***
Сегодня в клубе был настоящий аншлаг. Посетителей было так много, что ногой ступить некуда! В такие дни официанты разбивают больше всего бокалов, потому что удержать баланс с бесконечной толкучкой не под силу даже самым искусным работникам. Я кружилась вокруг столов, огибала танцующих гостей, которые дали музыке забрать себя с головой и не замечали ничего вокруг, по классике отшивала назойливых парней. Стоило ненадолго отвлечься, как я тут же в кого-то врезалась или врезались в меня, а ещё были истоптаны все ноги, причём не только мои. За сегодняшнюю смену я сказала больше «извините», чем за всю свою недолгую жизнь. Я то и дело поглядывала в сторону второго этажа, гадая, есть ли там братья Хайтани сегодня, и смотрит ли сюда сейчас старший, как это обычно делал. Сикст больше не просил обслужить их комнату и на закрытии клуба, среди вытекающего потока людей я этих двоих тоже не замечала. Неужто они наконец решили оставить меня в покое или готовят для меня очередную подлянку? Ждут, пока я ослаблю бдительность, а сами подгадают момент и схватят в каком-то переулке. Хайтани меня пугали. Я понимала, что писанина про них в интернете не ложь и они взаправду творили ужасные вещи. И делают это до сих пор. Жестокость — их второе имя, и мне не стоит об этом забывать. Они следят за мной из личных побуждений, я нужна им, но это не значит, что братьям не наскучит стабильность и они не решат чуток со мной поразвлечься. Не хочу представлять, как ещё они привыкли развеивать скуку и, надеюсь, никогда не представлю. Уж тем более не узнаю лично. Какой-то посетитель толкает меня бедром, да так изрядно, что нога на шпильке подворачивается. Я задеваю шею ногтем и чувствую секундное жжение, а сама лечу на пол и встречаюсь с ним коленями. Боль резко растекается вдоль ног. Упавший поднос с пустыми стаканами навёл шуму, но за орущей музыкой этого не слышно. Разум ещё не протрезвел, а меня уже кто-то без стеснения шлепнул по заднице. Огромный ком событий свалился мне на голову, заполняя каждый уголок сознания липким веществом. Я и так была на нервах из-за проклятых Хайтани, а тут ещё все зажимают тебя, как будто вы сардины в банке, и домогаются вдобавок. Ментальное напряжение смешалось с физической болью и я как не в себя кричу непонятно на кого: — Отвали, ублюдок! — я обернулась, но сукин сын уже слился с толпой, трусливо сбегая с места преступления. Люди вокруг даже не замечают меня. Скачут, наступают на руки, смеются, а я чувствую, как начинаю задыхаться. Всё вокруг давило и сжимало голову в тисках. Мой взгляд перепрыгивал с одного человека на другого, тени мельтешили перед глазами. Во мне зарождалось непреодолимое желание заплакать, даже разрыдаться. Я бы точно сошла с ума в этом дурдоме, если бы кто-то не взял меня под локоть, приговаривая: — Вставай, вставай... Я мокрыми глазами смотрю на Джанин, которая каким-то чудом заприметила меня в такой кутерьме. Она окликнула нашего охранника, чтобы тот занялся поиском нахала, а сама повела меня на свободное пространство, где хотя бы можно нормально дышать. Мы спустились на минус первый этаж по лестнице и меня завели в подсобку со стиральными машинами, шкафчиками и мини-кухней на всю стену: тут мы обычно стирали свои вещи, перекусывали и отдыхали, позволяя ушам насладиться относительной тишиной. Джанин оставила меня стоять у металлического стола, а сама отошла налить мне воды. — Держи, — она протягивает стакан и я дрожащими руками забираю его, выпивая всё залпом за один присест. — Лучше? Лучше мне стало разве что на 5% из ста, но я всё равно киваю. Не знаю, что бы без неё делала. Пожалуй, осталась сидеть там на полу, пока меня не затопчут насмерть. — С тобой побыть? — Не нужно, спасибо, я почти в порядке, — улыбаюсь, хотя дрожь по-прежнему не унимается. Вода оказалась слишком слабым успокоительным. Прошло слишком мало времени, чтобы я пришла в себя, но Джанин об этом знать не обязательно. Не хочу, чтобы её голова была забита такой ерундой во время тяжелого рабочего дня. — Хорошо. Если что — я наверху, — она улыбается мне и по-матерински треплет по плечу, а потом уходит, оставляя с жужжащими на фоне стиральными машинками. Стоит ей скрыться за поворотом, как меня наново душит обида и злость. Глаза разрывает от солёной воды, и я упираюсь руками в столешницу, пытаясь прийти в себя и выровнять дыхание. Мне не впервой сталкиваться с наглецами, распускающими руки, но в купе со всем этим дерьмом, которое не прекращалось последние несколько недель, меня просто прорвало. Всё так сразу навалилось, что я расклеилась. Наверное, это и есть эмоциональный срыв. Нужно почаще отдыхать и поменьше думать о Хайтани, которые следуют за мной по пятам. Во мне сидела призрачная надежда, что, раз они больше не появляются в клубе, то, возможно, отстанут от меня. Я настолько погрузилась в себя, что не заметила, как в помещении появился кто-то ещё. Поняла только когда почувствовала чьё-то лёгкое дыхание у себя на затылке и когда мужские руки оперлись рядом с моими. На неопределённое время меня парализовало. Я буквально чувствовала, как чей-то кончик носа касается моей макушки, и неизвестность пугала похлеще любого оружия. Совершенно не знаешь, что, а в моем случае кого ожидать. Я хорошо запоминала запахи, и этот одеколон въелся в мою память лучше каких-либо других. Он внушал страх и будоражил. Хайтани-старший, помяни чёрта. Не знаю, рада ли я, что это оказался именно он, или же предпочла кого-то другого. Но определенно не того урода из зала. Увижу — нос сломаю. Моя загрузка продлилась не так долго, как могло показаться. Я практически сразу же дернулась и испуганно обернулась, а когда лица оказались непозволительно близко, отпрянула, насколько это было возможно. Стойка позади меня закрывала клетку из рук Хайтани. Уголок его губ был еле заметно поднят, но стоило ему увидеть моё заплаканное красное лицо, как он снова посерьёзнел. Если нельзя было сказать так же до этого. — Что? Очень неоднозначный вопрос, который можно воспринимать по-разному, но я смышлёная, а потому сразу догадываюсь, о чем речь. Выливать душу этому бандиту мне, если рассуждать логически, хотеться не должно, да и недавние события в вип-комнате подталкивали к принятию правильного решения. Вот только негатив нуждался в том, чтобы его выплеснули, и пускай это будет первый встречный или, как сейчас, сам Ран Хайтани. Сколько девушек могут похвастаться тем, что поплакали в плечо грозе Роппонги? У меня очень не вовремя включается защитная реакция и я улыбаюсь, даже немного посмеиваюсь, отвечая на его вопрос. — Да так... Грохнулась прямо посреди танцпола и козел один облапал, ерунда. То, что эмоции накатят с новой силой после взбаламученных воспоминаний было прозрачно очевидно, но я искреннее верила, что сумею совладать с ними, когда придёт время. Подгадаю момент и отключу жалость к себе. Кто бы мне сказал, что унять дрожащие губы и всосать слёзы обратно, при этом сохраняя бодрый вид будет настолько непосильной задачей. Я понимала, что долго так не протяну, а этот Хайтани всё сверлит меня взглядом. Чего он ждёт, продолжения? Так его не будет. Может, этот самоуверенный кретин вообще придумывает едкую шутку в голове или раздевает меня глазами. В его больной башке может быть что угодно, он же гопник. Чего я ожидала меньше всего, так это что Ран возьмёт меня под мышки и одним сильным движением усадит на столешницу. Теперь наши лица были точно на одном уровне. Его руки снова уперлись по обе стороны от моих ног, а сам он повернул голову в сторону, разглядывая дверь и стены. — Давай, я не смотрю. Порой он говорил непонятные вещи, и я не виню тех людей, которые его не поймут, но до меня доходил абсолютно весь смысл каждого слова. У нас как будто была связь, которую невозможно объяснить. Она не похожа ни на одну из тех, которые привыкли считать за норму, но конкретно сейчас я впервые почувствовала себя с ним комфортно. Чувство страха испарилось вместе со слезами, словно его никогда и не было, а мы с Раном давние знакомые, которые встретились не в самый подходящий момент. Всего четыре слова дали мне старт и я, полностью поддавшись слабости, заплакала. Заплакала так, как плакала в детстве, когда разбивала коленки и некому было на них подуть и сказать, что всё заживет до свадьбы. Когда усердно училась, но всё равно не получала честный балл или когда на меня незаслуженно кричали. Я не привыкла плакать, оставила эту роскошь в далеком детстве. В моей жизни не было места слезам, я целеустремленная и сильная и могу справиться с трудностями. Какой же глупой я была. Всё это время мне были необходимы слёзы, а я копила, столько лет держала их в себе. Я наклоняюсь вперёд и утыкаюсь лбом Рану в плечо. Из меня выливался весь тот чёрный сгусток, который я держала в себе на протяжении нескольких лет. Я знала, что людям некомфортно рядом с плачущими людьми, и Ран, наверное, испытывал это прямо сейчас. Он не двигался, не отталкивал, но и не пытался утешить. Ран позволил мне выпустить из себя всю горечь, а внутри, возможно, испытывал дискомфорт или даже раздражение. Что бы там не было, сейчас это не должно меня волновать. Он сам подсунул мне эту возможность, и я ею воспользуюсь. Когда ты в чем-то нуждаешься и тебе это предлагают — плюй на скромность и хватайся за это руками и ногами. Другого такого шанса может и не быть, а после долгой истерики всегда приходит не самая приятная, но усталость. Ты по-прежнему будешь чувствовать себя ужасно, но в то же время от чёрной массы отколется маленький кусочек. Когда я стала затихать, Ран выждал ещё немного и спросил: — Как, говоришь, он выглядел? Я резко вскидываю голову, посмотрев на него с испугом. Конечно, мне приятно, что сам Ран Хайтани хочет за меня заступиться, но я наслышана о его методах борьбы и такого не пожелаю даже такому уроду, как тот мужик. Дать пару раз в нос — отлично, но не избивать до полусмерти. — Я не видела, — это была чистая правда, потому что, как вы помните, в момент соприкосновения его ладони с моей задницей я стояла на четвереньках. Тем не менее мне не хотелось чтобы Ран пытался его найти. Если это случится, то пареньку не жить. — Пожалуйста, не надо с ним ничего делать, оно того не стоит. — Кто сказал, что я собирался что-то с ним делать? Просто хотел знать, на кого смотреть с презрением, если случайно встретимся, — пошутил Ран и я даже посмеялась, расслабившись. И с чего я вообще взяла, что ему есть до этого дело? Максимум, на что он мог раскошелиться, так это на бесконтактную поддержку. И время, кстати, вышло. Ран убирает руки и отступает на пару шагов назад, давая мне соскочить. Я вытираю нос и щёки тыльной стороной руки. Теперь остаётся дождаться, пока покраснения на лице сойдут, и можно возвращаться к работе. Я чувствую себя намного лучше. Немного слёз каждый день могли бы стать отличной терапией. Нужно подумать над этим. Мне казалось, что Ран уйдёт сразу же, как только выполнит свой долг, но он остался стоять со мной. И это не дружеский жест, как могло показаться, а привычный Хайтани, который просто хочет получить желаемое и всегда, абсолютно всегда преследует исключительно свои интересы. Я поняла это секундой позже. — Ты говорила, что не танцуешь. Сначала я теряюсь, не понимая, к чему это было сказано. Его двух минутная помощь затмила всё, что было сделано и сказано им ранее, но теперь-то я вспомнила наш разговор пару дней назад. На языке появился неприятный кислый привкус, оставшийся от недосказанных в ту ночь слов. — Я и не танцую, — маленькую плачущую девочку, которая была тут буквально минуту назад заменила уверенная в себе девушка. — Меня об этом попросил босс. — Значит, передо мной ты танцевать стеснялась, а перед всем тем сбродом — нет? — Да в чем твоя проблема? — я начинала закипать. Что это за допрос с претензиями, как будто я предала свою страну? Ран так сильно меня разозлил, что я не сдержалась от язвительного комментария, который долго крутился на языке ещё с первой встречи. — Хотя подожди, я поняла. Ты бесишься, потому что привык получать желаемое, а я тебя отшила. Его лицо перестало выражать безразличие и привычное равнодушие. Светлые брови сошли к переносице, губы сжались в одну линию, а в фиолетовых глазах плескалась то ли обида (навряд ли), то ли ярость (куда вероятнее). Меня почти одолело желание сделать парочку добротных шагов назад, потому что аура, которая царила вокруг Хайтани и щекотала мне нос, была пугающей. Я не ручалась за происходящее и не удивилась бы, кинься он на меня и задуши как утку. — Вдруг я ревную, — внезапно без всякой злобы или досады сказал Ран, будто это само собой разумеющееся. Я выпала в настоящий осадок. За секунду его лицо расслабилось и приняло прежний вид. Хайтани-старший, оставив меня наедине с этой информацией, покинул прачечную. В какие игры он со мной играет?***
Я вернулась к работе практически сразу же, как рассталась с Раном. Расставляя стаканы на столик, я снова и снова прокручивала в голове одну единственную фразу. — Вдруг я ревную, — внезапно без всякой злобы или досады сказал Ран, будто это само собой разумеющееся. Жаль, что я не способна смотреть сквозь людей и напрямую понимать их мысли и намерения. Вряд ли в таком очевидном признании способен поместиться тайный смысл. В смысле, она же прозрачная, эта фраза про ревность. Но вопрос остаётся открытым: с чего бы ему меня ревновать, если мы не состоим в абсолютно никаких отношениях? Нас максимум можно назвать натянутыми знакомыми. Когда я сильно задумывалась, то не могла нормально работать — постоянно с кем-то сталкивалась и задевала мебель, не видя ничего впереди себя. Я сложила все непослушные мысли в коробочку и поставила на видную полку, чтобы вернуться к ней позже. Добираюсь до барной стойки и отдаю пустые стаканы Джанин. Откуда-то сбоку высовывается Сикст, как будто он персонаж мультфильма. Его лицо выглядит многозначительно, и я напрямую спрашиваю у него: — Что? — Тебе же понравилось танцевать вместо Кьяры, да? — заходит издалека Сикст, но я догадываюсь, к чему мы в итоге придём. — Что, она снова заболела? — Нет, в этот раз она спонтанно улетела со своим женихом на острова, — понимая, что шифроваться смысла больше нет, Сикст вываливает всё на стол. — У Кьяры есть жених? — сильно удивляюсь, потому что работаю здесь не первый день и даже не первый месяц, но только сейчас узнаю, что моя коллега, оказывается, замужем. Наш коллектив сам по себе весьма дружный, поэтому самую основную информацию здесь знает каждый о каждом. По крайней мере я так думала. — Ага, обручились буквально пару дней назад. Выскочила за первого встречного, сам только недавно узнал, — отвечает босс и потирает глаза. Иногда он чувствовал себя воспитателем в детском саду, где за каждым нужен глаз да глаз. На секунду расслабишься, как кто-то из воспитанников уже улетит на Мальдивы с обручальным кольцом на пальце. — Вы хотите, чтобы я снова станцевала, — не спрашиваю, а констатирую. Игнорируя мои слова Сикст складывает руки в мольбе и надувает нижнюю губу с целью вызвать у меня приступ жалости. Ему и самому неудобно просить меня о таком дважды, но я, честно говоря, была не против. Не хочу врать, что прошлый раз якобы доставил мне неудобства. Это не так. Благодаря прогулам Кьяры я снова ощутила позабытый драйв, утонувший в повседневной рутине. Танцы заставляли чувствовать себя живой, и пускай стиль отличался, мне этого хватало. — Хорошо, я согласна, — на этот раз соглашаюсь куда быстрее, без всяких уговоров. Вижу, как Сикст рад и готов обнять меня до хруста в рёбрах, но ему на телефон приходит входящий звонок по работе, так что пришлось с этим повременить. Он с занятым видом отвечает на все поступающие вопросы и уходит, ярко жестикулируя руками. Стоит ему отдалиться на метр, как я вспоминаю одну важную деталь. — Кстати, я хотела кое-что спросить! — спохватившись говорю, надеясь, что Сиксту под силу вести телефонный разговор и одновременно слушать меня. К моему счастью Сикст останавливается и выжидающе смотрит через плечо, оторвав телефон от уха. — О чем? — Те посетители из вип-зоны, которых я обслуживала. Почему вы постоянно отправляли именно меня? — Они об этом просили, — пожал плечами Сикст, тем самым доказывая, что знает не больше моего. — Один из них потребовал, чтобы их обслуживала именно ты. Я не понял его напора, но согласился. Всё нормально? Тебя не обижали? Типичный Сикст. Он немногословен о своём прошлом, но я слышала, что его семью даже семьей назвать сложно. Если более простыми словами, она была неблагополучна по всем фронтам, поэтому наш любимый босс создал этот клуб, в который тщательно отбирал персонал. Мы были его настоящей семьей и он дорожил каждым из нас, учитывая мнение и чувства всех. Думаю, благодаря этой сплоченности наше заведение пользуется таким спросом. — Нет, не то чтобы... — отвечаю на выше висящий вопрос, а сама прикидываю уже наличную информацию. Пазл то складывался, то подкидывал ненужные запчасти. — Ты знакома с теми ребятами? — продолжает заваливать меня вопросами Сикст, позабыв о бизнес партнёре, что до сих пор висел на другом конце провода. — Случайно вышло. — Уже знаешь о них? — в ответ лишь киваю. Он подразумевал их нечистые делишки и фамилию, о которых я, к несчастью, уже наслышана. — Всё равно будь начеку. С такими как они вечно куда-то встрянешь, — на этом чтение морали заканчивается и Сикст возвращается к делам. Знал бы он, что я уже встряла по уши... Мне дали тот же костюм, в котором я выступила впервые. Сегодня он сел как влитый, словно на меня и шили. Когда надела его первый раз чувствовала себя неуютно, как будто на мне что-то лишнее, зато сейчас он облегал точно по фигуре. Я крутилась перед зеркалом и любовалась собой. «Нужно будет и себе чего-нибудь такого прикупить» подумалось мне. Показывать, опять таки, некому, но зато самой будет приятно на себя смотреть. И чувствовать качественный материал, прилегающий к телу. — Что-то я волнуюсь... — слышу голос низкой танцовщицы, которая как бы стряхивает напряжение с кистей, разряжаясь. — Что такое, движения забыла? — спрашивает её вторая. Я не вмешивалась в чужой разговор, но подглядывала на них в зеркало, делая вид, что поправляю причёску. — Их-то я как раз-таки помню, но меня волнует не это. Вам не кажется, что публике скучно? — Разве мужчинам может надоесть смотреть на красоток в белье? — со смешком спрашивает третья, прекрасно понимая, что ответ — нет. Она лёгкими движениями наносит немного пудры на смуглую кожу лица, дабы скрыть жирный блеск. — Каждый день одно и то же... — продолжает гнуть свою позицию низкая блондинка. — Мы слишком однотипные! Согласиться или возразить никто не успел, потому что в комнату заглянула главная танцовщица и позвала нас на стенды. Шагая в купе со стучащими о пол шпильками я раздумывала над словами коллеги во временной профессии. Я тоже иногда замечала скучающие взгляды мужчин после двух часов одинаковых движений. Кончено, мы пытались придать новизны необычными элементами, но зажечь толпу выходило лишь вначале. Может дело было в алкоголе, от которого их клонило в сон, а мы как змеи гипнотизировали их своими извивающимися телами. В полной темноте мы взбираемся на продолговатую сцену, что проведена вдоль окружающих её рядов, и заняли свои места. Через пару секунд, как мы приняли фирменные позы, заиграла уже знакомая мелодия, и тут я поняла — та самая однотипность. Лица некоторых посетителей излучали надежду, но стоило песне включиться, как они поняли, что здесь нечего ловить. Всё повторяется по новой и никакого шоу ждать не стоит. Кто-то пригубил напиток, откинувшись на спинку обшитого дивана, кто-то завёл разговор с другом, а я потеряла весь запал, ведь отдача публики была нулевая. И я их не винила, мне бы тоже было скучно смотреть на одно и то же по тысячу раз, как будто по телику крутят заевший канал с одной и той же программой. Мой взгляд блуждал по гостям с желанием отыскать хоть одно заинтересованное лицо, но в результате набрела на Рана Хайтани. Я почему-то так удивилась, отыскав его среди толпы, что чуть не забыла следующее движение. Возможно, дело было в том, что я привыкла видеть их с братом на втором этаже, а не среди обычных смертных, которые не дотянут до их уровня даже если встанут на табуретку. Лицо у него было пугающее, над головой висела серая туча, а на лицо падала угрожающая тень. Он был чем-то крайне недоволен и при этом почему-то смотрел именно на меня, как будто я причина всех его бед. Может, так и есть, но я об этом ничего не знала! Если ему досаждает один лишь факт моего существования, то, прошу меня простить, ничем помочь не могу. Лучшим решением будет разойтись и забыть о встрече друг с другом как о страшном сне. По крайней мере для меня это точно будет какой-то ужастик. Риндо, сгорбившись, сидел с ним рядом и подпирал подбородок рукой, закинув ногу на ногу. Его глаза уныло переходили с танцовщицы на танцовщицу, но ни одна не могла зацепить его своей стройной фигурой и пышными формами. Не стану ручаться, но всё могло бы быть по-другому, поменяй Сикст программу. После первого тайма мы пошли на перерыв, и там-то я уже не смогла молчать о наболевшем. — Девочки, мне кажется, мы сдаём позиции. — Pardon? — изогнув одну бровь, изумляется мулатка. Согласна, плохая вышла формулировка, моё высказывание прозвучало как упрёк. — Вспомните, что говорила Аой, — я киваю на светловолосую девушку, которая ещё раньше меня забила тревогу прямо перед выходом. — Не говорите, что не видели, как зал зевал. — Это наша программа, — пожимает плечами третья девушка. — Мы танцуем то, что нам сказали. — Бросьте, вы правда думаете, что Сикст не прислушается к нам? Он загонялся с клубом, ему некогда заниматься такими мелочами, но тем не менее они играют важную роль в восприятии. — Навряд ли у нас сейчас будет время бегать по клубу и искать Сикста для обсуждения деталей. — Да он же сам вечно твердит про импровизацию, уверена, нам не нужно его разрешение, — махнув рукой говорю я и хитро разглядываю девчонок. — И у меня есть одна идея. Я рассказала о плане в общих чертах и девчонкам, как ни странно, он понравился. Они согласились, что это добавит свежести в наше вечернее выступление и растормошит скучающую толпу. Перед выходом я подошла к нашему ди-джею и выбрала другую композицию. Поначалу он сомневался, стоит ли своевольничать без ведома босса, но я успокоила его, заверив, что никто за это с работы не вылетит. По крайней мере уж точно не он, а затейник всего балагана — то бишь я. Вернулись на свои стенды мы приободрёнными. Жаль наш огонёк в глазах из-за освещения не видели остальные, так бы уже кусали губы от невыносимого ожидания начала. В новогоднюю ночь стриптизерши не просто крутились на шесте, а танцевали целую программу, отрепетированную заранее. Мне показалось, что отличной разрядкой недели (с пятницы на субботу) было бы такое же представление, в стиле Бурлеск. Все девочки отлично помнили праздничную программу, поэтому десятиминутный прогон освежил память, чтобы последующий час радовать зрителей чем-то новеньким. В качестве аккомпанемента была выбрала песня Кристины Агилеры «Еxpress», что прекрасно подходила под наш настрой и в принципе для общего представление о клубе «Papillon». В ней были как нотки сексуальности, так и драйва, а это то что нужно, чтобы разогреть публику и зажечь в них страсть. Начали мы с поднятых рук и щелчков пальцами в такт музыки. Новая мелодия и движения завлекли публику с первых секунд. Все посторонние звуки сразу утихли, а глаза смотрели только на нас. В качестве «солистки» выступала та самая главная стриптизерша среди остальных танцовщиц — Нанами, а мы как бабочки порхали вокруг неё. Очень привлекательные бабочки, должна заметить. Когда из зала стали доноситься свисты, я поняла — мы уже победили. Поддержка зала заряжала и заставляла выкладываться на все двести, лишь бы оправдать их надежды. И если остальным наше выступление нравилось, то Ран продолжал походить на Grumpy cat, которому чем-то не угодили. Под его гнетущим взглядом невольно начинаешь чувствовать себя виноватым, поэтому я старалась не смотреть в его сторону, чтобы не сбиваться. Когда песня подбиралась к завершению, на проигрыше я решила разорвать зал в пух и прах. Сделать так, чтобы они запомнили этот вечер надолго. На этом моменте мы все танцуем врассыпную, поэтому я воспользовалась шансом, чтобы взять лицо ближайшей танцовщицы — это оказалась Аой — в руки и страстно поцеловать. Знала, что мужчинам такое по душе и достала этот козырь, когда стало ясно, что время пришло. Свисты и подбадривающие возгласы, пронзившие зал, обрушились на нас, оглушая. Наши с Аой руки блуждали по спинам друг друга, оглаживали бёдра, а сами мы прогибались в поясницах, отзываясь на ласки. Отстранившись мы повернулись лицами к залу, принимая на себя шквал одобрения. Я была чертовски воодушевлена, а со дна поднялось необъяснимое возбуждение. Такое, что мне захотелось сделать что-то ещё, куда более сумасшедшее. И я сделала. Снова нашла взглядом Рана, чей взор немного смягчился (видимо, наша с Аой выходка не оставила его равнодушным) и походкой модели направилась вдоль продолговатой сцены, качая бёдрами. Я спускаюсь по двум ступенькам и уверенно движусь к нему, а он сидит смирно в абсолютном недоумении. Во мне запускали фейерверки, которые вскружили мне голову, подталкивая на такого рода вещи. Уже на ходу я хватаю Рана за грудки и притягиваю к себе, повторяя судьбу Аой. Фиолетовые глаза расширились, а язык не поспевал за моим бешеным темпом. Видеть его растерянность по сладости не сравнится даже с мёдом. Такой триумф я чувствовала только в одиннадцатом классе, когда выиграла школьный конкурс талантов. Когда он более-менее начал соображать и отвечать, я сразу же отстранилась, не оставляя ему возможности насладиться моими губами сполна. Лицом он потянулся за мной, но остановился на полпути, со скрипящим сердцем отпуская мои губы. Моя ярко-красная помада размазалась и оставила красноватый оттенок на его, вылезая за контур. Я кокетливо улыбаюсь ему. Впервые за всё наше знакомство я чувствую превосходство и даже своего рода власть над Хайтани-старшим. Риндо таращился то на меня, то на своего брата, взгляд которого был прикован только ко мне. Для него больше никого не существовало, только я и мои пленяющие губы. Мотнув белыми и чуть спутавшимися после танца волосами, я с гордо поднятой головой возвращаюсь к девочкам на сцену, доделывая буквально пару движений и замирая на последней ноте. Скромная публика взорвалась от свистов и аплодисментов. Стянуть со своих лиц улыбки у нас не вышло бы даже если очень постараться, потому что от искренности хрен избавишься. Это не игра актеров, как было обычно, — сейчас мы чувствовали это всем нутром, отдавая публике всего себя. Не скажу точно, сколько мы обнимались, стоило нам уйти со сцены, но восторг не пропадал ещё долгое время. В груди трепетало. Мне хотелось вернуться в зал и послушать восторженные возгласы чуть подольше, но моя рабочая смена была окончена. Сменив рабочую форму на более удобную одежду я закидываю на плечо спортивную сумку и с дурацкой улыбкой марширую на выход из раздевалки, не замечая, как впереди вырастает высокая фигура. — Что б тебя, Хайтани! — не успев подумать, называю его по фамилии. В своих чертогах разума я привыкла величать его Косичка или же Хайтани (старший), и будучи погружённой в себя не успела выбрать более подходящее обращение. — Ты закончила? — игнорируя мой возглас, спрашивает Ран. Для чего-то оглядываюсь по сторонам, хотя прекрасно знаю, что мы здесь одни. Девочки ушли раньше меня, а я копуша и возилась до последнего. Домой сегодня вообще не хотелось. Но с чего вдруг у Рана это внезапное любопытство? Хочет меня украсть, но в этот раз сделать всё по правилам, чтобы я не опрокинулась с рабочим графиком? — Ну да, — недоверчиво говорю правду. — Ты что-то хотел? — Я подкину тебя до дома, — утверждает Хайтани и, не дождавшись моего ответа, как будто мне не придёт в голову отказать, идёт в сторону зала, где нас, оказывается, ждал Риндо, опираясь плечом об угол. Не знаю, к чему такая щедрость, но тащиться пешком до остановки, а потом оттуда ковылять до дома менее престижно, чем на машине. И быстрее и удобнее, хоть компания и не самая приятная. Я думала, что мы дойдём и доедем в тишине, но стоило мне нагнать Рана с Риндо, как старший завёл со мной диалог. Первый. Зато для Риндо меня как обычно не существовало, в подтверждение этому он даже специально не смотрел на меня. Понятия не имею, чем так досадила этому чудику, но ответная неприязнь к нему начинала расти автоматически. Как относятся к тебе, так и ты относишься к ним. — Сегодня было что-то новое, — подмечает Ран. — Понравилось? — искреннее интересуюсь, позабыв, что я вытворила ранее. Теперь понимаю, что вопрос мог прозвучать двусмысленно, но Ран невозмутимо отвечает: — Да, было интересно. — Тогда почему ты с таким недовольным лицом сидел? — Когда? — простодушно спрашивает Ран, и я действительно не могу понять, он правда не понимает или очень хорошо притворяется. Никогда не думала, что из гопника выйдет такой хороший актер. — Да постоянно. Ещё до нашего горячего выступления. — Был несколько озадачен твоей логикой. — Извините-ка, причём тут моя логика сейчас? — открыто недоумеваю, но мне быстро всё разъясняют. — Передо мной ты танцевать отказалась, зато на глазах у всех сделала это дважды, — снова завёл старую шарманку Ран. Мне не верилось, что я в самом деле это слышу, поэтому не сразу поняла, как на такое реагировать. Когда я открыла рот, чтобы что-то ответить, меня отвлёк шум у главного входа. Наш крупный охранник выводил, нет, выкидывал какого-то парня за двери. У того были заплывшие глаза, а значит выпил он уже прилично, скорее даже перебрал. Такие как он не редко пускают себе всякую дрянь по венам, так что не удивлюсь, если так и было. Он так быстро оказался на улице, что я не успела толком его разглядеть. Ну и пускай, мне это ни к чему. Мы шли втроём, но потом Риндо отсеялся от нас, ничего не сказав. Перед этим Ран кивнул ему, а затем сделал вид, что всё по-прежнему. Вот только от меня их переглядки не ускользнули. — В чем дело? — прямо спрашиваю я. — Ни в чем, — говорит Ран, оставляя меня без внятного ответа. Меня, как обычно, ни во что не посвящают. Глупо было надеяться на благословение от самих Хайтани. Ладно, пусть будет так. Больно надо знать, по каким делам отлучился очкарик. Может в туалет захотел. — Так ты в самом деле расстроился из-за того, что я тебе не станцевала? — я прекрасно понимала, что его недовольство вызвано привычкой получать всё и сразу, но Хайтани вёл себя так по-детски, что улыбка сама налезала на лицо. Знаю, что его наверняка это разозлит, но я ничего не могла с собой поделать. Мышцы лица сами натягивались. — Я не расстраивался, — нахмурился Ран, как от оскорбления, а мне только больше захотелось над ним поиздеваться. И я бы обязательно сделала это, не будь мне жаль собственных зубов. Ничего, я подгадаю время, чтобы припомнить ему это в самый неожиданный момент. Постойте-ка, почему я вообще такое планирую? В моих же интересах избавиться от них и больше никогда не пересекаться ради собственного блага, а вместо этого я представляю, как буду шутить над Раном в дальнейшем. Мы вышли на улицу и пошли к машине. В лицо ударил прохладный ночной ветер и я получше запахнула куртку, одновременно с тем пряча руки в длинных рукавах. На полпути к Ауди я слышу странные звуки, которые работники клуба слышат куда чаще, чем собственное биение сердце. Удары во время драк. Я не успеваю опомниться, как уже поворачиваю голову на звук. Мой слух меня не подвёл. Где-то у стены Риндо колотил какого-то парня на земле. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы осознать, что жертва — тот урод, который домогался меня сегодня и которого наш охранник недавно выпроводил за дверь. Я узнала его не по кровавому месиву, что теперь заменяло ему лицо, а по одежде. Помню, как эта пара обуви и зелёная клетчатая рубашка мелькнули перед глазами, но я не придала им особого значения. Там танцевало слишком много народу, чтобы зацепиться за кого-то одного. Я торможу, завороженно вытаращившись на ожесточающую картину. Риндо не жалел сил, как будто этот парень перешёл ему дорогу лично. Зная отношение младшего ко мне я не стану говорить, что он заступался. Это было далеко от правды, просто ему нравилось измываться над другими. Лунный свет освещал часть его лица и безумная улыбка свидетельствовала об удовольствии, которое он получал. Уверена, звук раздроблённых костей его любимый. Ещё немного и эта сцена будет сниться мне в кошмарах, но Ран, еле касаясь моего плеча, разворачивает меня и ведёт к машине, усаживая на переднее сидение. Он садится рядом, молча заводит машину и включает подогрев сидения. Ран не был там вместо Риндо, но каждое обычное движение заставляло кровь в жилах холодеть. Не было никакой гарантии, что у него ни с того ни с сего не сдадут нервы и он не расправится со мной прямо на этом сидении. Мы дождались, пока Риндо закончит и запрыгнет на заднее сидение с улыбкой до ушей и тихим смехом. Ран выкрутил руль и мы тронулись с места, а тот парень так и остался неподвижно лежать у стены. Никогда бы не подумала, что скажу так про своего обидчика, но надеюсь, что его найдут и помогут.