Battle for love

      Сяо Чжань уходит, а Ван Ибо даже не имеет права догонять участника не из своей команды. Чжан Исин обещал за ним присмотреть, но знает ли он вообще, что его лучший танцор, его надежда на победу — на грани нервного срыва? Не приведи небеса, сейчас грохнется в коридоре от изнеможения.       Ван Ибо внезапно хочет, чтобы так случилось. Хочет оказаться в условиях, когда не придётся бежать за Сяо Чжанем по собственной воле. Он бы привёз его, бессознательного, в отель, уложил в постель и ухаживал. Перестал бы мучиться неправильным выбором.       На следующий день он будто невзначай обходит спорткомплекс и оказывается на том же этаже. Из студии слышатся смех и громкие разговоры. Когда заглядывает в щель, он видит, что немногочисленная команда сидит на полу и поедает лапшу из доставки.       Сяо Чжань зажат между Цяо Чжи и Су Ляньей. Он бледнее обычного, под припухшими глазами тёмные круги, но несмотря на это, взгляд бодрый и весёлый. Его ссадины заклеены пластырем, синяки обработаны. Он разогретый после тренировки, но уже не такой нервный как вчера. Он окружён людьми, которые пылают той же решимостью.       Сяо Чжань справился с потрясением, пережил кризис, но Ван Ибо чувствует, что сломал в нём что-то важное. Или основательно согнул. Попрал ногами то светлое и чистое, что было в этом юном мальчике.       Он видит, как смеётся Сяо Чжань, каким азартом зажигаются его глаза. Но на их дне всё равно грусть. Она сквозит в его посадке, в каждом жесте. Она въелась в черты лица и стирает улыбку, словно выдох с запотевшего стекла. Она скрывается где-то там, в глубинах обманчиво спокойной глади его души. И при первой же возможности нападёт, обнажив длинные острые зубы, вопьётся, выдирая по живому кусок за куском.       И подселил этого монстра в омут его души именно Ван Ибо.       Капитан ведёт с ними непринуждённую беседу, смешит, расслабляет, хотя и сам устал. Он салютует картонным стаканчиком и выкрикивает лозунги шоу:       — Ребята, мы сможем! Я в вас верю. «Battle for love». «Battle for peace».       «Peace & Love», сволочь.       Ван Ибо уходит незамеченным, чувствуя ледяной обруч вокруг груди.       Сяо Чжаню не нужна нянька, но Ван Ибо всё равно методично появляется поблизости, незримо следит, что тот ест, что надевает, сколько часов занимается. Подсылает доставщика с едой и напитками в нужный момент, прося скрыть имя заказчика. Просто… просто ему хочется заботиться. Чтобы загладить вину?       Но разве он не добился, чего хотел? Вскоре они расстанутся навсегда, и будни разделят их по разным частям страны, а Ибо продолжит делать свою работу.       Однажды Сяо Чжань надолго задерживается в раздевалке, и Ван Ибо, опасаясь, не случилось ли с ним обморока или чего похуже, вторгается туда. Конечно, у него были и иные подозрения, но вряд ли у Сяо Чжаня такое настроение…       То, что он видит в пустой раздевалке, пригвождает его к полу. Лучше бы Сяо Чжань в самом деле дрочил, чем… плакал.       Сегодня солнечный день. Через открытое окно пробирается тепло. Ветер свистит в вентиляции, свободно гуляя по зданию. Тут пахнет лежалыми вещами, инвентарём, старым ремонтом. А ещё витает горький флёр долго копимой боли.       Сяо Чжань разговаривает по телефону, сидя на своём рюкзаке. Он босиком, брючины подвёрнуты: левая — один раз, правая — два. Он в наушниках, но явно что-то пошло не так, потому что Ван Ибо не только видит на экране симпатичную женщину, но и слышит её мягкий голос. За какую-то секунду Ван Ибо успевает ощутить колючую ревность, а вскоре понимает, что лет этой женщине раза в два больше, чем Сяо Чжаню, что у неё такие же жёсткие чёрные волосы и острые скулы, а в тембре — спокойные нотки.       А потом и сам Сяо Чжань подтверждает догадку:       — Мам… Я так устал, мам, — всхлипывает он и дрожащей рукой вытирает под носом. — У меня больше нет идей… Я растерял всё вдохновение. Я такой слюнтяй…       Невозможно слышать этот сдавленный слезами голос, видеть, как судорожно он вцепляется в корпус телефона, как комкает провода наушников. Как поджимает пальцы на ногах и втягивает голову в трясущиеся плечи.       — Ну что ты, мальчик мой, не говори так, — с грустной улыбкой отвечает женщина на экране. — Ты не слюнтяй, ты всегда был сильным. Ты справишься, я даже не сомневаюсь. Вдохновение вернётся, а если нет, мы вместе что-нибудь придумаем. Мы все верим в тебя и очень гордимся: твой папа, найнай, тётя и дядя, двоюродные братья.       Её голос тоже дрожит, но взрослые лучше контролируют эмоции. Как, наверное, у неё разрывается сердце видеть своего ребёнка таким. Сломленным, потерянным, одиноким. Но она не показывает этого, чтобы не расстраивать его ещё сильнее.       — А если я… Мам, если я не смогу? — снова громко всхлипывает Сяо Чжань, и глаза закостенелого Ван Ибо наполняются слезами.       — Ты наша звезда, Чжань-Чжань, ты уже много добился. Четвертьфинал — это не шутки! — говорит мама, незаметно вытирая красивые глаза белым платком. — Мы ждём тебя домой с любым результатом, родной. Неважно, победа или поражение. Получай удовольствие от того, что делаешь. Ты ведь любишь танцевать. А мы любим тебя!       Ван Ибо больше не может это слышать. Он выбегает из раздевалки и мчится по коридорам, чуть не сбивая людей, и останавливается в каком-то закутке, где падает на колени. Он слышит странные хрипы и не сразу понимает, что они рвутся из его груди.       Он так рад, что у Сяо Чжаня есть этот источник силы, что семья помогает ему пережить сложные моменты, что всегда готова выслушать и поддержать советом. Ведь иногда важно выговориться, рассказать, что тебя гложет или просто поныть.       Дрожащими пальцами Ван Ибо вытаскивает телефон и до боли сжимает. Можно сколько угодно листать журнал звонков, но так и не найти контакта «Мама» или «Папа».       Когда он говорил с ними в последний раз? Кажется, в начале прошлой недели, конечно, без видео, просто сказал, что всё хорошо, и он занят.       Занят, горд и обижен.       Потому, что начни он жаловаться, что ему плохо, что устал и не тянет нагрузку, мама усмехнётся и скажет: «Ты сам это выбрал, сам это отстаивал».       Родители никогда не принимали его увлечение танцами.       «Девчонку вырастили», «лучше бы мяч гонял», говорил отец, а мама добавляла самое обидное: «толка из тебя не выйдет». Одна эта фраза перечёркивала все стремления.       Конечно, ведь его двоюродный брат работает в банке, выглядит солидно и представительно, одевается в дорогие костюмы. Ван Ибо со счёта сбился, сколько раз ему ставили кузена в пример, а ему претило отказаться от того, отчего сердце билось быстрее. Поначалу он ещё пытался объяснить «хулиганскую» культуру уличных танцев, но быстро понял, что это бесполезно.       Возможно, он отчаялся бы, если его не поддержали. Всего один человек, но его слова одобрения вселяли в него уверенность, такой мощной харизмой обладал Ван Цзе, его дедушка. Он верил во внука с самой первой неудачной тренировки, поддержал стремление ехать в Пекин на соревнования. Он один искренне радовался его успехам и продвижению наверх.       Лицо Ван Ибо появилось на всех экранах, о его достижениях писали восхваляющие статьи, его танцы завораживали и вдохновляли тысячи людей, а маме с папой этого было недостаточно.       Ван Ибо считал, что недостаточно хорош для «Street dance of China 3», поэтому, когда его пригласили капитаном, он не находил себе места от радости, но в ответ услышал едкое: «Теперь весь мир увидит как ты виляешь жопой. Долго ты ещё будешь этим непотребством заниматься? Мне перед соседями стыдно». «Если танцы, то выбрал бы уж лучше классические или чёртов балет. Такому как ты это больше подходит».       Да, родители были в курсе его ориентации.       Его не пытались лечить или вразумлять. Ему повезло быть понятым. Но только потому, что его дядя, родной брат матери, оказался геем.       С генами не поспоришь. Мама смирилась, что сын интересуется мальчиками, но страсть к танцам принять не могла. Вот такой парадокс.       Ван Ибо остался без поддержки семьи. Все эти годы он двигался вперёд один.       Соглашаясь на участие в шоу, он пообещал себе, что станет чемпионом, получит всеобщее признание. Может, хоть тогда родители пересмотрят своё мнение насчёт его «провокационных» танцев, увидят наконец в нём не упрямого ребёнка, а целеустремлённого взрослого, сознательно выбравшего свой путь?       Хотя бы примут, он не надеялся услышать заветное: «Мы тобой гордимся!».       Вот только один надоедливый мальчишка внезапно перечеркнул его планы. У Ван Ибо были все шансы привезти домой титул, но цель впервые в жизни пошла вразрез с чувствами.       Тогда всё честно. Ван Ибо не получит ни шиша, а лучший танцор станет чемпионом под руководством другого капитана. Но станет ли? Сяо Чжань в таком состоянии не перетанцует даже новичка, не то, что невероятно выносливого Ян Кая.       Злость даёт хороший запал, но он быстро иссякает, легче черпать силы от положительного импульса, а есть ли такой у Сяо Чжаня?       Он сейчас плакал в раздевалке не потому, что неистово хотел победы или доказать что-то всем на свете. А потому что одинок и несчастен, несмотря на прекрасных родителей и друзей, на огромную поддержку.       И виноват в этом Ван Ибо.       Четвертьфинал начинается с шоу капитанов. «Boom» предстают дикими пантерами в джунглях. Хореография не так заковыриста, но скорость высока, и к концу выступления со всех градом льётся пот. Все участники команды Ибо — уникальные танцоры и сильны преимущественно в баттлах, поэтому у них хромала синхронность. Капитан требовал от них всегда больше, чем они могли, потому что завышал собственные лимиты. В этот раз он доволен и не скупится на открытую похвалу.       Ван Цзяэр потрясающе обыгрывает футуристическую тему, Чун Ханьлян делает акцент на надежде и поддержке, а Чжан Исин для своего номера выбирает излюбленный гофэн.       То, что Сяо Чжаню идут традиционные китайские наряды, Ван Ибо убедился ещё с того раза, когда тот изображал журавля на водопое, а сейчас в этом не остаётся ни малейших сомнений. В чёрном наряде с золотой вышивкой на плече и алым платком на шее он выглядит просто потрясающе. Он словно родился в ханьфу. Длинные полы его стройным ногам не помеха, он с лёгкостью выписывает сложнейшие фигуры. Ван Ибо как последний дурак чувствует гордость, хотя к прогрессу Сяо Чжаня имеет косвенное отношение — он всего лишь негативно его стимулировал.       Не удивительно, что «Lit Dragon» обходит всех по голосам. Но команде «Boom» выпадает немедленный шанс отыграться. Синяя бутылка указывает на Чжан Исина им в соперники в этом раунде.       Танец команды Ван Ибо — настоящий приключенческий фильм про золотоискателей, находящих саркофаг. Вот только хранит он не сокровища, а кровожадную мумию. Её появление особенно эффектно удаётся. Зрители и судьи сходят с ума от восторга. У такого танца не может быть конкурентов.       Но когда на сцену выходит вторая команда, Ван Ибо понимает, что может.       Почему Сяо Чжань выбрал эту тему? Этот мальчишка снова издевается над ним?       Конечно же, нет, просто разговор с мамой вдохновил его на такой сюжет.       Вдохновил задеть особые струны души Ван Ибо. Те, которые могут легко порваться, если тронешь. Вот только Сяо Чжань касается их бережно, ласково проводит и извлекает только нужные ноты, ни одной фальшивой. Потому что сам никогда не притворялся. Нет никого чище и невиннее него.       Тяжесть давит на плечи Ван Ибо, а макушка как в тисках, но он не может опустить голову или отвести взгляд.       Сяо Чжань изображает ребёнка. Бегает, прыгает, веселится, играет под присмотром заботливых родителей. Их взаимодействие тёплое и светлое. Они с Цяо Чжи снова касаются друг друга, но сейчас Ван Ибо накрывает не душной ревностью, а чем-то посильнее.       Сяо Чжань своим выступлением затрагивает глубинные пласты его детского отчаяния и с лёгкостью извлекает их на свет, чтобы показать, какие они хрупкие и с каким вниманием нужно относиться к фундаменту, заложенному в нас отношениями с родителями.       Смотря, как Сяо Чжань во второй половине номера в ответ ухаживает за постаревшим отцом, Ван Ибо страшно. Страшно, что это прошлое, его детская боль сейчас сломается в его руках, раскрошится в пыль под ногами и не останется ничего, ни воспоминаний, ни эмоций. Он закусывает трясущиеся губы и часто-часто моргает. Нужно держать себя в руках, нужно держать лицо…       Перед кем? Перед зрителями, покупающими подписки и спонсирующими каналы, перед фанатами, съёмочным персоналом? Он стойко держался столько лет, а Сяо Чжань за пару минут безжалостно сковырнул всё это. Почему так? Что это значит?       Пока высказываются остальные капитаны, Ван Ибо крепится из последних сил, чтобы не расплакаться перед камерами. Но все сильнее ощущает себя старым заброшенным домом, с которого под порывами ветра слетает обветшалая краска.       А потом её сдувает шквалом, когда Сяо Чжань объясняет идею.       — Я начал танцевать с тринадцати лет, это относительно поздно. Но я упорно старался все эти семь лет. Цель была огромной и невозможной для такого маленького меня. Но я просто делал шаг к ней, потом ещё один. А когда не получалось, возвращался и начинал сначала. И если бы не поддержка родителей, я, наверное, сдался бы. Поэтому этим танцем я хотел выразить им свою благодарность.       Его голос вздрагивает под самый конец, и Сяо Чжань быстро опускает микрофон. У Ван Ибо нет такой возможности, и когда ведущий просит его оценить выступление, его губы уже откровенно трясутся. Но он ещё надеется уладить всё в последний момент.       Неприятный сюрприз, что в первые секунды он не может ничего сказать, только неопределённо мычит в микрофон. Он тут же выкручивает его в противоположную сторону, но к глазам подкатывает солёная волна встревоженного внутреннего моря.       Наверное, его сейчас показывают крупным планом все камеры в студии, но Ван Ибо плевать.       — Простите, но… именно так напутствовал меня дедушка, когда… я уезжал в большой мир. «Если покажется сложным, просто делай один маленький шаг. Любая, даже огромная цель сдастся постепенно». С тех пор я всегда руководствовался этим правилом, но не успел…       Ван Ибо запинается и давится комом в горле. Это надо прекратить, зачем он вообще начал говорить? Он снова отводит микрофон от губ, чтобы публика не слышала эти ужасные булькающие звуки.       На спину ложится тёплая ладонь. Чун Ханьлян гладит его по спине точно котёнка. А из-за его плеча с участием смотрят Чжан Исин и Ван Цзяэр.       — Всё хорошо, — участливо говорит капитан.       И Ван Ибо прорывает. На слёзы и слова. Он громко всхлипывает и решительно подтягивает дужку микрофона обратно:       — Именно мой дед привёл меня в студию, ещё сопливым пацаном. Я ничего не умел, но отчаянно хотел научиться. С первой тренировки я не уходил, а уползал. Утром не мог встать от боли в отбитых коленях. Мама крепко отругала, запретила ходить, я умолял отпустить, а дедушка… он… просто купил мне наколенники.       Губы снова трясутся, и Ван Ибо больно их кусает. Он уже почти ничего не видит из-за подступивших слёз. Силуэт Сяо Чжаня на сцене размывается, словно он смотрит на него со дна моря. Это хорошо, потому что Ибо хватит взгляда, чтобы захлебнуться. А он ещё не сказал самого главного. Того, что давно следовало.       — Ему стало плохо за день до моего выступления. Оно многое решало в карьере танцора, я долго готовился. Я мог поехать домой, но тогда упустил бы шанс. Деда не стало, а я выиграл конкурс. Но сейчас… — приходится взять короткую паузу, потому что голос дрожит всё сильнее, — я очень жалею, что не простился с единственным человеком, который в меня безоговорочно верил. Я выбрал неправильно. Прости, дедушка. И спасибо. Я так давно хотел тебе это сказать…       Он опускает голову. Из носа течёт и в глазах туман слёз. В пальцах тут же оказывается белоснежный платок. Точно такой, каким вытирала слёзы мама Сяо Чжаня.       Ван Ибо боится посмотреть на него. Потому что ему стыдно. Он такой чёрствый и бездушный, вместо похорон дедушки выбрал танцы. И это не оправдание, что он потерял бы возможность… Всегда можно было попытаться снова. Он ведь настойчивый.       — Ван Ибо! Ты сможешь!       — Ибо, не плачь!       — Удачи, капитан!       Голоса слышатся сразу отовсюду: с трибун, из зала, даже со сцены. Что? Его не осуждают, не клеймят бездушным негодяем? Даже… даже Сяо Чжань?       Ван Ибо поднимает голову. И слёзы высыхают, когда он видит полный сочувствия взгляд. У Сяо Чжаня тоже трясутся губы, а живые влажные глаза покраснели. Невозможно смотреть на боль близкого человека и оставаться равнодушным. Или Ван Ибо просто хочет верить в лёгкое прощение? Ему кажется, что Сяо Чжань снова прежний, что улыбается по-особенному, как улыбался только ему. Но важно не это, а то, как, оказывается, Ван Ибо скучал по этой улыбке. И как отогревается сердце, когда с него падает панцирь.       На душе легко. С неё сорвался один из самых тяжёлых камней. Ван Ибо разом ощущает всё: стыд, разочарование, боль и… любовь. Он наяву грезит, как тёплые руки обнимают, а родные губы шепчут на ухо: «Я рядом».       Суровый ответственный капитан? Сейчас он просто потерянный мальчишка.       С трудом справляясь с собой, он слабо улыбается обеспокоенным коллегам и виновато склоняет голову перед ведущим.       Тот возвращает внимание к шоу. Он держит в руках табличку с результатами. Если бы голос Ван Ибо учитывался, он отдал бы его Сяо Чжаню, то есть команде «Lit Dragon». Но какой наставник в здравом уме будет желать себе проигрыша? Будет жалеть, что его подопечные хорошо и чётко выступили?       Тема, поднятая Сяо Чжанем, несомненно, находит отклик в сердцах, но «Boom» всё же обходят «Lit Dragon». Это обидно. Участники расстроены, хоть и скрывают огорчение.       Ведущий даёт слово Чжан Исину. Тот должен определить, кто сегодня покинет шоу.       Объявлять имя отчисленного — огромное напряжение. Все капитаны, принимая сложное решение, ненамеренно тянули время, колебались, даже плакали. Ван Ибо продумывал все исходы заранее, и если его опасения насчёт того или иного участника подтверждались, он меньше чем за минуту оглашал выбор. Наверное, многим он казался жестоким и хладнокровным, но предпочитал не томить в первую очередь своих танцоров.       Но сейчас он с сочувствием смотрит на Исина, спрятавшего лицо в ладонях. Тот вставал и садился уже раза три, ходил вокруг кресла, кусал губы.       Все молча ждут его решения. Наконец, капитан нерешительно встаёт, заламывает руки и со вздохом начинает.       — Спасибо каждому участнику! Я вижу, сколько сил вы вкладываете в танцы, как стараетесь. Первый… Тан Цзай.       Парень вышагивает вперёд и кланяется, пытаясь спрятать эмоции.       Перед отчислением второго Чжан Исин снова долго думает, зажимает кулаками глаза, что-то просчитывает на пальцах. А потом произносит:       — Сяо Чжань. Прости.       По залу проносится гул удивления. Серьёзно? Исин отчисляет своего лучшего танцора? Он что, с ума сошёл?       Ван Ибо, кажется, что он ослышался. Он вскидывает голову, но злого взгляда недостаточно, Чжан Исин смотрит в одну точку и ни на что не реагирует. Тогда Ибо подлетает к нему, откидывая гарнитуру на спину, совершенно забывая про микрофон Исина. Весь зал слышит его дрожащий голос.       — Исин, нет! Только не его. Выбери другого. Ты мне обещал…       Его последний довод ломается о мольбу и слёзы в глазах капитана. «Прости», — шепчет он одними губами, и Ван Ибо отшатывается.       — Капитан Ибо, сядьте пожалуйста, на место, — немедленно призывает ведущий.       Зал гудит и волнуется, разбивается как бурные волны о камни. Ван Ибо словно пьяный доходит до своего кресла и ощупью находит сидение. Он правда, сейчас не уверен, что не сядет мимо.       — Прости, Сяо Чжань. Но я считаю, что ответственность за провал лежит на хореографе. Это твой первый опыт, и я уверен, не последний.       Что? Сяо Чжань ещё и сам ставил хореографию? Да он грёбаный гений, как Исин смеет? Ван Ибо готов больно треснуть его по голове.       — Ты способный и многого добьёшься, но… — продолжает капитан. — Мне кажется, ты потерял нечто важное на этом шоу. Может дома, с родными и близкими, ты это вернёшь, — он складывает руки перед грудью и склоняет голову. — Мне очень жаль, но я даю шанс другим.       — Я всё понимаю, капитан, — отвечает Сяо Чжань. — Я не обижен и не виню тебя ни в чём. Спасибо за грамотное наставничество, за доброту, поддержку и чуткость. Спасибо, что доверил мне поставить танец и прости, что я не оправдал надежд. За время, проведённое на шоу, я многому научился. У тебя, остальных участников, других капитанов, — тут его голос слегка вздрагивает, и Сяо Чжань быстрым движением вытирает покрасневшие глаза. — Не важно, кто победит, ведь все мы здесь ради того, что любим. Давайте и дальше сражаться за любовь!       Ван Ибо со всей силы сжимает кулаки и закусывает костяшку. Действительность обрушивается на него смертельной лавиной.       Он никогда не думал, что Сяо Чжань может уйти, ни дня не сомневался в его упорстве и профессионализме. Ладно бы он проиграл в финале, но вот так, прихотью капитана! Зря Ван Ибо доверил его Исину. Нужно было оставить подле себя, заботиться о нём самому. Каждую свободную минуту.       Но если Сяо Чжань уйдёт, больше не будет препятствий для Ян Кая. Он может стать чемпионом, принести Ван Ибо титул, исполнить его мечту. Он смотрит на своего би-боя на сцене и понимает, что тот тоже растерян. Он потерял стоящего соперника, а какой смысл в победе, которая сама падает с неба? Конечно, остальных танцоров не стоит списывать со счетов, и бороться придётся всё равно, вот только…       С уходом Сяо Чжаня всё потеряет смысл.       Ван Ибо нет дела до чемпионства, до всего того, что он выгрызал годами, пытаясь кем-то стать. Важно, что он не готов прямо сейчас разъехаться по разным концам страны.       Никогда не будет готов!       Сяо Чжань ему нужен как воздух.       Когда он сознаёт это, тот возобновляет свою прощальную речь:       — Я хочу поблагодарить ещё одного человека. Капитан Ибо, прости, если я что-то делал неправильно. И спасибо, что дал мне шанс. Несмотря на… наши разногласия, я всегда буду помнить, как ты поверил в меня, направил на путь. Я никогда не забуду… — он опускает микрофон, и сорвавшееся последнее слово повисает в воздухе, как улыбка исчезнувшего Чеширского кота.       Мурашки лавиной окатывают Ван Ибо, для него шёпот «тебя», звучит громом сорвавшихся валунов с горы. Наверное, эта каменная лавина сметает и накрывает его, потому что он не может двинуться и просто смотрит, как Сяо Чжань отдаёт микрофон ведущему и вслед за Тан Цзаем идёт на выход. Перед этим он на мгновение оказывается в плотном кольце рук участников. Подходят даже ребята из соседней команды, Ян Кай протискивается и крепко пожимает ему руку.       Ван Ибо ощущает себя в ловушке, из которой нет выхода. Что делать? Даже если на весь павильон сейчас прокричит о своих чувствах, это не изменит правил шоу. Су Лянья рыдает на плече Цяо Чжи, тот тоже выглядит подавленным и украдкой вытирает глаза. Ван Ибо сильно им завидует, у него нет возможности открыто проявить чувства.       Но они есть, и он больше не хочет отторгать их или таить. По крайней мере от причины, их вызвавшей.       Может, к дьяволу шоу? Догнать, обнять эту тонкую фигурку и никуда не отпускать от себя? Сказать ему наконец, что он не только превосходный танцор, а самый нужный и дорогой человек.       Но Ван Ибо кретин. Наверное, поэтому он до сих пор сидит как приклеенный и тупо смотрит перед собой.       Из ступора его возвращает голос ведущего:       — Поздравляем прошедших на следующий этап. Но хочу напомнить, что за шоу капитанов Чжан Исин набрал больше всего голосов и получил особую привилегию. Она заключается в том, что он может вернуть любого отчисленного сегодня участника.       Услышав это, Ван Ибо всем телом разворачивается к Исину. Он едва держится, чтобы не вскочить, не вцепиться ему в плечи и не трясти, пока тот не произнесёт заветное имя. Но Чжан Исина не нужно подгонять.       — Я возвращаю Сяо Чжаня, — без долгих прелюдий и колебаний говорит он.       Ван Ибо выдыхает со стоном облегчения. Вернётся! Его мальчик вернётся и продолжит сражаться за мир и любовь.       А Ван Ибо будет сражаться за него.       Потрясённый Сяо Чжань идёт по коридору обратно. Он оглядывает всех неверящим взглядом, чуть не спотыкается на ступенях, ведущих на сцену, но его тут же подхватывает Цяо Чжи, а Су Лянья повисает у него на шее. Он снова оказывается затискан. Непонятно чем довольный Ян Кай одобрительно хлопает его по плечу, и растерянная улыбка Сяо Чжаня быстро становится радостной.       Какой шок он сейчас испытывает, не описать словами. Ван Ибо остро ощущает смену его эмоций, от глубокой безысходности до окрыляющей надежды. Они законнектились с самой первой встречи, но Ван Ибо не открывал «приём», а стоит позволить сейчас, его буквально сносит. Какое же это удовольствие: ощущать радость Сяо Чжаня даже на расстоянии.       Ведущий поздравляет вернувшегося и объясняет правила следующего тура, но Ван Ибо его не слушает. Он не может налюбоваться блеском глаз Сяо Чжаня.       Он уже всё решил и не собирается больше ждать. Пора расставить всё по местам.       Едва заслышав «Снято!», он расстаётся с микрофоном и пробирается через внезапно образовавшуюся на пути толпу. Обтекая громоздкие камеры, влетает на пустую сцену, мчится в студию «Lit Dragon», в раздевалку, в капитанскую, но Сяо Чжаня нигде нет.       Ван Ибо готов затолкать свою гордость в известное место и расспрашивать каждого встречного, но внезапно замирает. Он знает, где его мальчик.       Дверь на крышу распахнута настежь. Она поскрипывает, поворачиваясь на петлях от сильного ветра, и чуть не ударяет Ван Ибо в грудь, когда тот пытается пройти. Правильно, так ему и надо. Сама стихия желает пристукнуть его за те недели мучений, которым он подверг Сяо Чжаня из-за… Принципов? Обещаний? Предрассудков?       Он просрал собственное счастье, пытаясь что-то кому-то доказать. Своим родителям, остальным танцорам, капитанам, фанатам. А единственного человека, который верил в него всем сердцем, принимал как есть, упустил.       Ван Ибо слишком поздно понял, что никому ничего не должен.       Он даже не смотрит на панораму ночного Шанхая, потому что Сяо Чжань здесь. На вершине мира. Стоит, перегнувшись через перила. Ветер свистит, треплет его волосы и одежду, хочет украсть Сяо Чжаня и не отдавать раскаявшемуся придурку. Ветер маскирует крадущиеся шаги, но Сяо Чжань всё равно чувствует их и оборачивается.       Мимолётный проблеск радости на лице сменяется несвойственной ему холодностью. Черты заостряются, застывая ледяной маской.       — Как ты меня… — начинает он, но тут же хмыкает и оглядывает крышу. — А, ну да… это же изначально твоё место. Я сейчас уйду, не переживай.       Он дёргает уголком губ и делает шаг в сторону, но Ван Ибо не может этого допустить. В два широких шага подлетает к нему и хватает за запястья.       — Наше, не моё. Место, где ты можешь звать меня Бо-гэ, можешь делать, что угодно. Останься. Пожалуйста…       Сяо Чжань моргает один раз и смотрит в упор. А после выдаёт всего одно слово:       — Зачем?       Ван Ибо ныряет во флэшбэк. Да, сейчас в голосе Сяо Чжаня нет надрыва, его не накрывает истерикой, хотя стресса в этот эпизод он хлебнул достаточно. Простился с мечтой, а после снова её обрёл. Он до сих пор ещё не пришёл в себя, поэтому и не оттолкнул Ван Ибо до сих пор. А вовсе не потому, что тоже наслаждается прикосновением.       — Мы ещё можем поговорить? Я хочу объяснить… — Ван Ибо с надеждой заглядывает ему в лицо.       — Не знаю, стоит ли, — Сяо Чжань качает головой и подъёмом бровей указывает на руки, обхватывающие его запястья, прося отпустить. — У нас с тобой не очень получается… разговаривать.       У Ван Ибо, и правда, проносится эта мысль — без лишних слов подступить, сгрести в охапку, насильно припасть к губам, выжидая, когда брыкающийся Сяо Чжань смирится с разгоревшимся пламенем страсти. Но такое они уже проходили. И закончилось всё не очень.       Больше Ван Ибо не причинит ему боли. Никогда.       Он медленно разжимает руки. Как исправить всё, что наделал? Он примчался сюда на порыве, добиваться разговора, но каких слов среди тысяч будет достаточно?       — Я и слушаю-то тебя только потому, что твоя история меня тронула… Оказывается, в твоём спектре улитки чуть больше эмоций, чем я думал, — фыркает Сяо Чжань, но тут же тяжело вздыхает. — Несмотря на то, что ты дубина, я всё же понимаю тебя и сочувствую. Мы все рано или поздно покидаем родное гнездо, по зову призвания, ищем своё место. Поэтому забудь о сожалениях. Ими не вернуть деда, но он, несомненно, гордился бы, узнав, каким выдающимся человеком ты стал.       Хорошо, что говорит Сяо Чжань, потому что у Ван Ибо снова в горле ком, а бурливое море посылает очередную солёную волну к глазам. И просто прекрасно, что взгляд Сяо Чжаня обращён к далёким и холодным монстрам из стекла и бетона, Ван Ибо стыдно, что он в очередной раз за вечер не может обуздать эмоции, хотя раньше с этим не было проблем.       Он скорее откусит себе язык, чем назовёт сейчас Сяо Чжаня ребёнком. Его суждения звучат здраво. Никто никогда не говорил ему таких простых и правильных слов.       — Выдающимся? Мои родители с тобой не согласились бы, — резко мотает он головой и замечает, как что-то выпало из глаза на толстовку. — Твой сегодняшний танец задел меня за живое. Я… у меня никогда не было такого понимания в семье… Я ведь всё это ради них затеял. Надеялся, что приеду чемпионом, и они примут мою профессию, мама наконец порадуется моим успехам, а не процедит через зубы что-нибудь обидное. Что папа будет гордиться сыном, а не стыдливо отворачиваться от экранов с моей мордой. У меня была цель, но тут появился ты…       Сяо Чжань моргает и молчит. Он приоткрывает рот, но тут же захлопывает, и крепче вцепляется в металлические перила. Ибо, кажется, что он на верном пути.       — Я влюбился. Так сильно, что фокусировался только на тебе, а не на шоу. Каждое твоё слово, каждая улыбка, каждый танец — слишком ярко. Это врезалось в память и знатно отвлекало от работы. А я не был готов отказаться от всего ради тебя. Мне казалось, порвав с тобой, я поступаю правильно, и легко забуду эти «несерьёзные» отношения.       Сяо Чжань усмехается и слегка склоняет голову. По его взгляду ничего не прочесть, и Ван Ибо слишком взбудоражен, чтобы распознавать оттенки его эмоций. Но он немедленно останавливается, понимая, что его речь слабо похожа на романтическое признание. Какой же он идиот! Сейчас он оттолкнёт Сяо Чжаня ещё дальше. А всё потому, что никогда не вёл подобных разговоров, никогда не говорил так откровенно, но похоже, он наконец-то знает, какие слова нужно сказать.       — Я придурок. Прости меня.       Отлично, главное сказано, осталось обтечь засушливую пустыню, где установлены эти столпы откровений, тем самым морем, которое уже давно жаждет выплеснуться.       — Я вовсе не считаю тебя бездарностью. Выдающийся это ты, а не я. Ты стоишь любых целей, любых достижений. Ты мне очень важен. Прости, что вёл себя как дебил, да я и есть дебил, потому что оттолкнул тебя. Я пытался убежать от чувств, но больше не хочу. Давай начнём сначала?       Сяо Чжань поджимает губы и смотрит исподлобья. Он весь напрягается, а Ван Ибо не понимает, почему. И чуть не падает, когда Сяо Чжань резко толкает его в грудь.       — Нет, ты не так понял! В смысле, избавляться не хочу, сейчас я уверен… Ай! — Ван Ибо закрывается руками очень вовремя, перехватывая удар. Но тут же пропускает следующий в плечо. — Сяо Чжань? Эй, мне ведь… было так же больно, как тебе.       — Ни хрена подобного! — наконец, подаёт он голос. — Больно ему, видите ли, было. Бедный мальчик, я сейчас расплачусь! — язвит он и бьёт Ибо в грудь, в живот. — Ты не мог мне раньше про родителей сказать? Обязательно нужно было нас до такого доводить?       Ван Ибо собирается высказаться в свою защиту, но губы расплываются в улыбку. Доводить нас. Это значит…. Значит…       — Ты мазохист, что ли? Чего лыбишься, балда? — сопит Сяо Чжань, продолжая наносить удары.       Ван Ибо уже некуда отступать, до перил осталось пара шагов, но он, кажется, счастлив. Это избиение уже больше походит на прелюдию к прощению. От этого «нас» сердце не вмещает всех чувств. Они готовы выплеснуться в небесное море.       — Исин, зараза, научил тебя «Arm Swing» на свою голову, — шипит Ван Ибо. — Но хочешь — бей. Я потерплю. Отыграюсь позже, — он не сдерживает коронной усмешки, и Сяо Чжань раскрывает рот, задыхаясь от возмущения.       Ибо хватает этого мига. Он обвивает Сяо Чжаня руками, разворачивает и прижимает к перилам. Теперь можно, теперь не сбежит. Если ещё обнять покрепче…       — Отпусти! Опять ты…? Я с тобой ещё не закончил, — хмурится Сяо Чжань и ударяет Ван Ибо кулаком в грудь. Но… гораздо слабее. И во взгляде уже появляется беспокойство иного рода — сдаться раньше, чем выплеснет недовольство.       Сердце бьётся сильно и быстро. И у Сяо Чжаня тоже. В том же ритме, с той же скоростью. Вибрация множится, расходясь по всему телу. Кажется, даже крыша трясётся.       — Вот именно, Сяо Чжань, — усмехается Ван Ибо на сощуренные глаза. Прижиматься вот так волнует его. Но не потому, что у него несколько месяцев не было секса, а потому что, это Сяо Чжань, и в нём всё прекрасно и эротично. — Тем более сейчас всё серьёзно. Без игр и притворств.       Ему хочется погладить его по щеке, но страшно разжать руки и упустить Сяо Чжаня в очередной раз. Поэтому он судорожно вцепляется в леденящий ладони металл.       — Я тебя ещё не простил вообще-то, — хмурится и отворачивается Сяо Чжань, когда Ибо наклоняется для явного намерения поцеловать.       — Могу попросить прощения стоя на коленях, — пожимает плечами Ван Ибо.       Он и сам не понимает, откуда это рвётся. Наверное, просто он счастлив, что можно так свободно проявлять чувства к тому, кто в твоём сердце.       — Встанешь как-нибудь в другой раз. Я пробовал, тут неудобно, — Сяо Чжань зажимает улыбку губами, а потом улыбается уже открыто на удивлённый взгляд Ван Ибо. — Так что перенесём сцену прощения в более комфортное место. Но это формальность. Ты своё уже отмотал. Самое большое наказание для человека — осознать свои ошибки и их последствия.       — Сяо Чжань, мне не верится, что я это слышу от тебя, — Ван Ибо хлопает глазами. — Мы словно поменялись, ты повзрослел, а я стал юнцом…       — Тогда зови меня «Чжань-гэ», сопляк, — хитро улыбается Сяо Чжань.       — Размечтался, — смеётся Ван Ибо и расслабляет руки.       Можно больше не корёжить металл, Сяо Чжань не собирается сбегать. Он цепляется пальцами за шнурок толстовки, теребит его и кусает губы, словно хочет о чём-то попросить, но тогда придётся перестать обижаться.       Кисти занемели и немного саднят, когда Ван Ибо проводит по его спине до шеи и мягко придвигает к себе. Тот со вздохом подаётся к нему и утыкается куда-то в ключицы. А после скрещивает на талии руки.       Тёплый, он такой тёплый и тоненький, что Ван Ибо не сдерживается и бормочет ему на ухо:       — Никуда тебя больше не отпущу. Ты попался, слышишь?       — Я хочу свидание, самое настоящее, — угрожающим тоном произносит Сяо Чжань, сопя ему в шею. — Мне плевать, как ты это организуешь, хочу и всё!       — А вот это мой Сяо Чжань, — усмехается Ван Ибо, на что тот немедленно щипает его за бок. — Ладно-ладно, всё, что захочешь.       Смеясь, они разлепляются, но тут же, словно испугавшись, поспешно хватаются за руки и снова приникают друг к другу.       — Хочу танцевать с тобой на улице. Всё-таки у нас «уличные танцы». Где-нибудь в парке, в не очень жаркий день.       — Лучше в пасмурный, да, — соглашается Ван Ибо. — Потом хлынет дождь, мы промокнем до нитки и пойдём отпаиваться горячим чаем…       -… с пирожными! — радостно восклицает Сяо Чжань. — Объедимся и будем целоваться сладкими губами, а потом полезем на крышу. Смотреть на звёзды и….       — …болтать всю ночь до рассвета, — заканчивает Ван Ибо, и Сяо Чжань мечтательно улыбается и кивает.       Сгущающиеся сумерки придают его глазам особый мистический блеск, а набегающие тени делают черты лица острее. И притягательнее. Ван Ибо не сдерживаясь, он, и правда, больше не собирается сдерживать чувств, ласково проводит по скуле, самыми кончиками пальцев. Сяо Чжань жмурится и гримасничает. Ему щекотно, но он терпит.       — Кое-что мы можем уже сейчас, — улыбается Ван Ибо и, наклоняясь, целует его в губы.       Осторожно, будто прося разрешения. И Сяо Чжань приоткрывает губы, трепетно отвечая. Этот поцелуй не похож на остальные, на бешеные, нетерпеливые, жадные. Он нежный и сладкий, поцелуй узнавания, прощения и обещания. Первый такой.       И это настолько хорошо и правильно, что Ван Ибо стискивает Сяо Чжаня крепче, приподнимая от пола и даже кружит пару оборотов, после чего заваливает его себе на грудь. И они оба смеются, стирают слёзы и целуются уже с большим жаром. Сяо Чжань первым робко толкается языком меж губ, а Ибо прижимает его к перилам, глубоко целуя, пока ветер тормошит их волосы.       У него кружится голова от высоты и Сяо Чжаня. Хочется целовать его, пока не кончатся силы и дыхание, обнимать и ласкать его, топя в удовольствии.       За их спинами город сверкает глянцевыми фасадами и гудит лентами автострад. Там кипит жизнь, но Ван Ибо нет дела.       Его жизнь в его руках.