В тайне чащи

      На завтрак гостям предложили яичницу и компот. Брат Хаена гостеприимно расставил тарелки по столу и принялся разливать напиток. Чонгук сонно потирал голову, когда мужчина вручил ему стакан и нежно улыбнулся.       Через полчаса, когда группа была уже готова отправиться в путь, у Чонгука вдруг скрутило живот и потемнело в глазах. Сначала он не вылезал из куста, потом потерял сознание по дороге в амбар. Где-то в отдалении звучали знакомые голоса, но Чонгук улавливал лишь отдельные фразы, намереваясь в очередной раз отправиться к праотцам. Кажется, за три года он должен был привыкнуть к серьезным недомоганиям, но нет, новую заразу его организм принял как что-то невероятно страшное. «Отравление», «ягоды попали», «больше недели», «пусть остается», «мы позаботимся, коль виноваты», — слышал он, а когда смог разлепить глаза, дядя гладил его по мокрой от пота голове и желал скорейшего выздоровления.       В следующий раз Чонгук пришел в себя утром. Приподнявшись, он осознал, что лежит на кровати в чьей-то комнате, провонявшей самыми неприятными запахами. Рядом стояло два ведра. Скривившись, Гук попытался встать. Голова кружилась невероятно. Заметив на столе кувшин с водой, Чонгук за раз опустошил его и выдохнул. Сколько он так провалялся?       — Всего сутки, — ответил неизвестный парень примерно возраста Чонгука, которого тот встретил, спустившись на первый этаж.       — Где я?       — Это мой дом, — сказал незнакомец, с неподдельным интересом рассматривая гостя. Его глаза с восторгом бегали по лицу Чонгука, и тому показалось, что они встречались прежде. Было в его чертах что-то близкое. — Я Тан, если что.       От Тана тоже веяло сильным терпким ароматом, но в этот раз он казался Чонгуку нейтральным. Не вызывающим никаких эмоций. Запах и запах, ничего больше.       — А почему я здесь?       — Ты отравился. Твоя группа решила оставить тебя поправляться. Они ушли.       Правда? Ушли без него? Отрывки воспоминаний замельтешили в голове, принося ответы, и Чонгук растерянно осмотрелся. Что ему теперь было делать? Спешить за ними, стараясь нагнать, оказавшись в лесу в одиночку? Нет, бежать несколько часов подряд он не смог бы, а иначе встретился бы с ними (если, конечно, не разминулся бы и не потерял) только через несколько дней. Приходилось остаться.       Данное осознание принесло некое успокоение, так как болезнь Чонгука неминуемо приближалась, и проводить ее в глуши он не желал. Но, в то же время, как воспримут его страдания приютившие его жители?       В тот момент в дом вбежал мальчишка лет шести и, завидев Чонгука, застыл как вкопанный. Его и без того большие глаза округлились, а рот раскрылся.       — Ты проснулся, — пробормотал ребенок со слабовыраженным терпким ароматом.       — Пён, иди отсюда! — тут же шикнул на него Тан, и тот сбежал, хлопнув дверью.       — Мой брат, — словно извиняясь, пояснил Тан, и Чонгук улыбнулся. Малыш ему понравился.       — А где все женщины? — спросил гость. — Я еще не видел ни одной.       Тан неловко улыбнулся и протянул Чонгуку морковь.       Что-то во всем этом было не так. Странное отдаленное поселение, полное людей с необычными запахами и не имеющее ни одной женщины? Что они с ними делали? Убивали что ли? Проводили какие-то ритуалы? Поклонялись неизвестным богам?       Когда Чонгук вышел из дома, яркий солнечный свет заставил его сощуриться. Нос жадно втянул свежий воздух, а тело распрямилось, разминаясь после долгого времени в постели. Вокруг было довольно многолюдно: кто-то рубил дрова, кто-то копошился в огороде, кто-то изготавливал стрелы. Чимин стоял у колодца. Стоило их взглядам встретиться, сердце Чонгука забилось быстрее, и тут же захотелось подойти. Но Чонгук сдержался. Прошлое их общение закончилось тем, что Чимин велел ему не следовать за ним, и Гук больше не хотел навязываться. Не хотел снова портить настроение.       Однако Чимин сам направился к нему, и волнение юркнуло в груди, словно свернувшийся в клубок пушистый кот.       — Как ты? — спросил Чимин заботливо, и его теплый взгляд снова заставил Чонгука почувствовать себя плавящимся маслом.       — Думал, помру, но все нормально. Что это было?       — Видимо, парочка не тех ягод попала в компот. И все достались тебе. Не повезло — так не повезло! Пойдем, нарву тебе мяты, она должна помочь.       Они направились вдоль грядок, и все время их неторопливой прогулки Чонгук засматривался на то, как солнце играло на серых волосах. В его лучах они приобретали серебряный блеск и казались невероятно красивыми. Гук никогда прежде не видел подобный цвет у людей, здесь же заметил такой у по меньшей мере четверых.       Чимин наклонился к мяте и быстро сорвал несколько листочков. Чонгук подставил руки и всего на секунду, когда Чимин передавал их, кожа коснулась кожи, и что-то зажглось внутри. Словно огонь, стремящийся разрастись и заполонить все тело. Но пока он приносил лишь приятное тепло, вызывающее желание коснуться снова. Добавить еще один лепесток пламени к зарождающемуся костру.       — Спасибо, — произнес Гук, и Чимин улыбнулся. Так ласково и светло, что Чонгук невольно подался вперед, снова утопая в опьяняющем запахе. Он надеялся, что Чимин не заметит его постыдную реакцию, но все равно не мог ничего с собой поделать. Ему просто хотелось быть рядом. Сидеть и часами любоваться, дыша пленительным ароматом.       — Твоя мать умерла? — Смена темы неприятно удивила, и Чонгук вмиг лишился хорошего настроения.       — Да, при родах.       — А отец?       — Я никогда не знал его. Он напал на маму в лесу, как грязное животное, — зачем-то рассказал Чонгук. Он не раскрывал секрет своего зачатия ни одному из друзей, Чимину же, которого знал в целом от силы пару часов, выболтал как на духу. Стыдно.       — Значит, никто никогда не видел его?       — Нет.       — Но почему ты решил, что все было именно так? Мама рассказала?       — Не знаю. Кажется, она никогда много не говорила о нем, но мои дядя и бабушка с дедушкой все поняли без слов.       — Ясно, — грустно опустил голову Чимин. — Мне очень жаль. Страшно даже представить, каково тебе пришлось.       — У меня есть дядя и тетя, — улыбнулся Гук. — Они вырастили меня, как своего сына. Кроме того, у них есть еще четверо детей, мы всегда были дружны.       — Я очень рад, — произнес Чимин, когда они вернулись к тому дому, где Гук провел последние сутки. В то время к нему с парой зайцев наперевес как раз подходил мужчина. Завидев Чонгука, он замедлился и неловко улыбнулся. — Чон! А это тот, кто тебя приютил.       Чонгук признательно поклонился и всмотрелся в хозяина. На вид ему было под сорок. Высокий, статный, красивый, он источал доброту и уверенность в себе, а его лучащиеся глаза завораживали. Он пах так же, как и его сыновья: терпко, но ненавязчиво.       — Поможете зажарить добычу? — предложил Чон, и через несколько минут совместного разделывания мяса, большую часть которого Тан провел в жалобах на кровь, а Пен носился вокруг костра с одним из зайцев, все пятеро уже сидели, наблюдая за подрумянивающимся обедом.       Чимин не ушел. Сначала умело помогал, то и дело останавливая взгляд на Чонгуке, затем поддержал беседу о кулинарных рецептах, а после поел лишь немного, оставив большую часть семье Чона и их гостю.       Ближе к вечеру он даже согласился поиграть в прятки, в которые их вовлек настырный Пен. Отец семейства ушел отдыхать, а парням пришлось развлекать младшего. Тан лишь пожал плечами, говоря, что всем придется смириться, и убежал прятаться в кузницу. Чонгук же не знал в деревне ничего, поэтому лишь растерянно осматривался, думая, за какую стопку дров лучше присесть.       — Идем, — хитро улыбнувшись, Чимин схватил Чонгука за руку и заставил побежать за ним.       Они оказались в амбаре, и Чонгук окинул взглядом помещение.       — Здесь все на виду, он нас сразу найдет.       — Не все, — со знанием дела ответил Чимин и завел их в закуток между стеной и столбом, подпирающим небольшой верхний этаж, где хранилось сено. Они едва втиснулись в проем и замерли, потому что даже дышать, стоя вплотную друг к другу, было трудно. Со стороны входа их прикрывал гигантский мешок с зерном, и если бы они остались так стоять, заметить их было бы крайне трудно.       Чимин приложил палец к губам Гука, не позволяя что-то сказать, когда Пен перестал выкрикивать считалочку, и Чонгук лишь покорно опустил глаза, теряя связь с реальностью. Подобная близость Чимина выбивала почву из-под ног и кружила голову. Его теплая кожа манила, словно вкуснейшее яство изголодавшегося человека, и Гуку было все сложнее держать себя в руках.       Но что за напасть такая? Неужели он был настолько ненормальным, что не только болел странной хворью, но еще и желал мужчин? Всех парней, кого он знал, тянуло к женщинам. Так было задумано природой. Так создавались семьи. А он… Девушки его тоже интересовали. В деревне даже была одна, которую Чонгук рассматривал в качестве возможной жены, но с тех пор, как соседи прознали про его болезнь, никто больше не хотел с ним связываться. Но неужели это значило, что теперь он возжелал людей своего пола?       Однако в тот момент, стоя так близко к Чимину, чувствуя его тело своим, ощущая колыхание его груди, Чонгуку совершенно не казалось это неправильным. Его желания представали естественными, как восход солнца. И Чимин, кажется, испытывал нечто похожее.       Его указательный палец согнулся, касаясь губ, и уперся в подбородок, создавая некое подобие дуги, что захватила нижнюю губу. Она приоткрылась, выпуская горячее дыхание, и все это время Чимин не спускал глаз. Большой палец дотронулся до щеки, а затем ладонь раскрылась и скользнула на шею, посылая мурашки по спине Чонгука. Легкая дрожь пробежала по всему телу, и желание налилось ниже живота.       Чонгук дернулся, испугавшись, что Чимин заметит, но тот лишь сильнее притянул его к себе. В черных глазах горела угроза, и колени снова начали подгибаться. Чимин смотрел жадно, так, будто обещал поглотить без остатка, и Чонгук готов был сдаться. Он безумно хотел сдаться. А затем ощутил бедром возбуждающийся член, и все внутри подскочило. Сердце забилось в бешеном темпе, а губы отчаянно втянули раскалившийся воздух. Горячие руки на шее начали сводить с ума. Чонгук таял под ними, но в то же время хотел, чтобы они прикасались к нему везде. Хотел ощутить их силу на своем теле.       Губы манили, и сокращающееся до них расстояние было все еще слишком большим. Было просто необходимо попробовать их на вкус. И Чонгук не мог оторвать глаз. От этих полных, розовых, соблазнительных губ.       — О, вы будете парой?! — прозвенел вдруг возглас, и Чимин с Чонгуком резко повернули головы к Пену, который стоял рядом и указывал на них пальцем. Чонгук тут же залился краской и поспешил выбраться, желая скорее сбежать от позора.       «Какая же странная реакция у этого ребенка!» — думал Чонгук, забегая в дом.       В ту ночь он никак не мог уснуть. Горячие волны накатывали на него вместе с воспоминаниями, а настойчивое желание испытывало тело. Хорошо, что у него была отдельная комната. Хорошо, что ему не приходилось прятать свои постыдные эмоции.       Ему приснился Чимин. Все в том же закуточке, где на этот раз им никто не помешал. Чонгук буквально ощущал пылкие прикосновения и проснулся весь мокрый и возбужденный. Тогда он впервые снял напряжение, думая о парне, после чего еще добрые полдня не мог смотреть ему в глаза, а после обеда и вовсе вызвался пойти по ягоды.       Чонгуку хотелось сбежать. Ему было стыдно и страшно. Слишком необычно, слишком непривычно. Как бы отреагировал дядя, если бы узнал? А другие? Но одно не давало покоя: Чимин явно разделял его чувства, и это заставляло бежать быстрее в попытке не наделать глупостей.       Чонгук всегда хорошо ориентировался на местности, поэтому не боялся зайти далеко. С луком наперевес, он следовал за ягодами, собирая их в огромную корзину, которую самонадеянно взял в доме Чона. Ягод было много, и Чонгук радовался, что сможет принести пользу. Хотя бы в этой деревне его никто не сторонился. Его приняли, с ним подружились. Пока. Он знал, что все это кончится, когда вернется болезнь. Но сейчас все шло хорошо, и Чонгук даже не заметил, как начало смеркаться.       Корзина была уже почти полной, когда живот вдруг свело, и горячая волна накрыла тело. Страх окутал ледяным покрывалом, и сердце забилось, как перед боем.       — Нет, — простонал Чонгук, складываясь пополам. Корзина выпала на шелковистую траву. — Еще же рано! Рано же!       Слезы брызнули из глаз, и поглотило отчаяние. Чонгук ощутил полную беспомощность и невероятную, раздирающую злость. Почему именно сейчас?       Горячие волны тем временем продолжали окатывать тело, затрудняя дыхание, и по коже побежал холодный пот. Чонгук осел на траву. Паника овладевала разумом, а живот свело новой судорогой.       Член налился кровью, а между ног стало липко. Привычно. Мерзко. Чонгук задыхался, и, когда тело окатила очередная волна, позволил себе закричать.       Не от боли — скорее, от обиды и отчаяния, от негодования и ярости. Граничащий со стоном рык сорвался с губ, когда Чонгук, стоя на четвереньках, впился руками в траву. Вдали послышался волчий вой.