Золотые мальчики, или Быть самим собой

Слэш
NC-21
Завершён
134
автор
Размер:
182 страницы, 23 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
134 Нравится 63 Отзывы 50 В сборник Скачать

9. БЕЛЫЕ ОРХИДЕИ

Настройки текста
Андрей злился. Никогда прежде он не заморачивался насчет одежды. Ничего броского, пафосного, брендового он не носил, просто старался одеваться более-менее прилично. Никогда не ломал голову над вопросом: надеть ли вот эту футболку или же другую. Или что лучше: толстовка или свитшот. Но в это утро он уже около часа вертелся перед зеркалом, надевая то рубашку, то футболку, то единственный свой деловой костюм, словно собирался на свидание. Хотя, так оно и было. Именно на свидание, гори оно огнем! Ему предстояло ломать комедию перед несчастным парнем, по дури едва не наложившим на себя руки. Андрей матерился всё утро. Несчастная столешница должна была вот-вот пойти трещинами, так часто и с такой силой грохал он по ней в ярости кулаком. Дверь в комнату едва не слетела с петель от удара его ноги. Это немного отрезвило парня: не хватало еще устроить погром в съемной квартире. В который раз он наступил на горло собственной песне, скрутил гордость проволокой нервов. Да, он идет на унижение. На обман, чтобы спасти сестру. Ну и взбодрить Пашу - этого чудика, эту глисту в обмороке, чтоб ему! По пути в больницу Андрей пытался продумать, что он скажет юному Яковлеву, когда завалится к нему в палату. «Здравствуй, я понял, что не могу без тебя».       «Привет, а, знаешь, ты мне всё-таки нравишься».       «Извини, я типа не хотел, чтоб ты из-за меня ласты склеил».       В голову лезла только хрень. Никуда не годная. Ну, не был Андрей актером! Не любил, да и не умел притворяться! Нет, он вовсе не принадлежал к числу тех бескомпромиссных, несгибаемых людей, которые никогда не лгут, не лукавят… Конечно, в жизни ему приходилось врать, лукавить, хитрить, чаще по мелочевке. Как, наверное, и всем в этой жизни. Но делал он это лишь по необходимости, скрепя сердце. А сейчас? Сейчас-то как быть? Андрей не знал. Вдруг ему пришла в голову идея купить Паше цветы. Хм. Андрей никогда не дарил цветов парням, это было бы дичью какой-то. Но он вспомнил, как Паша приволок ему роскошный веник, который он передарил потом Наде. Значит, Паша любит цветы. Или хотя бы считает нормальным, что их дарят парню… По пути в больницу Андрей долго топтался в растерянности у цветочного ларька. В цветах он ничего не смыслил. Гвоздики от роз отличал, конечно. Одуванчики от ромашек. Но не более. А Паша тогда приволок ему такой букет, что даже он понял: букет тщательно подбирался флористами и цветы в нем были дорогущие… Такие Андрею были просто не по карману. Даже сейчас.       Парень с ненавистью сопел, разглядывая цветы на витрине ларька. Все это казалось ему бредом. Оставалось заложить розу себе за ухо, надеть картуз, и он будет как сельский жених из старых фильмов! - Молодой человек, вам помочь? – спросила продавщица – дама восточной наружности, с интересом наблюдавшая за Андреем. – Вижу, вы всё выбрать никак не можете… - Да! – выдохнул Андрей с таким облегчением, словно у него гора с плеч свалилась. – Я… - На свидание собрались? – с понимающей улыбкой спросила продавщица. - Почти, - проворчал Андрей. – А как вы поняли? - Ах, молодой человек, я цветами уж 15 лет торгую, с первого взгляда всё про покупателя сказать могу, - взгляд продавщицы был спокойным и даже мудрым. - И что вы про меня скажете? – угрюмо поинтересовался Андрей, уставившись на чайные розы так, словно готов был взглядом испепелить несчастные цветы. - Скажу, что вам предстоит важное свидание, а вы не хотите на него идти. Очень не хотите. Вам нравится другой человек. - Нравится? – переспросил Андрей. – Человек? Он искоса взглянул на продавщицу. Почему она сказала «человек», а не «девушка»? - Человек, - спокойно повторила та. – А вы – не хотите себе в этом признаться. Боитесь, что он вас отвергнет.       Андрей промолчал. Слова цветочницы выбили его из колеи.       - Не притворяйтесь, - с понимающей улыбкой сказала цветочница. - Будьте искренним и с тем, кто вам нравится, и с другим, который вам не нравится. - Легко сказать! – нервно хмыкнул Андрей. Быть искренним… С Пашей?? А как?? «Паш, ты вообще-то мне по барабану, но твоя мама забашляла бабки на лечение моей сестры, так что, сорри, я должен прикинуться в тебя втрескавшимся по уши...» А с Эликом? С Эликом как?? Мысли об Элике вызывали у Андрея приступы ярости, особенно из-за того, как тот повел себя после случившегося с Пашей. Но... А продавщица продолжала смотреть на него изучающим взглядом. - Не притворяйтесь, - повторила она. - Главное, не притворяйтесь. Будьте самим собой.       - Спасибо за совет, - буркнул Андрей. - И цветы всё-таки помогите подобрать.       - Хм... - улыбнулась цветочница. – Никогда не дарите цветы тому, кто вам не нравится. Цветы чувствуют ложь. Такой подарок не принесет добра ни вам, ни другому человеку. Дарите их лишь тому, кто вам нравится.       - Слушайте, мне не нужны поучения! Просто помогите подобрать цветы! - вспылил Андрей, уже пожалевший, что связался с этой сумасшедшей.       - Как скажете, - со спокойной улыбкой сказала цветочница. - Розы не подойдут...       - Это почему ещё?       - Цветы должны подходить не тому, кому их дарят, а тому, кто их дарит. Тогда они становятся частью человека, и человек дарит не просто цветы. Он дарит частичку самого себя.       Андрей растерянно обвел взглядом витрину. Взгляд его остановился на белых орхидеях.       - Да, - сказала цветочница, проследив за его взглядом. - Орхидеи. Это ваше.       - Белые? - с сомнением спросил Андрей.       - Да. Это ваши. Цвет любви, чистоты, романтичности. И утонченности. А еще - символ завершенности и начала нового этапа.       Андрей нервно заржал.       - Ну вы даёте… Я не влюблен, не чист душой и не романтик. Утонченность - ха! И ничего я не завершаю, потому что ничего не начиналось. А новый этап... не знаю. Лучше бы его не было.       - Просто вы боитесь смотреть в свою душу, - сказала цветочница. – Не бойтесь её тайн. Открывайте их. И тогда вы откроете других.       - Вы, случайно, гаданием никогда не занимались? - с подозрением спросил Андрей.       - Нет, я всю жизнь цветами торгую, - рассмеялась продавщица. – Именно поэтому знаю, что цветы могут влиять на наше будущее. Ну что, берёте орхидеи? Белые?       - Беру, - сказал Андрей.       Ему хотелось поскорее уйти. И раз уж он решил купить букет несчастному Паше, то, наверное, белые орхидеи и впрямь будут лучшим вариантом.                                                       ***       Дверь в палату отворяется. Господи! На пороге Элик. Зачем он здесь? Я не хочу его видеть. Он разрушил мою жизнь. Он... он...       А он верен себе. Даже здесь. Даже сейчас. Он – сама наглость. Само превосходство. Само высокомерие. Само презрение. Белая, приталенная рубашка, узкие джинсы, белые кеды… Да, его оливковая кожа кажется особенно сексуальной в этой одежде. Лицо – особенно красивым. Волосы – особенно черными. Карие глаза – особенно злыми. Он вышагивает – именно вышагивает, глядя на меня сверху вниз и надменно улыбаясь. Это походка властелина, пришедшего посмотреть на закованного в цепи узника, которого по его приказу должны казнить.       Я хочу сказать ему, чтобы он выметался! Но не могу. Я действительно чувствую себя узником, приговоренным к смерти. Бледным, обескровленным, обессиленным. А он нагло садится на стул возле кровати. Как всегда, окружен облаком парфюма, и даже этот букет запахов удивительным образом полон наглости и торжества.       Я смотрю на ненавистное лицо: красивое, тщательно ухоженное, смотрю в его глаза - карие, прекрасные и безжалостные злые. А он смотрит на меня с жестокой улыбкой. Боже, ну что, что ещё ему от меня нужно?? Он же победил, он отнял у меня всё!       - Я знаю, что ты не хочешь меня видеть, Рррыбонька, - презрительно бросает он, закинув ногу на ногу и скрещивая руки на груди. –Знаешь, я вообще-то тоже не хочу тебя видеть. Но должен сказать тебе кое-что. Жалеть тебя я не собираюсь, совсем наоборот. Можешь считать меня безжалостным, можешь считать предателем, последней тварью, да кем угодно, мне плевать. Я буду говорить прямо. Это тебе полезно. Так вот, ты - ссыкло и уёбище. Впрочем, это ты и сам знаешь прекрасно, и хрен бы с этим. Но ты ещё и подлец, - припечатывает он.       При слове "подлец" меня как будто бьёт электрическим током.       - Я подлец? Я??? И это... это ты мне говоришь??? - эти слова произносятся на выдохе, у меня начинает кружиться голова.       Как сквозь туман я вижу красивое злое лицо человека, сломавшего мне жизнь, ввергшего меня в отчаяние, человека, дыхание которого полно ледяной ненависти - ненависти ко мне. Ко мне, который не сделал ему ничего плохого!       - Ты – подлец, - повторяет он, цедя слова. – Знаешь, почему я ненавижу слабых? Не потому что они слабые. А потому что слабые имеют обыкновение становиться подлецами. Как ты. Я тянул тебя, тащил, хотел, чтобы ты избавился от своей трусости, вылез из болота с розовыми соплями, чтобы ты пошёл навстречу другим, раскрылся, стал собой! Даже там, на пляже в Бору именно я чуть ли не пинком под зад отправил тебя знакомиться с парнем, который мне и самому нравился. Ты же всё просрал.       - Я просрал?? – у меня перехватывает дыхание от жгучей обиды, к глазам подступают слёзы, я вскакиваю на кровати, но тут же начинает страшно кружиться голова, и я без сил падаю на подушки.       Элик смотрит на меня с прежней ненавистью. Его ничуть не трогает то, что я слаб – слаб физически, что я только что вернулся с того света! Ну ничуть его это не трогает! - Я ходил за Андреем по пятам… Я… я… А ты… - у меня просто не находится слов, чтобы что-то возразить на эту чудовищнейшую клевету, на это…       Красивые чувственные губы кривятся в жестокой улыбке, а в карих глазах по-прежнему сверкают льдинки ненависти.       - Ты – просрал, - холодно повторяет Элик. – Знаешь, почему я перестал тянуть тебя из твоего сопливого болотца? Да, верно, потому что сам влюбился в Андрея. И захотел его сделать своим. Своим парнем! И не только своим парнем. Но и самому стать его парнем! Его парнем! Ты хоть понимаешь слова: стать чьим-то парнем? Нет. Ни хрена ты не понимаешь. И знаешь, почему? Потому что ты всех, кто приближается к тебе, пытаешься затащить в свое уютное болотце: розовое, теплое, мелкое, но насквозь прогнившее. Ты сам не хочешь из него вылезать, и хрен бы с тобой, но ты и каждого, кто хочет тебе помочь, туда затаскиваешь! Тебе нравится быть бедненьким и несчастненьким. Нравится, чтобы вокруг тебя плясали, да-да, и не отрицай! И ты Андрея тоже хочешь затащить в свое вонючее болотце, чтобы он там сгнил. Андрей сильный, очень сильный, но ты вытянешь из него все силы, ты превратишь его в свое подобие. Он сгниет с тобой заживо! И я этого тебе не позволю, потому что я люблю его!       Я смотрю в его жестокие, безумные глаза и… и… Не нахожу, что сказать.       - И ты подлец, - продолжает Элик. – Подлец, потому что решился на это не из-за несчастной любви к Андрею, которой в тебе нет ни капли, а из-за того, что решил сделать несчастными всех вокруг. Свою мать, которая в тебе души не чает. Меня, Андрея, чтоб мы всю жизнь носили в душе твою смерть! Это подлость, Рыбонька. Это – подлость. Низкая. Грязная. Гнилая. Как твое болото. Как ты сам. Рррыбонька.       Сказав это, он резко поднимается и, не глядя на меня, выходит из палаты, громко хлопнув дверью.       А я лежу, глядя в потолок… Лежу и пытаюсь найти слова в ответ на эти чудовищные, нелепые обвинения. Пытаюсь… пытаюсь…                                                       ***       Когда Андрей с букетом орхидей подошел к больнице, в которой лежал Паша, то увидел на больничной парковке красную «феррари».       Андрей вздрогнул, стиснул зубы. Первым его побуждением было сразу идти к Паше в палату. Но вместо этого он медленно подошел к скамейке возле больничной ограды, сел, положил рядом букет, закурил.       Всё снова шло не так, как он планировал. «Пора, Рязанцев, привыкнуть, что всё идет у тебя через жопу», - мрачно усмехнулся он, выпуская струйку дыма. Больше всего ему сейчас хотелось запустить букетом в «феррари», вернуться домой, запереться и… А что будет после этого «и», спросил себя Андрей. И сам ответил: «Ничего». Ничего не решится. Ничего не изменится. Только усугубится.       Он сидел и ждал, и голова его была совершенно пустой. Мозг просто фиксировал: «Прошел лысый мужик. Подъехала серая «камри». Прошла тетка с сумками. Отъехал черный «туарег». Прошел парень в очках – некрасивый, жирный. Появился Элик». Элик! Андрей вскочил как подброшенный пружиной, взял букет и решительно направился к своему любовнику. Теперь он был уверен, что уже к бывшему любовнику.       - Здравствуй. Возьми. Это тебе, - протянул он Элику букет и остолбенел.       Потому что таким Элика он еще не видел. Красивое лицо было искажено – но не злостью, а как будто болью и даже отчаянием, в карих глазах плавало слепое безумие, рот кривился…       Элик переводил бессмысленный взгляд то на Андрея, то на протянутый ему букет белых орхидей, словно не понимая, кто он, где находится и что вообще происходит. Но эта пелена помешательства спала мгновенно.       - Почему мне? – спросил Элик тихо, буквально пронизывая Андрея взглядом. – Почему мне? Ты же к нему пришёл? Ты же ему их нёс? Так?       - Лучше – тебе, - жестко ответил Андрей, глядя Элику прямо в глаза.       Тот скрестил руки на груди, выпрямился.       - Нет. Отдай ему.       - Нет. Я хочу, чтобы ты их взял, - Андрей едва ли не чеканил слова.       - Нет.       - Что ж…       Андрей размахнулся, чтобы выбросить живые цветы в стоявший по соседству мусорный бак, но его руку перехватила стальная рука Элика.       - Вот ты сам сейчас показал, что значит для тебя твой подарок, - зло прищурившись, произнес Элик.       Андрей вздрогнул. Он вспомнил, что именно эти слова он бросил в лицо Элику, когда отказался принять от него в подарок дорогущие швейцарские часы, а тот швырнул их на мостовую.       - А вот для меня, Рязанцев, твой подарок значит очень много, - Элик говорил едва ли не шепотом, причем жарким шепотом. – Потому что ты сам для меня очень много значишь. Твой подарок – это ты сам. И я не позволю тебе оказаться в мусорном баке. Андрей снова вздрогнул. Он вспомнил слова цветочницы: «…человек дарит не просто цветы. Он дарит частичку самого себя».       Элик решительно отобрал у Андрея букет, растянул губы в улыбке – злой и блядской.       - Теперь иди к нему, - процедил он. – Иди, иди. Только смотри, не нахлебайся розовых соплей в его болотце.       С этими словами Элик повернулся, повел плечами, подошел к феррари, открыл дверцу, аккуратно положил цветы на пассажирское место, сел за руль, но вместо того чтобы рвануть с места, опустил боковое стекло и закурил, небрежно свесив из окна холеную руку. На Андрея он не смотрел.       Тот, впрочем, тоже не смотрел на Элика. Но не уходил. Вместо этого он закурил новую сигарету. Так они и курили, не глядя друг на друга и не говоря друг другу ни слова.       Затем Андрей выбросил окурок и, не оглядываясь, зашагал к больничной проходной. Элик с нечитаемым лицом смотрел ему вслед. Затем взял букет орхидей с пассажирского кресла и принялся их рассматривать, пристально изучая каждый цветок и каждый листок, словно пытаясь что-то на них прочитать. Вернул букет на сиденье, завел мотор, дал по газам, и «феррари» с рёвом рванула с места.                                                       ***       Перед дверью в больничную палату Андрей замер, собираясь с мыслями. Впрочем, мыслей никаких не было. Кроме одной: будь собой... и будь что будет.       Он открыл дверь. Паша, бледный, осунувшийся, лежал на высоких подушках. В левой руке он судорожно сжимал телефон. Паша повернул голову, и Андрей увидел, что прежних глупеньких глазок-пуговок больше не было. Их не было уже тогда, когда они виделись в последний раз на лестничной клетке. Тогда глаза Паши были мертвыми. Теперь же в них поселились боль и безнадежность.       Они оба замерли, уставившись друг на друга. Андрей шагнул вперед.       - Здравствуй, - произнес он. –У тебя ведь был Элик, да?       На бледном лице Паши появилась болезненная гримаса.       - Да, - глухо сказал он.       - Элик тоже в меня влюбился, - Андрей слышал свой голос словно со стороны: ровный, холодный, почти механический.       - Да. Он сказал, - тусклым, безжизненным голосом ответил Паша.       Андрей замолчал. Он не знал, что говорить. Вообще, начинать разговор вот так было верхом дури. Но, а как его надо было начинать? Как???       Он боялся, что Паша сейчас задаст естественный вопрос: «А ты сам любишь Элика?» И Андрей не знал бы, что ответить. Правдой было то, что он почти ненавидел Элика. Но не всей правдой.       - Спасибо... Что пришел, - сказал вдруг Паша, глядя на Андрея удивленно, недоверчиво, настороженно.       Тот придвинул стул к изголовью кровати и уселся, сцепив руки.       - Удивлен, что я пришел? - спросил он через силу.       - Да, - чуть слышно ответил Паша. - Ты... я... я ни в чем тебя не винил. Я сам дурак. Сам виноват.       - Знаю, - это вырвалось у Андрея само собой. - Из-за меня этого делать не стоило.       - Знаю, - как эхо откликнулся Паша.       Несмотря на болезненную бледность, на его щеках выступил легкий румянец.       Повисла тягостная пауза. Больше всего на свете Андрею сейчас хотелось вскочить со стула, броситься вон из палаты и больше никогда не встречаться с этим парнем, не видеть его запавших глаз, полных боли и безнадежности. Но мысль о том, что Наде уже начали срочное оформление транспортировки и лечения в берлинской клинике, заставила его буквально прикипеть задницей к стулу.       - Знаешь, Паш, я в растерянности, - просто сказал он. - Если ты думаешь, что я пожалеть тебя пришел, то нет. Ошибаешься. Если думаешь, что я свою вину чувствую, то... нет, не вину. Злость. Досаду. Это да. Это правда.       - Спасибо. Я это заслужил, - безучастно сказал Паша.       - Прекрати, - резко сказал Андрей. - Не люблю соплей.       - Андрей, - тихо произнес Паша. - Спасибо, что ты пришёл, но...       И снова Андрея молнией пронзила мысль о том, что всё сейчас рухнет, что Паша выгонит его и тогда...       - Нет! - почти вскрикнул он, едва не подскочив на стуле.       Паша удивленно воззрился на него.       - Я. Не. Уйду, - поражаясь собственной наглости, произнес Андрей. - Мой уход ничего не решит. Ведь так?       - А что нам решать-то? - с горькой улыбкой вздохнул Паша.       - Ты очень изменился, - сказал Андрей, лишь бы избежать прямого ответа на вопрос. - Когда я тебя в последний раз на лестнице увидел, то не узнал.       - Стал еще хуже?       - Нет. Стал другим, - глядя в глаза Паше, произнес Андрей. - Взгляд стал другим... Да и весь ты.       - Слушай, а тебя с работы не выгнали? - вдруг озабоченно спросил Паша. - Ну, из-за меня... Мама ведь знает, что ты... что мы...       - Нет, не выгнали, - Андрей напрягся, боясь, что сейчас Паша обо всем догадается и задаст прямой вопрос. - И обсуждать я это не хочу. Не хочу, - повторил он с нажимом.       - Мама с тобой говорила? - пристально глядя на него, спросил Паша.       "Надя! Надя! Спасти Надю", - стучало в висках Андрея.       - Нет, - глядя в глаза Паше, произнес он спокойно.       Впервые в жизни Андрей лгал так уверенно, нагло и без сожалений.       - Нет, - повторил он. - Она меня вызывала, но я сказал, что не пойду. Вместо этого я написал заявление об уходе. По собственному желанию. Но его не подписали. Я не настаивал. Твоя мама тоже не стала меня больше вызывать. Вот и всё.       История была странная и нелогичная. Но Андрей знал: именно в нелогичные истории люди верят лучше всего. Ему казалось, что гроза миновала. Но вновь рядом ударила молния - следующим вопросом Паши:       - А как твоя сестра? Как Надя?       - Есть вариант, - уклончиво сказал Андрей. - Один фонд готов оплатить лечение... Частично. Там есть сложности. Но все решаемо. Надеюсь.       Он ерзал на стуле как школьник и чувствовал, что идет малиновыми пятнами стыда. Сейчас Паша сложит два и два и...       - Слушай, я ведь правда пытался с мамой поговорить, чтобы она деньги выделила, - голос Паши упал. - Но она ни в какую...       - Всё решилось. Точнее, решается. Друзья помогли, свели с кем надо, в общем там есть программа одна... То ли деньги они отмывают, то ли ещё что-то, но им надо и легальную благотворительность осуществлять, ну вот тут я... ну, то есть мы удачно и подвернулись... Мне плевать, лишь бы Надю вылечили, - только последнюю фразу Андрей смог произнести, глядя Паше в глаза.       - Я ещё с мамой поговорю...       - Паш, не надо, а? - почти умоляюще сказал Андрей. - От добра добра не ищут. У меня только одна просьба: не делай больше того... что ты сделал. На фиг это.       Паша молча кивнул, но вид его был отстраненным.       - И вообще, давай снова начистоту поговорим, - сказал Андрей. - Ты мне сначала не понравился. Причем активно не понравился. Такой богатенький, пафосный мальчик, весь из себя... И я все твои ухаживания воспринимал именно как прихоть зажравшегося мажора, извини за прямоту. И твою помощь - как подачку. Если бы не сестра, я никогда бы этого не принял.       - А Элик, значит, не зажравшийся мажор? –с болью спросил Паша, и Андрей увидел в его запавших глазах огонек ревности.       - Элика я снял назло тебе, - бесстрастно произнес Андрей, незаметно сжимая кулаки. - Просто назло тебе. Да, в постели с ним было хорошо. Но думаю… Думаю, что на этом все, - с трудом выдавил он из себя.       - Вы ж вроде как бойфрендами стали, - холодно произнес Паша. - У вас отношения закрутились.       - Паша, давай не будем об этом, - отчеканил Андрей.       - Он тебя любит. Он сам мне сказал!       - Его дело.       - Жесткий ты, - в голосе Паши прозвучало нечто вроде горького восхищения. - Легко людей от себя отшвыриваешь.       - Какой есть, - угрюмо буркнул Андрей. - Уж точно не тот принц, которого ты себе навоображал. И ты тоже оказался не таким, каким казался мне поначалу.       Паша молча смотрел на Андрея.       - Хочешь узнать, какой я? - спросил Андрей.       Паша молчал. Пауза затягивалась.       - А ты? - спросил Паша. - Разве тебе интересно, какой я на самом деле?       - Теперь да, - кивнул Андрей, и он не кривил душой. - Да.       - Это после того, как я... - на губах Паши появилась горькая усмешка.       - После нашей последней встречи на лестнице, - произнес Андрей, глядя на Пашу исподлобья. - Тогда я понял, что чего-то не понимал. Не хотел понять. Если б я тогда знал... ну да ладно. Так что? Ты хочешь узнать меня настоящего?       - Да, - тихо сказал Паша.                                                             ***       - Андрюш, как это удалось? - Надя в который раз уже задавала этот вопрос.       Всё уже было готово. С минуты на минуту должны были явиться санитары и отнести ее на носилках в автомобиль «скорой», которая доставит ее во "Внуково", где стоял готовый к вылету санитарный самолет. Яковлева выполняла свое обещание.       - Не спрашивай. Всё потом расскажу. Когда-нибудь. Надь... Ты, главное, поправляйся, ладно?       - Андрюш, спрашиваешь! Конечно! - Надя улыбалась, и впервые за долгое время ее улыбка была не вымученной, а в глазах снова светилась надежда.       - Я прилечу, как только смогу. Просто сейчас никак, - виновато улыбнулся он.       Это была правда. Не только потому, что Андрей на новой работе был без году неделю и отпуск был ему не положен. Яковлева поставила жесткое условие: Андрей должен оставаться в Москве. С Пашей.       - Слушай, но всё это... Самолет, клиника в Берлине... Это ж какие деньги, а? Это что за фонд такой?       - Ты же видела документы: благотворительный "Доброфонд". У них есть целая программа помощи онкологическим больным. Ты в эту программу полностью вписалась. Что ещё?       - Ты что-то скрываешь, Андрюш, - Надя пристально смотрела на брата.       - Надь, - сказал он устало. - Вот правда, ни в какие долги я не влезал. Ну, кроме тех кредитов, что раньше набрал. Да и кто мне в долг такую сумму дал бы? Ни с каким криминалом я не связывался. Ты ж меня знаешь. Ну что еще? Да, всё непросто было. Пришлось... крутиться пришлось. Но это ерунда, Надь. Главное, чтобы ты выздоровела, всё остальное - хрень, разберусь...       - Значит, есть с чем разбираться? - пристально глядя на брата, спросила Надя.       - Да не с чем, не с чем разбираться! Хватит, Надь. Как в Берлине приземлишься, сразу мне звони. Деньги на роуминг я уже положил, не переживай. Всё будет хорошо.       - Все будет хорошо! - с улыбкой повторила Надя.       Эту фразу брат и сестра повторяли как заклинание уже много месяцев, с тех пор как Наде поставили страшный диагноз. Но впервые они произнесли её с искренней надеждой.                                                             ***       Я снова теряю голову. Ведь надо было просто сказать ему: "Уходи". Но я не смог. Не смог. Сначала мне хотелось, чтобы он остался хоть еще на полминуты, на минуту. Чтоб я им полюбовался. Таким сильным, угловатым, резким. К которому так хочется прижаться, и чтобы он прижимал к себе и не отпускал, не отпускал, не отпускал... Никогда!       И впервые он смотрел на меня без ненависти, без презрения. Вроде бы всё тот же взгляд исподлобья, но совсем другой. Совсем другой! Почему он пришел? А может... может, его моя мама заставила? Она ведь может. Она и не такое может! Нет. Исключено. Андрей очень сильный и гордый. Он не согласился бы на такое. Да и потом, он же сам не отрицал, что мама его вызывала к себе, а он заявление на стол положил. И он не лгал, я же видел! Он говорил так... ну, словом, так не лгут, это точно!       И он мне не сказал, что любит меня. И я благодарен ему за честность. Да, больно, что он меня не любит. Но он дал мне надежду. Теперь у меня есть не только мечта. У меня есть надежда. На жизнь.                                                             ***       Андрей, закурив сигарету, смотрел, как удаляется машина скорой помощи, которая доставит Надю к трапу санитарного самолета, готового к отлету в Берлин. Он испытывал смешанные чувства. Да, он делал то, что должен был делать. Но какой ценой? Вообще-то не такой уж высокой. В конце концов, от него требовалось сделать благое дело: вправить мозги несчастному парнишке-мечтателю, свихнувшемуся от несчастной любви. Но Андрея угнетало то, что он должен был лицемерить, внушив парню надежду, для которой не было оснований. Впрочем, даже ступив на этот скользкий путь, он старался лгать поменьше. Он не разыгрывал из себя влюбленного (да и не смог бы). Он лишь пообещал Паше, что позволит тому узнать его поближе. И парень даже на это неопределенное обещание согласился с радостью. Да, Андрей видел радость в глазах, полных боли и безнадежности. Но если Паша разочаруется и вновь что-нибудь этакое отмочит? Если он такой больной на голову, то от него всего можно ждать. А Яковлева ведь прямо сказала, что лечение будет продолжаться, пока Паша будет с Андреем. Иначе она прекратит финансирование.       Андрей выругался и ударил кулаком по ограде.       - И что мы опять злиимся? - пропел рядом знакомый голос.       Андрей вздрогнул, очнувшись от раздумий. Неподалеку он увидел красную "феррари". А рядом с собой - Элика. Не того незнакомого, странного, даже пугающего, с которым он столкнулся у пашиной больницы, а прежнего – наглого, самоуверенного, самовлюбленного. Конечно, как всегда разодетого, лощёного и благоухающего. Элик стоял, скрестив руки, чуть склонив голову набок и глядя на Андрея как жена, застукавшая мужа за изменой.       - Отвали, - коротко сказал Андрей.       - Это с каких-таких хренов-дров? - прищурился Элик. - Я чёт не пооонял.       - Что ты не понял? От-ва-ли.       - Мущщина, да вы грубиян, - манерно протянул Эрик, надувая губы.       - Хорошо. Прости меня, грубияна. Говорю вежливо: мы с тобой несколько раз переспали. Было классно. Спасибо. Надеюсь, тебе тоже понравилось. На этом всё. Так пойдет?       - Не пойдет! - отчеканил Элик, изменив своей манере говорить нараспев.       Его красивые карие глаза стали злыми, потемнели, пухлые губы скривились. Андрею впервые в голову пришло, что губы-то Элик, похоже, накачал силиконом.       А еще ему вдруг вспомнились слова Паши: «Легко ты людей от себя отшвыриваешь!»       - Я хочу, чтобы ты был со мной! - чеканя слова, произнес Элик.       - А я хочу, чтобы ты свалил, - угрюмо произнес Андрей. - Но поскольку ты не сваливаешь, то сваливаю я.       И он зашагал прочь. Эликмрачно смотрел ему вслед, сжав кулаки. А затем ринулся следом.       - Стоять! –зарычал он, хватая Андрея за локоть.       - А ну, стряхнулся! – угрожающе процедил Андрей.       - Слушай меня внимательно, Рязанцев, - глаза Элика сверкали злостью. –Я тебя к Рыбоньке не подпущу, так и знай. И я на всё пойду, сразу предупреждаю. Я не благородный рыцарь без страха и упрека, как некоторые тут, я и шило в жопу тебе воткнуть могу на раз! Не забывай, мой папаша - совладелец фирмы, куда тебя Рыбонька пристроила! И если я захочу, ты вылетишь оттуда в два счета!       Андрей резко остановился, развернулся и посмотрел на Элика так зло, что тот невольно попятился.       Андрей несколько мгновений молча смотрел на Элика, а потом сказал:       - Делай, что хочешь.       И снова зашагал прочь. На сей раз Элик не припустил за ним, а остался стоять, с болью глядя вслед удаляющемуся парню.       - Ты все равно будешь со мной, - прошептал он. - Со мной! Я чую: что-то с тобой нечисто. Не может быть, чтоб ты в Пашку вдруг втрескался. Я всё узнаю. Сам ко мне придешь!
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.