***
Как и обговаривалось в нашем изначальном плане, я добралась до нужного выхода, где меня уже поджидал Йонас. Он стоял подперев стену спиной и скрестив руки на груди. Глаза прикрыты, плечи опущены, ничего не выдавало его волнения. Потому что его не было. Если посмотреть на Йонаса, то можно подумать, что у нас всегда всё под контролем. Даже в тот роковой день ни одна мускула на его лице не дрогнула. Меня это одновременно поражало и неистово злило. Как можно быть таким равнодушным к чужим жизням, к жизням своих товарищей, в конце концов? Пока я добиралась сюда, всё тело било мелкой дрожью. Неожиданная встреча с Риндо выбила меня из колеи и осталась видным отпечатком. Мысли, как ни странно, занимал Ран. Он тоже где-то здесь и наверняка не ради того, чтобы забрать меня из этого кошмара. Пускай Риндо не выложил мне их план действий, я догадывалась, что это операция по перехвату. «Бонтен» каким-то образом узнали о нашем маршруте и решили напасть на нас тогда, когда мы ожидали этого меньше всего. Я не знала, как реагировать на это должным образом, но быстро сообразила, что случилось то, чего я, пожалуй, боялась больше всего на свете. Мы с Раном оказались по разные стороны баррикад. Казалось бы, с точки зрения логики мне следовало бы беспокоиться об операции «Дневного сумрака» и предупредить Коджи о приближающейся угрозе, но сердце волновалось лишь об одном человеке. На уме без устану крутилась тревога о том, что с Раном может что-то случиться и виной будет организация, в которой я временно состою. Это означает, что я буду косвенно причастна к этому, а мне этого совсем не хотелось. О способе, как пережить утрату близкого человека, мне ничего неизвестно. А тем более, если виновником его кончины станешь лично ты. Тут уже только мыло и верёвка в помощь, ибо жить с таким грузом на сердце, как по мне, просто невозможно. Это как заливать каждое утро раскалённый металл себе в горло — высшая степень самого изощрённого мазохизма. — Ты опоздала, — метко подмечает Йонас, в очередной раз найдя повод прицепиться ко мне, как надоедливый репьях. Казалось, его запасы претензий к моей персоне неиссякаемы, прямо как залежи нефти. — Зато теперь здесь. Идём уже, — не будучи в настроении для споров, в принципе, практически как и всегда, с неохотой отвечаю я и прохожу мимо него — к лестнице, ведущей на улицу. Рассказывать Йонасе о встрече с Риндо я, естественно, не стала. Это бы только усложнило для них задачу, а я бы предпочла оставить братьев Хайтани живыми и невредимыми как можно дольше. Я самый настоящий предатель, раз поступаю таким образом, но иначе я не могу. Они мне не чужие люди, а «Дневной сумрак» давно перестал быть моим пристанищем, я здесь только ради денег. По правде говоря, я готова отказаться и от них, если это гарантирует Хайтани безопасность. Какие-то зелёные купюры не стоят жизни двух полюбившихся мне братьев. Мы сбегаем по металлической лестнице и оказываемся на заднем дворе здания известного казино. У дороги меня уже ждала машина, которая должна увезти меня подальше отсюда, в более безопасное место. Йонас провёл меня точно до машины, даже открыл дверь, а такое увидишь нечасто. Разве что, если велика вероятность столкновения метеорита с планетой Земля. Путь отступления прямо передо мной, все удобства подготовлены и ждут меня, но я не могла залезть внутрь. Что-то меня останавливало, словно ступни пустили корни и пробили ими асфальт, приковывая меня к месту. Эта невидимая сила отчаянно удерживала меня на месте. — Кончай ворон считать, запрыгивай уже, — не самым дружелюбным тоном командует Йонас. Пусть он и спокоен касательно успеха операции, кулаки у него всё же чесались. Ему не терпелось сплавить меня и как можно быстрее отправиться к союзникам, чтобы поучаствовать в сражении. Набить пару лиц он очень любил, а я всё стою, тем самым оттягивая момент, которого Йонас так жаждет. Я бы с радостью убралась отсюда к чёртовой матери, но не могла. Просто не могла сбежать и спрятаться, когда где-то там находится Ран. Он и не подозревает о том, что я гораздо ближе, чем он предполагает, но будет лучше, если он так и останется в неведении. Тем более, Риндо весьма убедительно дал мне понять, что он со мной сделает, если я попадусь Рану на глаза. Но я не могла побороть в себе желание увидеть его. Неизвестно, выдастся ли мне эта возможность в будущем, и я не имею права упускать её сейчас, когда она лежит практически на ладони. Ничего не объясняя Йонасу, я разворачиваюсь и бегу обратно. Слышу в спину стрелы матерных слов, но они пролетают мимо меня. Он мне не указ. Никогда им не был. У этого человека нет ни совести, ни сострадания. Я не хочу выставлять себя праведной и невинной, но если сравнивать нас, то пропащим вариантом язык поворачивается назвать только Йонаса. У меня ещё не всё потеряно, я могу измениться. Я в это верю, достаточно только сделать первый шаг. Самый сложный, но он положит начало моей долгожданной исповеди. Мне следовало сделать это ещё давным давно. Я миную преграды и несусь к центральному входу, где происходит главное противостояние двух группировок. Теперь к вечеринке присоединились ещё и «Бонтен», так что там началась чуть ли не Третья мировая. Могу себе представить, какой поднялся хаос и бедлам от ударной войны уже трёх организаций. Хоть и слабо, но я уже слышу голоса людей, находившихся внутри казино на момент атаки. Они в панике, они напуганы, и они бегут как можно дальше от этого места. Я рада, что посетители этого подпольного казино такие сообразительные и вместо того, чтобы стоять на месте и ждать своей кончины, у них срабатывает защитная реакция, заставляя их как можно быстрее уматывать отсюда, сверкая пятками. А вот моя защитная реакция явно дала сбой. Вместо того, чтобы ехать в машине в убежище, я рвусь в самое пекло событий. Но всё это стоит того, если я ещё хотя бы раз увижу Рана. Мне даже не обязательно с ним говорить, я просто хочу посмотреть на него, полюбоваться им, возможно, в последний раз. Вспомнить его насыщенные фиолетовые глаза, что заставляют всё внутри всполошиться, его холодные пальцы, что никак не вписываются в контраст с тёплым телом. Во мне всё клокотало, когда я представляла нашу с ним встречу. Ран не заметит меня, я сдержу негласное общение, данное Риндо, но это не значит, что его не могу увидеть я. Мне необязательно выбегать на самый центр и высматривать его, я затаюсь в укромном уголке, подальше от лишних глаз, и взгляну на Рана одним глазком. Только сейчас мне стало ясно, насколько я в этом нуждалась. Это походило на ломку наркомана, у которого закончились все дозы, а организм требует ещё. Я жалела обо всём утраченном времени, которое не провела с Раном. У меня было столько возможностей коснуться его или просто быть рядом, но я упустила этот драгоценный шанс из-за глупых предубеждений. «А вдруг он не хочет этого? А вдруг я ему докучаю? Может, я слишком тороплю события? Не считает ли он меня навязчивой?», постоянно крутилось у меня на уме, не думая выветриваться хоть на жалкую минуту. Знала бы я, каким ошибочным было это суждение. Я забегаю за угол и еле уворачиваюсь от бегущих прочь людей. Они как муравьи налетели кучкой, игнорируя всё вокруг, в том числе меня. Уклоняться, дабы избежать столкновения, в итоге приходилось мне. Вокруг царила настоящая паника, скопление мирных граждан только росло, а потом так же быстро спадало. Где-то в центре слышится гул драки, и я пытаюсь протиснуться туда, но вместо этого получаю оттоптанные ноги и отбитые плечи. Когда толпой овладевает страх за собственную жизнь, то и умереть вполне реально. Я чувствовала себя Симбой среди буйволов из мультфильма детства «Король лев». Вот только там львёнка спас храбрый отец, а вот меня спасать было некому. Как и всегда, я сама по себе и положиться тоже могу только на себя. Я протискиваюсь сквозь толпу, выпадаю на относительно свободное пространство и встречаюсь лицом к лицу с когда-то самым близким мне человеком. Отцом. Его широко распахнутые глаза кричали о неожиданности данной встречи. Я разделяла его чувства, хоть они и были спутаны между собой. Время словно остановилось. Я смотрела в родные глаза, которые в итоге по наследству достались мне, и не могла от них оторваться. Обеспокоенное лицо папы передавало мне всю ту тревожность, отразившуюся на его физиономии. — Юна, что ты... — ...здесь делаешь? Мы одноголосо задали один и тот же вопрос, и если мне было предельно ясно, что папа забыл в казино, то моё появление здесь определенно озадачило его. А тем более, почему я бегу в центр событий, где небезопасно, а не наоборот — следую за остальными. В моей голове вихрем проносились воспоминания, как приятные, так и не очень. Перед глазами стояла картинка моментов с моим заботливым отцом — до того, как он пристрастился к азартным играм и забыл, что у него осталась дочь, которая всё ещё нуждается в воспитании. Единственная дочь, которую он не боялся губить своей зависимостью. Точно так же, как и себя самого. Стало неприятно. Шок от нашей встречи постепенно отходил и место занимал светлый рассудок. Я выпрямила спину и расправила плечи, подняв подбородок. Уж кто-кто, а этот человек точно не достоин видеть моей слабости. Он наговорил мне кучу гадостей в нашу последнюю встречу, о которых я по-прежнему помню и не забуду никогда. Но плюс в этом всё-таки был — благодаря надломившей меня ситуации я сблизилась с Раном. Это дало толчок для осознания собственных чувств. Вот только моего отца это никак не оправдывало. — Лучше бы тебе убраться отсюда, да поскорее, — стараясь держать голос ровным, демонстрирую ему всё своё равнодушие. Мой взгляд свысока наигран, но я правда хочу, чтобы он думал, словно мне всё равно. — В следующий раз более тщательно выбирай для себя казино. Как видишь, не во всех бывает безопасно. В моих словах было столько яда и язвительности, что можно было наполнить им стакан доверху. Моё сердце сжималось после каждого слова, противоречив им. Мне было противно от самой себя, ведь даже после всего дерьма, которое папа подсунул мне, я не могла его возненавидеть и по-настоящему волновалась о его безопасности. В такой неразберихе под руку может попасться каждый второй, а отец, если всё осталось по-старому, круглый нолик в драках. Ещё хуже, чем я. Папа поджал губы и притупил взгляд. Этот обыкновенный жест кольнул в самую середину и без того страдающего сердца, заставляя испытать укол вины. Мои слова его задели? Я ведь этого и добивалась, так почему от этого так паршиво? Я уже сама не понимаю, чего хочу. — Я знаю, что я дерьмовый отец, необязательно было мне об этом напоминать, — ни с того ни с сего выдаёт папа, так и не подняв на меня глаза. Я проглотила язык, совершенно не зная, как стоит отреагировать. Опровергать его слова будет глупо, мы оба знаем, что он говорит чистую правду, но и подтвердить их у меня не хватает решимости. Я думала, что мы так и продолжим стоять друг напротив друга целую вечность, не произнеся ни слова, пока вокруг творится не пойми что, но папа ещё не полностью высказался, а потому продолжил: — Я не буду просить у тебя прощения, это как минимум глупо, но раз уж ты здесь, то я хочу тебе кое в чём признаться, — говорит он и наконец подымает на меня выжидающий взгляд. Он замолкает, видимо решив, что я как-то отреагирую словесно, но я молчала. Не потому, что не хотела отвечать, а потому, что слова застряли в горле. У меня хватало сил разве что стоять и ждать, пока он продолжит сам. — Ты очень похожа на свою мать, — говорит он и я уже готова пойти в наступление, выпустить шипы и вонзить их в его всевозможные уязвимые точки, защищая себя, но мой пыл поумерила грустная улыбка на его губах. Судя по папиному виду, можно уверенно заявить, что он трепетно ворошит воспоминаниями о женщине, которую безмерно любил. Мама ведь и впрямь была самой настоящей, первой и последней любовью моего отца, иначе бы он не носил её фотографию у себя в бумажнике. Я не знаю, с ним ли она до сих пор, но, думаю, что да. У него не хватает сил расстаться с ней, поэтому он изо дня в день носит её под сердцем во внутреннем кармашке кожаной куртки. — Я поступал с тобой неправильно и знаю, что мне нет оправдания, но я не мог находиться рядом с тобой, ведь ты... — он делает паузу, набирая побольше воздуха в лёгкие, где его становилось катастрофически мало для таких нужных слов. — Ты чертовски сильно напоминала мне её. Временами ваша манера речи и поведение сходились настолько, что это сводило меня с ума, и я срывался. Из-за этого мне казалось, что не за горами тот день, когда ты бросишь меня точно так же, как бросила она, — в завершении папа снова смотрит на меня своими ясными глазами и добавляет, полностью поддавшись самоиронии: — В результате так и случилось. Сначала я потерял жену, а потом и дочь, но уже по собственной глупости. Горло болело от напряжения, ведь в нём скопились слёзы, которым я не позволяла выйти наружу. Столько лет я терзала себя догадками, когда же успела провиниться перед отцом настолько, что он так меня невзлюбил, а, оказывается, ответ лежал прямо на поверхности. Протяни руку и с лёгкостью за него ухватишься. Вот только я и подумать не могла, что причина кроется в этом, хоть сейчас всё и кажется мне очевидным. Я не понимала, что чувствовала, но это чувство сжимало меня со всех сторон, как будто хотело вытеснить мою душу из тела. Я никогда не уважала маму. Ни как человека, ни как женщину, ни как мать. Для меня Она всегда была обычной женщиной с фотографии, в то время как для папы она была всем и даже большим. Она родила меня, за просто так подарила жизнь, но я даже не знала её имени. Папа всегда называл её «Она», и я стала подражать ему, решив, что это отличное прозвище для той, кто не захотела быть частью моей жизни. А такие, как правило, заслуживают быть нераскрытыми, навеки-веков оставаясь обычным пятном в чьей-то истории без идентификации личности. Папе просто тяжело произносить даже малейшее упоминание о той, что покорила его сердце до самого гроба, а я просто не выносила эту таинственную особу, что вскружила голову моему папе, залетела, а потом вдруг осознала, что не готова к такой ответсвенности, как воспитание ребёнка. Я никогда её не любила, точно так же, как Она не любила меня. Но почему в груди такое странное тепло, возникшее из-за слов папы? Я похожа на женщину, о которой и слышать не желала, но улыбка папы была светлее всех софитов мира вместе взятых, заставляя хотя бы на мгновение забыть о хмурых обидах. Ведь он говорил обо мне. Пускай папу одновременно тяготит и окрыляет факт того, что единственная дочь похожа на сбежавшую любимую женщину, он вспоминает об этом с теплом. Я была его подарком жизни, он сам не раз говорил мне об этом в детстве, тем самым удваивая мою уверенность и возвышая самооценку практически до небес. А потом всё переломилось, как сухой сучок. Я неожиданно перестала быть особенной и стала самой обычной, тянущим его на дно балластом. Грохот со стороны здания отсеял все мысли прочь. Взрывчатки внутри оказалось больше, чем я предполагала. Она несильная, больше похожа на мощную петарду, но шуму наводила будь здоров. Мы с отцом смотрим друг на друга в немом диалоге. Наши глаза полны эмоций, которые мы не в силах выразить словами. И прочитать тоже. Я не могла понять, что чувствует папа и испытывает ли он сожаление, а он наверняка не мог расшифровать то, что залегло на дне моей радужки. По правде говоря, я и сама этого не понимала. Мне было просто паршиво от мысли, что наша жизнь обернулась полным крахом. Я часто фантазировала о том, что мы могли быть нормальной семьей, зарабатывать деньги и содержать себя. Вместе. Но в итоге все обязанности перевалились на меня, а папа занял самую простую позицию — потребителя. Пускай я скучала за деньками, когда мелкая бегала по квартире, а папа бежал за мной с пульверизатором, простить ему столько лет страданий и адской работы я не могла. Эти воспоминания невозможно вытеснить из головы одним чистосердечным признанием. Они засели слишком глубоко, и время, чтобы вытащить их, ещё не пришло. Думаю, папа и сам это понимал, и именно поэтому не стал больше задерживать себя и меня. — Что бы ты не задумала, удачи, — кивает он мне напоследок и пробегает дальше, скрываясь с последними «беженцами» с глаз долой. Мы не говорили об этом напрямую, но я чувствовала, что это наша последняя встреча, а потому мысленно сказала ему «прощай». Наверное, я бы простояла на месте в бессилии ещё долгое время, удерживая на месте солёные дорожки, если бы сзади мне не пережал горло неизвестный. Я моментально среагировала, позабыв о всех переживаниях, которые вдруг потеряли весь свой вес, и принялась брыкаться. Я колотила его по рукам — должным образом дотянуться выходило только до них — пыталась попасть по голове, которой не видела, и просто извивалась, как ужаленная. Без понятия, кто это и почему он набросился именно на меня, ведь по моему внешнему виду никак не идентифицируешь, что я работаю на «Дневной сумрак», но у меня не было времени думать об этом. Я боролась за свою жизнь, в который раз отчаянно отбивалась от врагов, которых, как оказалось, у меня больше, чем пальцев на руках и ногах. Что интересно, никто не оставлял попытки отправить меня на тот свет. Вот только мне туда слишком рано. Я не собираюсь доставлять им такое удовольствие, поэтому готова побороться, пока силы есть. Только я хотела применить известный приём с ударом ногой в пах, который использовала чаще чего-либо другого, как сзади раздался глухой удар. После этого хватка нападавшего ослабла, а сам он рухнул мне в ноги. Я удивлённо захлопала глазами и развернулась, чтобы лично лицезреть, какое чудо спасло меня, и обомлела. Коленки задрожали и я почувствовала, как они норовят согнуться. Мне хотелось рухнуть на землю прямо в то же мгновение, как я увидела перед собой Рана. Сначала я решила, что мне почудилось — всё же мне перекрыли доступ к кислороду на определённое время, я могла ещё не полностью оклематься, — но быстро осознала, что здравый ум не покидал меня, а преданно стоит поблизости. Ран крепко сжимал излюбленную телескопку в правой руке, а сам смотрел на меня. Изначально мне казалось, что это снисходительный взгляд, презирающий меня и всё, что со мной связано, но стоило взглянуть под другим углом, как взор Рана уже устремлялся сквозь меня. Ему тяжело поверить, что я в самом деле оказалась здесь и он явно хотел не этого. Как и я предпочёл бы больше не пересекаться. По крайней мере не здесь и не при таких обстоятельствах. Я смотрела в любимые фиолетовые глаза, разглядывала лично изученные губы, выводила взглядом черты его лица и узнавала каждую морщинку, скопившиеся будь то в уголках губ или растянувшиеся тонкими полосами на лбу. Я помнила абсолютно каждую деталь его внешности, так почему я не могу отделаться от чувства, что передо мной совершенно незнакомый мне человек? Мы всего в полуметре друг от друга, а ощущение, что между нами глубочайший каньон, в который мы упадём, если сделаем хотя бы один шаг навстречу. И я ведь действительно использовала это как оправдание, вот и не двигалась с места. — Спасибо, — выдавливаю из себя я полу-шёпотом, словно рассказываю о каком-то важном секрете. Ран только молчит с направленным на меня взглядом и вид у него уже порядком усталый. Кажется, он смирился. Мне хочется закричать своей любимой шарманкой: «Я могу всё объяснить!», но дело в том, что я сама уже чертовски устала от этого. Мне надоели оправдания, страх того, что обо мне подумают или как воспримут. Я просто ждала конца, только и всего. — Дерёшься со всеми? — голос Рана с лёгкой хрипотцой заливается в уши. Будь моя воля, я бы слушала его на репите без продыху. — Нет, я не принимаю участия в драке, — поспешно оправдываясь, протестую я, сминая пальцы рук. Если бы мне кто-то подсказал, как вести себя при встрече с человеком, с которым так жестокого обошёлся, всё вышло бы куда легче. — Тогда иди, — без злобы советует Ран, а сам разворачивается, чтобы уйти и продолжить избиение на пару со своим энергичным братом. Кстати о Хайтани-младшем, поблизости его не наблюдалось, хотя я уверена, что он иммигрирует от противника к противнику где-то неподалёку. А как скоро мы его увидим снова уже вопрос времени. — Погоди! — я поддаюсь спонтанному порыву и без тени страха, что мне оттяпают одну из двух конечностей за такую дерзость, хватаю Рана за руку. За время нашей разлуки ничего не изменилось, его пальцы по-прежнему холодные, но сейчас они казались мне теплее любого вязаного шарфа в зимнюю пору. Одни его руки могли согреть меня целиком. Ран послушно остановился, не став выдёргивать руку, чем меня несказанно порадовал. В голове я судорожно подбирала подходящие слова, словно у меня было ограниченное количество времени, но в результате я остановилась на самом примитивном, но как нельзя более искреннем пожелании: — Береги себя, — вложив в эти слова все свои потаённые чувства, говорю я. Жду его реакции с замиранием сердца. Ран смотрел на меня непонятным мне взглядом и это ожидание сводило с ума. Мне казалось, что в них нет никаких эмоций, и в то же время фиолетовые глаза выглядели глубоко задумчивыми. Секрет такого взгляда в том, что ты не в состоянии понять, приведёт он к чему-то хорошему или плохому. Я пропустила момент, когда пальцы Рана сплелись с моими, а сам он сократил расстояние между нашими лицами, склонившись ко мне. Тёплые губы осторожно и почти невесомо касаются моего лба. Я бы очень хотела ощутить их на своих устах, вспомнить вкус и запах, но, видимо, наши с Раном желания разнились. Я не могла игнорировать его выбор и повести себя эгоистично, украв у него поцелуй самостоятельно, поэтому уважительно стояла на месте и не двигалась, позволяя ему закончить начатое. Растянуть бы этот момент длинною в вечность. Я была готова обнимать Рана и стоять так, сцепивши руки, вплоть до момента, пока не откажут ноги. Но тогда бы Ран, что куда выносливее меня, поднял меня над землей и мы простояли так чуточку дольше, пока позволяют силы. У меня бы появилось время заново изучить его лицо и коснуться каждой впадинки и неровности. Ран отстраняется без слов и с болезненной лёгкостью отпускает мою руку, из-за чего на душе становится зябко. Мне с огромным трудом далось расцепить пальцы и не ухватиться за него ещё сильнее. Ран всё же сделал то, что собирался изначально — ушёл. Я провожала его, разглядывая родную спину, к которой хотелось прижаться щекой и никогда не отпускать, но я понимала, что не могу. Уже должна быть безгранично счастлива тому, что Ран проявил хоть какой-то добрый жест, хотя по-хорошему должен был вдарить своей телескопкой прямо мне по лицу. Но этот невинный поцелуй в лоб поселил во мне семена надежды. Ран не ненавидит меня и это не может не радовать, но я всё равно была осторожна, не переступая границы дозволенного. Наверняка ему нужно время, чтобы окончательно простить меня. Я верю, что Ран найдёт в себе силы сделать это, а пока мне остаётся только ждать. Ещё не всё потеряно и мы наверняка сможем подогреть почти угасшие чувства. Возможно, после всего пережитого наша страсть заиграет новыми красками, открывая пути для новых возможностей. Казалось бы, дело сделано. Я увидела Рана и даже больше — смогла к нему прикоснуться, и теперь пришло время уходить, но я не могла сдвинуться с места. После нашей встречи с Раном мне хотелось дождаться его и уйти отсюда вместе, во мне проснулся боевой дух, о котором до этого было ни слухом ни духом. Я выполнила свою часть договора с «Дневным сумраком», а значит, что более не обязана быть на их стороне. Я не стану препятствовать, но и своим союзником они меня более могут не считать. Я в принципе не была на стороне ни одной группировки, на мою поддержку могли рассчитывать только два человека — любимый мужчина и его младший брат. Мне достаточно знать, что они в порядке, а большего и не надо. Вместо того, чтобы убежать и наконец спрятаться, я стояла на месте, пока остальные словно не замечали меня. Иногда, конечно, были такие, кому не нравилось моё присутствие настолько, что они норовили самостоятельно убрать меня, но на помощь оперативно подоспевали члены «Дневного сумрака», что крутились поблизости. Я благодарно кивала им и продолжала стоять на месте, игнорируя все советы убираться отсюда для собственной безопасности. Естественно, никуда уходить я не планировала. Я следила за тем, как Ран и присоединившийся к нему Риндо бьются бок о бок. Прошло совсем немного времени, а я уже со всей уверенностью могу сказать, что этот дуэт определенно наисильнейший из всех, кто тут собрался. Уверена, даже Коджи им не ровня. Он хорош в драках и умеет вовремя блокировать удары, но с ними продержался бы не дольше, чем с диким гепардом. Причём тут их было аж два и оба обладали такой силой и синхронном, что в твоих же интересах избежать с ними встреч. В какой-то момент братья разделились. Противников стало слишком много и все они валились, как снег на голову, поэтому оба брата взяли на себя по паре-тройке мишеней, отправляя их в нокаут за считанные секунды. Ран безжалостно лупил всех телескопической дубинкой, разбивая головы до крови, а Риндо с настоящим упоением слушал хруст чужих костей. Я понимала, что лучшим вариантом будет уйти из горячей точки, как и планировалось изначально, но не могла заставить себя сдвинуться с места. Это был далеко уже не страх, а неподдельный интерес. Впервые я видела Хайтани в действии и даже подумать не могла, что это выглядит так захватывающе. Пускай жестоко, но таким мастерством боя владели немногие, если не единицы. На этом поле боя их можно сосчитать по пальцам. — Какая же ты, сука, заёбистая! — слышу приближающийся голос и лениво оборачиваюсь. Если бы мы не умели определять человека по голосу, то я бы узнала Йонаса чисто по контексту предложений. Так выражаться мог только Йонас, которого всё порядком достало. Я вижу перекошенное злостью лицо, нависшее над моим. Ноздри Йонаса раздувались, как у разъярённого быка, что увидел красную тряпку. В нашем случае триггером для непобедимого Геркулеса оказалась хрупкая с виду девушка. Такое под силу не каждому, а потому я чувствовала себя настоящей королевой. Я наслаждалась этим моментом, потому что знала, как и любой другой из «Дневного сумрака», что Йонасу не дозволено и пальцем меня тронуть. Если Коджи узнает, что я пострадала от его рук, то Йонас может попрощаться со своими мозгами. Один миг — и они размажутся по стене. — Объясни мне, какое шило в твоей тощей заднице мешает тебе выполнять элементарные поручения? — шипящим голосом, похожий на змеиный язык, интересуется Йонас. Венки на его лбу и шее выражают явную угрозу, но не для меня. Он может сжимать кулаки и брызгать слюной сколько ему угодно, меня это всё равно никак не коснётся. — Я выполнила свою часть сделки, дальше каждый сам за себя, — отвечаю и возвращаю взгляд на «арену», наново пытаясь высмотреть среди дерущихся Хайтани. — О нет, куколка, — Йонас грубо разворачивает меня к себе, что я чуть не путаюсь в собственных ногах. В моменте у меня ошарашенное неожиданным поворотом событий лицо, но я быстро овладеваю своими эмоциями и смотрю на Йонаса с открытой неприязнью, игнорируя значительную разницу в росте, — сделка будет выполнена только тогда, когда мы, блять, выебем в жопу каждого помешавшего нам ублюдка. — Я. В этом. Никак. Не участвую, — членораздельно процедив каждое слово, выплевываю их Йонасу в лицо, приподнявшись на носках. Со стороны это выглядит крайне забавно. Миниатюрная девушка и здоровенный амбал, что столкнулись лбами, точно бараны на мосту. Победитель в этой стычке очевиден, но не все знают, что у меня преимущество в виде клейма избранницы Коджи. Пока глава «Дневного сумрака» неравнодушен ко мне, а Йонас хочет сохранить своё положение правой руки, я в безопасности. Могу припираться, сколько душе угодно. Йонас отводит от меня взгляд и выискивает кого-то в кутерьме из мужчин аж трёх группировок. Он рыщет глазами по толпе, а я пытаюсь выяснить, что же такого задумал этот остолоп. В какой-то момент Йонас находит то, что искал, задерживается на «этом» взглядом на пару секунд и снова смотрит на меня. Весь его пыл остыл в мгновение ока, что я и не сразу среагировала. — Вот оно что, — сделав для себя какие-то выводы, загадочно говорит Йонас и отступает назад, пока я продолжаю стоять на носках и пытаться вникнуть. — Ну, кто из них? — Что? — полностью соприкасаясь ступнями с землей, недоумеваю я. — Хайтани, — поясняет Йонас. — Перед кем из них ты становилась раком всё это время? От этих слов во мне проснулась как необузданная злость, так и беспокойство. С чего вдруг он заговорил о Хайтани, да ещё и с такой довольной мордой? Йонас определенно что-то задумал и в этом явно не кроется ничего хорошего. И в то же время мне хотелось наброситься на него и заставить извиниться за всю вылитую на меня грязь. Йонас считает меня шлюхой, которая готова раздвинуть ноги перед любым, кто способен гарантировать мою безопасность. И Хайтани не стали для него исключением. Он в самом деле думает, что с божьей помощью или путём приворотов мне удалось одурманить сразу двоих братьев, тем самым выбив себе местечко в их дорогой квартире, где «Дневному сумраку» напрямую было до меня не добраться. Нет смысла доказывать Йонасу обратное. Я никогда не добивалась спасения таким грязным способом, и моей вины в том, что я так быстро и наивно влюбилась в кого-то вроде Рана, определенно нет. Ран не самая честная личность, его скелетов хватит сразу на два шкафа, но что-то в нём всё же зацепило меня. Возможно то, что мы оба были готовы принять все наши недостатки и нашу неидеальность. Думаю, самое время признать, что мораль явно не играет для меня первоначальную роль. Пускай это плохо, пускай низко и бесчестно, но я хотя бы честна с собой. Слишком долго я строила из себя праведную, пытаясь быть той, кем не являлась. В мире достаточно поистине хороших людей, и то, что я не отношусь к их числу, пожалуй, не такая уж вопиющая жалость. — Ран Хайтани, — гордо заявляю я, более не испытывая злости из-за слов Йонаса, потому что я гордилась тем, что влюблена в Рана, а он влюблён в меня. — И сегодня он нагнёт раком всех вас. Нужно было видеть лицо Йонаса, чтобы в полной мере понять мой триумф. Я задела его в самое мягкое место, подкосила его уверенность и окунула лицом в грязь. Даже не так, я макнула его туда головой, погрузила в это болото полностью! Казалось, наша словесная война окончена, я вышла из неё победителем, но Йонас не был готов к поражению. За всю свою карьеру Геркулеса он ни разу не выходил с ринга проигравшим, и сейчас не смог смириться с этим. — Ран, значит? — невозмутимо переспросил Йонас и полез за пазуху. Я не сразу поняла, что должно было произойти, а когда всё случилось, то было слишком поздно. Я успела только приоткрыть рот. Йонас, точно фокусник, выудил из-за спины запрятанный пистолет и направил в сторону — туда, где разворачивалось легендарное противостояние трёх группировок. Ему хватило пары секунд, чтобы прицелиться, спустить курок и нажать на спусковой крючок. Я задохнулась в собственном крике, потеряв ко всему прочему ещё и дар речи. Вместо того, чтобы выискивать Рана, мой взгляд цепляется за Риндо. Его поведение показалось мне странным, каким-то неестественным для нынешней обстановки. Он стоял от нас в нескольких метрах, лицом ко мне и широко распахнув глаза. Я всё никак не могла понять, что именно кажется мне «не таким». А потом прозвучал второй выстрел, оглушив меня на правое ухо и заставив сердце замереть ещё раз, как будто пуля предназначалась мне. Тело Риндо дернулось, а секундой позже он рухнул на колени, вскоре упав наземь полностью и больше не шевелясь. Я видела, как из под него вытекает маленькая лужица крови, что всё разрасталась и разрасталась. Мне казалось, что такими темпами она превратится в бескрайнее море, заполняя всё пространство вокруг. Тут-то всё встало на свои места. Без понятия, почему Йонас поменял своё решение в самый последний момент и выстрелил в другого. Возможно, таким образом он пытался меня запутать, но это ничего не меняет — он серьёзно ранил Риндо. Дважды. Крик застрял в горле. Ему преграждал путь дикий, почти животный страх. Вокруг творится полная неразбериха, игнорируя раненого на поле боя, и всё замедляется точно в режиме «slowmo». Риндо лежит неподвижно, и если поначалу мои ноги сковало, то сейчас я уже отмерла, как по щелчку пальца. У меня был выбор: наброситься на Йонаса с кулаками и заставить его пожалеть о содеянном (пропасть между нашими физическими возможностями очевидна), либо же броситься на помощь умирающему. Мне крайне хотелось расцарапать Йонасу лицо и выдавить его глаза из орбит, но выбор был очевиден. Стоит мне податься вперёд, как чья-то рука надёжно хватает меня за предплечье. Я слышу голос появившегося из пустоты Коджи и чувствую, как он тянет меня в сторону: — Юна, это полиция! — слова Коджи как ещё один укол адреналина. Только сейчас я слышу вой полицейских сирен и это удваивает скопление нервов, застилающих все органы чутья. Теперь мне предстоит сделать новый, куда более сложный выбор: спасти брата человека, которого я люблю больше жизни, или спасать свою шкуру. Перед глазами возник образ того бедолаги-журналиста. Я прекрасно осознавала, что встречу с Раном он не пережил, пускай мы и не обсуждали это напрямую. Всё было ясно и без слов. Выбирать не приходится. Ран подоспел к Риндо первее меня, пока остальные члены группировок разбегались в разные стороны, похожие на испуганных букашек. Реакция у Хайтани-старшего явно получше моей, и в отличии от меня он не сомневался ни секунды. Попасться легавым никто не хотел, но Ран совершенно забыл о приближающейся опасности с умирающим братом на руках. Он был готов сесть хоть на пожизненный срок, лишь бы сохранить ему жизнь. Такого выражения лица у Рана я ещё не видела никогда. Он впервые выглядел так беспомощно испуганно, был похож на ребёнка, который не знает, что ему делать и ищет ответа у взрослых. Даже будучи на достаточно дальнем расстоянии я вижу, как учащенно дышит Ран и с какой бешеной скоростью бьется его «холодное» сердце. Коджи волочет меня за собой. Мы сбегаем, как крысы с тонущего корабля. Непослушными руками я вытаскиваю из кармана штанов побитый телефон, набираю номер «Скорой» — я не могу уйти, не сделав ничего, что поможет Риндо выжить — и, еле совладав с собой, докладываю о сложившейся ситуации диспетчеру. Учла все базовые нюансы, которые сообщают при происшествиях и сразу же сбросила вызов. — Совсем дура?! — выхватывая телефон из моих рук, шипит Коджи и швыряет его на асфальт, яростно растоптав. О том, что телефон будет подлежать использованию после стольких издевательств над собой, можно не мечтать. — Тебя вычислят по нему в два счёта! Думай головой, прежде чем что-то делать. Коджи отругал меня, как глупое дитё, а я только и могла, что смотреть на него вылупленными глазами и мычать, как рыба. Даже толком разозлиться не смогла. Состояние шока ещё не опустило меня, наоборот — с каждой секундой я погружалась в него всё больше и больше, как в узкую бочку с водой. Йонас бежит рядом с нами, а я даже не могу ничего с этим сделать. Будь моя воля, я бы оставила его подыхать здесь, а ещё лучше — сдала бы его полиции. Одним словом, поработала над тем, чтобы страданий он не обирался. Видеть его довольную рожу сейчас было тошнотворно в буквальном смысле этого слова. Я чувствовала, как рвота подбирается всё ближе, но вовремя глотала её, корчась от отвратительного привкуса во рту. Я оборачиваюсь и встречаюсь со взглядом фиолетовых, когда-то таких родных глаз. Внутри всё похолодело от прознающих моё тело игл. По размерам они могли тягаться с мечами. Я и не знала, что на меня можно смотреть с такой ненавистью. Кто бы мог подумать, что кто-то может ненавидеть меня больше, чем я сама. Но теперь этим «кем-то» стал никто иной, как самый любимый и дорогой мне человек на этой земле. Теперь ни о каком счастливом воссоединении не может быть и речи. Отныне я главный враг Рана Хайтани и самый ненавистный ему человек, что ни в коем разе не заслуживает прощения.«Run fast for your mother, run fast for your father
Run for your children, for your sisters and brothers
Leave all your loving, your longing behind
You can’t carry it with you if you want to survive»
Florence and the Machine