Сказание о двух лотосах

      Если бы Двум Лотосам Юньмэн Цзян платили каждый раз, когда их пытались подставить или убить, они бы не были и вполовину настолько осторожными в играх на политической арене, заключая торговые сделки.       Первые годы были самыми хаотичными, ведь люди ещё не успели усвоить, что не стоит связываться с Юньмэн Цзян. Однажды Цзян Чэн и Вэй Усянь решили вместе прогуляться по Пристани Лотоса, чтобы проветрить головы и сбавить напряжение — не столько по желанию Цзян Чэна, сколько по настоянию Вэнь Цин, всерьёз взявшейся за здоровье младшего главы ордена. И вот они скитались по сонным закатным улицам, как вдруг из ниоткуда прилетела стрела. Вэй Усянь поймал её у плеча Цзян Чэна и тут же вернул отправителю, попав точно в горло.       — А потом ты спрашиваешь, почему должен постоянно носить с собой меч, — бесцветным голосом сказал Цзян Чэн. Следующего несчастного он заарканил с помощью Цзыдянь, оставив у того на ноге сильный ожог, вполне совместимый с жизнью. Интересно было узнать, кто озаботился их жизнями в этот раз. Явно не кто-то из больших орденов, потому что те действовали более изящно. Вэй Усянь любил издеваться над ними, предлагая испить отравленного вина из ему же поданной чарки.       Цзян Чэн слишком устал, чтобы играть в такие игры, поэтому действовал куда прозаичнее. Ударив продолжающего трепыхаться наёмника током, чтобы тот замер, он отключил несчастного и позволил Вэй Усяню закинуть безвольное тело себе на плечо. По пути они велели дежурному избавиться от трупа. Стоило извиниться перед Вэнь Цин за неповиновение, но в своё оправдание оба могли лишь сказать, что работа нашла их сама.       К счастью, нападения заметно уменьшились в количестве после того, как Цзян Чэн красноречиво высказал свои претензии на слушании в Ланьлин Цзинь и продемонстрировал силу руки, направляющей Цзыдянь, однако обходилось не без конфузов, заставлявших всегда быть настороже и держать ухо востро. Вэй Усянь легко с этим справлялся, полагаясь на обострённые рефлексы, однако волновался он вовсе не за себя. Несмотря на громкую и довольно скандальную натуру старшего главы Юньмэн Цзян, на его голову было не так много посягательств, как у Цзян Чэна. Тот старался сидеть тихо, но бумеранг кармы то и дело намеревался вернуться, напомнив о том, что идти по тёмному пути наказуемо обществом. Поэтому ситуации, когда Цзян Чэн был вынужден сидеть с наполненной чаркой от начала и до конца приёма, ни разу к ней не прикоснувшись, не были редкостью, зато стали поводом не перебарщивать с алкоголем. Вэй Усянь судил по настроению, время от времени устраивая себе интересный вечер, если не мог не поддаться искушению. Хорошо, что из них двоих золотое ядро было при нём, иначе наверняка не дожил бы даже до тридцати, как любила вздыхать Вэнь Цин.       Так как собственных покушений было мало, периодически судьба подкидывала им и чужие, чтобы не жаловались на тяжкую жизнь. Однажды кто-то с сомнительным уровнем умственных способностей додумался поохотиться на Цзинь Цзысюаня, когда тот прибыл в Пристань Лотоса. Ну, хотя бы прямо в Ланьлин Цзинь не атаковали — и на том спасибо. Он возлюбил путешествия в одиночестве, что было логично и глупо одновременно, отчего и напоролся на проблемы. К счастью, Вэй Усянь сопровождал друга в этот раз, так как отбыли они вместе после собрания в Ланьлин Цзинь. Цзян Чэн умудрился простудиться, ослабив организм переутомлением, поэтому был оставлен под чутким надзором Вэнь Цин, что само по себе являлось и пыткой одновременно. Вэй Усянь уже представлял, как сообщит шиди, что тот пропустил всё веселье, пока температурил посреди весны. Однако в тот момент он был отнюдь не навеселе.       — Влево! — крикнул не терпящим возражений голосом, и Цзинь Цзысюань послушался мгновенно. Мимо просвистела стрела, и мозг Вэй Усяня тут же взялся за работу. Спускаться нельзя — могут поджидать, лететь по прямой тоже — подстрелят, оставлять позади опасно — могут напасть снова, подобрав момент получше. Вариантов было немного, и он решил остановиться на самом логичном, снова обратившись к Цзинь Цзысюаню: — В разные стороны и петляй. Не улетай далеко и заблокируй сознание.       Тот лишь кивнул и сорвался в противоположную сторону. Вэй Усянь достал заткнутую за пояс флейту, хотя изначально взял её с собой для полноты образа. Удерживая контроль над мечом, выбирал траекторию по наитию, пока поднёс инструмент к губам, разорвав тишину звонкой трелью. Цзинь Цзысюань заметил, что он собирается сделать, и едва успел поставить блок перед тем, как Вэй Усянь без экивоков взялся за дело. Пару мгновений ничего не происходило, а потом откуда-то снизу раздались вопли. На тропу повыскакивали люди, закрывая уши руками, однако это было бесполезно — Вэй Усянь не скромничал с духовной энергией усиливая эффект мелодии и продолжая наращивать темп до тех пор, пока горе-убийцы не попадали без чувств, истекая кровью из ушей и носа.       — Подожди немного, я велю их забрать. Не удивлюсь, если они сами не знают, кто тебя заказал, но попытка не пытка, — сказал Вэй Усянь и сел на меч, чтобы создать бабочку и отправить сообщение в Пристань Лотоса.       Дождавшись подкрепления, они подобрали бесчувственные тела и продолжили свой путь. Не самое лучшее приветствие гостя, зато будет о чём рассказать Цзян Чэну, пока тот скучает в больничном крыле. Вэнь Цин настаивала на круглосуточном надсмотре так, будто в своей кровати Цзян Чэн выздоравливал менее эффективно. Однако спорить он не рисковал, потому что никто в здравом уме не станет спорить с женщиной, владеющей набором серебряных игл и умеющей ими пользоваться. Цзян Чэн пока что не сошёл с ума и в ближайшем будущем не планировал, однако настоял на том, чтобы ему позволили хотя бы читать личные письма, драматично заявив, что умрёт от скуки.       — Я думала, хоть у тебя мозгов больше, но вы с Вэй Усянем два сапога пара и оба левые, — досадовала Вэнь Цин, в отместку заставляя Цзян Чэна давиться горькими отварами. Один их вкус стимулировал поправляться как можно скорее, лишь бы больше не брать в рот всякую гадость.       Выздоровев, Цзян Чэн снова ворвался в рабочий ритм, наконец сумев должным образом поприветствовать Цзинь Цзысюаня. Тот был искренне удивлён, когда Вэй Усянь будничным тоном сообщил, что его спутник на тропе совершенствования заболел, будто это было чем-то нормальным. Заклинатели его уровня не должны были падать от обычной простуды: сам Цзинь Цзысюань уже давно не болел ничем достаточно серьёзным, чтобы вывести его из строя на несколько дней.       Цзян Чэн беззастенчиво пропустил мимо ушей просьбы Вэй Усяня не торопиться с работой, за которыми явно крылось желание затащить Цзян Чэна в постель при первой же возможности. Терпел все эти дни — ещё потерпит, а документы сами себя не разберут, если один глава на совещании, а второго подвело здоровье. Вэнь Цин прозрачно намекнула, что Цзян Чэна нельзя перенапрягать ещё неделю, на что Вэй Усянь состроил большие невинные глаза, сказав, что он бы не дал Цзян Чэну и ногами земли касаться, но тот не оценит.       Больше всех возвращению любимого дяди радовался А-Юань, бросившийся обнимать Цзян Чэна сразу же, как только завидел того на горизонте. Он рос не по дням, а по часам, и Цзян Чэн поражался тому, как быстро летит время. Теперь он не мог держать А-Юаня на руках так долго, как раньше, поэтому ответственность легла на плечи Вэй Усяня во всех смыслах. Не менялось лишь обожание мальчика по отношению к Двум Лотосам. Цзян Чэн уже который месяц крутил в голове идею предложить дать А-Юаню фамилию Цзян, если тот согласится. Это был единственный вариант дать мальчику ключ ко всем дверям и пустить его в мир. Пусть люди клана Вэнь не только не приносили проблем, но и активно помогали там, где им были рады, всё ещё оставались недовольные легкомыслием глав Юньмэн Цзян люди. Причём говорили они всегда за спиной и никогда в глаза, а Цзян Чэн бы с радостью послушал, как им легко содержать целую толпу голодных ртов, неспособных постоять за себя, потому что любое сопротивление будет встречено как знак агрессии. Такое исправлялось только временем и терпением, благо последнего у Цзян Чэна было в запасе. Он лишь следил за ситуацией, контролируя уровень напряжения, чтобы не случилось чего-то непоправимого. Люди Вэнь большую часть времени оставались в своём крыле, чтобы не мелькать перед глазами, но так не могло продолжаться вечно. Вэй Усянь придумал план и договорился с одной из семей, чтобы мужчины Вэнь помогли тем вспахать поле, выражая чистоту своих помыслов и намерений. Нельзя было держать их взаперти вечно, ожидая, пока одна из сторон взорвётся. И так маленькими шажками началась интеграция Вэней в общество Пристани Лотоса.       Разобравшись с делами первой важности, Цзян Чэн снова начал водить детей на ночные охоты. Вэй Усянь пытался отговорить его от этой затеи, но быстро был проинструктирован насчёт того, куда ему идти со своими волнениями и как глубоко их засунуть. Цзян Чэн пережил войну — уж парочку маленьких монстров он точно переживёт. Собственно, так и было: ночные охоты шли гладко и спокойно, а поколение способных адептов постепенно подрастало. Однако со временем оказалось, что опасаться стоило вовсе не монстров — главным врагом человека неизменно оставался человек.       Для ночной охоты Цзян Чэн с группой учеников остановился в одном из отдалённых селений Юньмэна для того, чтобы расширить не только ментальные горизонты молодёжи, но и географические. Они несколько ночей провели в местных лесах, успешно заарканив и упокоив нескольких мертвецов, беспокоивших мирный народ. Даже изгнали одного слабенького яогуая, пусть Цзян Чэну и пришлось вмешаться, применив Цзыдянь. Однако не ночная охота оказалась самой большой проблемой на повестке дня. По пути обратно Цзян Чэн заметил движение со стороны и насторожился. Не успел он предупредить учеников об опасности, как из того направления прилетела стрела. Цзян Чэн едва успел выставить руку, закрывая идущего рядом юношу. К сожалению, рефлексы у него были не те, что у Вэй Усяня, и он не мог так же зрелищно ловить стрелы руками без вреда здоровью. А вот поймать стрелу в руку — всегда пожалуйста.       Поняв, что ситуация изменилась. Цзян Чэн свистнул, и где-то вдалеке раздался крик, сопровождаемый шуршанием кустов.       — Догнать и повязать! — крикнул он старшему ученику голосом, не предполагающим отказов, и тот растворился в тенях. Сам Цзян Чэн чертыхнулся и достал из сумки бинт. Подобрав подходящую ветку, что не треснет и не сломается, сунул всё в руки ближайшему адепту. — Накладывай жгут — скорее всего, она была отравлена.       «И знал же в кого стрелять, собака. Сам я бы уклонился, а ученика бросить не смог», — выругался мысленно, сев на землю и вытянув руку, стараясь наладить дыхание, чтобы успокоить сердцебиение и тем самым замедлить распространение яда. Область вокруг вонзившейся в руку стрелы начинало жечь — довольно быстро подействовал.       К счастью, для своей первой в жизни реальной экстремальной ситуации, юноша не растерялся и подчинился приказу мгновенно, закрутив ветку так, что рука у Цзян Чэна онемела сразу же. Сквозь стиснутые зубы он похвалил за хорошую работу.       — Стоит ли извлечь стрелу? — спросил адепт, от волнения почти вибрирующий на месте.       — Нет, ты не сделаешь это должным образом. Зато теперь у меня есть тема для следующего урока, — ответил Цзян Чэн. — Надо дождаться, пока того ублюдка поймают, чтобы мы забрали его с собой. Создайте бабочку и отправьте её Вэй Усяню.       Приказ был тут же приведён в исполнение, а Цзян Чэн почувствовал, как в висках что-то стрельнуло, отчего зрение резко расфокусировалось.       — Не дайте ему уйти… — пробормотал он перед тем, как потерять сознание, выругавшись напоследок.       Открыв глаза, Цзян Чэн мысленно поздравил себя с небывалым везением, если факт его выживания можно было посчитать таковым. Когда Цзян Чэн проснулся, стрелы в его руке уже не было, что являлось бесспорным плюсом. А вот минусом стал прозвучавший со стороны до скрежета в зубах знакомый голос, обещающий проблемы:       — Очнулся наконец. А я Вэй Усяня волоком от твоей кровати оттаскивала уже второй день, чтобы он не мешал восстановлению, распуская сопли, — сказала Вэнь Цин, подойдя к кровати, после чего деловито взяла запястье Цзян Чэна в руку, проверяя пульс. — Уже лучше. Продолжай в том же духе — и я выпущу тебя отсюда как можно скорее. Повезло, что твои ребята не растерялись и отнесли тебя в селение, где яд выпустили, так что даже рука останется на месте и при деле. Двигать можешь?       Цзян Чэн послушно двинул рукой. В ней ощущалась некая вялость, однако он послушно сгибал пальцы под команды Вэнь Цин, желавшей убедиться, что моторика не пострадает.       — Ничего, что не исправит время и качественная реабилитация. Но не надейся, что заиграешь на флейте так же бодро прямо сегодня, — сказала она, удовлетворённо подойдя к своему столу, чтобы сделать какие-то заметки.       — Уж это я как-нибудь переживу. Ученики в порядке? Никого не ранили? — спросил Цзян Чэн, сев на кровати. Он чувствовал себя так, будто случайно проспал сутки и теперь потерялся во времени и пространстве.       — Пережили лёгкий шок, увидев слегка обезумевшего от волнения Вэй Усяня, а так ничего серьёзного. Твоего потенциального убийцу жестоко линчевали, кстати, так что разговора не выйдет. Хотя кому это я говорю — ты и мёртвого разговоришь, — хмыкнула себе под нос девушка.       — Очень смешно. Я могу возвращаться к работе?       — Рекомендую этот день отсидеть, чтобы посмотреть, не возникнет ли каких-либо осложнений. А потом можешь освобождать помещение и бежать на все четыре стороны прежде, чем Вэй Усянь перевернёт землю без надзора.       — Хорошо. Благодарю за помощь.       — Обращайся, но мне больше нравится, когда ты заглядываешь не по делу, — отмахнулась Вэнь Цин и оторвалась от своих записей, чтобы поменять повязку на руке Цзян Чэна, смазав рану свежей мазью.       Они завели привычный рутинный разговор ни о чём, начиная от успехов Вэнь Нина на поприще преподавания и заканчивая сбором урожая за последние пару лет. Цзян Чэн окончательно пришёл в себя и вернулся к реальности. За это он тихо уважал Вэнь Цин: она никогда не раздувала из мухи слона, заражая своим спокойствием и окружающих. Даже умирающий рядом с ней был уверен, что у него ещё есть шанс выкарабкаться. В отличие от Вэй Усяня, устраивавшего концерт по поводу любой царапины. Цзян Чэн уже чувствовал, как к нему подкрадывается головная боль при мысли, что придётся успокаивать Вэй Усяня, хотя ничего серьёзного не произошло.       Помяни черта — и Вэй Усянь бесцеремонно ворвался в больничное крыло. Он хотел что-то сказать и уже даже открыл рот, но увидел сидящего на кровати Цзян Чэна и застыл на месте.       — А-Чэн! — возопил он, будто мог увидеть кого-то другого, и бросился вперёд, обернувшись вокруг Цзян Чэна всем телом так, что того было нереально рассмотреть за чёрными одеждами.       Вэнь Цин вздохнула, понимая, что теперь Вэй Усяня никакая сила мира с места не сдвинет. Встав, она вышла за порог и закрыла за собой дверь, попросив позвать её после того, как закончат.       Цзян Чэн позволил Вэй Усяню душить себя до тех пор, пока не начал реально задыхаться. Выпутавшись из жарких объятий возлюбленного, он не ушёл далеко, потому что Вэй Усянь упал на кровать, держа Цзян Чэна за руку.       — Как ты себя чувствуешь?       — Не умираю и не собираюсь ближайшее время, — мрачно пошутил Цзян Чэн, но вырываться не стал, привыкнув к тому, что Вэй Усянь нуждался в тактильном контакте для душевного спокойствия. А он явно порядком поволновался, судя по бледному цвету лица и синякам под глазами. Он не спал всё это время? — Ты почему детей напугал? — попрекнул напоследок.       — Я сам испугался! Говорил же, что у меня плохое предчувствие, а ты всё «успокойся» да «успокойся». Ну что, успокоил теперь? Я чуть небесам душу не отдал, когда увидел тебя, синего и бессознательного, в окружении перепуганных детей, и потом мне поведали, что в тебя попала отравленная стрела. И это повезло, что она попала в руку и был вовремя наложен жгут! А если бы она попала куда-нибудь в торс или куда-то, где яд было не перекрыть, и тогда бы…       — Вэй Усянь, — Цзян Чэн обхватил щёки возлюбленного ладонями и насильно повернул к себе, вырывая из цепочки мрачных рассуждений. — Я здесь, живой и здоровый, стрелок там, далеко от нас. Всё уже случилось, хватит нагнетать.       Вэй Усянь смотрел на него круглыми глазами, выражавшими искренний ужас. Он на поле боя не выглядел настолько взволнованным. Пусть Цзян Чэн пытался сохранять строгий вид, но его сердце не было каменным, и он не хотел доставлять Вэй Усяню боль.       — Я действительно испугался, когда прилетела бабочка с сообщением. Я был здесь, а ты где-то там, и я бы мог даже не успеть, — сказал тот потерянно.       — Но всё уже закончилось. Успокойся, — сказал Цзян Чэн уже нежнее.       Ответом стало молчание, будто Вэй Усянь пытался физически сопротивляться своему состоянию, но ужас окутал его плотным коконом, не давая продохнуть.       — Я не хочу потерять тебя, — нехарактерно тихо сказал он и обхватил торс Цзян Чэна руками, прижавшись щекой к груди. — Почему только всё налаживается, как кто-то пытается тебя отобрать?       Цзян Чэн запустил пальцы в сальные волосы — похоже, Вэй Усянь пренебрегал и ванной, помимо сна.       — Видимо, есть на небе справедливость, раз у них не получается, — сказал он, чувствуя, как тонкий слой одежд мокреет на груди.       Вэй Усянь практически никогда не плакал, но в этот раз, должно быть, действительно испугался, когда опасность ударила так неожиданно. Цзян Чэн сохранял спокойствие за счёт довольно скептического подхода к жизни, перестав ждать от неё подарков уже давно. Вэй Усянь всё ещё хотел верить в чудо. Они с Вэнь Цин часами просиживали в её кабинете, обсуждая, как тёмной энергией заменить духовную, чтобы продлить жизнь Цзян Чэна за её счёт хотя бы на несколько десятков лет. И когда Цзян Чэн оказался на больничном ложе, не подавая признаков жизни, само естество Вэй Усяня начало трещать по швам. Ему казалось, что он жил за счёт того, что жил этот человек. Представить себя без Цзян Чэна Вэй Усянь не мог и попросту отказывался. А когда жизнь показывала ему, что всё может случиться без его на то разрешения, Вэй Усянь начинал медленно сходить с ума от страха. Он будто бы возвращался в те дни, когда Цзян Чэн был мёртв для всех, находясь неизвестно где, а Вэй Усянь должен был врать всем и себе, руками закрывая огонёк надежды, что им ещё предстоит встретиться. Второго такого раза он попросту не переживёт, и напоминание об этом каждый раз нещадно било по черепной коробке изнутри, заставляя ненадолго превращаться в безумца.       Цзян Чэн не сопротивлялся, продолжая поглаживать Вэй Усяня по голове и позволяя излить душу, ведь Вэй Усянь довольно редко демонстрировал слабости, предпочитая прятать их за улыбкой. У каждого из них были свои тёмные стороны, и они научились с этим жить, дополняя, принимая и исправляя.       — Я больше не хочу пускать тебя никуда одного, — глухо пробормотал Вэй Усянь.       — Ты же знаешь, что я не позволю запереть себя, — мягко сказал Цзян Чэн. У них уже случались подобные разговоры, провоцируемые страхом потери.       — Я знаю. Но боюсь, что однажды отпущу тебя, и ты не вернёшься.       — Я всегда вернусь к тебе.       — Обещаешь?       Заразившись привычкой Вэй Усяня давать необдуманные обещания, которые не всегда можно исполнить, Цзян Чэн ответил:       — Обещаю.       Вэй Усянь держал его в руках остаток дня и остался на ночь, уснув раньше Цзян Чэна, сваленный накопившейся усталостью, наложившейся на стресс. Звук стабильного сердцебиения под щекой звучал лучше всякой колыбельной. Цзян Чэн продолжал перебирать его волосы, смотря в потолок. Мысли кружили по спирали, и он не мог их остановить, как бы ни хотел. Он понимал страхи Вэй Усяня, но в то же время по какой-то причине не мог разделить их, будто что-то внутри мешало ему бояться, попросту заблокировав это чувство. Он не ощутил ничего, кроме досады, когда начал терять сознание, и всё так же не ощутил ничего, когда очнулся. Лишь приход Вэй Усяня смог вызвать в нём хотя бы эхо человеческих эмоций, напоминавшее о той всепоглощающей пустоте в груди, которую Цзян Чэн ничем не мог заполнить. По крайней мере, у него теперь был стимул пытаться. Активно велась подготовка к свадьбе Цзян Яньли, а Вэй Усянь сопел в объятьях, не выпуская даже во сне. И Цзян Чэн собирался прожить ещё хоть на день дольше, пока у него было к кому вернуться после того, как он закрывал глаза.