От ненависти к вечности

Октябрь, 2000 год. Нью-Йорк, США -В смысле - ему не понравилось?! - вскричал я, оттолкнувшись от стойки. Официант запыхтел, покраснел и, помявшись, сказал: -Он буквально сразу вернул мне блюдо… сказал, что оно пережарено. -В смысле - оно пережарено?! - снова рявкнул я, и, выхватив из рук официанта тарелку, принялся досконально изучать своё творение. Мозг категорически отрицал факт, что я где-то мог допустить даже малейшую ошибку. Ну где же она? Что не понравилось посетителю? Соус? Да нет, он в норме. Свежесть? Да первоклассная! Вид? Да мясо прекрасно подано… и тут я заметил одну существенную деталь: рулет вернулся в точности таким же, каким и отправлялся к нашему дорогому гостю. Ни порезов, ни укусов на нем не было. Даже веточка розмарина лежала на своём месте. -Этот говнюк даже не притронулся к блюду! Как он может судить о его вкусе, если он его даже не пробовал?! -Люк….- Донни, видимо, понял, что я собираюсь делать что-то из ряда вон выходящее. -Люк, не надо, слушай… Но я уже вылетел из кухни. Мужчина в зелёном пиджаке собирался уходить. Он, мирно мыча себе что-то под нос, складывал в своё портмоне очки, книгу и кошелёк. -Вы! - рявкнул я, словно цербер, подскочив к его столику. -А! Люк Лэнден, повар знаменитого The River. Официант передал вам мои замечания? -Передал, - прошипел я, наклонившись над ним, словно коршун. - Однако есть одна малюсенькая неувязочка: ваши чертовы замечания не имеют ни малейшего веса, поскольку вы даже не притронулись к рулету! -Вы правы, не притронулся, - парировал мужчина.- Однако я это сделал по той причине, - он встал из-за стола, и мы с ним поравнялись в росте. - что я не ем пережаренную дрянь. С этими словами он метнул тарелку с рулетом в мою сторону. Мгновение- и курица-утка-перепелка красивым натюрмортом распластались на моей белоснежной рубашке. Зал дружно ахнул. Что со мной произошло в следующую минуту - не знаю. Однако, когда я открыл глаза, мой оппонент лежал на полу, а на его скуле виднелся синяк. Увиденное повергло меня в шок. Гробовое молчание длилось всего секунду, но для меня эта секунда растянулась, словно я сидел на четырёхчасовой лекции. Все пропало. Пропал мой ресторан, моя карьера, карьера моих коллег. Пропал я. Чёрт его теперь знает, что он про нас напишет. Я замер в ужасе от содеянного, ожидая, что мужчина вскочит и потребует компенсации, объяснений или будет сыпать в наш адрес угрозами. Однако, к моему удивлению, он поднялся, одернул пиджак и произнёс: -Благодарю вас за ужин. Всего доброго. Не знаю, как давно за странным посетителем закрылась дверь. Мне кажется, что я вот так, в недоумении, стоял где-то минуты три. В сопровождении любопытных глаз гостей я вернулся обратно на кухню. Там меня встретили уже другие взгляды: злые, испуганные и отчаянные. Но самым злым был Донни. Он схватил меня за рукав, оттащил от двери и, уткнув меня в угол рядом со сковородками, отчеканил: -Ты хоть понимаешь, что ты только что натворил? -Прости, Донни, я… -Ты понимаешь, что мы все из-за тебя можем потерять работу? Я не знаю, Люк, как ты живешь. Может, ты заядлый холостяк, который снимает огромные апартаменты и светится по телику, но у меня трое детей, вечно недовольная теща, жена и мама! И они все висят на моей шее! И я не собираюсь побираться и жить на гроши только из-за того, что ты, мать твою, не смог сдержать себя в руках! Черт побери, Люк, да даже я, итальянец - и то сдержался! Я его слушал и понимал, что безумно виноват. Действительно, тут оправданий не было и быть не могло. Никто и никогда не имеет права хамить клиентам, а уж тем более их бить: для каких-то выходящих из ряда гостей у нас есть охрана, но даже она не причиняет наглым посетителям каких-либо телесных повреждений. -Прости, Донни. Прости меня. Я действительно виноват перед тобой… и перед всеми. Это было слишком, это было действительно чересчур. Я все исправлю, обещаю. Донни только рукой махнул. А я пообещал себе во что бы то ни стало спасти ситуацию. Правда, я не знал, как это сделать и можно ли сейчас вообще хоть что-то спасти.