекаешь меня, да? — несильно надавил на его плечо Дамиано, чтобы чуть отстранить.       — Немного. Получилось?       Вместо ответа Дамиано вздохнул, потерся своим носом об его и снова поцеловал, вплетя пальцы в волосы. Любимый его жест, как успел запомнить Итан. Немного раздражающий поначалу, потому что Итан всю жизнь был не слишком большим любителем, когда его дергают за волосы. Но быстро ставший привычным — сколько там прошло с момента их… отношений? Пара месяцев? Всего ничего, если подумать. И вспомнить, что на свою несчастную влюбленность в Томми Итан потратил несколько лет.       — Мы не можем избегать Томаса и Вик вечно, — проговорил он. — Рано или поздно мы должны будем вернуться. И поговорить. С ними обоими. Дамиа…       — Я знаю, — отозвался Дамиано. С явной неохотой отстранил его от себя окончательно, сел в прежнюю позу, снова вцепился в блокнот. — Но это не значит, что я не должен переживать, бояться что что-то случится и ревновать тебя.       — Но тебе не нужно, — начал Итан, но осекся, видя как Дамиано закатил глаза.       — Ты вроде умный, но иногда такой идиот, — пробормотал Дамиано, дергая его на себя.       Итану стоило бы обидеться на такое заявление, но Дамиано как-то слишком уж нежно погладил его по щеке и чмокнул в кончик носа.       — Не хочу, чтобы он снова сделал тебе больно.       — Дамиа, я большой мальчик и могу с этим справиться. Как и всегда.       Судя по выражению лица Дамиано, он очень хотел ляпнуть что-то вроде «Я уж вижу», но сдержался. Фыркнул только что-то невнятное и деланно серьезно уткнулся в свой блокнот. Итан по его примеру тоже вернул все своё внимание книге.       Ненадолго, как выяснилось — не успел он вникнуть и в пару строк, как под боком завибрировал телефон. На экране высветилось имя Томаса. Дами это заметил тоже, покосился недоверчиво, нахмурился мигом.       — Нужно ответить, — зачем-то проговорил Итан, прежде чем смахнуть сенсор на ответ.       — Эдгар! — почти радостно заорал он в трубку, не дожидаясь приветствия. — Как вы там? Слушай, я думаю, мне стоит…       — Привет, Том, — прервал его Итан. Еще раз глянул на помрачневшее лицо Дамиано, подумал, переключился на громкую связь: — Мы в Колли. Всё нормально. Я рад тебя слышать. Вы с Вик в порядке?       — Да. Да, она рядом. Мы у неё сейчас, решили порепетировать немного. Ит, правда, я хотел… По поводу того, что случилось, я много думал…       Итан не сомневался. Он тоже много… думал. В подушку и в плечо Дамиано больше не плакал, но то, что сказал тогда Томас повторял в своей голове неоднократно. Не потому что… хотелось. И уж точно не потому, что продолжал жить какими-то надеждами. Просто иногда, самую капельку, все же хотелось вернуться. В тот день, когда его психика, кажется, не выдержала окончательно, и он позорно сбежал от получившейся проблемы. А может, и во времена Х-фактора, чтобы разрешить эту свою драму ещё тогда.       Много чего хотелось. Сейчас же в голове невольно поселилась мысль, что Дами слышит. Дами трудно и, вероятно, очень больно даже от того факта, что Итан разговаривает сейчас с Томми.       — Томас, я думаю, нам стоит обсудить… всё это. Попозже, ладно? И не по телефону. Когда мы вернемся. Мы…с Дамиано.       — Ааа… эээ… понял, — замямлил Томас, а потом вдруг оживился. — Он слышит? Привет, Дам! — заорал тот так, что Итан отодвинул телефон от себя подальше.       Итан скорее прочел по губам, чем услышал как Дамиано произносит «Вот же придурок», прежде чем стукнуть себя ладонью по лбу, и покачал головой.       — Да, он слышит, Томас. Не нужно так кричать.       — Говорила же, они вместе, — послышался в динамике голос Виктории. — Как вы там, засранцы?       — Живы. Заебались. Но я уже почти понравился синьоре Торкио! — сообщил Дамиано. Итан тут же несильно шлепнул его по плечу.       — Ты ей совсем понравился, и уже давно, так что не выдумывай.       — Всё с вами ясно, — заржала Вик. — Совет да любовь, как говорится, но, надеюсь, вы там не только трахаетесь и жрете пасту синьоры Торкио? Альбом! Клип! Время на месте не стоит, сладкая парочка!       — Виктория! — огрызнулся на неё Дамиано. Почти одновременно сжал руку Итана в своей — не иначе как заметил, как он покраснел. Слушать такие вещи в исполнении хоть кого бы то ни было всё ещё было неудобно. — Томас, я тут набросал кое-что, послушаешь? Хочу добавить в альбом, но Итан считает, что мы с ним — две бездарности.       — Эээ… — подвис Томас. — Ладно, давай.       Дамиано напел слова на мотивчик, которым последние пару дней доставал Итана. да так, что к тому привязалось тоже, но сочинить мелодию без Томаса он так и не смог — не хватало воображения, что ли. А может, и правда, таланта, хоть Дамиано и был уверен, что из всей группы именно он — лучший композитор.       — Примерно так. Вот тут, — он повторил отрывок, — мне не нравится. Будто не хватает чего-то. Итан считает, что нужно гитарное соло.       — Здесь я бы убрал припев и оставил только гитару и ударные. Мне нужно подумать, дадите пару дней?       — Конечно. Вик?       — Я бы вставила перебивки перед куплетом. Эдгар, уверена, у тебя уже расписана вся партия, включай, — Итан хмыкнул, но послушался. — Да, вот здесь. Блядь, Томми, где моя гитара. А, вот она! Послушайте.       Она взяла пару аккордов, но Итан тут же покачал головой. Ему не нравилось, да и Дамиано, судя по его вмиг наморщившемуся носу — тоже.       — Нет, идея мне нравится, но нужно что-то другое. Мы сейчас на улице, не могу наиграть…       — Ладно, мы подумаем, — согласился, будто мысли его на расстоянии услышал, Томас. — Новая песня — это огонь! Руки так и чешутся, я серьезно. Мы позвоним вам, как что-нибудь придумаем?       — Конечно.       Отбой вместо Итана нажал Дамиано. Просто решительно отключился и телефон для верности в сторону отбросил. Будто тот сам по себе мог набрать номер Томаса и…       Что именно «и…» Итан додумать не успел — Дамиано собственнически подмял его под себя, коленом растолкал его ноги, чтобы устроиться между ними. Впился в губы, собственнически, горячо и жадно. Итан не был против, но выглядело так, будто Дамиано утверждает свои права. Хотелось хохотнуть от всплывшего в голове сравнения, но губы были заняты. Как и руки, которые тот сжал в своих, стоило только дернуться под ним. Дамиано завел их у него над головой, прижал к пледу, толкнулся языком глубже внутри его рта. Возбуждение тугим комком заворочалось внизу живота, заставило толкнуться навстречу чужим бедрам.       — Вот так, — удовлетворенно выдохнул на это Дамиано в самые губы. — Ты — мой, ясно?       — Отпустишь меня, и я покажу тебе насколько.       — Ах вот как? — деланно возмущенно поинтересовался Дамиано. Но руки и впрямь отпустил, глянул заинтересованно и пошловато подвигал бровями. — А я-то думал, что связался с невинной деткой.       — Это ты совратил меня, — заметил Итан.       Пробежался пальцами по его плечам, спустился к талии, потянул вверх футболку. Выражение лица у Дамиано стало совсем уж нечитаемым. Точнее, в нем вмиг появилось уж слишком много всего — предвкушение, интерес, и, возможно, легкое опасение что тут, под холмом, их могут увидеть. Но сопротивляться он не стал — подумав, поднял руки вверх, позволяя стянуть с себя футболку, потянулся к итановой майке, чтобы стащить и её.       — Не совсем я, — отозвался Дамиано, когда отбросил обе тряпки в сторону. Ладонями прошелся по обнаженным животу, груди, заставив выдохнуть и облизать вмиг пересохшие губы. — Но ладно, я готов себе это представлять.       — Но это ты подтолкнул меня расстаться с невинностью. Пожинай плоды, искуситель.       Он игриво прикусил дамианову шею и тут же оставил на ней поцелуй. Потом чмокнул дернувшийся кадык, подбородок, лизнул в губы, но поцеловать себя не дал. Вывернулся из-под его рук, а потом, ловко обхватив ногами, поменял местами и навис сверху. Тут же огладил ладонями чужие ребра, покрыл мелкими быстрыми поцелуями каждое, под ритм все учащающегося дыхания.       Медленно спустился поцелуями по вздрагивающему животу. Щекотно подул в пупок, от чего Дами будто разрядом продрало, тот аж подкинулся навстречу. Чмокнув чуть ниже, вернулся к пупку и вылизал ложбинку. Дамиано смешливо фыркнул, путаясь рукой в и без того уже растрепанных им волосах и попытался отвести его голову в сторону. Итану понравилось дразнить его — прежде он не думал, что Дамиано боится банальной щекотки.       Поигравшись еще немного, Итан все-таки перешел дальше. Лизнул вздымающиеся бока, спустился поцелуями к вытатуированным крыльям и оставил на них небольшой засос. Поверх вбитых в кожу чернил, пожалуй, будет и не видно. Не переставая покрывать мелкими быстрыми поцелуями живот Дамиано, он потянул его штаны. Дамиано не сопротивлялся.       Итану очень не нравилось, что его парень усиленно избегает этого вида секса, хотя раньше, он уверен, не переставая фантазировал об этом. Он считал себя виноватым в этом. А еще очень хотел почувствовать снова его вкус во рту, эту бархатную твердость и приятную тяжесть. В конце концов, как бы он ни был тогда зол, это ощущалось не так плохо.       Отвлекая внимание, Итан перешел поцелуями на верхнюю часть бедра. Спустился почти до колена, поднялся выше, руками разводя чужие бедра в стороны и поглаживая с внутренней стороны. Дамиано охнул от ласковых прикосновений так близко к своему паху. Иногда Итан задевал костяшками его яички, и Дамиано от этого начинал ерзать. Хохотнув от такого нетерпения, Итан принялся целовать второе бедро. А потом без предупреждения лизнул подрагивающий рядом с его лицом член. Дамиано ожидаемо дернулся прикрыться, оттащить Итана оттуда, но он уже снова переключился на вылизывание живота. Дамиано не осталось ничего другого, кроме как придержать его за плечо, будто так и задумывалось изначально. Итан был не против. От ласково поглаживающей его ладони по телу расходилось приятное тепло.       Он снова поднялся поцелуями вверх по распластанному под ним телу, лизнул ключицу и бьющуюся над ней жилку и запечатал чужие губы горячим поцелуем. Дамиано тут же обхватил его обеими руками и лихорадочно зашарил по телу, притираясь бедрами.       — Подожди, отпусти, — пробормотал Итан, выпутываясь из объятий. — Я еще не закончил.       Дамиано разжал руки, с интересом глядя на то, что Итан сделает дальше. Долго он тянуть не стал и потянулся рукой к чужому паху, легкими дразнящими прикосновениями погладил член. Дамиано вмиг перестал ухмыляться. Только закусил губу и шумно выдохнул, когда Итан обхватил его пальцами и погладил с большим нажимом.       Он снова припал поцелуями к его груди, втянул в рот сосок. Чуть потянув его зубами, как Дамиано нравилось, и опустился обратно к низу живота. Поцеловал рядом с пупком и покрепче обхватил ладонью член, сразу же вбирая в рот головку. Над головой раздался задушенный стон. Пальцы больно вцепились в плечо, но Итан уже снова переключил свое внимание на другие части тела, продолжая ласкать его член только рукой.       — Я никуда не денусь, — зашептал он, каждое слово перемежая поцелуем. — Никуда, Дамиа. Я же тут. Позволь мне, ну?..       В волосы вновь вернулась чужая ладонь. Сжала сильно, почти до боли, заставляя морщиться. Хотелось и вовсе зашипеть от внезапного дискомфорта, но Итан стерпел. Только куснул легонько выступающую косточку таза, на мгновение ткнулся лбом в бедро, коснулся языком теплой кожи.       Дамиано на это вздрогнул и тихонько застонал. Было похоже на одобрение и разрешение — по крайней мере, Итану показалось, что это были именно они. Он хотел, чтобы это были они.       — Я тут. Пожалуйста, Дами, пожалуйста…       Рука в волосах разжалась. Не исчезла совсем, но Итан и не хотел этого. Просто пальцы перестали так сильно дергать за пряди, ослабили хватку, и у него хватило места и свободы для маневра. Для того, чтобы снова коснуться языком головки, задержаться на уздечке, соскользнуть вниз, вылизывая ствол по всей длине. А потом и вовсе накрыл его своим ртом. Едва-едва, не глубоко, потому что не умел толком, да и не хотелось делать это так сходу. Не хотелось повторять ту злополучную попытку. Дамиано застонал снова.       Поощренный его реакцией, Итан повторил снова. Помог себе немного рукой, вобрал в рот чуть сильнее. Выпустил почти до конца и обвел головку языком. Рука в волосах снова больно потянула и Итан решил больше не настаивать. Не все сразу. Это и так был значительный прогресс, учитывая что все прошлые попытки совсем не увенчались успехом.       — С каких пор ты такой скромный, Дамиа? — ласково поинтересовался он, хоть ответ ему не требовался.       Вместо этого он переполз выше, возвращая свое внимание чужим губам. Позволил Дамиано запустить руку себе в брюки и перевернуть их обоих. Тот, недолго думая, повторил все то, что проделывали с ним, за тем лишь исключением, что Итан позволил довести дело до конца.       Отстранившись, Дамиано сплюнул в траву то, что попало ему в рот.       — Прости, мне не слишком нравится вкус.       Итан приподнялся на локтях.       — Иди сюда, — поманил он.       Поцелуй получился терпкий, с привкусом его спермы, и это было грязно, и в то же время ужасно возбуждающе. Он потянулся рукой к члену Дамиано, так и не получившему разрядку. Хватило буквально нескольких движений, чтобы довести его до конца.       Потом они еще какое-то время валялись полуобнаженными, тесно сплетясь и просто лениво целуясь. Итану нравилось — он гладил чужую спину и плечи, вдыхал ставший таким родным запах. Внутри щемило от нежности, счастья, разливающегося внизу живота тепла, с возбуждением ничего общего уже не имеющего. Ему хорошо. Мадонна, как же ему хорошо сейчас! Почти до боли, но той, приятной, от которой не хочется скрыться или сбежать.       Той, которая возникает, только если любишь кого-то.

* * *

      Дамиано чертовски нервировало плечо. Если раньше оно ныло после целого дня тяжелой работы или сна в непривычной (потому что теперь он спал не один) позе, то теперь оно начинало беспокоить его даже днем. Нет-нет, да начинало ныть где-то внутри, как ныло когда-то выбитое неудачно принятым баскетбольным мячом запястье. Не сильно, недостаточно, чтобы всерьез волноваться об этом, но слишком часто для того, чтобы совсем не обращать внимания.       Еще больше его раздражало то, что для Итана его болезненные гримасы не остались тайной и теперь тот стал слишком уж обходительным, будто он какая-то кисейная барышня, прищемившая пальчик. «Дамиано, давай помогу с ящиком» или «Дамиа, ты устал посиди немного, я сейчас тут закончу». Но последней каплей стало то, что Итан перестал укладываться ночью на него, оберегая и больное и, на всякий случай, здоровое плечо. Он хотел, черт возьми, чтобы Итан на нем спал! Ему нравилось, как доверчиво тот обнимает его во сне, и не собирался отказываться от этого только потому, что в ком-то проснулась заботливая дуэнья. Даже если с утра не сможет пошевелить рукой. Хотя сегодня, например, смог. И даже с охотой взялся за молоток, чтобы помочь Итану с оградой, которую покосило из-за недавнего урагана, пронесшегося над Фрозиноне.       Дамиано оглянулся на Итана, методично присыпающего свежеврытые в землю колья, в очередной раз залюбовался его заметно загоревшим поджарым телом. Собранный пучок уже успел поистрепаться, несколько прядей щекотали шею там, где чернела линия ненавистного Дамиано сердца, пронзенного стрелой. До покалывания в пальцах вдруг захотелось распустить его волосы совсем, ну или хотя бы убрать их в косу или хвост, чтобы не видеть и не вспоминать тот темный период из их жизни.       Получилось, впрочем, совсем иное — пальцы и впрямь свело, вместе со всей рукой, плечо прострелило болью, и молоток, вмиг будто ставший весить целую тонну, полетел вниз. Не на ногу, слава богу, но достаточно близко к ней, чтобы вздрогнуть, звучно выматериться и рефлекторно зажать больное плечо свободной рукой.       — Дамиа, тебе нужно в больницу, — разумеется, Итан тут же оказался рядом. Подался было заменить его руку своей, но Дамиано дернулся, не позволяя.       — Все нормально, пройдет, — бросил он. Быть слабым перед ним не хотелось. Не после того, как сам Итан буквально годами играл сквозь постоянную боль в руках и ни разу не пожаловался.       — Не пройдет, ты же знаешь, — ничуть не проникся тот, посмотрел упрямо, потянулся снова. — Дамиано, прекрати, тебе нужно к врачу. Тебе еще два года назад рекомендовали операцию.       — Я. Никуда. Не. Поеду. — упрямо проговорил он. — И операция мне не нужна. Это всего-лишь от непривычной работы. Пройдет.       — Дамиа… — Итан покачал головой с этим своим осуждающим итановым видом. — Почему ты упрямишься? Становится только хуже.       — Ит…       — Давай вернемся в Рим и ты сходишь к доктору.       — Хватит!       Дамиано отбросил прочь только подобранный было молоток и отправился обратно в дом. Он понимал, что ведет себя абсолютно по-детски, но продолжать этот бессмысленный спор не хотел. Все равно Итан не уймется и будет доставать его за ужином. Или перед сном. Уже от одного этого блядское плечо заныло сильнее. Может, стоит попросить синьору Торкио о гостевой спальне и перебраться туда, пока Итан не вернулся?       Нет, — одернул он сам себя. Это будет слишком трусливо.       Итан нагнал его у самого входа в дом. Вцепился в плечо, которое еще было здоровым, попытался развернуть к себе. Дамиано стряхнул чужую ладонь, но лицом к нему все же развернулся, чувствуя, как внутри поднимается неконтролируемая волна злости.       — Ну чего тебе, Торкио? — огрызнулся он. — Со мной все в порядке, ясно? Мне не нужен врач, операция, и Рим мне тоже не нужен.       — Дамиа…       — …Или все дело в том, что он нужен тебе?       — Я не понимаю, о чем ты.       — Все ты прекрасно понимаешь, — едко протянул Дамиано. Где-то внутри теплилось чувство, что его несет, но остановиться почему-то не мог — слова обгоняли мысли, чувства, оставляя за собой лишь злость, нервоз и переживания.       Итан вздрогнул. Глянул непонимающе, хлопнул ресницами, после чего поджал губы и наморщил нос — всегда так делал, когда пытался понять, что от него хотят.       Видимо, понял, потому что вдруг отдернул руку и даже на шаг назад отошел.       — Что ты хочешь сказать?       — Белобрысая парочка уже вернулась в Рим, — бросил он, рассчитывая, что Итан сделает правильные выводы, но тот все еще смотрел на него растерянно.       — Дамиано, при чем здесь… — начал Итан, но наконец понял. — О! Ты серьезно? — в его голосе появилась обида, и Дамиано стало не по себе от этого. Будто котенка пнул. — Я забочусь о твоем здоровье, а ты говоришь мне, что все это ради Томаса? Такого ты обо мне мнения?       Когда Итан озвучил это, сама идея показалась Дамиано идиотской. Он перегнул и сам понял это, но слова сорвались с языка быстрее, чем он успел его прикусить.       — Ты ведь хотел его увидеть!       — Конечно. — Торжествующее «Вот видишь!» чуть не сорвалось с языка, но Итан продолжил быстрее: — И Вик тоже, чтобы писать твою песню. Это наша работа, Дамиа, если ты не забыл!       — О, так значит, все это, — он помахал больной рукой, вновь скривился, — тоже работа? Типа, ты заботишься о своем вокалисте, чтобы он смог и дальше тянуть твою группу наверх?       — Мадонна, что ты несешь, Дамиано? — теперь Итан смотрел более чем понимающе, но тоже — Дамиано чувствовал эти ответные эмоции, — зло и недовольно. — Да, ты - моя работа, наша группа — моя работа, Рим, черт его побери, — тоже наша работа! Мы не можем отсиживаться в Колли вечно, как бы нам обоим этого не хотелось!       — Ну так и сказал бы прямо, что просто хочешь в Рим, что тебе надоело возиться здесь, со мной!       — Дамиано, прекрати! Я не понимаю, почему ты говоришь мне все это, куда ведешь и что от меня хочешь! — всплылил Итан. Потянулся было к карману за сигаретами, но передумал. — Мы вернемся в Рим рано или поздно, так почему бы не вернуться сейчас, когда у тебя болит плечо и тебе нужна помощь?       Дамиано не знал, что ответить. То есть, где-то там, внутри, понимание ворочалось, как и осознание собственной глупости — Итан, как ни крути, был прав. Но снаружи, вокруг, кружилось совсем иное. Жар фрозинонского солнца и ветер с местных холмов. И Итан, яростный, красивый, который перестанет быть весь, полностью его, стоит только вернуться обратно.       Стоит только ему вернуться к Томми.       — И вовсе не для того, чтобы сказать кое-кому то, что ты бормочешь во сне?       Итан замер, пораженно уставившись на него. Открыл рот, закрыл, отвернулся, сжимая кулаки. Все ясно. Дамиано развернулся и потянул на себя входную дверь.       — Я и сказал, — послышалось тихое в спину спустя неизмеримо долгую секунду-мгновение. — Что и кому хотел. Жаль, что ты так и не понял.       Дамиано замер, не в силах поверить в услышанное. Это казалось каким-то сном, одновременно сладким и жутко страшным. Он будто завяз в нем, почти утонул и понятия не имеет, как выбраться.       — Итан… — только и смог выдавить он.       Тот будто не услышал. Шагнул к нему, но держался при этом на расстоянии вытянутой руки и от этого вдруг стало холодно.       — Поспи сегодня в гостевой, Дамиано. Не хочу тревожить тебя своими разговорами во сне.       Он исчез в темном провале прихожей так быстро, будто его и вовсе тут не было. Не в силах найти слов, даже просто справиться с собой, Дамиано отпустил дверь, и та тут же прищемила ему пальцы, вытянутые в бессознательной попытке остановить Итана. Это привело в чувство. Было чертовски больно, из глаз даже брызнули слезы. Но еще больнее было внутри.       У них все было хорошо. Да охуенно было! А он снова все испортил.       Он все-таки зашел в дом. Выбрал первую попавшуюся из двух гостевых спален на первом этаже и свернулся клубочком прямо на застеленной лишь одним покрывалом кровати. Хотелось жалеть себя, но вся правда в том, что жалеть не за что. Он сам виноват, что не смог удержать свой поганый характер. Не смог вовремя заткнуться и обидел Итана. Сам виноват, что не принял признание на свой счет, хотя уже давно мог попросить подтверждения, и Итан наверняка бы его дал.       Появляться на ужине не хотелось. Он не знал как смотреть в глаза Итану и его матери, которая наверняка поймет, кто причина всех бед. Вместо этого он воспользовался тем, что комната Итана пустует, забрал оттуда кое-какие свои вещи, чтобы не раздражать хозяина своим присутствием. Тот, впрочем ,встреч и не искал, откровенно избегая его весь осташийся день - с Итаном, отстраненным, совсем чужим, Дамиано столкнулся лишь вечером, у дверей ванной.       — Завтра я уеду домой, — сообщил он нарочито деловитым тоном, хотя на деле хотелось совсем иного.       Закричать. Впиться в чужие губы. Сказать, как сильно он его любит. Как не хочет делить ни с кем.       Как не хочет уезжать из тихого солнечного Колли, в котором был так счастлив эти полтора месяца.       Итан в ответ кивнул. Собрался было уйти, развернувшись на пятках своих домашних кроссовок, к которым на нем Дамиано так и не привык. Но передумал. Остановился в коридоре, оглядел его внимательно, сверкнув темными глазами в неверном свете настенных ламп.       — Я разбужу тебя в восемь, — сообщил он таким не-итановым тоном, что Дамиано передернуло. — Я не могу позволить, чтобы с вокалистом из моей группы что-нибудь случилось.       Договорив, он резко отвернулся и, в два шага достигнув двери своей комнаты, исчез за ней, оставив Дамиано наедине с его мыслями.       Наедине с его ревностью и глупостью. Или проще — глупой ревностью. Совершенно ненужной и неоправданной.       Как уснул, Дамиано не помнил — помнил только то, что ворочался несколько часов, не находя себе места. От внезапного холода, непривычного одиночества, от лунного света, бьющего прямо по глазам. Зато помнил, как проснулся — под четкий, точно рядом с комнатой кто-то поставил барабанную установку, стук в дверь, и сопровождающий его голос Итана, что холодно, по-деловому, сообщал, что пора вставать, и он будет ждать у машины с вещами.       Как собирался, запомнилось тоже — как выяснилось, вещи Итан и впрямь собрал за него, то ли заботясь, то ли не желая видеть его дальше в родительском доме. От его отстраненности было не по себе. Они молча сели в машину, молча выехали на трассу, ведущую к Риму. Молча же провели те полтора часа, что занял путь от Колли до его, Дамиано, дома.       Дамиано замер на своем сидении. Ужасно не хотелось выходить. Оставлять Итана одного вот так, не объяснившись. Но сказать было нечего. Он обещал не причинять ему больше боли, но снова сделал это. И даже не может найти нужных слов, чтобы извиниться. Было тошно от самого себя. Ради чего все это? Он все равно в Риме, как и Итан, поднимется сейчас в свою квартиру, а завтра отправится к врачу. Потому что рано или поздно ему пришлось бы это сделать. Как придется прийти в один прекрасный день в их гараж, чтобы продолжить - Дамиано вдруг возненавидел сам смысл этой фразы - их работу, или покинуть группу навсегда.       Итан также застыл на водительском месте. Сидел напряженный, будто статуя, глядя прямо перед собой и крепко вцепившись в руль.       — Итан, — все-таки начал Дамиано, но тот едва заметно дернул головой, как часто делал, когда сбрасывал неприятный или громкий звук, и он сник. Говорить с ним явно не хотели. Да что там — даже прощаться, а ведь Дамиано так хотелось…       Хотелось чего-то. Хотелось Итана в своем доме. Хотелось его рядом с собой, а вовсе не пустующей квартиры, наверняка успевшей покрыться пылью за то время, что их всех тут не было.       Он забрал свои вещи с заднего сиденья. Вышел из машины. Хотел было хлопнуть дверью, но передумал. Остановился возле подъезда, следя за тем, как не торопится заводить машину Итан, как нервно цепляется за руль, как молчит, уставившись перед собой.       — Итан, — позвал он снова.       — Не забудь сходить к врачу, пожалуйста, — все же тихо отозвался тот, не повернув, впрочем, головы.       Ответить ему Дамиано не успел — мотор заворчал, машина, полтора месяца назад увозившая их прочь от драм Гарласко, тронулась с места, мягко вывернула с парковки.       А когда исчезла за поворотом, оставив после себя лишь едва заметный запах бензина, Дамиано вдруг понял — он вновь остался один.       Наедине со своей глупой любовью. У которой, как оказалось, были все шансы на ответ, которые он сам и упустил.