Сказание о двух лотосах

      Новость о скандале, связанном с сыном семьи Мо, достигла даже земель Юньмэн Цзян. Обычно Цзян Чэн игнорировал сплетни, но в этот раз обеспокоился, потому что никто в здравом уме не стал бы прилюдно приставать к Мэн Яо, напрашиваясь на изгнание. Наверняка мальчишка чем-то перешёл ему дорогу и был качественно убран с пути. Подумав об одном и том же, Цзян Чэн переглянулся с Вэй Усянем и позвал своего заместителя, чтобы сократить путь полётом на мече, пока Вэй Усянь остался сочинять письмо с соответствующими вопросами. По дороге Цзян Чэн послушал разговоры ещё немного и выяснил, что попавший в центр внимания Мо Сюаньюй был одним из внебрачных сыновей Цзинь Гуаншаня, так ещё и обрезанным рукавом, из-за чего и поднялся скандал, закончившийся его позорным изгнанием из ордена. Мать юноши не выдержала позора и скончалась, не пережив тяжёлой болезни, а Мо Сюаньюй теперь должен был находиться на попечительстве своих ближайших родственников. К ним-то Цзян Чэн и отправился, чтобы докопаться до сути.       Мо Сюаньюй оказался простым запуганным и замученным мальчишкой. Пока слухи не долетели до Юньмэн Цзян, его явно неоднократно поносили те самые опекуны, и гнев Цзян Чэна при виде прятавшейся в углу дрожащей фигуры выдавали лишь крепко стиснутые зубы. Теперь он менее ярко реагировал на жестокость мира, попривыкнув с годами, но всё равно не мог остаться безучастным. В пару широких шагов преодолев расстояние до юноши, опустился на одно колено, чтобы посмотреть в глаза. К счастью, взгляд ещё не успела отравить затаённая злоба — зрачки расширились от неприкрытого страха. Цзян Чэну был хорошо знаком этот взгляд, поэтому следующие слова он произнёс мягко и тихо:       — Я Цзян Ваньинь — глава ордена Юньмэн Цзян. У меня к тебе лишь один вопрос: ты хочешь начать новую жизнь?       Вэй Усянь едва успел получить письмо от Цзинь Цзысюаня, где тот рассказывал о том, что Мо Сюаньюй, к несчастью, был примечен Цзинь Гуаншанем, из-за чего Мэн Яо должен был убрать его у себя с дороги, чтобы сохранить свою позицию и не позволить ветру подуть в другом направлении. Парнишке просто не повезло оказаться не в то время не в том месте, и Цзинь Цзысюань едва смог добиться того, чтобы его изгнали без публичных выговоров и наказаний. Печальная судьба, но весьма предсказуемая. Невозможно было понять, какие цели преследует Мэн Яо своими действиями, но пока он не вредил семье Цзинь Цзысюаня, Вэй Усянь готов был закрыть глаза. Зря Цзян Чэн отправился туда, зря потратит время. А с другой стороны — отдых никогда не бывает лишним, так что небольшое путешествие станет неплохим шансом развеяться.       Только Вэй Усянь закончил эту мысль, как в дверь постучались, и в кабинет без спросу заглянул юноша в одеждах Юньмэн Цзян.       — Отец Вэй, — позвал Цзян Хэбинь, в детстве наречённый Вэнь Юанем. Вэй Усянь тут же поднял голову. — Отец Цзян вернулся. С ним ещё один человек.       Не став медлить, Вэй Усянь поблагодарил А-Юаня за новость и поднялся на ноги, вылетая за дверь так стремительно, что чёрные одежды трепетали следом.       Рядом с Цзян Чэном действительно оказался мальчишка едва ли намного старше А-Юаня, судя по довольно хрупкой комплекции. На его плечи были накинуты верхние одежды Цзян Чэна, которые тот сжимал с такой силой, будто стремился ими закрыться от враждебного мира. Он почти тонул в них.       — Стало быть, это и есть молодой господин Мо? — спросил Вэй Усянь. Цзян Чэн кивнул.       — Мо Сюаньюй. Отныне он адепт Юньмэн Цзян. Пока что я выделю ему гостевые покои, потом он может переехать к остальным, когда свыкнется, — пояснил он, после чего обратился к самому юноше. — Это Вэй Усянь — глава ордена Юньмэн Цзян.       Мо Сюаньюй нервно поклонился, пусть его потрёпанный вид не располагал к таким формальностям. По парнишке плакали ванная и расчёска. А он, судя по виду, готов был плакать по кухне.       — Хэйлянь-цзюнь.       Вэй Усянь рассмеялся, чем напугал Мо Сюаньюя настолько, что тот подпрыгнул. Будь он ребёнком, наверняка уже спрятался бы за ногу Цзян Чэна — он и так был близок к тому, чтобы слиться с его тенью.       — Умоляю, не стоит. Ты, считай, теперь часть семьи, раз уж Цзян Чэн рассмотрел в тебе что-то, чтобы привести сюда. Расслабься.       Цзян Чэн закатил глаза, увидев, что Мо Сюаньюй лишь больше закрылся в себе, испуганный таким вниманием к своей персоне. Оно и не удивительно — в последний раз подобное плохо закончилось.       Решив сбавить напряжение, Цзян Чэн показал в сторону А-Юаня, с мягкой улыбкой стоявшего рядом с Вэй Усянем и терпеливо ждавшего своей очереди с заложенными за спину руками.       — Это — Цзян Хэбинь, мой приёмный сын. Ваши комнаты будут рядом, — сказал он. Улыбка на лице А-Юаня стала шире, превратившись в почти точное отражение улыбки Вэй Усяня, и он кивнул. Мо Сюаньюй кивнул в ответ.       Нельзя было переоценить то, сколько гордости скрывалось в простой фразе «это мой приёмный сын», пусть сейчас уже практически невозможно было оспорить сей факт, потому что Цзян Хэбинь без преуменьшения являлся гордостью ордена, преуспевая в обучении и общении со своими сверстниками, западая в душу каждому, кому доводилось с ним встретиться. Он официально вошёл в семью Цзян, получив от главы своё взрослое имя, и принёс клятву оставить прошлое позади.       Столь рискованный подвиг стоил Двум Лотосам немалых усилий: начиная от переговоров с каждым из клана Вэнь, чтобы убедиться, что своими действиями не спровоцируют бунт, до вынесения вопроса на обсуждение во время собрания глав орденов. К тому времени внешний мир уже свыкся со слухами о том, что за Цзылянь-цзюнем и Хэйлянь-цзюнем подобно утёнку бегает ребёнок клана Вэнь. Его вхождение в семью стало бы кровавой печатью, скреплявшей мир между семьями. Если он возьмёт себе в жену кого-то из оставшихся представителей клана Цзян, этого будет достаточно, чтобы сбалансировать спорное положение. И пусть решение двух глав назвать своим преемником найдёныша с тропы Цюнци вызвало некоторые споры, сам Вэнь Юань не позволил сомневаться в себе, стремясь реализовать все возложенные на него надежды и отплатить за проявленную доброту. Ему оставили родное детское имя, что использовала семья по крови, а приёмные родители звали тем именем, что дали самолично. Это был взвешенный компромисс, для достижения которого Вэй Усянь и Цзян Чэн спустили с себя семь потов. Они не хотели, чтобы А-Юань чувствовал себя бременем или обязанным соответствовать их ожиданиям, но в то же время хотели, чтобы у мальчика было будущее. Если бы он отказался, его бы приняли в простые адепты, позволяя совершенствоваться и самостоятельно добиваться светлого будущего. Но А-Юань согласился сам, ведь в его глазах Вэй Усянь и Цзян Ваньинь стали людьми, что вырастили его: научили тому, что есть справедливость и добродетель, искали время, чтобы поиграть или прогуляться всем вместе, как настоящая семья, заботились о том, чтобы у А-Юаня было всё, в чём он нуждался.       Взяв взрослое имя, Цзян Хэбинь нёс его с гордостью. Он понимал вес ответственности, возложенной на него, однако не боялся его, потому что знал, что люди, ставшие его отцами, сделают всё возможное, чтобы оказать поддержку. Цзян Хэбинь хотел стать поддержкой для них в будущем.       — Вели слугам приготовить ванную и один приём пищи. Ничего особенного: каша, суп, чай и пару булочек. Я проведу Мо Сюаньюя к его комнатам и потом зайду к тебе, — сказал Цзян Чэн, в этот раз обратившись к Вэй Усяню. Тот кивнул и скрылся из виду. — А-Бинь, поможешь мне провести господина Мо?       — Да! — просиял юноша, втайне боявшийся, что его оставят в стороне.       Одарив Мо Сюаньюя ещё одной улыбкой, он встал рядом с ним, следуя за Цзян Чэном, пока тот спокойным голосом, каким обычно читал лекции ученикам, рассказывал об основных правилах в Пристани Лотоса и её устройстве. Мо Сюаньюй ловил каждое слово, то и дело кося по сторонам. К счастью, вокруг почти не было людей — Цзян Чэн специально выбрал такой путь, чтобы избежать давления на и без того дёрганого парнишку.       Он отпустил слуг и лично помог Мо Сюаньюю распутать волосы, после чего забрал свои верхние одежды и передал Цзян Хэбиню, чтобы тот не сидел без дела и отнёс их в стирку, пока Мо Сюаньюй принимал ванную, отмывая слои грязи и пыли, облепившие его тело, как вторая кожа. Тем временем Цзян Хэбинь вернулся с комплектом новой одежды и передал её через экран, разделявший ванную и комнату. Когда Мо Сюаньюй вышел из-за него, он был уже больше похож на человека. Цзян Чэн удовлетворённо хмыкнул и велел сесть на стул, чтобы расчесать ещё влажные волосы.       — А-Бинь, помоги высушить, — попросил он, и юноша с лёгкостью взялся за дело. Скоро волосы Мо Сюаньюя были собраны в свободный пучок, чтобы не мешались, а сам он весь процесс просидел так, будто к его горлу приставили нож.       Оставшись довольным результатом, Цзян Чэн осмотрел Мо Сюаньюя издалека и кивнул каким-то своим мыслям.       — Понимаю, сейчас ты чувствуешь себя потерянным и не знаешь, чего ожидать, но в Юньмэн Цзян тебе не причинят вреда. Ты волен уйти, если пожелаешь, так же волен и остаться, — пояснил он.       — Почему? — спросил Мо Сюаньюй, до этого молчавший, как рыба.       — Что «почему»?       — Почему Вы помогаете мне? Я что-то должен сделать?       Жестом велев сыну выйти, Цзян Чэн подошёл к Мо Сюаньюю и опустился на корточки, смотря на него снизу вверх.       — Ты никому ничего не должен. Я решил забрать тебя потому, что тогда мне это казалось правильным — ни больше, ни меньше. Таких, как ты, великое множество, и мы открываем двери каждому, что хочет большего от своей жизни. Поэтому от тебя требуется лишь прилежно учиться, усердно тренироваться и каждый день стараться стать лучше, — сказал Цзян Чэн тихо и уверенно, чётко проговаривая каждое слово, чтобы убедиться, что Мо Сюаньюй его услышит.       — Но я обрезанный рукав, — беспомощно выдохнул тот. Брови Цзян Чэна поднялись.       — И?       — Разве это не плохо?       Цзян Ваньинь фыркнул. Когда Мо Сюаньюй впервые его увидел, мужчина показался ему пугающе высоким и отстранённым. В дорого выглядящих фиолетовых одеждах и с собранными в строгий пучок волосами, он совершенно не вписывался в картину, которую собой представляла пристройка, где обитал Мо Сюаньюй. Сначала он подумал, что этот мужчина пришёл, чтобы тоже обругать и побить его, но вместо этого он опустился на колено и забрал его в Юньмэн Цзян. Мо Сюаньюй даже слышал, что этот мужчина откупился от его семьи, продавшей его, словно игрушку. Скорее даже как бесполезную рухлядь.       Сейчас Цзян Ваньинь собрал волосы в хвост и выглядел менее враждебным. Мо Сюаньюй без труда мог назвать его добрым человеком, смотря на лучики морщинок, залёгшие в уголках глаз.       — С этим вопросом подойди к моему спутнику на тропе совершенствования, он тебе подробнее расскажет о плюсах и минусах, — сказал Цзян Ваньинь, и Мо Сюаньюй осознал, что бессознательно пялился на свои колени, снова подняв взгляд на мужчину. Глаза юноши комично округлились.       — Вашему…       — Тебе он представился как Вэй Усянь, — сказал Цзян Чэн, не скрывая своего веселья. Каждый в Пристани Лотоса минимум догадывался, максимум — знал об их отношениях, но даже без всяких правил слухи не покидали стен, и поэтому остальным заклинателям из других орденов оставалось лишь ломать голову, строя предположения. Вэй Усянь неприкрыто потешался над ними, подавая намёки, но никогда не демонстрируя ничего откровенного. Хотя пару раз по его милости Цзян Чэну приходилось краснеть, когда ещё маленький А-Юань дёргал его за воротник, открывая следы укусов всем на обозрение. Без золотого ядра они не заживали так быстро, как могли бы, но Вэй Усянь не выглядел опечаленным по этому поводу.       Мо Сюаньюй был похож на рыбу, открывая и закрывая рот. Поняв, что вывалил на него слишком много информации, Цзян Чэн улыбнулся. Вэй Усяню ободряющие улыбки давались лучше, чем ему.       — Как видишь, двери Пристани Лотоса открыты для всех, кто хочет и готов стать лучше. Поэтому ты можешь откинуть свою прошлую жизнь и начать всё здесь, — сказал он. — Ты согласен остаться?       Мо Сюаньюй кивнул несколько раз, и Цзян Чэн всерьёз испугался, что он повредит себе позвоночник. Ещё больше он испугался, когда глаза парнишки вдруг наполнились слезами.       — Спасибо, — пробормотал он и шмыгнул носом.       Цзян Чэн выудил из рукава платок и протянул его Мо Сюаньюю, от этого жеста начавшему плакать ещё больше. Много же эмоций накопилось в нём за то короткое время, что он провёл в деревне Мо. Страшно представить, во что это могло вылиться, реши Цзян Чэн проигнорировать проблему.       — Рано ещё благодарить, — сказал он и поднялся на ноги. — Оставь себе платок, я разживусь новым.       Мо Сюаньюй поблагодарил его снова, на что Цзян Чэн лишь покачал головой. Выглянув за дверь, он обнаружил Цзян Хэбиня покорно стоящим у соседней стены. От нетерпения юноша то и дело перекатывался с пяток на носки и обратно.       — А-Бинь, покажешь Мо Сюаньюю Пристань Лотоса, пока я поговорю с твоим отцом? Как раз подружитесь немного, — предложил он, на что Цзян Хэбинь просто просиял. Вот теперь его улыбка была точной копией той, что расцветала на лице Вэй Усяня.       — Конечно! Можешь положиться на меня, — заявил он, и Цзян Чэн приобнял его за плечи, проходя мимо, отчего юноша стал ещё счастливее. Цзян Чэну нравилось смотреть на это выражение лица и понимать, что он не повторяет ошибок своего отца, за строгим воспитанием не забывая о простой нежности.       — Будь осторожен, не говори слишком громко и давай ему время подумать. Мо Сюаньюй ещё боится много говорить, но если он начнёт, позволяй ему выговориться. Пусть он почувствует себя как дома.       Цзян Хэбинь сосредоточенно кивнул и зашёл в комнату, серьёзно настроенный нести добро в мир. Вэй Усянь утверждал, что это в нём от Цзян Чэна, Цзян Чэн же считал, что наоборот.       Проходя мимо тренировочных площадок, он поприветствовал Вэнь Нина, бегавшего среди учеников, чтобы поправить их стойку. Следом Цзян Чэн столкнулся с Вэнь Цин и сказал, что заглянет к ней позже, захватив с собой Мо Сюаньюя, чтобы убедиться, что тот здоров. Проходящие мимо адепты приветствовали Цзян Чэна, на что он отвечал кивком. Вэй Усянь послушно ждал в кабинете, делая вид, что работает, а не сгорает от нетерпения. Жизнь в Юньмэн Цзян шла своим чередом.