Линии жизни разноцветной гуашью

      На часах полтретьего ночи, и по хорошему мне следует идти в кровать, но я устроила протест сну и запиваю сонливость четвёртой кружкой кофе.       Тиканье настенных часов заполняет моё одиночество на пару с чашкой бодрящего напитка. Не уверена, точно ли оно подействовало, или дань благодарности стоит отдать скачущим нервам. В организации Рана и Риндо что-то произошло, а я опять осталась в стороне. Не то чтобы я рассчитывала на содействие, вряд ли мои скромные способности в коммуникации чем-то им помогут, но после удачного разговора с Раном хотелось влиться в его жизнь, как никогда раньше. Я хотела быть рядом во все периоды его жизни, пусть и непростые, пусть опасные и пугающие.       Сон снимает рукой, когда я слышу поворот ключа в замочной скважине. Забываю про недопитый кофе и бегу в коридор, встречать своего парня с его братом.       Не могу смахнуть радостную улыбку с лица, она сама налезла на лицо и намертво к нему прилипла. А как такое вообще возможно? Я счастлива их возвращению! Это значит, что они в целости и сохранности. Всё прошло хорошо.       Долго ли я так протяну? Сидеть каждый раз в пустой квартире и ждать, пока получу хоть какую-то весточку, как будто Ран солдат, который слишком часто уходит на рисковую службу.       Хайтани выглядят понурыми. Птичка перемен шепчет мне, что дело прошло не так удачно, как хотелось бы. Но я готова быть рядом. Каждую минуту, каждую секунду готова распахивать руки в объятиях, если Ран в этом нуждается. Я сделала свой выбор и теперь слишком поздно убегать. И я бы не стала.       — Есть разговор, — обращается ко мне Рин, закрывая за собой дверь. Он не сводит с меня взгляда, как будто хочет проткнуть насквозь и заглянуть в самую глубь. А вот Ран даже не смотрит на меня. Я-то думала, что встречу его с распростертыми объятиями, поцелую в желанные губы и усну головой у него на спине спокойным сладким сном. В нашей общей постели, на наших бархатных простынях.       Эта же птичка клюёт меня, намекая на неладное. Я сдержанно киваю. Не знаю, что это за разговор, но то, что он уже мне не нравится, напрашивается без вариантов. Мне хватило вчерашних разборок с Раном, в которых, как мне казалось, я убегу либо в слезах под громкий гвалт криков, либо же закончу порогом сердца.       Мы проходим в гостиную. Рин занимает место на диване, а Ран на приличном расстоянии тормозит напротив. Держит со мной дистанцию. Что же, мать твою, произошло, если даже Риндо отличается редкой серьёзностью? Зачастую это либо льющийся без остановки сарказм, либо недовольное бурчание, вызванное моей персоной. Но не молчание.       — Юна, — голос Рана разносится по квартире и заставляет всё тело напрячься в предвкушении. — Ответь мне честно, сколько ещё ты планировала водить нас за нос?       Я теряюсь в водопаде мыслей. Прокручиваю в голове каждую с космической скоростью, пытаясь понять, что он имеет в виду.       Видя моё замешательство, Ран повторяет, сдерживая раздражение, как будто делал задание по математике со своим ребёнком, а тот ничего не запоминал:       — Название «Дневной сумрак» тебе явно слышать не впервой. Так расскажи мне, Юна, как долго ты собиралась скрывать, что связана с нашими конкурентами?       Глупая улыбка непонимающего ребёнка сошла на нет. «Правда всегда становится явной», пронеслась в голове поговорка из детской книжки. Не знаю, каким было моё выражение лица, но судя по реакции Рана, он понял, что до меня наконец дошло.       — Так это правда... — с удрученным смешком говорит Ран и вытирает лицо от всей той лжи, которую я на него повесила. Он до последнего надеялся, что я оправдаюсь, скажу, что здесь какая-то ошибка и мы замнём этот вопрос, но я даже не пыталась. Зачем? Я придерживаюсь принципа, что если тебя раскрыли, то лучше выложить всё, как есть. А меня раскрыли, причём самым худшим способом. Ран узнал о моей тайне не от меня, а кого-то другого.       — Откуда? — я должна биться в истерике, но мой голос пугающе ровный. «Попалась», подумала я. Единственное, что я сейчас испытывала, так это досаду. Наивно полагала, что смогу оставить прошлое за дверями и жить обычно, как все. Вместе с Раном. Но разве в жизни всё может быть так просто? Ответ лежит на поверхности.       — Нашим подкинули досье о тебе, — Ран не обязан распинаться передо мной, но он любезно отвечает на все мои вопросы. Видимо, это его прощальный подарок. Слабое напоминание обо всём, что между нами было.       — Я давно не с ними, — обращаюсь сразу к двоим. В разговоре участвует лишь призрак Риндо, но я ведь обманывала не только его брата. Удивительно, но в его глазах читается боль. Вряд ли он расстроен, что я оказалась не той, за кого себя выдаю. Скорее это искреннее сочувствие глупцу-брату, которого обвели вокруг пальца.       Удовольствия от разбитого и потерянного Рана я тоже не получала. Правда не получала, на этот раз без лукавства. Хватит лжи.       — Хочешь сказать, того мужика при нашей первой встречи ты тоже не знаешь? — подключается Рин. Я бы не удивилась, подливай он бензин к моей карме, но это скорее защитная реакция в пользу брата. Я сильно обидела Рана и отныне точно стала для Риндо врагом номер один. Все старания наладить контакт пошли насмарку за одну ночь, даже меньше.       — Знаю, — кривлю губы, с неохотой сознаваясь во лжи. Ещё бы я не узнала этого придурка Йонаса. Этакий Риндо из моего темного прошлого. Вечно с недовольной миной и нескончаемым запасом претензий ко мне. Порой мне казалось, что я раздобуду пистолет и выстрелю ему в колено. И плевать, что с оружием у меня разговор всегда был короткий, а обращалась я к нему на «Вы».       — Для чего тебя ищут? Соскучились по незаменимой подручной? — Риндо обнажает зубы в оскале, но даже у него нет той прежней весёлости, тех шальных искр в глазах, что появлялись при каждой нашей перепалке. Он бы предпочёл не вести эти разборки и сразу перелистнуть страницу на новый этап жизни, где не будет меня. Риндо проклинает тот день, когда мы встретились. Когда я встретилась с Раном и вскружила ему голову.       — Я не знаю, — снова чистая правда. Я понятия не имею, что «Дневному сумраку» нужно от меня. Давно отстранилась от дел по собственному желанию и возвращаться не планировала. Наивно полагала, что смогу просто вычеркнуть это чёрное пятно, но прошлое преследует нас ежедневно. Следует за нами, наступает на пятки, пытается ухватить за капюшон и затащить обратно.       Воцарилось молчание. Длинные руки Рана упираются в острые бока, Риндо внимательно следит за поведением Хайтани-старшего. Если он вдруг набросится на меня, не уверена, что Риндо попытается его остановить. Он только и ждёт, как бы я «случайно» свалилась с лестницы и свернула себе шею, или же провалилась в люк из-за собственной невнимательности.       — Как долго ты работала на них?       — Это допрос? — выгибаю бровь в недовольстве. Мне не стоит сейчас так себя вести. Я обманщица и у них есть забитая доверху коробка прав спрашивать меня обо всём. Но вспоминать о работе в «Дневном сумраке» последнее, чего бы мне хотелось. Сейчас или когда-либо ещё.       Я была молодой и глупой, отчаялась из-за исчезновения отца и не знала, куда мне податься. Ухватилась за первую выдавшуюся возможность заработать денег. Да и человек, который предложил мне эту должность, был мне не чужим...       — Теперь понятно, как ты так быстро расплатилась за долги, — выныривая из одного ему известного анализа, в который он был погружён эти лишние пять минут, болезненно смеётся Ран. Неизвестно, что так сильно его веселило: то, что какая-то девчонка обдурила саму грозу Раппонги, или же что этой девчонкой была я.       Ран перестаёт смеяться и серьёзно, даже враждебно смотрит на меня.       — Уходи.       Одно слово режет без ножа. Это был логичный исход событий, но меня всё равно настиг паралич неожиданности. Неужто я правда надеялась на другой расклад? Что, несмотря на всю мою крупную ложь, мне позволят остаться? Быть рядом и любить себя? Ага, как же.       Ран звенит ключами, выудив связку из кармана своих брюк, и кидает мне. Я реагирую в последний момент, вцепившись в них пальцами и не давая металическим побрякушкам упасть на пол. Смотрю на них, как на Восьмое чудо света.       — Когда ты успел?       — Достаточно давно, — отстранённо делится Ран. — Надо было сослать тебя сразу же, как я их получил, — говорит он и лицо снова озаряет боль, прикрываемая улыбкой. У него включилась защитная реакция. Я хорошо изучила его за время нашего знакомства. — Не смог. Это моя ошибка и мне теперь за неё отдуваться.       Я в понимании киваю, гипнотизируя дубликат ключа от своей квартиры в раскрытой ладони. Вот и всё. Я должна радоваться, ведь не так давно сама эксплуатировала Рана заняться моими ключами. Теперь мне близко знакомо выражение: «Будьте осторожны со своими желаниями».       — Я соберу свои вещи, — негромким голосом сообщаю братьям, покрепче сжав колючий металл у себя в руке и прохожу мимо Рана, держа курс в нашу его спальню.       До самого конца меня сопровождала охрана молчания и зоркие фиолетовые глаза. Сразу две пары. Одни — насыщенные, которые смотрят с такой внимательностью, будто пытаются стянуть с тебя всё лишнее. А вторые, менее родные, но тем не менее хорошо знакомые — бледные, скрывающие свой острый ум за линзами очков.       Меня никто не провожал, когда я проворачивала дверной замок, а я не нашла в себе сил и наглости обернуться, сказать типичные слова прощания. Слишком много хлопот принесла этим двоим. Но теперь им выдастся шанс отдохнуть от меня. Я должна быть благодарна уже за то, что ухожу отсюда на своих двух. Мне ведь без зазрения совести могли выгнуть ходули коленями внутрь, или того хуже.       Поудобнее поправив ручку спортивной сумки у себя на плече, я покидаю стены полюбившейся мне квартиры и оставляю свою любовь за захлопнувшейся дверью.       Такси доставило меня к дому, в котором я не была, если судить по ощущениям, несколько лет. Смотреть на родной подъезд было непривычно и неприятно тоскливо. Он будто успел стать мне чужим.       Я остановилась напротив двери своей квартиры, подтянув ремешок сумки со своими пожитками, которая постоянно балластом тянула меня вниз. Дом, милый дом. Встречай меня, я вернулась.       Внутри всё по-старому. Те же стены, тот же пол, потолок, та же мебель. Тот же запах. Разве что появились толстенные слои пыли за время моего отсутствия. Я не возвращалась сюда, казалось бы, целую вечность, а ведь прошло от силы месяца полтора.       Не церемонясь бросаю сумку на пол в коридоре и движусь ни то в гостиную, ни то на кухню, чтобы промочить горло или присесть — ноги уже не держали. Впрочем, это было неважно. Просто мне нужно занять себя хоть чем-то, дабы сбежать от преследующих меня мыслей.       Я торможу на полпути, почуяв неладное. Словно в квартире был кто-то ещё. А мое чутьё меня никогда не подводит.       Прислушиваюсь, навострив слух, как какой-то ночной зверёк, и задерживаю дыхание. Сейчас оно могло помешать мне услышать то, что нужно. Жаль, что нельзя приглушить звук кричащего сердца.       — Наконец-то мы можем поговорить без посторонних ушей, — этот голос слишком мне знаком и срабатывает громкой сиреной, что подсказывает бежать. Брать ноги в руки и валить ко всем чертям из этой квартиры!       Под тусклый свет лампы, висящей на потолке, ко мне выходит Коджи — причина всех моих невзгод. Он изменился с нашей последней встречи. Как и я.       Мы встретились, когда он был худощавым пареньком, а я забита ногами по распоряжению жестокой судьбы. Но сейчас передо мной не «паренёк», а парень. Взрослый мужчина, что не остановился в физическом развитии, а только совершенствовался. А вот как обстоят дела с интеллектом, мы сейчас проверим. Если я не пробью его башку прежде, чем он вякнет хоть что-то.       В качестве обороны хватаю светильник — тот самый, которым я «оборонялась», когда Хайтани впервые наведались ко мне в гости без приглашения. И, удивительное сходство, Коджи тоже никто не звал. И не ждал.       — Эй-эй, к чему эта агрессия? — подымая руки ладонями ко мне в знак миролюбивости, Коджи тормозит на месте. — Я один, ни к чему прибегать к таким крайним мерам, — огоньки в его глазах весело скачут. У Хайтани была примерно такая же реакция: у них телескопка и крепкие руки Хайтани-младшего, а у меня, — ого! — целая лампа! Да с таким арсеналом я бы поработила весь Токио.       — Как ты сюда попал? — задаю вполне резонный вопрос. Мельком смотрю на окна. Они не выглядят так, словно он попал сюда через них. Оставшийся вариант — дверь, но и её не взламывали. Я бы заметила. Меня ведь учили обращать внимание на мелочи, когда я ещё была в «Дневном сумраке». Привычка осталась со мной по сей день.       Коджи, продолжая держать одну руку поднятой, видимо, чтобы не провоцировать меня, лезет второй в карман чёрных штанов и звенит ключами с брелком. Моими ключами, которые я потеряла в день нападения на лестничной площадке! Мне стоило догадаться, что это его рук дело.       Лица я в тот день не видела, это правда, но крепкие руки Йонаса узнала бы из тысячи. Сколько раз он выкручивал мне мои, ух... В качестве физической подготовки, естественно. Никто меня в заложниках не держал, слава Богу, а Коджи всегда находился рядом, контролируя, чтобы его угрюмый подчинённый слишком не увлекался.       — Хорошо, сюда ты попал благодаря украденным, — делаю акцент, пытаясь ткнуть в несуществующую совесть Коджи, — ключам, окей, с этим разобрались. Как ты нашёл мой новый адрес?       Эту квартиру я снимала уже после того, как наши с Коджи пути разошлись и мы оборвали все связи. Мне нужно было кардинально менять свою жизнь: и ради внутреннего равновесия («Новая квартира, новая жизнь, новый я!»), и ради собственной безопасности.       Цепным псам «Дневного сумрака» я доверяла ещё меньше, чем полиции, которая была у нас на хвосте. Несмотря на наши тесные отношения я была уверена, что Коджи попытается мне отомстить. За моё очередное, стоит заметить, предательство. Я без зазрения совести бросила организацию Коджи и сбежала, трусливо поджав хвост. Когда поняла, во что ввязалась, было уже слишком поздно.       Ран навряд ли догадывается, что определённо к лучшему, но он не единственный, у кого руки по локоть в крови.       — Уверена, что хочешь знать? — осведомляется Коджи, словно действительно беспокоится о моём психическом состоянии. Выражение моего лица, ломая напролом, твердило: «Не испытывай моё терпение», и тогда он выложил всё, как есть: — Твоя зеленоволосая подружка сдала тебя за кругленькую сумму. Даже давить не пришлось. Я был поражён, признаюсь.       Я вылетела ещё на словах «твоя зеленоволосая подружка» и дальше слушать не было нужды. Фиби. Она продала меня этим уродам и глазом не моргнув.       Мои руки ослабли и больше не держали светильник так грозного. Я просто не могла в это поверить и первое время глупо отрицала услышанное. Судорожно пыталась найти причину этому поступку и наткнулась на неутешительные мысли. А точнее на имя, что крутилось в голове. Ран.       Фиби щебетала и плясала вокруг меня с дурманящими феромонами обмана, вешая на уши лапшу о том, как она за меня рада. Но я прекрасно помню, как мой Ран запал ей в душу тогда, в вип-комнате. Она рассчитывала на то, что он начнёт оказывать ей знаки внимания, а в результате все эти почести достались мне. Без особого труда, что, бьюсь об заклад, распалило её ещё сильнее, сыграв главную роль в спонтанном плане отмщения.       То, что Фиби приревновала меня к парню, ещё полбеды. Она была моей подругой, моей семьей, но позволила внутренней обиде совладать над ней и согласилась на предательство. Не стала разбираться, кто спрашивает и зачем — просто взяла и доложила столь бесценную информацию, как будто её спросили который час где-то на улице.       Я настолько шокирована происходящим, что не замечаю, как Коджи оказывается рядом, с аккуратностью расцепляя окостеневшие пальцы, сжатые вокруг лампы, словно в руках был заряженный пистолет.       — И всё же ты не была готова услышать правду... — с такой же осторожностью подмечает Коджи и, взяв меня под локоть, ведёт в зал, где усаживает на диван. Как мило с его стороны.       Коджи не излучает угрозы. По крайней мере, я её не чувствую. Йонаса поблизости тоже не наблюдается. Он такой крупный и неповоротливый, что я бы в то же мгновение его заметила.       — Что ты от меня хочешь?.. — мною неожиданно овладевает усталость. Слишком многое навалилось на неподготовленные плечи, и даже если бы сюда сейчас забежали вооружённые грабители, я не двинулась бы с места, равнодушно разглядывая мужчин со смешными самодельными масками на головах. — Если убить — валяй. Мне уже всё осточертело.       — Ты же понимаешь, что я здесь не за этим, — с какой-то смешной серьёзностью возражает Коджи, как будто я запятнала его честное имя. Хотя вряд ли в моей ситуации есть хоть что-то комичное. — Ты ведь знаешь, мои чувства к тебе...       — Только давай без своих слащавых речей, — не давая ему договорить, морщусь, махнув рукой, мол: «Даже не начинай».       Мы уже давно расставили все точки над «і», и я ясно дала понять, что восстановить наши романтические отношения невозможно. Мы оказались взаперти собственных страхов и проблем, и ворковать — это последнее, что нам было нужно. Для начала стоит разобраться с внутренними дилеммами, а уже потом подпускать кого-то к сердцу вплотную.       — Юна, я тебя любил и буду любить, — всё же проигнорировав мою просьбу, упрямо твердит Коджи. Он не из тех, кто будет ходить вокруг да около и мяться, боясь собственных чувств. В этом его сила, которая всегда меня привлекала. — Ты давно переросла это, я знаю, но твоё решение никак не повлияет на мои чувства. Это так не работает.       Я выглядываю из под ладони, которой прикрывала лицо, заслоняя себя от громовой тучи проблем, и смотрю на Коджи. На человека, которого когда-то любила до беспамятства. Нам было хорошо вместе, это правда. Я многим ему обязана, но Коджи, сам того не осознавая, втянул меня в опасную игру.       Я долгое время жила в страхе, что за мной придут. Вломятся в квартиру и расправятся прямо на месте, не церемонясь, а потом уберут и свидетелей, если такие будут. Оборачивалась каждый раз, потому что казалось, что меня преследуют. Выслеживают и подгадывают момент, чтобы напасть. Дёргалась от каждого шороха, а от громких звуков на короткое время замирало сердце, замедляя ход. Когда понимала, что голова осталась на месте, и я по-прежнему слышу, дышу и чувствую окружающий мир, с тяжёлым облегчением вздыхала. «Пронесло».       Но, как видите, я до сих пор жива. Надолго ли? Я для опасности как будто мёдом намазана. Иначе никак не обьяснить, почему мне не дают жить мирно. Может, это моё наказание за ошибки прошлого? Страшные ошибки, за которые я вынуждена просить прощения до последнего вздоха, причём стоя перед Богом на коленях.       Коджи возмужал. Его каштановые кудри отросли и теперь спадали на карие глаза, которые остались прежними. Правда что стали жёстче. По крайней мере так было сначала. Сейчас же Коджи смотрит на меня так, как смотрел несколько лет назад. Влюблённо, с нежностью. И это согревало.       Глядя на него я не могла не вспоминать о страшном прошлом и о том, что мы пережили. И за что я себя никогда не прощу. Рядом бегала мысль, которая неустанно напоминала, что подаренные им яркие моменты не сотрутся никогда. Нежные поцелуи на лице и губах впитались под кожу, а тепло от искренних объятий как невидимый плед согревали плечи.       А потом я вспомнила о предательстве. Не Коджи, а моём собственном. Я предала того, кто решил открыться мне, рискнул всем ради наших отношений. А я... Я жалкая. Поступила, как последняя крыса, сбежавшая с корабля. Думала только о себе и пыталась убежать. Снова.       — Из-за тебя это произошло, — корча гримасу злости, прошипела я. А ведь и правда. Это же Коджи любезно подкинул «Бонтену» досье обо мне и учтиво указал моё бывшее место работы. И не поскупился на подробности, я в этом уверена. Спасибо хоть не расписал подробно каждый мой шаг и действие с точным указателем времени.       — Хочешь обвинить меня во всех своих бедах? — черты лица Коджи враждебно заострились. И немудрено, я только что буквально обвинила его во всех грехах своей жизни. — Очень осмотрительно с твоей стороны, Юна. Разве это я принял решение соврать?       — Ах, ну да, — наигранно всплескиваю руками, закатывая злые серые глаза к потолку. — И то, что ты подкинул досье их организации, конечно, тоже моя вина.       — Признаюсь, здесь можешь злиться только на меня, но это досье не имело бы веса, расскажи ты обо всём им сразу.       Я открыла рот, намереваясь продолжить спор, но тут же закрыла его. Мне нечего возразить, потому что он, мать его, прав. Я сама вырыла себе яму и сама же себя закопала. Моя рука, зажимая в руках лопату, торчит из свежей могилы вместо памятника, а на металле выгравировано: «Здесь похоронена гнусная предательница».       Я громко вздыхаю и тру переносицу, как будто это поможет сохранить ускользающее спокойствие. Да какое там. Я вся на иголках ровно с того самого момента, как Ран и Риндо вернулись домой, предъявив мне нежданные обвинения. Правдивые, что никак не спасало ситуацию.       — Ты выслушаешь меня? — снова подаёт голос Коджи, вернув себе осторожность. Он остыл за пару секунд и был готов продолжить разговор, как взрослые цивилизованные люди. А была ли я к этому готова?       Я молча махнула рукой, мол: «Валяй». Что я потеряю, если выслушаю его, правильно? И без того потеряла всё, что только можно, хуже точно не будет.       — Мне нужна твоя помощь.       — Нет, — сразу же отрезала я, подымаясь на ноги. Меня практически затрясло. Слова подействовали мгновенно, залепив мне звонкую пощёчину и бесцеремонно вырвав из пучины отчаяния. Я попятилась назад. — Нет, ты не затащишь меня обратно! Это давно в прошлом, я больше не при делах!       — Юна, речь идёт о больших деньгах, — Коджи подаётся вперёд, продолжая сидеть на месте. — Очень больших. А ты — лучший программист, которого я знаю. И я тебе доверяю. Так, как не доверяю никому.       Заходит с козырей Коджи, используя своё лучшее оружие. Он не врал. Люди не умеют скрывать истинные эмоции, если их глаза уязвимы, ничем не прикрыты. И я достаточно хорошо видела глаза Коджи, чтобы прочитать в них мольбу о помощи. Он хотел, чтобы я доверяла ему так же, как он доверяет мне. Но как я могу?..       Перед глазами всплывает видение. Яркие фиолетовые глаза, наполненные презрением и обидой от колючего предательства. Как я могу?..       Обхватив себя руками, я прикусила нижнюю губу и опустила голову. Когда слёзы напрашиваются, нужно запрокидывать голову назад, но мне так хотелось спрятаться от всего мира, что я не могла. Слишком уязвимой я стала.       Коджи подымается с места и подходит ко мне. Осторожно, словно спрашивая разрешения, касается моего предплечья, но я дёргаюсь, как если бы коснулась разогретой плиты. Нельзя подпускать его к себе слишком близко. Сделаю это и совершу огромную ошибку. Мы давно не вместе и никогда не будем. Я переросла эти чувства, Коджи сам это подтвердил. Хвататься за счастливые моменты из прошлого — глупость, которая посадит тебя на привязь прямо у будки сильных чувств.       — Без тебя мы не справимся, — тихо говорит Коджи, словно нас могли подслушивать. — Я рискую всем, рассказывая тебе обо всём. Нет никакой гарантии, что ты не пойдёшь и не расскажешь всё Хайтани.       — Ты просишь меня помогать вам обойти «Бонтен»? — с опасным прищуром подымаю взгляд на Коджи.       Мне не верилось, что в человеке, с которым у нас столько совместных воспоминаний, может быть столько наглости. Просить меня поднагадить уже бывшему парню, которого я до сих пор люблю до скрежета в сердце, ну это надо! Неслыханно, просто неслыханно, зла на него не хватает!       Чувство того, что меня используют, росло по возрастающей, как ртуть по градуснику, а желание помогать, напротив, спускалось всё ниже. Я уже была готова выставить Коджи за дверь, но он поумерил мой пыл своим ответом:       — Нет, я прошу тебя помочь мне провести важную операцию без особых рисков. Это никак не связано с «Бонтен». По крайней мере, не сейчас. Они не единственные наши конкуренты, есть кое-кто ещё. Тебе всего лишь нужно взломать систему в их популярном подпольном казино, чтобы мы узнали как можно больше о наших врагах и в дальнейшем обошлись без потерь.       Упоминание о неких потерях заставило кровь в жилах похолодеть. О, я прекрасно помню, каково это — видеть смерть людей. Ещё до ситуации с журналистом. Он был не первым, кого я бросила умирать. Жуткие кадры вспышками возникли в моей голове, но я отмахнулась руками. Не желаю это вспоминать и переживать всё по новой. Я устала прятаться и убегать, но что поделать, если я слишком труслива, чтобы взглянуть страху в напитанные кровью глаза и бросить вызов?       — К чему вам это казино? — озадачилась я. — Неужели нет ничего более ценного, что вы хотели бы взломать?       — У нас есть информация, что это не просто казино, а настоящее бюро по убийствам, — докладывает Коджи, забыв об осторожности. — Все данные должны храниться на главном компьютере, я в этом уверен.       — Ну добудете вы эту бурду, и что дальше? — скептически осведомилась я. Вся эта авантюра казалась мне детским ребячеством по сравнению с тем, что я привыкла видеть. Неужто «Дневной сумрак» скатился, ещё не успев взойти на пьедестал славы? — К чему вам информация о заказчиках и остальных формальностях?       — Мы узнаем имена и фамилии заказчиков. Если повезёт, даже будем располагать фотографиями.       — И?.. — понятнее мне не становилось.       Коджи видит моё недоверие и заговорщицки улыбается. Прекрасно понимает, что я сейчас держу его за глупого дурочка, но, как окажется, единственной дурой здесь была я, потому что план куда гениальнее, чем кажется с первого взгляда.       — Мы будем располагать всей нужной информацией для шантажа, Юна, — повторив всё заново Коджи добавил недостающую деталь, самую главную, а именно: упомянул шантаж. Теперь пазл сложился мне в понятную картину. Стало даже немного стыдно, что я сомневалась в Коджи. Он ведь всегда казался мне недооценённым гением для своего юного возраста.       — Ладно, это впечатляюще, — присвистнув, с неохотой соглашаюсь я. Моя похвала польстила Коджи, и он не сдержал улыбки. На щеках появились когда-то любимые ямочки. Кажется, в них я и влюбилась в первую очередь, тогда, в далёком прошлом, когда всё ещё было хорошо.       — Это будет твоя последняя помощь, Юна, клянусь, — возвращает попытки убедить меня Коджи. — Ты получишь свою долю, внушительную, а после этого мы разойдёмся навсегда и забудем о том, что когда-то были знакомы.       Мне невыносимо просить тебя об этом. Я помню твою... — он подбирает слова, — реакцию на произошедшее в тот день, но мне больше не к кому обратиться. После окончания операции я удостоверюсь, что ты будешь в безопасности. О твоей причастности никто не узнает, ты останешься в тени, но очень поможешь нам.       Я долго стояла неподвижно, не глядя на Коджи. Всерьёз обдумывала его просьбу.       Деньги были нужны позарез. Я должна оплатить дальнейшее обучение в университете, а моих сбережений, как оказалось, недостаточно. Я не особо переживала об этом раньше, но после всего, что на меня навалилось, начала серьёзно об этом задумываться.       Бросать учёбу мне не хотелось, ведь я получала стипендию, а это какие-никакие, но тоже деньги. Одной зарплаты в клубе мне тоже не хватит, даже с учётом щедрых чаевых. Как долго я продержусь на этом нестабильном канате? Нужно решаться. Снова принять жизненно важное решение.       — Объясни, что конкретно нужно делать, — подняв на Коджи красные от застоявшихся слёз глаза, в конце концов спрашиваю я, завербовав своё согласие. Господи, пожалуйста, не дай мне пожалеть об этом выборе.