Гермиона не была уверена кто именно составляет расписания, но если это была Макгонагалл, то та только что лишилась своей самой преданной фанатки. Зелья первой парой в понедельник навевали тоску даже на самых позитивных Хаффлпаффцев, а для Грейнджер, обессиленной отсутствием сна, они оказались новым кошмаром наяву. Видеть лицо Снейпа в 9 часов утра, сдобренное видениями его же крови на ее руках во время войны, казалось практически нереальным.
В ту ночь, когда профессор выплевывал кровь с ошметками плоти на ее ладони, Гермиона лишилась последних надежд о выходе из войны без травм для ее душевного состояния. Погружая пальцы в открытую рану на его шее, гриффиндорка дезинфицировала пораженную ядом часть плоти, периодически добавляя исцеляющий бальзам к растолченному безоару. Тогда почти стеклянные глаза ее профессора неотрывно следили за каждым движением, заставляя дыханию сбиваться от осознания того, что малейшая ошибка добавит еще одну душу на руки Грейнджер. Когда она трясущимися пальцами неумело зашивала рваные куски плоти на шее Снейпа, иногда протирая кровь с его губ, зельевар сжимал подол ее мантии, практически отрывая от нее куски ткани. Гермиона не хотела знать какую боль он тогда пережил. Не хотела, потому что потом эта же боль пришла бы к ней ночью, так же, как приходили другие.
Иллюзия нормальности рассыпалась, словно песочный замок, построенный неумелыми руками ребенка. Улыбки однокурсников, восклицания Рона о ненависти к Снейпу и к зельям, шум Большого Зала, звон приборов о тарелки, все смешивалось в какофонию звуков, заполняя голову Гермионы, мешая нормально думать. Слишком громкий вскрик первокурсников заставил девушку подскочить с места, испуганно озираясь. В мыслях проносились крики погибших, последние стоны Тонкс, держащейся за распоротый живот, бульканье крови во рту профессора зелий, взрывы, удар колонны, задавивший Фенрира Грейбека с оглушительным хрустом. Невинный детский смех и крики превращались в ушах Гермиона во что-то невыразимо отвратительное, напоминая о мучительных вздохах, об осколках стекла, оглушительно осыпающимся на людей.
- Эй, Гермиона, ты чего? - Гарри с недоумением смотрел на выскочившую из-за лавки подругу, протягивая ей руку чтобы помочь усесться обратно. Как только он дотронулся до рукава ее мантии, стараясь потянуть вниз, к столу, Грейнджер отпрянула от него с испуганным взглядом.
- Мне надо в туалет, - сдавленно прошептала она и, схватив сумку, выбежала из зала, оставляя сокурсников удивленно таращиться ей вслед.
- Странная она какая-то стала, - пробурчал Рон, и немедленно схватился за голову, получив от Поттера подзатыльник за неуместные слова.
Грейнджер бежала по коридору, прижимая свои вещи к груди, в которой оглушительно колотилось сердце. Паника от воспоминаний отказывалась отступать, мучительно душила, и пробиралась глубже в мозг. Гриффиндорка добежала до ближайшего туалета и заперлась в ближайшей пустой кабинке, на ходу доставая пачку сигарет. Прикуривая от кончика палочки, Гермиона обхватила себя рукой, пытаясь унять дрожь, появившуюся после приступа страха. Она нервно и быстро курила, заполняя свою голову приятным горьким дымом, попутно уничтожая его в воздухе с помощью простенький заклинаний уборки, вычитанных в справочнике по магическому уходу за хозяйством. Перевозбужденный от стресса мозг отказывался переставать работать, подкидывая все больше картинок в сознание владелицы. Зажмурившись, ведьма начала считать до ста и обратно, как учила впечатлительную девочку мама еще в далеком детстве.
- Смотри, дорогая, когда опять становиться сложно дышать, или в голове появляются те самые мысли, тогда ты должна сжать свою ладошку вот так, и начать считать. Сначала считаешь до ста, а потом в другую сторону, только очень отчетливо, не пропуская ни единой цифры, хорошо?
Перед глазами Грейнджер встал образ матери, такой невыносимо родной и теперь чужой одновременно. Видела бы ее Джейн сейчас, с сигаретой между пальцев, запуганную и усталую, выглядящую словно один из мертвецов в ее кошмарах. Усилием отогнав мысли о родителях, Гермиона кинула окурок в унитаз, наблюдая за тем как он уносится вниз по трубам. Дрожь в руках никак не унималась, хотя обычно курение помогало, даже пусть и на короткий отрезок времени. Голова адски раскалывалась, каждой закрытие глаз только приносило новые видения, заставляя сдерживать рвотные позывы, которые словно рука об руку шли вместе с обликами погибших. После очередного фантомного крика, Гермиона шарахнулась, больно ударяя голову о кафельную стену кабинки. Добавленная к ментальной физическая боль стала последней каплей и по усталому лицу потекли слезы. Грейнджер сползла вниз по холодной стене, обнимая свои колени, и спрятала лицо за волосами, заходясь в беззвучном плаче.
Ее нынешнее существование было жалким. Запуганная, тощая, она была оболочкой той стремящейся к знаниям девочки, которую не так давно вез на лодке добрый великан. Война оставила после себя бесчисленное количество погибших, оплаканных и похороненных в сырой холодной земле, но Гермионе казалось что ее собственный мозг и был братской могилой, массовым захоронением, последним пристанищем измученных душ, которые раздирали ее на куски. В такие моменты хотелось зайтись животным воем, хотелось оплакать саму себя, и присоединиться наконец-то к тем, кого она не сумела спасти. И перед которыми расплачивалась каждое мгновение своей жизни.
Собравшись с силами, Гермиона поднялась с холодного пола, отряхивая все еще подрагивающими пальцами складки школьной юбки. Пошатнувшись, он открыла дверь кабинки и подошла к раковинам, чтобы привести себя в порядок. Из-за зеркальной поверхности на нее смотрели два покрасневших раздраженных глаза, будто приклеенных на мертвецки бледный лист ее лица. Полопавшиеся капилляры неприятно жгли глаза, и Гермиона поплескала в лицо холодной водой. Утерев лицо рукавом, гриффиндорка поспешила выйти из уборной и торопливо направилась в сторону подземелий.
***
Во время войны у Северуса не было иллюзий насчет его шансов на жизнь. Если бы его не прикончил Темный Лорд, то какой-нибудь малолетний придурок из стана Светлых захочет отомстить за своего мертвого директора. Северус не имел никаких надежд на выживание и просто молча отсчитывал предназначенный срок.
Ту ночь Снейп помнил плохо. Он стоял рядом с Лордом, а потом Нагайна впилась в его шею, раздирая клыками мягкую плоть. Снейп помнил боль. Облегчение. Он помнил как прикрыл глаза, соглашаясь с Госпожой Смертью насчет своей участи, готовый к концу, он неподвижно лежал, изредка кашляя, ожидая, пока ему насильно не запихнули молотый безоар в глотку.
Северус помнил свой шок, и он помнил боль, которая накатила как только ушло смирение. Агония пронзила его тело, пока маленькие шустрые ладони растирали всевозможные препараты по его открытой ране.
- Невыносимая дура, - думал он, пока пялился в ее распахнутые глаза, наполненные ужасом. Ее руки, красные и блестящие от его крови, кое-как зашивали рваную кожу и мясо на его шее, опасно близко к важным артериям, она неумело водила иголкой вниз и вверх, не отрывая взгляда от полузакрытых черных глаз.
Он выжил, но зачем? Зачем ему, переломанному войной и чувством вины, навсегда одинокому ублюдку жить? Когда он пришел в себя в больнице Святого Мунго, на столике возле кровати покоились документы подтверждающие его невиновность и освобождающие от каких-либо обвинений. После них шло письмо от Макгонагалл с приглашением о восстановлении на пост профессора зелий и декана Слизерина. Опустошенный осознанием собственного одиночества и невозможности воссоединения с теми, кто давно покинул мир живых, Снейп тогда швырнул стакан с водой в вошедшего колдомедика и в экстренном порядке был направлен на курс успокаивающих и притупляющих агрессию зелий. По возвращению из больницы, Снейпа встретил все тот же мрачный и пустой дом в Паучьем Тупике, наполненный старой болью и готовый принять новую.
Он методически напивался, сидя в одиночестве перед огнем камина, куря по пачке в день. Маггловская привычка досталась ему от отца, непроходимый алкоголик так и умер с сигаретой в зубах. Снейп-младший презирал своего отца, хотя не мог не замечать схожести, которая ядом генетики пробралась в его жилы, текла по его венам, обволакивала теплые внутренности. Иногда он часами пялился в зеркало, водя вверх и вниз по уродливому шраму на шее, вспоминая тонкие пальцы, которые мельтешили по его мясу. Фантомная боль от укуса не желала отпускать, заставляла корчиться в кровати посередине ночи, просыпаясь в мучениях, приносила невозможность уснуть. Иногда ему казалось, что в отражении он все еще видел запекшуюся кровь в уголках своих губ, и тогда он резко отворачивался от зеркала, заклинанием завешивая любую отражающую поверхность в доме.
Паучий Тупик наполнялся новой, хронической, тяжелой болью. Тягучий воздух отдавал горечью сигарет и будто бы легким металлическим запахом засохшей крови.
***
Когда Гермиона ввалилась в класс, опоздав на минуту, Снейп приподнял бровь.
- Мисс Грейнджер, неужели вас не удосужились научить тому, как работают часы? - бросив ядовитую фразу, профессор резко повернулся спиной к классу и взмахнул палочкой, проявляя на доске рецепт зелья, - Минут десять очков Гриффиндору, ингредиенты и инструкции на доске, приступайте!
С раздражением выдохнув, Грейнджер бросила свою сумку рядом с партой и поспешила занять место в очереди в кладовую за компонентами. Стоя позади Невилла, краем глаза она могла видеть профиль профессора зелий, который неотрывно наблюдал за ней. Пальцы закололо от воспоминаний, нахлынувших на нее. Кровь, яд, безоар, нитки, притупленная игла, звук плоти, хлюпающей под ее руками. Девушка поморщилась, машинально обхватывая себя руками, продвигаясь вперед в очереди. Взяв необходимый набор ингредиентов, она поплелась к своему месту в конце класса. В этом учебном году у Грейнджер не осталось сил на поддержание вечного энтузиазма, последние парты в одиночестве стали ее постоянными друзьями, где она наконец могла побыть в относительной тишине, полностью отрезая себя от остальных учеников в классе. Поставив котел на огонь, гриффиндорка механически подготавливала очередной корень, нарезая его на тонкие кружочки.
Раз за разом острое серебряное лезвие скользило в ее руке, врезалось в жестковатую кожуру корешка и мягко проникало внутрь, прорезая его насквозь. В глазах рябило от одинаковости кружочков, стройным рядом укладывающихся на доску. Смахнув корень в котел, Гермиона медленно помешала его против часовой стрелки. Ровно два раза. Ошибаться было нельзя, Грейнджер никогда не ошибается. Кроме как той ночью, когда она ошиблась, зашивая разорванную шею своего профессора варварским маггловским путем, напрочь позабыв о своей палочке. Некрасивый шрам выглядывает из-под вечного черного сюртука. В глазах зарябило еще больше.
Весь класс был отвлечен своими зельями, Невилл громко причитал над котлом, прося прощение у Симуса, с которыми они работали вместе. Раздраженная громкими звуками, Грейнджер кромсала маленькие крысиные сердца, безжалостно разделывая когда-то бьющиеся мышцы. Запах крови ударил в нос, заставляя на секунду прикрыть глаза, напомнить себе что это сердца крыс, она в безопасности, а рядом нет трупов. Дезориентированная своими мыслями, девушка не заметила приближение к ней профессора.
- Мисс Грейнджер, - вкрадчиво проговорил Снейп над ее ухом, возвышаясь, словно забытая черная статуя в соборе, - Жду вас в своем кабинете после уроков в восемь. Отработка за испорченный десяток сердец.
Посмотрев вниз на свои руки, Гермиона увидела изрубленное в фарш мясо, размазанное по ее коже и по столу. Блять.
