Твой друг у нас. Мы уверены, его сердце вкуснее прочих. Если не хочешь дать нам убедиться в этом — убей Эмили Агрест.
____
В полицейском отделении почти безлюдно, но всё равно накурено, и воздух корявый, неопрятный, весь этим дымом и запахом дешёвого кофе измазан. Только в кабинете у Феликса — сквозняки. — Я вспомнила, — с порога заявляет Лила, а у самой голова кругом идёт. Феликс образуется рядом, втягивает внутрь, одновременно закрывая дверь и удерживая за безвольные плечи, уточняет: — Что ты вспомнила? — Я знаю, кто убил Боба, — её шёпот тише обрубленного ветра, играющего краями лежащих на краю стола бумажек. Феликс хмурится и подталкивает её к одиноко стоящему табурету. Странно, что Лила замечает это — он до сих пор не избавился от кольца. «Наверное, так легче избегать ненужного внимания», — проносится нелепая мысль. — Рассказывай, — требует он тем временем, исчезая из поля зрения. Лиле кажется, что это уже слишком, шевелить одни и те же воспоминания за один день, но перед глазами возникает лицо Луки, и её голос звучит твёрдо. Под конец истории внутри даже оживает жалость к Роту. Но Лила её успешно давит. Феликс молчит, он вновь образец непоколебимости. Только карандаш роняет, да так и оставляет его валяться на полу. — Ты уверена? — уточняет он серьёзно так, словно и впрямь поверил. Росси проходится по нему изучающим взглядом, но не находит ни следа насмешки или неискренности. — Да, это была она. — Хм, — Феликс всё-таки поднимает карандаш. — Любопытно. «Ты издеваешься», — мысленно ругается Лила. Она не понимает, как можно оставаться таким чертовски холодным. Mio Dio! Она собиралась обручиться с куском льда. — Что мы будем делать? Во взгляде, что обращает к ней Феликс, появляется изумление, но он не позволяет ему разрастись. — Вот как мы поступим, — наконец выдавливает он. Лила не сдерживает вздоха неясного облегчения. Плевать на, возможно, восставшую Амели, вышагивающую по городу, на Эмили с её манипуляциями и на, кажется, треснувшее пополам сердце. Лила сможет представить, что их нет, лишь бы этот кошмар наконец закончился.____
Лука выпрыгивает из такси и бежит в ставший ненавистным дом. Дождь несётся следом. Куффен невольно задерживается на широком крыльце, бросая настороженный взгляд в сторону сада. Тёмно-зелёная масса мрачно ворчит под обстрелом капель воды и кому-то угрожает под порывами ветра. «Сейчас день», — одёргивает себя Лука. Вот только объятое тучами небо ничуть не похоже на дневное. Солнце безучастно к людским проблемам — прячется за ними. К удивлению Куффена, двери оказываются не заперты. В просторном холле светло, и из дальней части коридора добегает тень чужих голосов. Чем ближе подбирается Лука, тем объёмнее те становятся: один высокий, взволнованный и надрывистый, другой — низкий и властный, колючий, как мороз. — Ты слишком много болтаешь, — произносит он, и без труда в нём узнается мадам Агрест. Двери в гостиную приотворены, и Лука на мгновение замирает, наблюдая мельтешение теней. — Ваш эксперимент или что бы это ни было, вышел из-под контроля, — эмоционально говорит Лила. Сердце разом тяжелеет. Лука переступает через него, проходя вперёд, обрывая беседу и неминуемым образом обращая на себя внимание. Эмили стоит спиной к зашторенному окну, в тёмно-лиловом платье, с неизменной тростью. Она в лёгком удивлении склоняет голову, и блеск зелёных глаз поднимает со дна опустевшей души гиблый, неестественный ужас. Лила резко застывает, прекращая бесцельное кружение по комнате. Её взгляд лишь на секунду задерживается на Луке, чтобы тут же тяжёлой гильзой упасть на пол. — Милый, мне кажется, ты заблудился, — насмешливо тянет Агрест. — Адриан наверху. Признаться, я не видела его с вечера. Небось упражнялся в живописи допоздна… — Нет, уверен, это не так, — обрывает её речь Лука и в несколько шагов преодолевает разделяющее их расстояние. — Вот, — он протягивает чёртову записку и мрачно глядит на Эмили. Он наблюдает с холодной учтивостью, как крошится ухмылка на безупречных губах, а из глаз исчезает тёмное торжество, сменяясь ещё более тёмным волнением. — Дайте мне, — подлетает неожиданно Лила, выхватывая из ослабевших пальцев фиолетовую бумажку. — oh, merda! — Согласен, — невольно вырывается у Луки. Их взгляды перекрещиваются, но первой возвращается в реальность Росси, она вновь пробегает глазами по написанному. — Эмили, это ведь её почерк, — шепчет она. — Да, — глухо подтверждает та. — Амели. — Я была права! — провозглашает Лила. Агрест морщится, прикрывая глаза. — А вы мне не верили, — злорадно продолжает Росси. Лука бросает на неё предупреждающий взгляд, который успешно игнорируется. — Я должна их увидеть! С дороги, — рычит Эмили и оттолкнув Лилу, устремляется вперёд с неожиданной прытью. Лука растерянно глядит ей вслед: в нём всё мешается, и по-хорошему надо бы… Он бросается следом, но что-то перехватывает рукав его плаща. — Погоди, — шепчет Лила. — Это окно ведёт прямо в сад. Как удивительно, что сердце даже в самую тягостную минуту находит уместным выразить смятение, от которого внутри всё надрывается перетянутой струной. — Звучит разумно, — отвечает Куффен неловко. На большее его сознание явно не способно. Тем временем Лила одёргивает шторы и распахивает окна. В душную комнату проникает трепещущий запах дождя. Лила ловко вскарабкивается на подоконник и ныряет в сад. Когда Лука спускается к ней, её глаза блестят. — Вспомнила, как прогуливала историю в старшей школе, — сообщает она. А потом мрачнеет, тяжело бледнея лицом, её взгляд спотыкается о возвышающуюся над кустами жасмина, голову фонаря. Свою догадку Куффен озвучить не решается. После дождя всё окутано серебристой дымкой, но что-то в ней клубится зловещее, как монотонное напоминание: здесь вам не рады. Лука не может не вспомнить рассказ Лилы, сопоставляя услышанное, он вдруг проникается сочувствием и звонкой досадой на самого себя. Лила не замечает его открывшихся чувств, уверенно ведя за собой. Тёмные от воды статуи ещё больше походят на людей, чем обычно. Их присутствие тяготит больше, нежели повисшее молчание, в котором каждая нота — ожидание. Сознание стыдливо сжимается от распробованного вкуса собственной неправоты. — Я повёл себя как последний придурок. Лила вскидывает на него растерянный взгляд, который Лука не в состоянии выдержать. — Ты был прав, — её голос наполнен крадущейся тоской. — Я всё испортила. Лука с этим утверждением не согласен, но как опровергнуть не знает: все слова кажутся глупыми и бессодержательными. Возможно, во всём виновата сама ситуация, предлог, под которым они вновь рядом. Рядом, но не вместе, — напоминает бессердечный голосок внутри. Эмили приближается бесшумно. Застав их двоих, она лишь хмыкает, будто зная, о чём они говорили минутой ранее. Затем безмолвно приближается к изваянию сестры. Она сжимает каменное запястье, и через мгновение кусок земли отползает в сторону, являя взору спиралью закрученную железную лестницу. — Я не знала, что и так можно, — признаётся Лила. — Так будет безопаснее, — туманно поясняет Агрест и первой начинается спускаться. Стук трости о металл медленно затихает. Лука подаётся вперёд, но Лила преграждает ему путь. — Дальше я, — не терпящим возражений тоном объявляет она. — Осторожнее, — напутствует музыкант, не понимая странного поведения Росси. Он оглядывается назад, почему-то вспоминая рассказы Адриана о тенях, рыскающих повсюду за живыми. Беспокойство за друга сжимает сердце с новой силой. Сад осыпает его проклятиями вслед.____
Подземелье — настоящее логово для Теней. Адриан считает ползающие по стенам прожилки холодного света, и голос внутри, старушечий и жалобный, предупреждает: «Скоро и их не станет». Темнота будто кофейная гуща на дне синей чашки. Адриан переводит взгляд со стены на своих похитителей. Они хранят скучающее молчание. На них те же костюмы, в которых их хоронили. Без плащей они выглядят иначе, и в этом «иначе» кроется настоящая загадка: то ли страшнее они стали без балаханов, то ли наоборот — понятнее, от того менее пугающе. — Папа, — зовёт Адриан ни на что особо не надеясь. У его папы были добрые, серые глаза. У этого — пурпурные огни. Его отец умел улыбаться, а этот лишь скалится. — Сколько тебе ещё повторять, мальчик? Я не знаю, что означает это слово. Амели прекращает выковыривать грязь из-под ногтей остриём ножика, и вскидывает на Агреста младшего взгляд. Её смех разжевывает тишину и выплёвывает бугристой массой. — Его зовут Амок. Запомни. Адриан кивает и подвигает затёкшую ногу. — Вы одни из них? Из теней? — Что? О чём он толкует, Амок? Тот качает головой и отходит глубже во тьму, будто желая спрятаться от абсурдности происходящего. — Вы хотите свободы, верно? — Адриан улыбается, впервые всерьёз задумавшись над значением этого нехитрого слова. Ему всегда казалось, что его недуг — клетка. Оказывается, что всё может быть намного точнее. — Покоя, свободы, — Амели взмахивает рукой, а потом вдруг начинает странно, надрывно рыдать, продолжая говорить через эту звуковую мешанину. — Ты ведь и п-представить не можешь, каково это! П-пытка. — Как можно вам помочь? — участливо интересуется Адриан. Он не боится. Знает, что скоро всё кончится. Верит, что иначе быть не может. — Убить создателя, — раздаётся пустой голос отца. — Эмили Агрест, — вторит Амели, повеселев. От слёз не остаётся и следа. Адриан вздрагивает. Услышанное ему совсем не нравится. — Извините, но это моя мама, — в его голосе проступает беспокойство. Доктор Бюстье одобрительно улыбается где-то на краю сознания. Он должен выражать свои чувства, не думать о них. Выражать. — Мм, — Амели откидывает спутанные волосы с лица. — И что с того? Его тётя, ту которую он знал, такого бы никогда не допустила. — Неужели нет другого способа? — спрашивает с надрывом Агрест, тщетно пытаясь освободить связанные руки. Его вопрос кружится в темноте, медленно стремясь к земле. — Может, и есть, — бросает безразлично Габриэль. — Но мы устали ждать, — скалится Амели. В её нечеловеческом взгляде обозначен приговор. — Пожалуйста, — Адриан осознаёт, что в голосе звенят слёзы. Да и что это влажное и щекотное бежит по щеке? Вероятно, он впервые заплакал. Мадам Бюстье должна ликовать. — Я готов помочь! Что угодно… Тени согласно засвистели, собираясь копотью со стен. Покойники ничего не успели ответить, но внутри что-то тревожно зашевелилось от их горящих глаз, направленных в его сторону. Они ничего не успели ответить, что-то весело брякнуло, ударяясь об пол, и покатившись, взорвалось визгливым, белым светом. А потом снова. Адриан зажмурился, от поднявшегося шума его затошнило. Вдруг что-то тёплое коснулось его лица: человеческие ладони. В лоб ударило дыхание: «Живой!». Его потянули, поставили на ноги и почти силком потащили прочь. В ушах стоял пронзительный визг света. Потом в лицо бросился свежий воздух, бодро пахнущий прошедшим дождём. Из кружащей круговерти соорудился город и красивое лицо девушки. Кажется, что за всю пресную жизнь никого прекраснее Адриан не видел. — Ты как, порядок? — усмехнулась Маринетт, доставая сигарету. — Я… Как ты узнала, что я….? — Лука позвонил Феликсу, а тот проинформировал меня. Я оказалась быстрее всех этих остолопов, — Маринетт помогла всё ещё шатающемуся Агресту усеться на пассажирское сидение. — Тот план, что ты любезно мне одолжил, очень помог. — А, да… Спасибо. Ох, нет! — Адриан встрепенулся. Как же он мог забыть? — Моя мама. Она в опасности. — Не совсем, — усмехнулась Маринетт, заводя мотор. — Ей даже тюрьма не грозит теперь. А что до этих уродов, — Агрест поморщился, всё-таки номинально одним из «уродов» был его отец. — Они бессильны перед ней. Адриан понятия не имел, куда его везут. Знать не хотел. Словам Дюпен-Чен непростительно легко поверил, и впадая в тяжёлое забытье, слышал эхо её звучного голоса.