Линии жизни разноцветной гуашью

      Три недели и два дня — именно столько я торчу в квартире братьев Хайтани. И, если честно, не жалуюсь. У них чудесные, удобные апартаменты, нет проблем с соседями (наверняка к ним просто боятся сунуться), и всегда есть горячая вода. Я вношу свой долг за проживание, хоть это было совершенно необязательно (со мной затраты не сильно увеличились). Всё равно не могу отделаться от мысли, что докучаю им. По крайней мере Риндо так точно. Не удивлюсь, если зайду к нему в комнату, а на стене будут зарубки, как в тюремной камере, с отсчетом о том, сколько же я здесь пробыла.       Возникшую недомолвку между мной и Раном мы так и не обговорили. Я ушла, просидела в комнате какое-то время (не особо следила за стрелкой на часах), а когда вышла, мы вели себя, как ни в чем не бывало. Скорее, так решил вести себя Ран, а я лишь поддержала эту затею. Когда мы впервые увиделись после ссоры на кухне, он спросил, буду ли я последний йогурт в холодильнике, а стоило отказать, как Ран спокойно пожал плечами и сунул ложку с молочным продуктом себе в рот.       Возможно, это и к лучшему. Я бы не хотела ворошить эту тему и только сильнее злить его. Ран на своей территории и у него здесь куда больше власти, чем у меня. Ему ничего не стоит запустить какой-то предмет мне в голову ещё раз, и теперь уже с точным попаданием.       Если обычно наши вечера проходили стабильно — кто-то смотрит телевизор, кто-то сидит в комнате, кто-то чахнет от скуки, — то сейчас мы собирались на закрытую вечеринку престижного клуба, где Рану с Риндо нужно было уладить пару вопросов и встретиться с коллегами по работе. Меня же просто поставили перед фактом.       За полтора часа до выхода в гостиную приходит Ран и кладёт на ручку дивана одно из моих платьев. Без каких-либо объяснений он велит мне собираться, а сам уходит, оставляя меня в полном неведении. Я даже не успела остановить его, чтобы обо всём разузнать. Сюрпризы — это здорово, но вряд ли этот случай к ним относился... А если всё-таки да, то у Хайтани странное представление о сюрпризах.       — Слушайте, а это не будет... странно? — я пыталась разгладить складки на воздушном голубом платье, и в процессе разглядывала свои открытые ноги. Из-за собственной неуклюжести я посадила себе несколько темных синяков, которые портили мне всю картину, а все мои капроновые колготки умудрились быть порванными. Виной всё та же неуклюжесть. — Всё-таки я к вашему бизнесу никакого отношения не имею.       — Тебя опасно оставлять одну в квартире, — отвечает Ран, закатывая рукава свободной яркой рубашки. Верхние пуговицы незамысловато расстегнуты нараспашку, но выглядит стильно. Без гипса он чувствовал себя гораздо лучше, и это сказывалось на его настроении, что было не мало важно для всех. Теперь станет поменьше вспышек гнева, которые сохранят мне здоровую нервную систему. Вернее, её остатки. За последнее время она расшатана, как столб посреди поля.       — Ага, а то ещё украдёшь чего, — ехидно скалясь, Риндо придал словам брата совершенно иной подтекст. И ведь нарочно, только бы я чувствовала себя неуютно.       — Сдались мне ваши вещи, — как обычно хмурюсь на необоснованные обвинения, хотя первые пару секунд хочется сострить в ответ. Когда же этот децел оставит меня в покое? Уж точно это не случится до моего возвращения домой.       — Мы уже понимаем, в каком направлении двигаться, поэтому тебе остаётся держаться рядом с нами, пока не станет безопасно отпускать тебя обратно в квартиру, — снова проигнорировав заскоки младшего братца, поясняет Ран.       Я только тихо вздохнула, мысленно прикидывая, как долго продлится моя каторга. Теперь ведь даже за ключ лишний раз спрашивать страшно. Пускай гипса на руке Рана больше нет, но кто его знает. Вдруг это уже рефлекторно стало для него темой табу.       Когда сборы были завершены, мы покинули стены апартаментов Хайтани и продефилировали к лифтам, точно модели с обложки модного журнала. Их наряды были похожи по стилю, но отличались за цветовой гаммой. Сразу чувствовалось братское родство, раз уж даже одежда идентична.       Ехали до клуба мы на их машине. Я всю дорогу разглядывала вечерний Токио, ослепляя себя яркими неоновыми вывесками и рекламой на всю стену домов. Пока все возвращались домой и готовились ко сну, мы с братьями Хайтани ехали навстречу ночной жизни.       Клуб «Падший ангел» располагался неподалеку от района Роппонги, поэтому мы вполне могли доковылять пешком. Вот только, как оказалось, Ран предпочитает полный комфорт и уют, не желая лишний раз напрягать ноги для обычной ходьбы. Что ж, я бы тоже не сильно хотела костылять на каблуках, пусть и не высоких, и в такие моменты очень радовалась тому, что у Хайтани есть машина.       Чем «Падший ангел» отличался от клуба, в котором работаю я, так это размерами. «Papillon» не был маленьким, и именно поэтому «Падший ангел» выглядел просто громадным, чем-то напоминая Вегас. Видимо, это и называют одним из самых престижных клубов Токио. У меня закатывались глаза, когда я представляла цены на напитки. Похоже, сегодня я довольствуюсь только водичкой, и то если она не будет стоить, как половина моей почки.       Когда мы уже приближались к главному входу в клуб, во мне проснулось дикое желание развернуться и вернуться в машину. Почему-то я не хотела заходить, словно стоит это сделать, и я не смогу дышать. Внутри будет не хватать воздуха, а когда я захочу выйти на улицу, то что-то обязательно мне помешает. Ладно, на один вечер я точно с этим справлюсь. Главное держаться рядом с Раном и всё будет хорошо. Надеюсь, им не взбредёт в голову оставить меня стоять одну, а самим уйти решать дела.       Внутри всё выглядело дорого и со вкусом, как и ожидалось от престижного заведения вроде «Падшего ангела». Вокруг преобладают зелёный и сиреневые цвета, из больших колонок грохотали новинки в музыке, а всего в заведении числилось три этажа. Атмосфера схожа с нашим клубом из-за развернувшейся вокруг шумихи, но тем не менее я ощущаю заметную разницу. Здесь ты не чувствуешь себя, как дома, и всё выглядит чужим. Если в «Papillon» ты хочешь остаться навсегда, то тут способен задержаться лишь на пару часов. Дольше здесь по собственной воле не продержаться.       — Я пойду их поищу, — перекрикивая музыку, говорит Риндо и сразу же уходит. Вот один и отсеялся. Во мне аж всё сжалось, и я боролась с желанием посмотреть на Рана с мольбой не бросать меня. Благо, он и не собирался.       — Хочешь выпить? — он наклоняется к моему уху так, что я чувствую его горячее, размеренное дыхание, от которого в жилах стынет кровь и на смену накатывает волна жара. Я вся сжимаюсь, как слива на солнце, и только скромно киваю.       Принимая мой ответ, Ран находит взглядом барную стойку и не спеша движется в её сторону, держа руки в карманах брюк. Мы занимаем места на высоких стульях, а Ран делает заказ на своё усмотрение, предварительно узнав мои предпочтения. Как и предполагалось, цены тут были заоблачные, но я старалась не подавать виду, что мои глаза вот-вот вылетят из орбит. Мне стало полегче, когда Ран якобы невзначай напомнил, что сегодня угощает сам.       Нам принесли разноцветные шоты, и, признаться честно, меня смущало обилие цветов, которое собрало чуть ли не все цвета радуги. Каким же ядреным оно может быть, если каждый отдельный цвет — это определенный вид алкоголя. Что произойдёт, если они все смешаются в моем животе?... Ядерный взрыв, никак иначе.       — Тебе понравится, — заверил меня Ран, а потом добавил приказным тоном: — пей.       Непонятно, то ли это был приказ, то ли совет, но вынуждать его повторять дважды я не стану. Мне ещё нужно пережить глоток разноцветного пойла, а если доведу Рана, то и до напитка не доберусь — сгину куда раньше, и от руки не самого доброжелательного человека. Возможно, эта смерть станет даже мучительнее, чем от безобидного шота.       Переборов страх быть отравленной, я собираю всю волю в кулак, жмурюсь и залпом выпиваю содержимое шота. Горло привычно обожгло, как и от любого другого алкоголя, но никакого нового побочного эффекта я не почувствовала. Ноги, вроде как, не отпали, руки тоже, да и хвост не вырос. Я разлепляю глаза, когда на языке стал проявляться еле заметный кисло-сладкий привкус.       — А это вкусно! — вопреки всем своим ожиданиям, восторженно отвечаю, а Ран незаметно улыбается, празднуя свою победу. В честь этого он опустошает свой шот, даже не поморщившись. Кто бы мог подумать, что Косичка у нас «заядлый алкоголик».       — Хочешь ещё? — интересуется он, одними только пальцами подзывая бармена. Мой ответ был очевиден. С алкоголем в помощниках я точно переживу этот вечер без напряга, а если рядом будет Ран, то можно и вовсе не волноваться.       Когда картинка перед глазами перестала быть достаточно четкой, а голова кружилась, стоило подняться со стула, стало ясно, что мне хватит. Ран, в отличии от меня, не опьянел ни в одном глазу, благодаря чему мог полностью контролировать мои действия, чтобы я не натворила глупостей. Пьяной в стельку я не была (и слава богу, ненавижу это состояние, когда ты не можешь контролировать собственное тело), а потому сильно переживать за меня смысла не было. Скорее просто следить за тем, чтобы я не подвернула ногу на каблуках.       — Я отойду, — наклонившись к Рану чуть ближе, говорю я и предпринимаю попытку аккуратно слезть с высокого стула. Чуть не свалилась и не потащила за собой предмет мебели.       — Куда? — задаёт вполне логичный вопрос Хайтани, а я немым жестом указываю на дамскую комнату. Старясь не шататься из стороны в сторону и следить за своей координацией, иду точно к цели.       При входе в туалет оттуда вышли ещё две девушки, сопровождая свою беседу смехом, а когда я оказалась в стенах уборной, то отделилась от шумной кутерьмы, которая творилась за дверью. Музыка стала приглушённой, давая голове отдохнуть. Все эти полчаса было такое ощущение, что тебе бьют чем-то лёгким (вроде пенопласта) по башке, но при этом не жалея силы. Со временем это начинает раздражать, особенно если ты не привыкший. На работе это ощущение длится несколько часов подряд, но даже мне иногда нужно время, чтобы взять перерыв и отойти от клубного кипиша.       Чтобы чуть прийти в себя открываю кран с холодной водой и невесомыми движениями распределяю капли по лицу, не касаясь накрашенных ресниц. Она слегка привела меня в чувствах и даже отрезвила. Уже не в торопяхтя поправила волосы, убедилась в презентабельности своего внешнего вида и вернулась обратно. Ран, теперь уже на пару с Риндо, поджидали меня у входа.       — Вот она, — первым подмечает Рин и идёт в сторону со словами: — Пошли уже.       Его недовольство из-за ожидания меня ощущается даже на расстоянии. То-то я ещё за дверью почувствовала какое-то чёрное пятно, что пыталось пробиться внутрь и испортить мне настроение. Этим пятном был никто иной, как Риндо. Кто бы сомневался, этот парень вообще бывает довольным?       Благо Ран чуть притормозил, чтобы я не отстала. Скрывая своё недовольство по поводу поведения Риндо, я в быстром темпе следую за братьями Хайтани. Нам нужно было подняться аж на третий этаж по широкой лестнице, и я до сих пор не понимаю, почему мы не воспользовались лифтом. В таком дорогом месте определённо должна быть услуга быстрого и комфортного передвижения.       Риндо, не сбавляя темп, ловко перебирал ногами на ступеньках, приближаясь к цели, пока я тащилась в самом конце, ковыляя дрожащими от усталости ногами. Беспрерывно подыматься на каблуках аж на третий этаж оказалось для меня слишком сложным заданием, и от падения спасали только перила. Ран специально выбрал среднюю скорость, чтобы я не теряла их из виду, но и не равнялся со мной уровнями. И тем не менее, я ему за это благодарна. Было бы сложно выжить среди этих двух, если бы оба вели себя, как Риндо. Точно ребёнок, который считает, что все должны следовать его прихотям, а если что-то идёт не так, как ему хочется, — капризничает.       На третьем этаже музыка была тише, но меньше шума от этого не стало. Мы добрались до казино. Куча автоматов стояли вдоль стен, а рядом с ними толпились посетители, которые так и жаждут спустить все свои последние сбережения на глупые игры. Даже просто смотреть на них было противно, поэтому я старалась не обращать внимание ни на кого и смотреть исключительно вперёд. Надеюсь, встреча с бизнес партнёрами Хайтани пройдёт в отдельном помещении, подальше от азартных червей.       То тут, то там я слышала счастливые вопли от выигрыша и болезненный вой проигравших. Вся их жизнь была построена на качелях триумфа и неудач, которые заставляли их чувствовать себя живыми. Они давали мимолетное ощущение значимости или же напоминали, насколько жалок ты в своём существовании.       Чёрт меня дёрнул метнуть взгляд на большой круглый стол, за которым устроились мужчины и парочка женщин, которые скорее выступали в роде наблюдателей, нежели участников игры. Карты, фишки и крупные купюры были разбросаны по всей поверхности, а смех витал вокруг игроков. Ещё бы они играли не на деньги.       Как по иронии судьбы я встречаюсь взглядом с человеком, которого узнаю за долю секунды и столбенею. Я в буквальном смысле застываю на месте, приковав себя к земле, а кончики пальцев немеют. Казалось, я сейчас упаду, потому что в какой-то момент ноги тоже как будто были не на своём месте. Мне стоило идти дальше и сделать вид, что я обозналась. Лучше бы так и было.       — Папа... — громче планированного говорю я скорее для самой себя, чтобы убедиться, что я не брежу. Встретить его в подобном месте не было неожиданностью, но сам факт того, что это произошло, пробуждал и надламывал воспоминания, превращая их кусочки в острые осколки. Они больно резали по коже, осыпаясь на меня градом, но я продолжала стоять.       — Юна, вот так встреча! — отвлекаясь от игры, всплескивает руками отец, но без особой радости. Его улыбка и взгляд выражали гордость за самого себя, но никак не счастье от неожиданной встречи с дочерью. Похоже, он до сих пор ненавидит меня за то, что я выгнала его из квартиры. Вряд ли он хотя бы пытался простить меня, не то что оправдать. — Как ты поживаешь, родная? Я, как можешь видеть, отлично! Добился чего-то, а ты не верила в папку.       От каждого его слова меня воротит, а внутри начинает закипать та же злоба, как в день, когда я вышвырнула его за порог нашего дома. Когда мне вспомнилось это чувство, я поняла, что поступила правильно, и дай мне кто-то второй шанс, мой выбор остался бы неизменным. Люди не меняются, по крайней мере не мой отец точно. Он не вынес из нашей ссоры никакого урока, а потому и жалеть его — себе дороже. Во мне осталось не так много залежей жалости, чтобы разбрасываться ею направо и налево.       — На твоём месте я бы не радовалась раньше времени, папочка, — с ответной желчью хмыкаю я, вжимая пальцы в своё бедро через ткань платья, чтобы скрыть явную дрожь. — Твоя жизнь — сплошная лотерея, так что не стоит возлагать на это слишком больших надежд. Сегодня выиграл, завтра — проиграл.       Папины собутыльники тихо хихикают и переглядываются, даже не пытаясь скрыть веселья, которое они предвкушают от нашей перепалки. Преданных друзей он тоже не нашёл. Папа всегда был слеп, когда речь заходила о доверии, и слишком беспечно полагался на других всю свою жизнь. В который раз это играет с ним злую шутку, а он продолжает наступать на одни и те же грабли.       Отец, заметив, что с моими словами начинает терять авторитет, стал закипать. Если до этого он смотрел на меня свысока, то теперь в его взгляде было столько презрения, что оно не помещалось туда полностью. Будь это возможно, оно бы вылилось из глаз и залило весь стол.       Папа долго думал над подходящим ответом, а когда в его узкую голову наконец пришла слишком широкая мысля, он, не задерживаясь, выпалил её с мерзкой ухмылкой на лице:       — А ты, Юна? Давно стала частым гостем в таких местах? Ах да, точно, я ведь забыл, что страсть к клубам у тебя от мамки...       Ран с Риндо как один уставились на меня, хотя о моих семейных тайнах знал только старший. Мне казалось, что я сейчас лопну от злости, ненависти и отвращения, которые сейчас испытываю по отношению к человеку, который меня растил. А он продолжал, как будто в его запасе было целое ведро мусора, которое он жаждал поскорее на меня вылить. Видимо, от этого он получит вселенское облегчение. Мне не стоило это выслушивать, но я не могла найти в себе смелости уйти, гордо подняв подбородок.       — Признай, Юна. Ты такая же шлюха в душе, как и твоя мать. Хотя... — он театрально оценивает мой прикид с головы до ног, да с таким видом, как будто я прикрываю тело всего парочкой лоскутков одежды. — Почему же только в душе, видимо, и снаружи тоже. Уверен, ты в точности, как и она, горазда только ноги раздвигать. Ведь за такие заслуги сейчас набирают персонал в ночной клуб?       Выслушивать и дальше эту околесицу я больше не могла. Просто стоять и впитывать все его грязные фразы, как губка воду, было выше моих сил. Ничего не ответив, я развернулась и быстрым темпом двинулась к лестнице, на прощание выдав самый разочарованный взгляд, на который только была способна.       Я не могла поверить, что человек, который наговорил мне столько ужасных вещей и правда был рядом на протяжении стольких лет. Разве такой, как он, мог ночами напролёт сидеть возле моей кровати с мокрой тряпкой в руке, когда у меня была жуткая температура от ветрянки? Разве это он устраивал со мной бумажные театральные представления и шоу теней с помощью обычной простыни и настольной лампы? И уж точно не он пытался сделать самый лучший день рождения, опираясь на скупые сбережения, которые мог потратить себе на новую, не дырявую обувь, но предпочёл сделать приятное мне.       — Иди на встречу, я позже подойду, — говорит Ран и, не дождавшись ответа, зашагал вслед за мной. Риндо мог и даже хотел возмутиться, как это обычно бывало, и даже расставил в стороны руки в открытой претензии, но старший брат был слишком далеко, чтобы начинать очередной скандал. Младшему ничего не оставалось, кроме как проглотить обиду и смириться. Всё равно дома их будет ждать разговор, от которого Рану точно не убежать, а пока что он может и подождать.       Я огибала танцующих на танцполе гостей (порой не очень удачно), чтобы поскорее оказаться на улице и глотнуть свежего воздуха, который отрезвит меня и приведёт мысли в порядок. Я хотела убрать это жгучее чувство в груди, из-за которого в ней образовалась огромная дыра, видная лишь мне. Мне должно было стать легче, но стоило ветру соприкоснуться с лицом, как слёзы стартовали по щекам наперегонки. Никого, кроме охраны по близости не было, поэтому я не стеснялась выдавливать из себя весь тот негатив, который успел проникнуть в меня за жалкие пару минут.       Совсем скоро на улице появился и Ран. Первое время держался на расстоянии, пытаясь понять, что делать дальше. А может ждал, пока я сама успокоюсь и мы сможем вернуться обратно. У них же какая-то важная встреча, вдруг Риндо не справится в одиночку. Вот только я не хотела возвращаться в это злосчастное место больше всего на свете.       Когда Ран подходит ко мне, я уже ожидаю, что он начнёт просить меня зайти обратно, поэтому иду на опережение:       — Пожалуйста, я не могу вернуться... — вытирая лицо ладонями и напрочь позабыв о туши на ресницах, которая теперь размазана по щекам, прошу Хайтани в надежде, что он проявит благосклонность. По правде говоря, я ни на что не надеялась, но Ран приятно меня удивил.       — Идём в машину, — выудив из кармана брюк ключи, Ран навёл их на свою машину и та отзывчиво пиликнула, после чего его рука нырнула обратно в карман. Пользуясь моментом я в спешке иду к автомобилю, запрыгиваю в него и захлопываю за собой дверь, тем самым скрываясь от внешнего мира. Сейчас это была коробочка, в которой я могла спрятаться и уберечь себя от едких комментариев со стороны недоброжелателей.       Дорога домой тянулась для меня мучительно долго, но стоило нам оказаться в квартире, как я тут же выдвинулась в ванную, сказав, что хочу немного расслабиться. На самом деле мне дико хотелось смыть с себя все эти неправдивые ярлыки, которыми дорогой отец меня нарек. Я терла кожу без остановки несколько минут, а когда покраснения стали саднить, оставила эту затею. Всё равно она бесполезна.       Отложив мочалку я прижала колени к груди и уложила на них подбородок. Мне следовало отвлечься, забыть о том, что сегодня произошло, но как на зло воспоминания из детства заполняли моё сознание до краев. Несмотря на финансовое положение нашей семьи и отсутсвие материнской любви, я не могу назвать своё детство ужасным. Да, оно не было таким счастливым, как у многих других, но мне удавалось найти хорошее даже в мелочах. В этом мне помогал папа.       Помню в день, когда нас затопили и с потолка то тут, то там текла вода, папа выставил всё в свете игры. Мы были пиратами, которые спасали своё судно, повреждённое большим Кракеном. Он даже сделал нам шапочки моряков из бумаги, а в качестве оружия были кухонные ножи. Вернее, только у папы, ибо после моего неосторожного использования кухонного прибора, папа не осмелился доверить мне холодное оружие ещё раз. Так что я защищала корабль от Кракена наконечником швабры.       Невозможно забыть вечер падающих звёзд, когда мы загадали столько глупых желаний, что потом не могли их вспомнить. От тёплых воспоминаний улыбка сама натягивалась до ушей, но стоило напомнить себе о сегодняшней встрече, как они прогнивали вместе с остатками любви к единственному родителю. Во мне не умирали надежды, что когда-то я встречусь с отцом и он скажет, что осознал свои ошибки и готов помогать, но все они разбились о металлические реалии, спуская меня с небес на землю.       Глаза снова защипало, но от очередного приступа плача меня остановил стук в дверь. У меня не было сил даже ответить, поэтому я понадеялась, что молчание олицетворяет моё согласие. Дверь отворилась и, не отходя далеко от дверей, там встал Ран.       — Я принёс полотенце, — не глядя на меня, говорит он, и оставляет полотенце у раковины. — Ты держишься?       Мне не хотелось врать и говорить, что я в порядке и со всем справлюсь. Я искренне нуждалась в поддержке, даже если Ран не из тех, кто сможет меня утешить. В ответ на его вопрос я красноречиво качаю головой и утыкаюсь лицом в руки, которые сложила на коленях. Когда же это мерзкое чувство пройдёт.       Ран какое-то время мнётся в дверях, а потом шаркает ногами по полу и садится рядом с бортиком ванны, направляя взгляд только в пол.       — Да, твой отец полный гандон, — от такой прямолинейности Рана я не сдержалась и пустила смешок сквозь плотно сжатые губы. Он пытался подбодрить меня по-своему, и я не могла это не поощрить. — Он пытался самоутвердиться за твой счёт, но это не значит, что его слова правда, поэтому не принимай их слишком близко к сердцу.       Ран глаголил истину, и я это понимала, но сам факт того, что подобная клевета лилась из уст родного мне человека сильно усугублял ситуацию. Я никогда не считала себя похожей на мать, у меня даже в мыслях такого не было, но отцу удалось пошатнуть мою уверенность и посеять семена сомнения. Слова близких, пусть и неправдивые, способны ранить сильнее материального оружия.       — Кстати, за тот случай с вазой, — Ран неожиданно переключился на отстранённую, но не менее пикантную тему. — Я не хотел.       Не знаю, правильно ли я восприняла его слова, но, как мне показалось, это было извинение. Не прямое, но с явным подтекстом. Я поворачиваю голову так, чтобы можно было его рассмотреть. Спокойные черты лица, но желваки на скулах порой двигаются, выдавая его нервозность. Глаза бегают, но не достигают меня, уважая личное пространство и нормы приличия. Когда он такой, то становится куда привлекательнее, как внутренне, так и внешне.       — Я не злюсь, правда, — в надежде, что это утешит его и позволит каменному сердцу наконец успокоиться, отвечаю и добавляю слабую улыбку, подтверждающую мою искренность. Ран только кивает, строя из себя неприступную крепость, которой на самом деле не важно прощение, и вскоре оставляет меня одну, чтобы я закончила водные процедуры в одиночестве.       Мылась я уже с более чистой головой, причём в прямом и переносном смысле. Разговор с Раном и прохладная вода, на удивление, смогли смыть с меня отпечатки усталости, а потому из ванной комнаты вышла я уже приободрённой. Ходить с повязанным на груди полотенцем я считала неэтичным, поэтому сразу направилась в комнату Рана, в чьём шкафу хранились мои скромные пожитки.       Он сидел на краю кровати и сухой тряпкой тщательно вытирал свою телескопку. Если бы раньше меня это насторожило, то сейчас я реагировала на такого рода вещи спокойно, словно это какой-то предмет декора, а не приспособление, которым Ран разносит черепушки. Просто не нужно это представлять и сразу станет проще.       Я подошла к шкафу, и если изначальной целью было найти одежду, то я напрочь об этом позабыла. Мое внимание привлёк приоткрытый ящик тумбы, что стояла рядом с деревянным шкафом. Посчитав, что Ран будет не против, я открыла его. В выдвижном ящике лежали самые разные игрушки, причём далеко не детские. Мой взгляд сразу зацепился за наручники. Я провела по холодному металлу подушечкой пальцев и подняла на уровне лица, как будто так выйдет рассмотреть их получше.       — Не знала, что у тебя такое есть.       Ран оторвался от своих дел, обогнул кровать и подошёл ко мне со спины. Я почувствовала жар его тела через ткань одежды. Сейчас это будоражило даже сильнее, чем когда-либо ещё.       — Здесь только часть.       Во мне загорелся недетский азарт, которому я не хотела противиться. Иногда нужно отказаться от тормозов, чтобы посмотреть, куда он тебя приведёт. Я подняла голову, заглядывая в фиолетовые глаза, которые пристально смотрели на меня и только и ждали фразы:       — Покажешь?       Клянусь, я увидела, как огонёк в глазах Рана зажегся. Я не торопясь положила наручники на место и продефилировала к кровати, усаживаясь на край и медленно закидывая ногу на ногу. Ран водил за мной взглядом, как хищник перед броском. Думаю, мой намёк был весьма красноречив, а с дедукцией Рана догадаться не составит труда.       Он молча отошел к шкафу и опустился на корточки, чтобы открыть самый нижний ящик. Засчитаем это за немое согласие, учитывая его немногословность. Я не видела содержимое, от чего под ложечкой щекотало только сильнее. Немного подумав, Ран достал толстые верёвки и подцепил пальцами пару ремней.       — Я не стану останавливаться, — сразу предупредил меня Ран, подготавливая всё для предстоящего удовольствия. Видя все эти верёвки и ремешки я невольно подумала, что удовольствие собирался получать только он. Один их вид скорее внушал страх, нежели заставлял почувствовать возбуждение. А может, меня пугал сам Ран и на что он способен, а не его необычные предпочтения.       Было ли безумием заниматься сексом с садистом? Возможно, но моей внутренней пытливости очень хотелось испытать этот опыт на себе. Раньше мне не доводилось быть связанной, поэтому данный эксперимент обещал быть интересным. После неудачного вечера мне хотелось сделать что-то такое, на что бы я никогда не решилась в здравом уме. Хотелось взбунтоваться против всего мира и самой себя в первую очередь.       Внутри всё кричало: «откажись, пока не поздно», и слова Рана тоже это подразумевали, но я твёрдо решила дойти до конца. Тем более мне всегда было интересно, что в этом такого. Вдруг и мне понравится, я ведь никогда не пробовала, а как мы все знаем: «Не попробуешь — не узнаешь».       — Ладно, — ровным голосом соглашаюсь с Раном и тем самым даю своё согласие. Я отрезала путь назад и теперь слишком поздно бить тревогу. Подтверждая свою готовность я перебираюсь на середину кровати и одним ловким движением стягиваю с себя полотенце.       Ран смирил меня внимательным взглядом, словно анализировал, точно ли я уверена в собственном выборе, но довольно быстро принял его и сказал:       — Повернись и привстань на колени, — командует Ран, устраиваясь напротив меня и покрепче взяв в руки верёвки. Я молча разворачиваюсь к нему спиной и выполняю все требования. Он туго обвязывает верёвку вокруг ног, поднимаясь выше. Ещё ничего не началось, а я уже чувствую, как её шершавая поверхность натирает кожу.       Я вздрагиваю от каждого прикосновения его холодных пальцев. Как он может излучать тепло, когда в то же время от него веет суровым холодом? Такое под силу только устрашающему Хайтани, и это редкое сочетание, которое встречаешь лишь один раз на миллион.       Ран заводит мои руки мне за спину и крепко связывает, лишая свободы действий. Возможно, резко проснувшаяся тревога пыталась меня вразумить, но я не предала ей значения. Я волнуюсь, потому что у меня такое впервые, это естественно. Не стоит бояться раньше времени, даже если твой садист сам Ран Хайтани.       Он действовал умело. Всё указывало на то, что ему не впервой практиковать подобное. Пока Ран был занят верёвками, я начала представлять, сколько и какие именно пассии побывали тут до меня. Мне ведь даже неизвестен его типаж. Кто ему вообще нравится? Такие как Фиби — дерзкие и сексуальные, или же правильные девочки, которых намного интереснее совращать такого рода вещами?       Верёвка туго затянулась вокруг груди и я шумно выдохнула, прикусив нижнюю губу. Было страшно издавать рядом с этим человеком даже малейший писк. Вдруг это только раззадорит его. В порно от такого у мужчин сносит крышу, а я не хотела, чтобы к жёстким веревкам добавилось чего похуже... Прищепки на соски, допустим. Это выглядит слишком больно, чтобы когда-то пробовать лично. Мысленно я помолилась, чтобы в ассортименте Рана их не нашлось.       Я упустила момент, когда оказалась поваленной на простынь и прижатой щекой к прохладной подушке. Ран давил на поясницу, как будто в противном случае я могла убежать или начать сопротивляться. Узлы он завязал добротно, поэтому даже если бы хотела вырваться — не смогла.       Его рука, предварительно вымазанная в смазке, касается возбужденной кожи. Я закусываю губу, туманно осознавая — игра началась. Сердце колотилось от волнения и предвкушения. Пока что чуть саднящая боль от тугих верёвок и возбуждающие касания граничили идеально, отыскав нужную пропорцию друг в друге.       Сначала ласки были поверхностные и медленные: то проведёт подушечками пальцев по половым губам, то поднимается выше и спустится ещё ниже, рисуя узоры, как художник кисточкой на холсте. Но потом пальцы до самого их основания оказались во мне. Слишком резко, что никак не вписывалось в общую картину блаженства. Я уже успела забыть, что имею дело с садистом, и чуть болезненное вторжение заставило об этом вспомнить.       Вскрик, как мне показалось, был слишком громким, поэтому мне пришлось приглушить его подушкой. Я не могла найти момента, чтобы поднять голову и вдохнуть, поэтому ткань под носом неприятно нагрелась, а лёгкие начинало жечь от нехватки воздуха. Тем временем темп у Рана только нарастал, как будто мы были на взлётной полосе и замедляться категорически опасно.       Не знаю, сколько бы ещё я продержалась, если бы он не вынул пальцы. У меня было пару секунд отдышаться, пока внутри не оказалось нечто побольше и твёрже. Стало вдвое горячее. Понять, был ли это мой внутренний жар или вызван благодаря Рану я так и не смогла, но теперь в комнате стало невозможно душно.       Я обрывисто хватала ртом воздух в надежде дожить до конца и не задохнуться. Голова кружилась от контраста боли и желания. Они смешались в опасный коктейль, который я выпивала до дна. Ран накрутил мои растрепанные волосы себе на кулак и чуть потянул на себя. В висках пульсировала кровь, отбивая дикий ритм, а глаза сами закрывались. Я сразу же открывала их, так как боялась, что без контроля они закатятся назад и я увижу свой мозг.       Во мне произошёл короткий диссонанс, когда верёвки на ногах ослабли, но потом меня грубо перевернули на спину, не менее грубо раздвинули ноги (растяжка у меня, к счастью, была, иначе бы с таким напором надорвала себе связки) и вошли во второй раз. Всё это время я боролась с непреодолимым желанием повернуть голову и увидеть Рана во время процесса, и, судя по всему, мои мольбы были услышаны.       Он касался меня, как ему вздумается, и держал полный контроль, а мне оставалось лишь повиноваться, быть для него слабой. Я смотрела на его чуть покрасневшее лицо и слушала сбитое дыхание, вырисовывала взглядом кубики пресса и повторяла линии половинчатой татуировки, которой полностью — от верха и до низу — забита левая сторона основания тела. Похожа на парную. Интересно, у кого вторая половинка? Вряд ли девушка согласилась бы на эту авантюру, хотя я же согласилась на секс с ненормальным садистом.       Я ловила настоящий кайф с чуть грубоватых и резких движений, но, стоит признать, когда рука Рана болезненно сжалась на шее, я серьёзно засомневалась в сомнительном удовольствии. Пару раз даже хотелось попросить его остановиться, но я молчала, прикусив язык. Он же сказал, что не станет этого делать, если я дам добро на секс, а выставлять себя трусихой перед кем-то вроде него слишком унизительно. Я должна заслужить его авторитет любым способом и начать можно с малого.       Ран склонился к шее, но не для нежных поцелуев, а настоящих багровых засосов, которые появились путём покусывания уязвимой кожи. Я сминала свои губы, когда становилось невыносимо, если Ран слишком задерживался и кожа начинала ныть, приливая кровь к вискам.       Мне удалось дойти до пика раза два, но вот Ран, казалось, всё никак не мог завладеть истомой. На душе было гадко. Я недостаточно сексуальна или вовсе не привлекаю его? Или нужно было кричать и плакать от боли, захлебываясь в стонах, чтобы он кончил?       Всё закончилось, когда я почувствовала легкий прилив тепла. Он ощущался даже через тонкий материал презерватива. По правде говоря, я была удивлена, когда осознала, что мы занимались этим с ним. Насколько мне известно, с моими скромными познаниями о садизме, они не терпят такие штуки и предпочитают хардкор. Успеет достать или не успеет — будоражащая эстафета!       Ран выходит из меня и снимает презерватив, который позже летит в мусорное ведро. И всё же ему понравилось. На лице привычное безразличие, но я запечатлела в памяти момент окончания нашего марафона. Кончил — значит понравилось. Мне стало значительно легче. Хоть капля привлекательности во мне есть, и я не запорола наш первый раз вместе. Последний ли?       Ран тянется ко мне, чтобы высвободить от верёвок. Пока он убирает все подручные средства, я осматриваю себя с головы до ног через зеркало у стены, в которое могла посмотреться не вставая с кровати. Тело украшали вдавленные красные змейки, повторяющие изгибы верёвок. Интересно, как скоро они сойдут. Вряд ли это улизнёт от внимательных глаз моих коллег, когда я выйду на смену.       — Хочешь пойти в душ первой? — спрашивает Ран и я невольно подмечаю, что даже не заметила, когда он успел натянуть халат. Во мне пробудилось непонятное смущение от наготы и я прикрылась смятым одеялом. Поразительно, как это работает. Ещё минуту назад мы вытворяли самую настоящую непристойность, а теперь я смущаюсь щеголять перед ним без одежды.       — Да, если ты не против.       Ран уходит из комнаты и чуть погодя гремит посудой на кухне. Мне казалось, что он пойдёт прикурить, но по дороге в ванную я подмечаю, что в квартире нет ни единой пепельницы. Неужто не курит? Не стану лукавить, я была уверена, что он пыхтит, как паровоз. Это подходит его образу и выглядит так же эстетично, как он сам. В этом я глубоко ошиблась на его счёт. Есть ли что-то ещё?       Быстро приняв душ, дабы освежить голову и осознать, что только что между нами произошло, я выбираюсь на коврик, стираю с себя капли воды и переодеваюсь в домашнюю одежду. Ран уже занял место за столом, довольствуясь горячей чашечкой только заваренного чая.       Я прохожу к нему, занимая место напротив. Что-то дёрнуло меня спросить сразу же, как только моя попа коснулась поверхности стула:       — Ты считаешь меня шлюхой? — Ран подымает на меня взгляд и рука с чайным пакетиком замирает над светло-коричневой жидкостью. Пара капель упали вниз, растягиваясь в тонких кольцах. — Как моя мать, — добавляю я, как будто так ему будет легче сделать выбор.       Не знаю, зачем спрашиваю это, а особенно у него. Секс и правда помог мне отвлечься от задних мыслей, но стоило ему закончиться, как я заново начала прокручивать слова отца у себя в голове. Вода в душе как забирает неприятные мысли, так и возвращает их обратно.       Вдруг отец прав и я просто отрицаю очевидное. Хочу я этого или нет, но во мне текут гены матери. Я частичка неё, пускай и не желанная. Я не любила врать, а особенно не любила врать самой себе. Мне хотелось быть честной во всём и со всеми, насколько это возможно.       — Ты спишь с кем-то помимо меня и берёшь за это деньги? — возвращаясь к заварке чая, спрашивает Ран, не глядя на меня. Его тон не выражал заинтересованности в разговоре и теперь я почувствовала ещё большую неловкость от заданного мной вопроса. Но отступать было поздно.       — Нет...       — Значит не шлюха, — выносит окончательный вердикт Ран, ясно давая понять, что разговор на этом окончен. Не скажу точно, стало ли мне от этого легче, но то, что хотя бы Ран не считает меня шлюхой, возможно.