У любви другое имя

Виктория не подошла к нему — подлетела. Накинулась с объятиями с громким радостным визгом, сперва нечленораздельным, отчего тут же захотелось мотнуть головой по привычке, чтобы согнать звук, а потом заорала радостное: — Как же я соску-училась, Эдгар! Итан в ответ обхватил ее тонкую талию, позволил повиснуть у себя на шее. Ткнулся в висок губами в приветственном поцелуе. Он тоже скучал. По ней. По ним всем, по Монескин. По их музыке, по их магии, по их семье. И пусть они прожили в ограниченном пространстве кучу времени, и побыть подальше от них было нужно, но Итан вдруг понял — без них куда хуже, чем запертым с ними в четырех стенах. Без Виктории, Томаса, без… без их четверки, в окружении музыкальных инструментов. Или, даже как сейчас, в неприметной пиццерии на краю Монтеверде. Четверки, правда, все равно не наблюдалось, но видеть и одну Викторию сейчас, спустя эти странные месяцы, все равно было хорошо и правильно. — Я тоже соскучился, — заверил её Итан, отпуская. — А где Томас? Виктория на это красноречиво закатила глаза. Даже пояснять не потребовалось — Томас просыпал всё и всегда, а уж такие незначительные, в глобальном смысле, события, как завтрак с одногруппниками в пиццерии, и вовсе считал недостойными для просыпания с самого утра. — Его мама заверила меня, что разбудит его в течение часа даже если придется выбросить Томми из окна. Соврала конечно, я больше поверю, что они с синьором Раджи принесут его к нам на руках. О, Мадонна, как я хочу жрать! Она вцепилась в его предплечье и потащила внутрь — пахло и впрямь вкусно, так, что даже Итан, вот уже третий день не чувствовавший особого аппетита, понял, что от куска «Маргариты» он не откажется. И кофе. — Рассказывай, — заявила она, стоило им сделать заказ и устроиться за столиком. — Что, где, как? Где Дамиано? Как вы вообще? Я же умираю от любопытства! Итан задумался. Стоит ли говорить ей, что они поругались? И что Дамиано, вероятно, в больнице? А он тут, с Вик, вместо того, чтобы быть с ним… Или не волновать остальных? Но если проблема с плечом у их вокалиста настолько серьезна, как он думает, то они должны знать. В конце концов, ни одна из их тайн не принесла им всем ничего хорошего. — Дамиано дома, — без особой охоты сообщил он. — И, надеюсь, у врача. — Что?! Что стряслось? — от вопля Виктории резануло уши. — И что значит полагаю? Ты не уверен? Разве вы вернулись не вместе? — Вместе, но… — тяжело вздохнул Итан. Видимо, коротким ответом отделаться было не суждено — Вик смотрела на него внимательно и цепко. — Мы немного повздорили. У Дами снова начались проблемы с плечом. Помнишь, в прошлый раз он почти месяц ходил с тейпами? — он дождался кивка. — Ему стало хуже. Он должен был пойти на консультацию, но ты же знаешь Дамиано. Я думаю, ему нужна операция, но… Она кивнула, наморщив нос, но от вопроса не удержалась: — Вы из-за этого поссорились? — Нет. Не совсем. — Тогда почему? — продолжала настаивать Вик. — Потому что Дамиано — идиот. И я не хочу это обсуждать, — отрезал он, всем своим видом, как он надеялся, показывая, что на этом разговор окончен. Разумеется, не помогло — Виктория никогда не отличалась терпением, в этом очень сильно походя на Дамиано, а еще давно не спускала им секретов от себя. И была очень, почти невыносимо любопытна, что порой весьма раздражало — делиться всем, что у него внутри, Итан не привык даже спустя столько лет, честно полагая, что некоторые вещи стоит оставлять при себе. Просто чтобы сохранить. Отложить в свой храм памяти и доставать лишь тогда, как это нужно. — Торкио! — она ткнула в него пальцем с изрядно облезшим черным лаком. Итан вздрогнул и невольно отшатнулся. — Ладно, извини. Итан, — её небольшая ладонь легла поверх его, сжала несильно, — послушай, я понимаю, что у вас не всё гладко. О, Мадонна, как будто с Дамиано вообще может быть гладко! Но ты можешь мне рассказать. Что происходит? Это из-за Томаса? Ты всё ещё?.. Итан в ответ мотнул головой, так резко, что он и сам удивился. Нет. Нет-нет, ему надоело, что все вокруг постоянно думают, будто у него остались какие-то чувства к Томми! То есть, да, они действительно остались, но… другие. Не те, что были прежде. Не те, что он испытывал к Дамиано. — О боже, Вик. Прекрати, пожалуйста, — попросил он, надеясь, что голос звучит достаточно уверенно. — Я скучаю по Томасу, мне не хватает его рядом. Но это не значит, что я хочу чего-то с ним. Это всегда было глупо, мне не стоило увлекаться ещё тогда… А теперь вы вместе и я счастлив за вас, правда! Боже, просто давай не будем. Всё и так сложно. Но я не хочу начинать все заново, я не собираюсь… Вик остановила его легким взмахом руки. Сильнее сжала его ладонь — кажется, поняла и больше не требовала подробностей. Просто сидела, молча поглаживая его ладонь большим пальцем и Итан был несказанно благодарен ей за эту внезапную поддержку. Стало чуточку легче. — Дамиано ревнует, — всё же решился он. — А мне это не нравится, и мы ссоримся. Он не хотел возвращаться в Рим. А я настоял. Поэтому сейчас я здесь, с тобой, а он… один дома. Или в больнице. А я очень волнуюсь за него и скучаю. — А ты? — вдруг спросила Виктория. Итан непонимающе уставился на неё. — Ты сам хотел вернуться? Итан задумчиво покусал губу. Не потому что не знал ответа. Знал. Сам себе задавал этот вопрос ровно с той минуты, как заговорил о возвращении с Дамиано. Думал, бесконечно долго и много, и ещё там, в Колли, вертелся во внезапно опустевшей кровати и едва ли не простынь рвал, в желании утихомирить накатившую тогда панику. — В какой-то момент… — проговорил он, силясь подобрать слова так, чтобы Вик поняла, — в какой-то момент мне хотелось остаться там с ним навсегда. Ну вот. Он сказал это. Сам, кому-то другому, а не собственному отражению в зеркале и не спящему Дамиано. Виктории. Живой, сидящей на расстоянии вытянутой руки и смотрящей на него так, что по спине побежал холодок. Ему же, блин, страшно. Говорить такие вещи, переживать их, чувствовать их. Страшно настолько, что хочется встать и уйти, чтобы не трогали больше за живое, не теребили то, что он так старательно прячет у себя внутри, потому что до сих пор не уверен, что правильно понимает эти свои чувства. — О! — тем временем восторженно выдала Виктория и тут же, на глазах становясь серьезнее, нежно погладила его лицо ладонью. — Ты действительно серьезно влюбился в него, да? Мой щеночек. Я рада за тебя, но Дамиано не лучшая партия для серьезных отношений, поверь мне. Все-таки не умеешь ты выбирать мужиков. Итан скептически поднял бровь и насмешливо уставился на нее. Уж кто бы говорил! Уж точно не Вик, которая сначала встречалась с Дамиано, а теперь рассмотрела таки и прибрала к рукам Томаса. Вик, кажется, тоже поняла что сморозила глупость и рассмеялась. Итан подхватил ее смех. — Веселитесь? — за спиной раздался голос Томаса, на плечо в приветственном жесте опустилась его рука, тонкая и легкая, совсем не такая как у Дамиано. — Привет, Эдгар! — Ты как с Австралии шел, Раджи, — тут же переключилась на него Вик. — Я не съела твой бекон, цени. Но ты мне должен пачку сухариков! — У меня есть желешки, — Томас достал откуда-то из кармана пачку мармеладных мишек, помахал ей в воздухе и протянул Виктории в открытую ладонь. — Сойдет, — постановила она и повисла на шее у подхватившего ее парня. Смачно чмокнула в щеку. — Все, пусти. Жрать хочу. — И я хочу! — Томас уселся напротив и живо вцепился в заказанный для него кусок пиццы, умудряясь одновременно жевать ещё и бекон. Невероятная многозадачность! — Ты же только что от мамы, — весело напомнил Итан. — В жизни не поверю, что синьора Александра не накормила любимого сына завтраком. — Она накормила, — возразил Томас на это. — Но я молодой и растущий организм! Мне нужна еда! Энергия! И тебе, — он окинул Итана пристальным изучающим взглядом, укоризненно ткнул в ключицу, выглядывающую в вырезе майки, — между прочим, тоже. Кожа да кости, что вы там делали в своей деревне?! — Он потом тебе расскажет. А пока… — Вик хитро улыбнулась, — мне звонил Лоренцо. Они готовы отдать нам студию на весь месяц! Жить там можем! — Не можем, — заметил Итан, прикинув перспективы — помещение размером с гараж, диван с подломленной ножкой, старая парта вместо рабочего и обеденного стола. — Там нет душа. Виктория и Томас закатили глаза практически синхронно, вызвав тем самым усмешку. Итан пригляделся к ним обоим — такие разные, но вместе с тем похожие, точно брат и сестра, они напоминали ему канареек, что жили у него в Колли когда-то. Только без клетки. — Ой всё, не нуди, Эдгар! — легонько шлепнула его по плечу Вик. — Давай, доедай свою пиццу и пойдемте уже смотреть, не свили ли в аппаратуре пауки пару десятков своих паучьих гнезд! — Фу, Винченцо, ну я же ем! — тут же скривился Томас. Есть, что характерно, не перестал. — Ты же знаешь, что я ненавижу пауков! — Какие мы нежные! Доедай и погнали. Ужасно хочу показать Итану что мы придумали. Только чур, никаких ваших серьезных разговоров! Сначала музыка, потом драмы! — Не-е, — запротестовал Томас, но Итан успел поймать его взгляд в свою сторону, — сначала музыка, потом бургер с холодненькой колой и только пото-ом — может быть! — драмы! Репбаза встретила их так, как встречала сотни раз до этого — запахом лежалых бумаг и пыли, клубками спутанных проводов и неестественной из-за звукоизоляции, но такой долгожданной тишиной. Которая, разумеется, рассеялась тут же — стоило только Томасу расчехлить свою гитару, а Итану — взяться на пробу за палочки и звякнуть ими по одной из тарелок. Он дома. Они больше не разговаривали — только Вик спросила (строго, куда строже, чем спросила бы его мать), не болят ли у него сейчас руки, иначе она, Виктория де Анжелис, выкинет его нахер из-за барабанов и ни секунды жалеть не будет. Итан, разумеется, заверил, что с ним всё отлично — правда, отлично, отдых пошел на пользу — и пообещал, что скажет, если что-то пойдет не так. Это всё ещё казалось таким странным — откровенничать с ними, не скрываясь, не боясь, что поймут неправильно. Но удивительно приятным и нужным. За то время, что они с Дамиано наслаждались «медовым месяцем» в Колли, неугомонная парочка тоже не теряла времени даром и сочинила несколько мелодий. С парой из них вполне можно было работать. На одну, в меру лиричную, возможно, неплохо бы легли слова, которые написал Дамиано. Не те, что они обсуждали по громкой связи, другие, которые тот еще никому не показывал. Итан случайно увидел, когда забирал забытый в гостиной блокнот. Он хотел бы, чтобы Дамиано тоже был здесь. Они все должны быть здесь и делать музыку. Это их стихия. — Подожди. Вот этот кусок мне нравится. Думаю я смог бы подобрать под него ритм. Вот, — Итан махнул рукой, чтобы Томас начал играть сначала, и на пробу постучал палочками. — Ага? Раджи немного ускорил мелодию, подстраиваясь под стук барабанов и Итан улыбнулся. Он верно придумал. — Вик? Что думаешь? — поинтересовался Томас, когда они прогнали кусочек (полноценный куплет на самом деле) еще раз. — Мне нравится. Только вот тут, где Томми делает ту прикольную штуку, я бы немного ускорилась. — Ммм… — Итан настучал новый ритм. — Так? — Да, что-то вроде. — Попробуем еще раз? — Да, давай. Вик, присоединишься? — Конечно. Виктория широко улыбнулась и подхватила свой бас. Втроем получилось еще лучше. Получалось. Пока блондинки не сцепились из-за одного аккорда, который, по мнению Виктории, должен был звучать не так. А еще лучше, вообще на басу, потому что у Томаса и так дофига соло. Впрочем, ничего нового. Как они вообще не поубивали друг друга, когда некому было разводить их по разным углам? — Так, хватит, — первым, как всегда, не выдержал Томас. Вик-то уже вошла в раж и готова была кричать еще долго. Благо, Томас не Дамиано, который наверняка кричал бы в ответ, затягивая ссору на два дня, чтобы потом все равно сделать так, как предлагалось изначально. — Я люблю тебя, но тебе нужно остыть. Итан, бро, пойдем-ка покурим. Мысль о том, что придется остаться наедине, отдалась неприятным покалыванием в виске. Итан оглянулся на недовольно сопящую Викторию, но за Томасом на улицу пошел — не было ни одной причины, чтобы отказываться. Молчание, повисшее между ними, стоило только выйти во двор, не было ни раздражающим, ни уютным. Просто — никаким. Не самое приятное чувство, если честно — прежде у них всегда находились слова друг для друга. Поддержки, или просто ничего не значащей болтовни. Сейчас же… Ну да, сейчас между ними, как бы ни хотелось закопать всё это под коврик — неуместные чувства, несложившиеся отношения и слишком много слов, которые лучше было бы никогда не произносить. — Мне не нравится так, — вдруг проговорил Томас. Развернулся к нему всем телом, от стены, впрочем, так и не отлепившись. — Не нравится не разговаривать с тобой. Не дружить. Не страдать вместе всякой фигней. Итан повернулся к нему тоже. Присмотрелся внимательнее — всё тот же Томас, разве что волосы отросли совсем уж сильно, всё та же, одна из миллиарда, наверное, футболок с одной из любимых им музыкальных групп. Вот только взгляд другой — как будто слегка виноватый, хотя винить ему себя было абсолютно не за что. Чтобы понять это, у Итана ушло время, но Томас, судя по всему, отрефлексировать сложившуюся вокруг них драму не успел. — Но мы разговариваем, — отозвался он в ответ. — И дружим. И только что страдали всякой фигней. Разве нет, Тони? Томас на это мотнул головой. Растрепанные светлые пряди упали на лоб, а пепел от неловкого движения оказался стряхнутым прямо на кроссовок. — Не так как раньше. Слушай, нет, я понимаю почему. Это из-за меня всё так вышло. Не надо было ляпать тогда на интервью, что ты мой первый краш. Ну то есть, блин, это так и есть, я не врал. Просто не надо было. Итан улыбнулся. Хотел утешающе, но вышло наверняка жалко. Или просто — не так, как должно было быть, точно он уверен не был. — Иногда мне кажется, что мы слишком часто не ляпаем друг другу важные вещи. Возможно, сейчас всё было бы по-другому. Или не было бы, но мы бы не потеряли столько времени. Столько времени, которые они могли потратить друг на друга. Столько времени, которые он, Итан, мог бы потратить на Дамиано. — У нас бы получилось, как думаешь? — поинтересовался Томас спустя две затяжки и бесконечные секунды очередной повисшей паузы. Итан мотнул головой. Даже не дав себе времени подумать. Нет. Нет, у них бы не получилось. — Нет, — повторил он вслух. — Рано или поздно ты бы всё равно влюбился в Вик. Она божественная, лучшая в мире, Томас. У тебя не было шансов. Томас на это, подумал и согласно кивнул. И сам всё прекрасно понимал, так к чему сейчас эти вопросы?.. Впрочем, Итан понимал всё тоже — нет ничего хуже, чем жалеть о несделанном. Несказанном. Неслучившемся. Он жалел тоже — по пути в Колли, сидя в машине рядом с Дамиано. Думал тогда о том, что нужно, нужно было сказать Томасу все сразу и быть может… Быть может, сейчас было бы проще. Быть может, они даже и встречаться бы не стали, или покончили с этим в сроки намного более короткие, чем пришлось потратить Итану, чтобы перегореть. Ничего бы не изменилось, они бы все равно оказались там, где они сейчас, но… Мы слишком мало говорим о по-настоящему важных вещах. — А Дамиано рано или поздно вкрашился бы в тебя, он с самого начала к тебе неровно дышал. — Ну да, — хмыкнул Итан, припоминая бесконечные подколки. — Вкрашился он в итоге в свою ревность к тебе. — Точно тебе говорю. Итан то, Итан сё. Он даже со своими девчонками так не носился. У тебя тоже не было шансов, — отозвался Томас. Бросил окурок прямо на асфальт, затушил ногой, а потом вдруг, выбив весь воздух из легких, дернул его на себя и обнял с такой силой, которую трудно заподозрить в нем. — Я, блядь, тебя люблю. Не как Вик, конечно. Но люблю. И хочу тебя защищать. Всех вас, ясно? Даже Дамиано, хоть он и придурок. Хочу быть с вами, заниматься музыкой, а ссориться — не хочу. Не хочу терять никого из вас. Прости меня, Эдгар. Прости. — Мы никуда не собираемся, Томми, — Итан отозвался на объятия, скользнул ладонями по обтянутой футболкой спине, мимолетно ткнулся носом в плечо, после чего мягко выпутался из его рук. — И прощать мне тебя не за что. Жизнь сложнее гитарных риффов и барабанных партий. Еще каких-то пару месяцев назад он бы все отдал за то, чтобы Томас вот так обнимал его, а сейчас испытывал только дружеские чувства и немного неловкость от того, что его так тесно обнимает другой парень. Не Дамиано. — Пойдем. Думаю наша валькирия уже немного остыла. — Ага, настолько, чтобы хладнокровно выбрать местечко, где припрятать мой труп! Итан улыбнулся. Ему не хватало этих шутливых перебранок и вечных поддразниваний. Не хватало хриплого голоса Вик и шуточек Томаса. Не хватало людей, ставших ему второй семьей. Но семья не была целой без Дамиано. Он оставил его только позавчера вечером, а сегодня уже скучал по нему сильнее, чем по Томасу, Виктории или сестрам вместе взятым. Без блондинистой парочки он будто уехал из дома. Без Дамиано — будто оставил там часть себя.

***

— Что ж, судя по снимку, операция была успешной, синьор Давид. Как швы, не беспокоят? Под внимательным взглядом врача Дамиано аккуратно пошевелил плечом, сейчас зафиксированным в специальной повязке, поморщился от дискомфорта, вполне стандартного в послеоперационный период. — Нет, доктор. Медсестра Фиорини — мастер своего дела. Все просто отлично. На самом деле, отлично ни разу не было — все эти дни, что он провел в больнице, его эмоции метались от страха перед операцией, страха перед болью, надежды, что все получится и гребаное плечо, отболев свое, перестанет его мучать. До невероятного, почти невыносимого чувства неконтролируемого отчаяния — а вдруг всё это зря? Что если что-то там внутри его дурацкого организма срастется неправильно и он никогда не сможет нормально пользоваться рукой. Что если… Дамиано тряхнул головой. Нет, он не будет об этом думать. Ни в одной из вселенных, которые он мог бы вообразить себе, Итан не будет над ним смеяться. И не бросит — пусть не как партнера, но как согруппника точно. Это просто невозможно. — Медсестра Фиорини жаловалась мне на вас, синьор Давид! — со смешком сообщил врач. — Сказала, что вы самый беспокойный пациент из всех, кого она видела за последние пятнадцать лет. — Я не люблю, когда на моем теле есть что-то лишнее. Буквально весь чешусь! — Придется потерпеть, если вы хотите выписаться сегодня. Или мне оставить вас в больнице до снятия швов? Дамиано в ужасе уставился на доктора — нет-нет, он и часа не останется в этом ужасном скучном белом здании, насквозь пропахшим лекарствами. Здесь же совершенно нечего делать, и еда невкусная, и вообще, Вик его уже извела фотками из студии, в которую их всех пустили до конца лета. Правда, фоток Итана ему не присылала, но пожалуй, так было даже лучше — что с ним сталось бы, увидь его он его так, через экран телефона, а не вживую (неизвестно, хочет ли тот его в эту самую «живую» вообще видеть…), он понятия не имел. Не иначе, сбежал бы из своей палаты на следующий же день, напрочь забив на все рекомендации врача. — Ладно, я понял, — врач примирительно вскинул руки и улыбнулся, — вы сбежите через окно, если я оставлю вас тут еще хоть на минуту. Вот, — он протянул небольшую папку с документами. — Тут все рекомендации, которые я настоятельно советую соблюдать, если вы не хотите вернуться ко мне через месяц-другой. О вас есть кому позаботиться? — Да, конечно, — соврал он. Хотелось бы чтобы Итан был рядом, но он в состоянии и один справиться. В конце концов, всегда можно напроситься пожить к родителям или пригласить к себе брата. Они ни за что ему не откажут — мама только вчера обещалась взять небольшой отпуск, чтобы забрать его из больницы и провести с ним несколько дней, но он отказался. В её компании не всё было гладко, ни к чему было ей рисковать своей работой из-за таких глупостей, как его дурацкая рука. В конце концов, он уже кучу лет (ладно, всего-то два) живет один и может сам о себе позаботиться. — Что ж, прекрасно. Тогда постарайтесь не напрягать руку и не снимать фиксирующий бандаж надолго. Только чтобы переодеться и принять душ. Иначе высок риск, что швы разойдутся и нам придется начинать все заново. Дамиано передернулся. Он честно проходит в повязке все необходимое время. Находиться в больнице сверх необходимого он не планировал. Распрощавшись с врачом и прихватив единственной сейчас работающей рукой папку с рекомендациями, Дамиано вышел из кабинета и направился к своей палате — нужно было еще собрать вещи, вызвать такси… … да так и замер посреди коридора, заметив на больничной скамье возле дверей своей палаты знакомую фигуру. — Итан? — получилось хрипло и как-то жалобно. Итан услышал. Резко поднял голову, повернулся к нему, не глядя сунул свой телефон в карман брюк и поднялся. Оглядел с ног до головы молча, после чего в два шага преодолел разделяющее их расстояние, чтобы забрать папку из его рук. Дамиано даже потянулся следом, желая продлить это мимолетное прикосновение к своей руке, но тихий ровный голос заставил замереть. — Тебя выписали? — Да. Ты откуда здесь? Итан вместо ответа только закатил глаза. Отошел, открыл дверь его палаты, приглашая войти. — Собирайся, я отвезу тебя домой. Прозвучало холодно, неприятно. Дамиано не понравилось — он хотел было возмутиться, но понял, что тогда Итан развернется и уйдет, а этого хотелось меньше всего. Уж лучше так, в конце концов, он сам виноват в их размолвке и заслужил всё это. Тем более, Итан же пришел. Сам. Дамиано поспешил в палату. Нужно было покидать в сумку свои немногочисленные вещи, после чего, возможно, положиться на волю судьбе и помириться уже с Итаном. Сделать хоть что-нибудь, чтобы вернуть себе то тепло, что грело его последние месяцы. Вернуть его в свои объятия и свою жизнь. Итан, глядя на разведенный бардак, только покачал головой, но промолчал. Посмотрел как Дамиано пытается неловко, одной рукой, придерживать мягкие края сумки и одновременно запихивать в нее носки и зубную щетку, отобрал все у него и принялся аккуратно складывать. В четыре (ладно, в три) руки, справиться с вещами получилось довольно быстро — всего через десять минут, если верить висящим на стене часам, они вышли из изрядно опостылевшей лично Дамиано палаты и направились к парковке. Не сказали за это время друг другу ни слова, но Дамиано, если честно, был рад только одному его присутствию рядом. Ровным шагам, в такт его собственным, тихому дыханию, легкому запаху любимой итановой туалетной воды. Рад он был и кабриолету, и полившемуся из магнитолы, стоило только Итану завести машину, джазу. Усевшись и дав себя пристегнуть ремнем безопасности, Дамиано расслабленно откинулся в кресле и прикрыл глаза, выдыхая. На язык просилась тысяча слов, хотелось услышать его голос, хотелось сказать самому так много, что было почти больно. — Никогда не видел тебя таким тихим, — вдруг проговорил Итан, когда они свернули с Виале ди Траставере. — Просто не хочу снова спорить, — признался он честно. — Я думаю, мы это еще успеем. Спросить, о чем это он, Дамиано не успел — они как раз въехали во двор его жилого комплекса, а еще через несколько мгновений машина остановилась у дверей его подъезда. Итан помог ему отстегнуться и выбраться из машины, найти ключи в кармашке сумки и даже донести сумку до нужного этажа. Дверь Дамиано открыл сам. Пальцы отчего-то подрагивали. Он очень надеялся, что Итан сейчас не развернется и не уедет домой, в студию или еще по каким итановым мега важным делам. Он хотел бы, чтобы Итан зашел следом и поговорил с ним. Дал возможность извиниться и загладить вину. Дамиано прошел внутрь и замер в прихожей. И шумно выдохнул, когда Итан, немного помявшись, шагнул следом и прикрыл за собой дверь. На лицо сама собой наползла улыбка. Он повернулся к нему, вновь сталкиваясь со взглядом темных глаз. С удивлением отметил, как слетает с Торкио вся та напускная холодность, сопровождавшая их весь этот путь. Как на губах мелькает едва уловимая улыбка, как тот опускает глаза, откровенно смущаясь. Как его, кажется, все же потряхивает тоже, пусть и едва-едва заметно, но Дамиано знал и жил с ним слишком долго, чтобы не научиться отмечать все эти мелочи. — Эй, Итан, — позвал он. Протянул руку, сам толком не понимая, зачем именно делает это и чего ждет. Больше всего, конечно, объятий — прикоснуться к нему, прижать к себе, было сейчас необходимо почти также, как дышать. Мучать его Итан не стал. Шагнул навстречу, послушно подставился под руку и практически рухнул в его объятия. А когда его лоб уперся в плечо, здоровое, Дамиано мог поклясться, что услышал вздох облегчения, который смешался с его собственным. — Я скучал, — признался Итан, легонько касаясь его шеи губами. — Очень-очень сильно. — Я тоже, — отозвался Дамиано, запуская пальцы ему в волосы. — Ты же не сбежишь от меня снова? Ит, не сбегай, пожалуйста. Тот в ответ мотнул головой. А когда Дамиано чуть потянул его за пряди, испытывая почти неконтролируемое желание коснуться его губ своими, вдруг выпутался из объятий и, вцепившись в его запястье, потащил за собой вглубь квартиры. …идеально чистой, без единой пылинки и даже без случайно забытого в углу носка, квартиры, которую Дамиано, честно признаться, и не узнавал толком. Он-то к порядку склонен отнюдь не был, предпочитая по жизни хаос вокруг себя. — Я взял ключи у Вик, — пояснил Итан до того, как Дамиано успел спросить. — Прибрался немного и… привез свои вещи. Подумал, что тебе будет нужна помощь из-за руки. Ты же не против? В смысле, тебе наверняка будет удобнее с Якопо или синьорой Розой, но я волнуюсь за тебя и мне хотелось бы… Он частил, а еще — жутко картавил сейчас, что с головой выдавало его огромное волнение. — Боже, Итан, — выдохнул Дамиано и все-таки дернул его на себя. Смял его губы своими, ворвался языком в горячий влажный рот. Обвел неровный контур зубов, застонал, чувствуя отдачу и чужой вкус. Поцеловал со всей страстью, на которую сейчас был способен. С удовольствием облапал бы его всего и зарылся ладонями в волосы, но одной рукой все еще держал Итана за предплечье, а на второй из-за бандажа, мог пошевелить лишь пальцами, которыми, впрочем, все равно уцепился за чужую рубашку. — Конечно я не против, — ответил он, отстраняясь. — Конечно, я буду рад, если вместо моего братца и мамы тут будешь ты. Но… Итан, нам нужно поговорить, ты же понимаешь? — Да, — кивнул тот в ответ, в странной неуверенности покусал нижнюю губу. — Только попозже, ладно? Приготовить тебе что-нибудь или закажем? Вик сказала, что ты ей жаловался на больничную еду. — На что я ей только не жаловался! — хмыкнул Дамиано в ответ, с трудом переберывая вспыхнувшее желание прижать его к себе снова. Чтобы попустился, расслабился. — Закажем, не хочу чтобы ты возился. — Но мне не трудно… Дамиано вздохнул, покачал головой и всё же обнял его снова. Отпускать его от себя не хотелось: никак не получалось избавиться от чувства, что все это — Итан в его квартире, вещи Итана в его квартире, — не более чем мираж, который рассеется, стоит только закрыть глаза. Что это — только лишь действие лекарств, но уж точно не реальность. — Ит, — всё же не утерпел он, когда, усевшись на диван, принялся наблюдать, как Итан заказывает доставку, а затем опустошает его сумку и разбирает вещи на те, что нужно постирать и те, что еще вполне сойдут на пару дней. — Я знаю, что ты хотел позже поговорить, но мне надо знать. Ты только из-за руки?.. Здесь, со мной сейчас? Если да… Итан замер, сжимая в руках его футболку. Не повернулся к нему, но слишком заметно вздрогнул. Опять он это делает. Опять задает вопросы, на которые Итан не хочет и не будет отвечать… — Не только, Дамиа, — отозвался Итан. Отбросил в сторону бесполезные тряпки, приблизился к нему, опустился рядом и доверчиво уткнулся носом в шею. Обнял крепко, стараясь при этом не потревожить больную руку. — Я здесь не только из-за твоей руки. Я не знаю, как объяснить тебе, что чувствую. Не знаю, нужно ли. То есть… Тебе это нужно, я знаю. Но… мне бывает страшно, Дамиа. Говорить что-то, делать что-то. Я не хочу расстроить тебя потом, понимаешь? Дамиано неверяще уставился на него. Расстроить? Тем, что скажет, что испытывает к нему? Он ведь испытывает, правда? В смысле, не только вечное раздражение из-за его глупости и обиду на нее же. В конце концов, его тоже чертовски пугало то, что происходит между ними. Это щемящее чувство, поселившееся где-то за грудиной и просыпающееся каждый раз, стоит оказаться рядом с ним. То как его тянет к нему, как у него встает от ощущения твердых рельефных мышц под ладонями. От запаха мужского парфюма, который он сам всегда презирал, предпочитая естественный аромат. От того, как Итан произносит чертову «р», за которую до сих пор готов поддразнивать его. — Почему ты должен меня расстроить? — приподняв его лицо за подбородок, спросил Дамиано. — Итан, что бы ты ни сказал, или наоборот, о чем бы ты ни молчал… Это не так уж и важно, на самом деле. Главное, что ты здесь, со мной. Но я люблю тебя, и очень-очень хочу, чтобы ты говорил со мной. Хочу слушать тебя, дышать одним с тобой воздухом и хоть немного понимать, что у тебя внутри. Мне так часто кажется, что я лишний в этом твоем бездонном внутреннем мире… — Но это не так! — вскинулся Итан. Поднял голову, уставился напуганными глазами, но почти сразу же опустил голову обратно так, что Дамиано пришлось ловить его волосы, чтобы вернуть себе внимание. — Это не так, Дамиа. Ты не лишний и никогда не был, даже когда мы не были вместе. Он замялся, словно силясь подобрать слова, дернул головой и отодвинулся — дурной знак, прежде всего говорящий о том, что Итан растерян. А растерянный Итан — это раздраженный Итан, Итан, ушедший в себя… — Дело не в тебе, Дамиа. Это всё мои тараканы. — Расскажи мне, — твердо попросил он. — Расскажи мне, Ит, я хочу знать. Хочу узнать тебя самого, но у меня не выйдет, если ты будешь молчать. Итан, судя по всему, именно это и собирался делать. Отвернул лицо, сжал руки в кулаки, Дамиано не видел, но знал, что он прямо сейчас кусает губы. — Итан. — В детстве у меня были проблемы, — наконец тихо выдал он. — Низкий эмоциональный диапазон и ещё пара не слишком интересных слов и диагнозов. Ничего серьезного, но… мне было сложно в какой-то момент. Уже после того, как всё стало нормально, и в моей жизни появились вы. Вы были такие яркие и эмоциональные, а я чувствовал себя неправильным рядом с вами… И до сих пор иногда чувствую, потому что… вдруг я делаю что-то не так? Реагирую как-то не так? Ты иногда так смотришь на меня, будто… не знаю, что я выкину что-нибудь. Или скажу. Что если я люблю тоже как-то не так? О боже. Дамиано прикрыл глаза, переживая поднявшуюся внутри волну стыда и злости. Не на Итана — на себя, хотя и на него тоже. Он не знал. Догадывался, конечно, но всегда отмахивался от этих мыслей и другим не разрешал поднимать эту тему — в конце концов, в их тесной компании все не без заебов. Мадонна, сколько же он упустил, гоняясь то за своей ревностью, то за своей любовью, а до того — за собственной мнимой взрослостью! Сколько всего ещё он не знает об Итане, и сколько, возможно, никогда не узнает, навсегда отбив у того охоту раскрывать ему свои секреты. Говорить о себе. Просто — говорить, не прячась в своей раковине, не переживая, что его не так поймут или, что ещё хуже, не примут. — Ты никогда не говорил, — вышло, пожалуй, чересчур резко и капризно, но Дамиано и впрямь было обидно. — Я никому не говорил, — подтвердил его мысли Итан, — только родители и сестры знают. Да это не так уж и важно, Дамиа. Со мной всё в порядке, правда, и я уверен, что мне помогли, но… — Но тебе страшно, — закончил за него Дамиано. После чего решительно придвинулся вплотную, обхватил его лицо ладонями, силясь игнорировать боль в правом плече, и приблизил свои губы к его, почти касаясь. — С тобой всё в порядке, Итан Торкио. Ты самый нормальный, разумный, добрый и понимающий человек из всех, кого я знаю. И мне очень жаль, что я не знал об этом раньше. Но я тебя люблю. Таким, какой ты есть. Со своими тараканами, странностями и любовью к джазу… Он бы, пожалуй, мог назвать ещё кучу вещей, за которые он любит, обожает, буквально боготворит этого парня, хоть и частенько демонстрирует иное, но его на полуслове прервал звонок в дверь. Видимо, курьер, которого они вызвали еще час назад, смог наконец добраться до его дома с едой наперевес. На какой-то миг мелькнула предательская мысль не открывать вовсе, но низменные мысли о нормальном обеде вдруг отодвинули на второй план все прочие переживания. Да и что уж там — договаривать было нечего. Он любит Итана. Любит всего целиком, и плевать на все слова. Дамиано неохотно отстранился от него, на второй трели звонка чмокнул Итана в нос. — Предлагаю сейчас открыть курьеру дверь, сожрать уже пиццу и запить, увы, минералкой, после чего лично я собираюсь узнать тебя получше во всех смыслах, — он пошло дернул бровями, показывая, какой из смыслов волнует его сильнее всего. На самом деле, нет, но разрядить обстановку было необходимо. — Уж в этом смысле ты точно меня знаешь, — покраснев кончиками выглядывающих из-под волос ушей, буркнул Итан и поднялся первым. Продолжать разговор он тоже явно не хотел. — От тебя больницей пахнет. Иди в душ, а я пока займусь едой. Или нужна будет помощь? — Да уж осилю как-нибудь, — отозвался Дамиано. — Я, если ты не забыл, не рассчитывал на столь приятную компанию. — Не мочи повязку. — Хорошо, мамочка! На самом деле, от помощи он отказался зря — снимать бандаж, раздеваться самому одной рукой оказалось жутко неудобно. Всегда хотелось задействовать и вторую руку, но каждый раз плечо предупреждающе ныло, несмотря на весь принятый обезбол. Хотелось позвать Итана, чтобы помог, но в голове тут же пронеслись картинки того, что еще можно сделать с ним в душе… И тут же рассеялись, когда в плечо стрельнуло снова. Не от боли, вовсе нет, хотя и от нее немного тоже. От совершенного несовместимого с сексом понимания, что любовничек из него сейчас так себе. Однорукий, блядь, бандит. Возбуждению, это, впрочем, ничуть не помешало — когда Дамиано шагнул под душ, неудобно отставив больное плечо в сторону, чтобы вода не лилась на него, его член уже стоял. Много ли надо, когда тебе двадцать один? Пара фантазий о распластавшемся под ним Итане, с его трепещущими ресницами, скользящим по губам языком… Дамиано накрыл член ладонью, прикрыл глаза и прошелся по всей длине. Пришлось закусить губу, чтобы не застонать в голос, иначе Итан бы точно примчался на выручку… Заглянул бы к нему душ, только в футболке и дурацком нижнем белье, потому что брюки уже успел снять, чтобы переодеться в домашнее. Дамиано затянул бы его к себе под воду и смотрел, как мокрая ткань облепляет рельефные мышцы. После чего запечатал бы голодным жадным поцелуем чужие губы. Подхватил бы Итана на руки и вжал спиной в кафель, поддерживая ладонями под ягодицами. Фантазия разбилась на тысячи мелких осколков от дернувших болью швов. Стараясь не обращать внимания на собственную эрекцию, Дамиано кое-как, но всё же умудрился принять душ. Мыть голову одной рукой вышло дольше — пена никак не хотела вымываться из кудрей, говорить о том, чтобы распутать их, и вовсе не приходилось. Итан постучался, когда он уже заканчивал. — Дамиа, ты долго. Точно не нужно ничего? Дамиано замер, глядя на полотенце в своей руке, которое примеривал к волосам. Второе полотенце уже было небрежно обернуто вокруг бедер. — Заходи, — он протянул полотенце вошедшему Итану, и наклонил голову. В маленькой ванной сразу стало тесно. — Поможешь? — Конечно, — Итан послушно забрал полотенце и принялся мягко вытирать его волосы. Дамиано едва не замурлыкал от ощущения его пальцев, длинных, крупных, сильных. Впрочем, ощущение это быстро исчезло — его сменил взгляд, внимательный и какой-то горячий. — Только с волосами помочь? — Не только, — хрипло отозвался Дамиано, мигом понимая о чем речь — о его возбужденном члене, который ничуть не прикрывало полотенце. Протянул ладонь, скорее по наитию, чем успев подумать, что и зачем делает. Коснулся костяшками острой скулы, большим пальцем надавил на нижнюю губу, оттягивая ее вниз. Итан шумно выдохнул, опустил взгляд, сделал полушаг, оказываясь совсем уж рядом — так, что Дамиано мог чувствовать его запах и тепло его тела. Поцеловать его, прижать к себе ближе, захотелось просто невыносимо. Дамиано себя переборол. С трудом, но все же заставил себя отстраниться, хоть и успел таки поцеловать его в уголок губ. Сам едва ли не застонал от разочарования, — мало, чертовски мало! — поймал недовольное сопение Итана. — Позже, принцесса. Пойдем, разделаемся с пиццей побыстрее и займемся чем-нибудь поинтереснее. С едой они и впрямь разделались довольно быстро — пиццу будто ветром сдуло. А вот с «позже и поинтереснее» не получилось — после еды поклонило в сон. За несколько дней в больнице он только и делал что спал и ходил на осмотры, и, казалось бы, когда он наконец-то дома все должно быть иначе, но организм вопил об усталости. Возбуждение ушло окончательно, и Дамиано сердился сам на себя, потому что Итан — вот он, теплый и родной, но хватило его только на то, чтобы проследовать за ним обратно в гостинную и упасть на диван. Ненадолго — потому что Итан, до занудности правильный Итан, уже успел начитаться советов из его унылой папочки и теперь вознамерился в точности соответствовать наставлениям врача. Заставил выпить лекарства в правильном порядке, заботливо поместил руку в бандаж, скрупулезно подтянув ремешки так, чтобы не тянуло и не давило. — Боже, Итан, хватит, — взмолился Дамиано и, чтобы пресечь все дальнейшие попытки сотворить из себя образцово-показательную модель по перевязке для медиков, потянул его на себя, заставил улечься на диван. Сам лег тоже, вжал Итана в самый угол, подтянул под шею подушку и повозился для верности, устраиваясь удобнее. — Давай, врубай какую-нибудь свою заумную хрень, буду просвещаться. — Ты уснешь через пять минут, — поделился Итан. — Усну, — не стал отрицать Дамиано. Ухватился за его руку, затащил на себя, чтобы ощущать её тяжесть. — А ты, мой верный рыцарь, будешь охранять мой сон! — Ты уж определись, рыцарь я, принцесса или… — До дракона ты еще не дорос, принцесса-рыцарь, — хохотнул Дамиано и тут же заворчал. — Да обними ты меня уже нормально, я не хрустальный. Итан послушно сильнее стиснул его ребра, оставив ладонь прямо под прижатой к телу повязкой. Так-то лучше. Дамиано вообще-то предпочел бы, чтобы и ногу на него тоже закинули, чтобы полностью оказаться в коконе из Итана, но командовать больше не стал. Притерся бедрами плотнее, практически вжимаясь в чужой пах и расслабился. Теперь все ощущалось правильно. Обволакивающее и навевающее дрему тепло, любимый запах, тихое дыхание за спиной. С глупой улыбкой он уставился в экран. Передача про далекие галактики ему была совершенно не интересна, хоть некоторые скопления или как их там и выглядели весьма красочно, потому он сам не заметил как закрыл глаза. И впервые за эту неделю моментально вырубился без чувства тревоги и раздирающего душу отчаяния.