От ненависти к вечности

17 Октября, 2005 год. Мы с Рональдом сидели у него в кабинете. Чуть дальше по коридору, утыканный трубками и с кислородной маской на лице, умирал Джош. На тот момент его кудри уже не были раскиданы по подушке, как обычно - медсестра-сиделка постоянно укладывала их совсем иначе. Его руки превратились из жилистых и загорелых в бледные плети, а на сгибах локтей не прекращали появляться синяки от бесконечных капельниц. -Люк… Это надо сделать. Больше мы ничего не можем. Я смотрел на бумагу об отказе от реанимации. Графа с подписью гипнотизировала, не давая ни вписать свое имя, ни уйти восвояси. В последнее время я все больше злился на Рональда. Я понимал, что он - врач, и был свидетелем подобного не раз за свою практику, но ничего не мог с собой поделать. Мне необходимо было куда-то выплескивать свою ярость, и я был слишком слаб, чтобы сдерживаться. Меня бесило, что доктор так спокоен, меня бесило, что он вот так просит меня убить Джоша, бесил его белый халат и мягкие руки, как у Микки-Мауса в Диснейленде. -Рон, я не могу. Не проси меня, пожалуйста. -Люк, так надо. Мы должны отпустить его. Отпустить… Отпустить? Так он вроде и не хотел уходить. Отпускают того, кто хочет уйти, кто хочет умереть. Джош любил свою жизнь, черт возьми, он любит жизнь! Любит меня! И я должен перечеркнуть это. Должен убить его против его воли. Это убийство, это не милосердие. Я вздрогнул, чувствуя, как к горлу подходит ком. Рональд подвинул стул и сел рядом, взяв мои руки в свои. Я поднял на него глаза, и моя ярость испарилась. Взгляд Рональда выражал теплоту ко мне и горе по Джошу. Я понял, что я не имею права злиться на него. И от этого мне стало горько и обидно. И почему нас курирует именно Рональд? Если бы на его месте был другой врач, которого я не знаю, холодный и прямолинейный, который безэмоционально сообщает о том, что твой родной человек мертв, то я бы мог злиться. Я бы мог убедить себя в том, что этот человек сделал недостаточно, что ему наплевать, что его не волнуют мои чувства. Тогда я бы мог вскочить со стула, устроить погром в этом белоснежном кабинете, кинуть в стену бюст Гиппократа - ведь я мог убедить себя… Но не с Рональдом. Рональд сделал все. И я это знал. -Люк. Послушай меня. Я- врач. Несмотря на то, что ты являешься близким мне человеком, твой случай - не единственный. Я много раз видел подобное, много раз говорил подобные вещи родственникам безнадежно больных людей… «Безнадежно больных…» - пронеслось в моем мозгу. Слёзы закапали на колени. -…Выпей воды. - рука Рональда, будто откуда-то из тумана, появилась со стаканом. Я отхлебнул глоток. - Я тебя прошу, поверь: мы сделали все, что могли. И я не даю тебе надежды не из-за своего безразличия. Мой долг, особенно перед тобой - говорить только правду. И правда в том, Люк, что Джош лежит при смерти. Я сделал все, что мог. Где-то вдалеке я услышал, как глухо звучит мой голос: -Я знаю, Рональд. Я знаю. Прости меня за мою злость. Я просто… не понимаю, что с собой теперь делать. А действительно, - пронеслось в моем воспаленном от горя рассудке- что еще можно сделать? Что можно сделать? Джоша можно спасти? Можно продлить его жизнь? Что я могу сделать теперь, в этой ситуации? «Ни-че-го…» - так же глухо отдалось в моей голове. Ведь Джош уже пытался уйти. У него случалась остановка дыхания. А не ушел он потому, что я ему не дал. Я не подписал это разрешение. Мои руки затряслись так сильно, что я уже начал сомневаться в своей физической способности подписать эту чертову бумагу. Он уже пытался умереть. А я не отпускал его. Но жить без Джоша я не смогу все равно. Не смогу работать, зная, что дома меня не ждёт запах кофе из кофемашины, а кровать холодная и никто на ней не читает книги на испанском. Не смогу ходить по Десятой авеню и смотреть на магазинчик, где ровно за три месяца до нашей трагедии Джош присмотрел себе кашемировый синий свитер. Не смогу просыпаться с мыслью, что я теперь навсегда один. А три месяца назад я думал о том, чтобы купить тот кашемировый свитер на нашу годовщину. А теперь все кончилось. И я тоже кончился, мать вашу. Тут я четко осознал: я уже давно понимаю, что не смогу жить без Джоша. Я знаю это. У меня нету такого ресурса. Словно я - сломанная машина, а нужная деталь уже давно не продается. Этой нужной деталью был Джош. Один человек, нет запасного экземпляра. А это значит, что после поломки мне остаётся только утиль и печь, в которой меня переплавят в канцелярские скрепки. Больше машиной мне не быть. Накатался и отработался. Отжил свое. С меня хватит. Когда Джош умрет, с ним умру и я. Все, достаточно. Я не вынесу этого. Не вынесу слов о том, что его больше нет, не смогу говорить об этом нашим друзьям, не вынесу бесконечной жалости и потока типичных тупых слов, которые произносят в таких ситуациях всем и каждому, даже не задумываясь об их смысле. Не вынесу смотреть на его тело, не вынесу смотреть, как его опускают в землю. Я не выдержу, я не смогу. Поэтому, Джош, черта с два я тут останусь. Сделав такой вывод, я, преодолевая тремор в руках, сжал стержень ручки. Моя кисть сделала росчерк. Вот и все. - Люк. Так надо. Рука Рональда стиснула мое плечо, и я почувствовал, какую боль он испытывает. Ведь Джош был другом для нас обоих. -Я понимаю. Да. Я не злился на него. Я злился на жизнь. -Люк, я хочу, чтобы ты это принял. И…-он на секунду замолк. - приготовься к тому, что совсем скоро… нужно будет думать о том, что делать, когда Джош… Стакан в моих руках задрожал. Осознавать, что совсем скоро я приду к Мэгги покупать лилии, чтобы положить их на могилу моего мужа, была настолько невыносимой, что проще было бы думать о самых жутких сценах насилия в снафф - видео. -Рональд, замолчи. Прошу тебя. Ни слова. Меня на это не хватит сейчас. - Хорошо. Прости. Я встал со стула и направился к выходу. Ноги были ватными, словно я их отлежал или отморозил. Я хотел спать, только спать и не просыпаться. Потому что, когда я проснусь, я окунусь в страшное ожидание. Ожидание, которое прервется звонком. Одним звонком, который возвестит о том, что у Джоша остановка дыхания. И тогда уже никто не будет его реанимировать. -Люк? Люк, подожди. Я встал в дверях кабинета и обернулся, чуть не свалившись на бок. Я был как пьяный - такое ощущение, будто бы мое горе уселось мне на плечо, и вся его тяжесть пришлась на мою правую ногу. Рональд сидел за своим столом и тер рукой глаза. -Только не пропадай. Прошу тебя. Я сказал Донни, чтобы он навещал тебя почаще, и я сам… -Я не хочу никого видеть, Рон. Слова прозвучали настолько жестко и тяжело, что доктор замолчал на полуслове. Не дожидаясь, пока он снова заговорит, я вышел в коридор. Поездка домой была как в тумане. Я не помню, как вышел из больницы. Не помню, как сел в такси. Со мной о чем-то говорил шофер, но я не помню, чтобы что-то отвечал ему. В голове вертелся только один план, строго по пунктам: мучительно дождаться звонка из больницы, оповещающего о том, что сердце моего мужа больше не бьется, потом в последний раз собрать волю в кулак и проводить Джоша в последний путь, а дальше - уволиться к чертовой матери из ресторана, закрыться в своей квартире и умереть. Просто умереть, смысла делать что-то иное просто нет. Какой костюм я надену на похороны? Тот, в котором был, когда мы с Джошем женились? Или тот, в котором я пришел на нашу первую встречу?.. Не хочу ничего покупать в магазине. Вспомнил о том, как мы с Джошем купили два красивых костюма в бутике в день свадьбы. Я не буду ничего покупать. А лучше вообще не пойду. Нет... Надо пойти, я хочу увидеть его в последний раз. Обязательно нужно будет купить много сигарет и выпивки - без этого я вряд ли протяну до конца. Вот так и поступлю: похороню Джоша, а потом приду домой и выпилюсь сам. К чертовой матери вас всех. Дома меня ждали. Донни, встретивший меня на пороге с кружкой ромашкового чая, пытался тщетно осведомиться о моем самочувствии, но я был настолько без сил, что даже язык во рту не поворачивался. Мы сидели на моей кухне. Кругом царил блестящий порядок: Донни все помыл и почистил в мое отсутствие. Но я не мог сейчас его за это отблагодарить. Да и квартире эта, по сути, совсем скоро станет ничейной, так чего напрягаться? Я пялился в остывший чай и пытался понять, как будет быстрее закончить свою жизнь. Что сделать, чтобы не выжить и чтобы тебя никто не остановил? Застрелиться? Но у меня нет пистолета. Повеситься? Могут спасти. Спрыгнуть с окна? Могу выжить. А если таблетками?.. - Люк, - Донни положил свою теплую лапищу мне на плечо, - давай ты немного поспишь. Я лягу в гостиной, а тебе постелил в вашей спальне. Давай ты сейчас пойдешь... - У Джоша началось кровотечение. И он испачкал все простыни. Там грязные простыни. - Люк, о чем ты? Я все помыл, там ничего нет. - Я не буду спать в этой комнате, Донни. Я не буду спать там, где больше не спит Джош. Мы пять лет спали в этой кровати, там он умирал, там он истекал кровью, и спать там один я не смогу никогда, понимаешь? Где-то в глубине своих мыслей я осознавал, что стоит взять себя в руки, что Донни переживает так же, как и я, но ничего не мог с собой поделать. Мне казалось, что еще немного - и у меня взорвется голова. Я не видел лица Донни. Я предпочитал смотреть в кружку - там нет сожалеющих взглядов, нет слез, там есть только остывший ромашковый чай, и если бы этот сраный чай помогал хоть немного, я бы выпил целый литр, а то и больше. Но не помогал. Не помогало ничего. Послышался тяжкий вздох: - Хорошо, Люк, конечно, я понимаю. Тогда давай я лягу на полу в гостиной, а ты ложись на мое место, на диван. Серьезно, тебе надо поспать и привести себя в порядок... - Донни. - Да? - Я увольняюсь. Длинная пауза. Я почувствовал, как рука Дона медленно покидает мое плечо. - Что ты сказал? - Я увольняюсь. Ухожу. Ищите нового шефа в ресторан. С меня хватит. Донни опустился на корточки и взял мои руки в свои. - Люк, ты хоть понимаешь, что ты несешь? Это же твоя жизнь. Это ты. Давай ты не будешь вот так резко сжигать мосты. Тебе тяжело, и все это прекрасно понимают, но послушай: ты должен будешь взять себя в руки и продолжить работать. Джош не одобрил бы этого. - Совсем скоро Джошу уже будет все равно, - сухо отчеканил я. - А мне не все равно! - резко отозвался Донни, но потом, глянув на меня, смягчил голос,- Давай обсудим это завтра. Правда, тебе нужно поспать. Давай, поднимайся, я отведу тебя в гостиную... - Звонок. - Что? - Я жду звонка, Донни. Звонка из больницы. Я пропустил жизнь с Джошем из-за этой сраной работы и не позволю себе пропустить хотя бы этот чертов звонок! - О чем ты, Люк? На этот раз я все-таки осмелился поднять глаза. Я встретился со взглядом Дона, и увидел то, чего так боялся - жалость и слезы. Но на этот раз я не поддамся, я, черт возьми, дождусь этого звонка, потом попрощаюсь и уйду сам. - Я о том, Дон, - в моем голосе будто прозвучала сталь, - что не будь я так зациклен на ресторане и на своей безупречной работе и репутации, я бы увидел, что с Джошем что-то неладно. И если бы я все это заметил вовремя, то вероятнее всего, я бы не сидел сейчас на кухне в ожидании звонка и извещения о смерти моего мужа. Иди спать, если хочешь, я буду сидеть тут. Звонок телефона прорезал тишину, как масло. Сердце сразу же бешено забилось. Вот и все. Донни поспешил снять трубку. - Алло? Я чувствовал себя наблюдателем атомного взрыва своего родного города, которому в этот момент посчастливилось остаться далеко за его пределами. Лицо Донни, и без того серьезное, помрачнело еще сильнее. Он поблагодарил собеседника и повесил трубку. - Что тебе сказали? - надтреснутым голосом пробормотал я, снова уставившись в кружку. - Они отключили Джоша от аппаратуры. Показатели резко упали, жизненные функции на минимуме, и... Скорее всего, утром... Сказали, что до утра он может протянуть, но... Но не больше... По голосу Донни я понял, что тот глотает слезы. А я не плакал. Видимо, уже нечем было. Я просто смотрел на свой чай. - Люк... Люк, дружище, послушай... - Донни... -Что? -У меня к тебе просьба. Джош очень любил свитера, - прошелестел я, - и я сделаю ему подарок на годовщину... На нем будет бежевый кашемировый свитер и серые брюки. Проследи за тем, чтобы без меня никто к нему не прикасался. Я одену его сам.