Золотые мальчики, или Быть самим собой

      - Ну как ты? Что врачи говорят? - Андрей напряженно смотрел на бледное, но улыбающееся лицо Нади на экране.       - Обследование проводят, анализы берут. Послезавтра консилиум. Должны курс назначить. Да всё в порядке, Андрюш. Скучаю только. Ты родителям не говорил?       - Нет еще, - сквозь зубы сказал Андрей.       Это было ещё одной головной болью. С самого начала они решили не говорить родителям, что Надя тяжело больна. Но теперь скрывать было уже невозможно. Мама начала догадываться, что с Надей что-то не в порядке, и собиралась приехать в Москву. Андрей в который раз убедился, что лучше сразу говорить правду, как бы трудно ни было. Путь лжи и умолчания поначалу кажется легче пути правды, но потом за эту первоначальную легкость приходится слишком дорого платить...       Закончив разговор с Надей, Андрей погрузился в тяжелые раздумья. Пашу выписали из больницы. Причем очень быстро. Особого вреда здоровью он своей глупостью не нанес, и это уже радовало. Андрей ломал голову, где ему встретиться с этим болезным? Позвать в кафе? В кино? В клуб? Полная хрень, как ни крути…       "Будь самим собой", - вспомнились ему слова продавщицы цветов.       И тут вдруг ему пришло в голову… Он взял смартфон и отправил Паше сообщение:       "Завтра с 12-ти буду в Бору. Как тогда."                                                       ***       Что он хотел сказать этим сообщением? Что у нас ничего не выйдет, как в тот раз? Или что всё можно начать заново?       Я очень хочу начать заново! Очень! Наверное, если жизнь можно было перезагрузить как комп, я кликнул бы на перезагрузку, не раздумывая. Мне хочется жить иначе. Совсем иначе. Не так, как сейчас.       Я ненавижу Элика, но в тех словесных плевках и пощечинах, которые я от него получил, была правда. Мне всегда хотелось найти человека, которого я счёл бы достойным моего внутреннего мира, которому мог бы открыться. Я грезил о сильном, надежном, ласковом парне, с которым я жил бы как за каменной стеной. Который меня бы опекал, оберегал, на руках носил... А я... А что я? Никогда не задумывался, что должен делать я. А Элик выкрикнул мне в лицо:       "Ты хоть понимаешь слова: стать чьим-то парнем?"       Я был слишком напуган, разозлён, шокирован, речь Элика казалась мне потоком чудовищной клеветы, омерзительной грязи, гадких оскорблений. Но... я ведь и впрямь никогда не задумывался, а как это: "стать чьим-то парнем"? И, кажется, я начинаю понимать, почему Андрей упорно отвергал мои ухаживания. Почему лишь через силу принял он мою помощь. Я списывал всё это на его гордость, и да, она тоже была причиной. Но дело было не только в гордости.       Надо меняться. Менять себя. Но как? И возможно ли это вообще? Не знаю.       Но знаю, точнее верю: единственный, кто вытащит меня - это Андрей.       Вытащит... Снова кто-то меня должен тащить. Нет! Никто меня не вытащит. Даже Андрей. Но без него мне не обойтись. Просто не обойтись.       Я оставил машину с шофером далеко на стоянке и теперь иду по песчаным тропкам Серебряного Бора к гей-пляжу... Мне не по себе. Казалось бы, я всё пережил. Стал взрослее. Но теперь снова не уверен в себе.       Смешно сказать, но я даже не знал, что надеть. Со стороны, так ржака просто. Мальчик размышляет: что ему надеть для похода на нудистский пляж? Даже как будто слышу советы: член и задницу не забудь, остальное не пригодится. Но если серьезно? Я просто боюсь опять показаться таким... каким он меня увидел. Я же не такой! Дело не в одежде, но ведь и в одежде тоже. В общем, я надел обычную белую футболку, шорты - не в обтяг, а обычные джинсовые. Брендовые, конечно. Боже, впервые в жизни я жалею, что в моем гардеробе нет вещей с дешевой барахолки... И плавки. У меня их десяток, я надел бы самые простые черные, но их у меня нет! Самые простые - это ярко-красные, купленные на Ибице пару лет назад... Ну, наверное, сойдут.       Господи, ну что за глупости? Вот именно за это Андрей меня терпеть не может! Он любит сильных, уверенных в себе... Поэтому из нас двоих он выбрал Элика... Элик...       - Что, Рррыбонька, снова плывешь туда же? Решила явить свои прелести пролам? - слышу я рядом до отвращения знакомый голос с манерными интонациями.       Ох, и зачем я о нём вспомнил? Вот помяни черта... Меня снова обдает знакомым, наглым букетом ароматов парфюма. Он появился словно ниоткуда и теперь вышагивает рядом: самоуверенный, высокомерный, эффектный, как обычно. В нежно-салатовой майке и коротеньких шортах немыслимой расцветки. Да, он выглядит куда сексуальнее меня. Тем более, что у Эрика от природы кожа красивого оливкового оттенка, а я... рядом с ним я - бледная моль. Да еще невзрачно одет. И зачем я выбрал эту белую футболку и джинсовые шорты?? Ну не идиот? Настроение упало до нуля. Каждый шаг по горячему песку даётся всё тяжелее. Несмотря на солнечный день, в глазах меркнет. Нет, не из-за одежды. А из-за Элика.       Я иду молча. Игнорирую его. Но, даже не глядя, знаю, что он ухмыляется. Как он здесь оказался? Почему именно сейчас? Он знает, что там, на пляже, будет Андрей?       - Я не отдам его тебе, - слышу я змеиное шипение рядом. - Лучше я вас обоих уничтожу, но ты его не получишь.       Мне не по себе от этого шипения...       Он знает. Знает. И он на всё способен.                                                 ***       - Вадь, твое табло к приёму в челюсть готово? –угрюмо поинтересовался Андрей, заметив приближающихся Пашу и Элика. - Вижу, ты снова инфу Элику слил?       Андрей, Вадька и Мишка лежали на том же самом месте, в тех же самых позах, что и во время первой встречи с Эликом и Пашей в мае. Андрей был в тех же темных плавках И в тех же зеркальных очках-авиаторах.       - Дрюнь, да лаан тебе, - забубнил Вадька. - Ну чё такого-то...       - Пиздабол ты, вот чего.       - Ну, Элик этот, ты ж сам знаешь, он кому хошь мозги закомпостирует...       - У тебя там и компостировать нечего, - презрительно процедил Андрей.       - Голова - не самое сильное мое место, - с готовностью согласился Вадька. - Я другими местами силен.       - И в них тоже огребёшь.       Вадька не сводил глаз с приближавшегося Паши, и ему было не до наездов со стороны Андрея.       Появление Элика Андрея напрягло. Причем изрядно. Он не хотел встречаться со своим бывшим любовником. А Элик был для Андрея именно бывшим. И пусть Андрей твердил себе, что Элик был для него всего лишь секс-партнером, но в глубине души знал, что это не так. Их постельные отношения незаметно, но стремительно переросли в нечто большее: болезненное и опасное. Эти отношения походили на американские горки, на которых швыряет во все стороны. И их швыряло: от безумной страсти к лютой ненависти и обратно к безумной страсти. Андрей твердо был намерен это прекратить. Будущего у этих отношений всё равно не было. Они с Эликом с разных планет, и точка. И ещё: он вовсе не желал заигрывать с Пашей и одновременно спать с Эликом. Нет. Такое было не для Андрея. Его цель - спасти Надю. Именно поэтому он подписался приводить несчастного мажорчика в чувство. Остальные - лесом. В том числе Элик.       "Будь самим собой", - тихо пробормотал Андрей. И громко выругался.                                                       ***       Я вижу Андрея на том же месте, что и в прошлый раз, в мае. Он лежит возле того же куста, снова в компании Вадьки и Мишки. В тех же плавках и в тех же очках-авиаторах с зеркальными стеклами. Только более загорелый. И такой же неприступный.       Вадька, увидев меня, вскакивает на ноги, бросается навстречу.       - Паш, ну как ты, а? - хватая меня за руки, орёт он как резаный слон. - Я чуть кукухой не двинулся, когда узнал. Бля...       - Вадь, все в порядке, - тихо отвечаю я, но он не выпускает мои руки, сжимая их всё крепче.       - Паш, прошу, не надо так больше, а? –Вадик говорит это шепотом, почти интимным. - Обещай мне. Пожалуйста!       - Вадь, не волнуйся. Правда. Проехали. Забыли, - так же тихо отвечаю я.       Мы с Вадиком не одну ночь провели вместе: и здесь, в Москве, и во время вояжа в Берлин и Ситжес. Но, кажется, впервые мы смотрим друг на друга так близко. Впервые мы по-настоящему чувствуем друг друга. То, что Вадик в меня тихо влюблен, я понял уже давно. Но впервые во мне как будто что-то тает... Не знаю. Я теперь боюсь доверять своим чувствам. Я не верю сам себе. Понимаю, что мне надо открыться, а хочется, наоборот, закрыться ото всех. Спрятаться. Снова меня влечет к Андрею, словно только он может меня защитить от... чего? От кого? От меня самого что ли?       Между тем Элик, воспользовавшись тем, что меня оккупировал Вадька, уже сидит на песке, вплотную к лежащему Андрею и осторожно проводит ладонью по его покрытой красивыми волосками широкой груди, словно гладит спящего тигра. У меня перехватывает дыхание. Я, забыв про Вадьку, направляюсь к ним.                                                 ***       На лице Андрея не дрогнул ни один мускул.       - Привет, Паш, - буркнул он, даже не вставая, просто протягивая Паше руку.       Тот нерешительно взял её. Ладонь Паши была холодной, несмотря на жаркую погоду. Да и сам он был бледен и напряжен.       - А, ты тоже здесь? - равнодушно бросил Андрей Элику, словно только что его заметил.       - Как виидишь! - многозначительно пропел тот, ничуть не смутившись ледяным приемом и продолжая гладить торс Андрея.       Паша, замерев, стоял рядом.       - Элик, подвинулся. Паш, так и будешь стоять? Садись уже, - Андрей улыбнулся. - Элик, ты не слышал меня? А ну, двинул жопой.       Элик и не думал повиноваться. Андрей взял Пашу за руку и едва ли не силой заставил сесть рядом, потеснив Элика. Паша, казалось, теперь не имел ничего общего с тем смешливым, самодовольным мажорчиком, который стоял на этом самом месте и стрелял у Андрея зажигалку. Кстати...       Андрей достал сигарету, покрутил в пальцах. В руках у Элика тут же материализовалась зажигалка, которую он небрежным, изящным движением протянул Андрею. Но тот как будто этого не заметил, молча достав свою зажигалку и закурив. Элик многозначительно хмыкнул, как будто принимая это к сведению. Андрей понимал, что поступает с Эликом безжалостно. Но он знал, что Элик и сам может быть безжалостным.       Андрей протянул зажигалку Паше, хотя тот вроде бы не собирался закуривать. Паша растерянно взял и тут же полез за своими дамскими сигаретками, прикурил и вернул Андрею зажигалку. Тот на секунду задержал в своей руке тонкие пальцы Паши. Это не укрылось от всевидящего ока Элика, его красивое лицо болезненно искривилось, но тут же вновь обрело самоуверенное выражение.       - Зачем пришел? - поинтересовался Андрей у Элика.       - Поприсутствовать решил, - сквозь зубы процедил тот. - Интересно же!       - Поприсутствуй, места много, целый пляж, - равнодушно бросил Андрей. – И папе своему потом пожаловаться не забудь. Ты собирался, кажется.       - Надо будет - пожалуюсь, даже не сомневайся, - пропел Элик. - И папе пожалуюсь - и своему папе, и римскому, и в ООН пожалуюсь, и в общество защиты прав женщин...       Было видно, что Элик разозлен.       Андрей тоже злился, несмотря на показное равнодушие. Всё пошло не так. Хотя... а как оно должно было пойти «так»? Андрей и сам не знал. Никаких конкретных планов он не строил. "Будь самим собой..."       Между тем, если кто-то здесь и был самим собой, так это Элик. Несмотря на афронт, полученный от Андрея, он и не думал сдаваться.       Элик поднялся, с царственным видом выпрямился и принялся раздеваться. Сначала он медленно стал стягивать с себя нежно-салатовую майку, при этом грациозно поводя затянутой в белые шорты задницей. Он с каменным лицом смотрел куда-то поверх голов наблюдавшей за ним пляжной публики, медленно оголив пупок, а затем поднимая майку всё выше и выше, продемонстрировал всему пляжу свой гладкий торс, обнажил темные соски и выпуклую, красивую, подкачанную грудь, а затем резко стянул майку через голову и отбросил ее в сторону - движением с виду небрежным, но на самом деле тщательно выверенным, прицельным, так что майка упала точно на покрывало рядом с Андреем. При этом Элик умудрился еще и плавно изогнуться, как будто исполнял танец живота. Весь пляж увлеченно пялился на это шоу. Вот только было непонятно, смотрит ли на это представление тот единственный зритель, ради которого оно и устраивалось. Глаза Андрея были спрятаны за зеркальными стеклами очков.       Элик остался в пестрых, коротких шортах, раскинул руки, как будто потягиваясь и наслаждаясь солнцем и ласковым летным ветерком, затем приложил ладони к груди и стал медленно вести ими вниз по своему торсу. Как бы невзначай погладил свой плоский живот, замер, словно задумавшись о чем-то и почесывая живот чуть ниже пупка, после чего расстегнул пуговицу на шортах и чуть приспустил их, позволяя всем увидеть узкую полоску желтых стрингов. Снова раскинул руки, а затем внезапно сделал оборот вокруг своей оси, словно балетный танцор. Да, Элик явно был знаком с балетной техникой. Вздохнул, лицо приняло высокомерно-скучающее выражение из серии: "кругом одна серость!", снова зашевелил бедрами так, что узкие шорты как будто сами, ненароком спали на землю, явив публике обнаженное, стройное тело с кожей оливкового оттенка, на котором была лишь узкая полосочка желтых стрингов, которая, казалось, вот-вот лопнет от набухшего под ней члена. Затем он еще раз повернулся вокруг своей оси, на сей раз медленно, как будто подставляясь солнцу и милостиво давая возможность собравшимся лицезреть его стройное, смуглое тело во всей красе: с развернутыми плечами, стройной талией и круглыми, аппетитными ягодицами. В Элике совсем не было хрупкости, но в нем были сила и грация, а также энергия сжатой пружины, которая как будто рвалась наружу. Именно эта скрытая энергия, переполнявшая Элика, так часто проявлялась в его фирменной наглости, самоуверенности, страстности, злости, мстительности, жестокости, высокомерии. Возможно, в этом и была тайна его странной притягательности.       Конечно, Андрей уже много раз видел Элика в разных позах, даже самых развратных, он хорошо знал, что этот ненасытный красавчик может вытворять в постели, знал его тайные чувствительные места и даже маленькие слабости вроде дикой боязни щекотки, но сейчас он смотрел на Элика так, как будто видел его впервые, не в силах оторвать глаз. Да, стервец знал, что делал. Хотя, собственно, не делал он ничего особенного - обычный недостриптиз, эка невидаль! И он знал, когда это нужно было сделать, а именно: когда рядом был Паша. Потому что Паша действительно выглядел рядом с роскошным Эликом как бледная моль. Элик был принцем, Паша - кухонным мальчиком на побегушках.       Элик горделиво улыбнулся, выставил вперед стройную, сильную ногу и бросил на Андрея взгляд, говоривший: "Ну-ну, смотри сам, кто лучше: он или я". А затем снова сел рядом с Андреем, по-прежнему глядя на него и игнорируя Пашу с его вымученной улыбкой.       Андрей закрыл скрытые зеркальными стеклами очков глаза, словно пытаясь избавиться от морока, который навел на него этот наглец с оливковой кожей. Впрочем, избавиться от стремительно набухшего бугра под черными плавками было невозможно.       Глаза лежавшего рядом Мишки тоже были скрыты солнечными очками. Но было понятно, что он вовсю следит за разыгрывающейся сценой. Вадька же сидел с каменным лицом и смотрел куда-то в сторону.       - Вадь, пиво передай, - спокойно попросил Андрей.       Вадька вздрогнул и посмотрел на Андрея так, словно тот предложил ему встать раком прямо здесь, прилюдно, на пляже. Он засопел и заморгал.       - Вадь, пиво передай, - как будто ничего не замечая, повторил Андрей.       Вадька мрачно угукнул, почесал задницу, полез в сумку, достал баллон с дешевым пойлом, протянул Андрею.       - А сам не хочешь? – как будто с легким удивлением поинтересовался Андрей.       Вадька почему-то посмотрел на Пашу, словно пытаясь понять, как тот отнесется к тому, если он сейчас хлебнет пивка. Но Паша с каменным лицом крутил в тонких пальцах дамскую сигаретку.       - Неа, неохота пока, - пробурчал Вадька.       И по его интонациям было понятно, что пива-то он как раз очень даже хочет, но отчего-то не решается.       Андрей пожал плечами.       - Миш? – вопросил он.       - Неа, я щас пойду окунусь, и потом уже, - голос Мишки звучал лениво и умиротворенно.       Андрей открыл баллон, присосался к горлышку, отхлебнул и протянул Паше: возьмет или нет? Паша с улыбкой кивнул, взял, тоже отхлебнул.       - Хорошо, - сказал он, возвращая Андрею баллон. - Холодное пивко на жаре.       - А ты уж, смотрю, до пива, сестра, докатилась, - язвительно заметил Элик, которому пива вообще не предложили. - А как же: ах, Вена, Флоренция, ах, благородное вино, а не это пиво для быдла... Наверное, в берлинских клубешниках пристрастилась? Смотри, жирной станешь, мущщины на тебя и не взглянут.       Паша поморщился.       - Не позорься, - тихо обронил он.       - Я позора не боюсь, это ты боишься.       - Чипсы? - протянул Паше пакетик Андрей, как будто и не слышавший эскапады Элика.       - Спасибо, - сказал Паша, взял горсть и захрустел.       - Какое падение нраавов, - ехидно пропел Элик. - Пиво, чипсы... Вы лапшу дешевую с собой не захватили? А я-то, как честная девушка, думала, что в приличном обществе окажусь, белое вино испанское прихватила. Чувствую, одна его пить буду.       Элик достал из сумки "Дольче и Габбана" бутылку вина и штопор и протянул Андрею.       - Ну что, сэр, откроете даме бутылочку?       - Сам откроешь, не развалишься, - буркнул Андрей.       Он испытывал жгучее желание заехать этой бутылкой по белым, голливудским зубам Элика.       - А вы, оказывается, хаам, - томно протянул Элик, надув губы.       - Элик, - с тихим раздражением произнес Паша. - А мы тебе не мешаем?       - Вы? – Элик радостно уцепился за эти слова. - А вы - это кто? Вот я, вот Андрей. У нас с ним было, да. И будет. Не сомневайся. А у тебя с Андреем разве было что-то? Или я чтоо-то упустил?       Элик выпалил это и вдруг неуверенно моргнул, поняв, что в запале перегнул палку. Но было поздно: Андрей, до этого лежавший на покрывале, резко сел, снял очки-авиаторы и уставился на Элика своим фирменным взглядом исподлобья.       - Так, - произнес он спокойно. - Или ты затыкаешь свой фонтан, или валишь отсюда. Сейчас же. Лучше всего второе.       - Я-я? – прищурился Элик, сжав кулаки и зло прищурившись. - Я? Это пусть вот он валит! - и ткнул пальцем в Пашу. - Он никто!       - Ва-ли, - по слогам произнес Андрей. - Хватай свои манатки и вали.       Он поднялся на ноги и навис над Эликом - сильный, мощный и даже грозный. Элик замер - то ли от страха, то ли от восхищения, но не сдвинулся с места.       - Дрюнь, хорош, - миролюбиво сказал Мишка. – Ну, ёбу дал парень малешко, бывает, чё.       - Дрюнь, Элик! Правда, нефиг! Вы ещё тут махач устройте, - подхватил Вадька, все это время бросавший тревожные взгляды на Пашу. – Дрюнь, остынь, сядь. Элик, а ты и впрямь фильтруй базар.       Элик смотрел на Андрея снизу вверх. Он был похож на хищника, готового прыгнуть и вцепиться в горло нависшему над ним с угрожающим видом парню.       - А что, Рязанцев, - тихо и зло произнес он, - если бы я совершил попытку суицида, ты и со мной стал бы возиться, вот как с ним? Прикинь, лежали бы мы с ним на соседних койках, а ты между нами на стуле. Одной рукой мне надрачиваешь, другой – ему, - Элик кивнул на Пашу и ядовито рассмеялся.       Андрей замахнулся, чтобы дать Элику в репу, но Вадька стремительно перехватил его руку.       - Хорош, хорош! Кончаем! – снова встрял он. – Всё. Всё, я сказал!       - Так, мужики, хватит, - подхватил Мишка. - Побазарили, и лады.       Паша был бледен, он не произнес ни слова, только нервно крутил в тонких пальцах давно потухшую сигаретку.       Элик же как сфинкс устремил взгляд куда-то в пространство. Только его красивые губы чуть заметно вздрагивали. Андрей снова почему-то подумал, что тут не обошлось без силикона. Но эта мысль почему-то резко изменила ему настроение. Он едва не улыбнулся.       - Хрен с вами, миротворцы, уломали. Вадька, вот ты и займись этой дамой, раз уж она здесь по твоей милости. Открой даме бутылку вина, угости. А лучше в кино своди. Или еще куда-нибудь.       Вадька злобно засопел: ему явно не хотелось быть нянькой слетевшего с катушек Элика, в то время как Андрей даже не скрывал, что намерен сосредоточиться на Паше. Потом Вадька глянул на Мишку, в надежде что тот благородно возьмет на себя тяжкий труд по приведению Элика в чувство. Но Мишка, видимо, решив, что гроза миновала, снова с блаженным видом раскинулся на белом песке, забаррикадировав бесстыжие глаза стеклами темных очков.       - Эль, - смущенно сказал Вадька. – Правда, давай вина твоего попьем, что ли.       - С тобой-то? – с неожиданной горечью произнес Элик. – А давай. Устроим вечер брошенных дев.       И он выразительно перевел взгляд с Вадьки на Пашу и снова на Вадьку. Паша по-прежнему был бледен и безмолвен, а Вадька на пару мгновений весь как-то сжался, но потом расплылся в широкой улыбке.       - Иди ко мне, дева моя брошенная. Мамочка тебя утешит, - он заключил Элика в медвежьи объятья и практически переволок красавчика на свое покрывало.       Андрей, исподлобья смотревший на всё это, присел, снова хлебнул пива, протянул баллон Паше, надел темные очки и улегся на спину, как ни в чем не бывало.                                                       ***       Он снова надел очки с зеркальными стеклами, словно опять закрылся от меня. А я так хочу видеть его глаза, тяжелый взгляд исподлобья, пусть и мрачный, но полный силы. Да, силы! Прежде все мои мысли были о том, чтобы закутаться в эту силу как в уютное покрывало, в кокон... Но сейчас мне хочется чего-то иного. Чего именно - я и сам не знаю. Что-то новое, смутное бродит во мне. Что-то, от чего я испытываю странное возбуждение... Нет, возбуждение совсем не странное. У меня просто встаёт, откровенно встаёт! Мне хочется, чтобы сила, которая есть в Андрее, вошла и в меня. Это нечто неизведанное, пугающее, словно течение, уносящее тебя от берега в открытый океан. Там, в океане, погибель... Или новая жизнь? Куда вынесет меня это течение, если я решусь броситься в воду с берега, давно ставшего пустыней?       Эта сила, перед которой не устоял Элик... Элик! Когда он пришел ко мне в больницу, то я реально испугался. Элик казался мне хищником. Или, вернее, ядовитой змеей. А здесь, на пляже, он выглядит то как хищник, то как змея, то как побитая собачонка. Это просто непостижимо! Элик ведь очень умный, опасный, коварный... Он очень расчетливый. Так почему он ведёт себя как идиот? Прямо как я? Ведь Андрей на дух не переносит такое поведение, и Элик прекрасно это знает. Может, он совсем рехнулся от ревности?       Ладно, что об этом думать! Мы лежим, греемся на солнышке и молчим. И мне хорошо...       Ай! Андрей! Что он делает? Что он...                                                       ***       Андрей снова присел, задумчиво посмотрел на лежавшего рядом Пашу, и его тяжелая рука по-хозяйски легла на впалый живот парня. Паша вздрогнул, глаза его широко распахнулись и с испугом посмотрели на Андрея. Тот снова снял очки, взгляд его был внимательным, изучающим. Пальцем он провел от груди Паши к пупку и снова положил ладонь на живот. Парнишка чуть приоткрыл рот, глаза по-прежнему были широко распахнуты, но испуг в них теперь сменялся удивлением и доверием. Андрей ободряюще улыбнулся. Хотя сам пребывал в легком замешательстве. Между тем бугорок в пашиных плавках уже набух. Как, впрочем, и целый бугор в плавках Андрея.       Оба они это видели. И каждый из них видел, что другой тоже это видит. И это же видели Элик и Вадька, сидевшие на соседнем покрывале и державшие в руках стаканчики с вином. Вид у Вадьки был несчастный, он даже не пытался этого скрывать. Элик сидел с каменным лицом, на нем были шикарные очки от D&G, но, кажется, даже их темные стекла не могли скрыть пылающего лютой ревностью взгляда карих глаз.       Кажется, только один Мишка был счастлив. Он лежал с умиротворенным видом, как будто ничего не замечая и витая в облаках, но было ясно, что мысленно он ржёт надо всем. И надо всеми.       - Пойдем, - Андрей произнес это не столько утвердительно, сколько вопросительно.       Поднялся и, не оглядываясь на Пашу, зашагал в направлении кустов. В прошлый раз Паша сам пошел за ним, и ничем хорошим для него это не кончилось. Впрочем, тогда для него это просто ничем не кончилось. А сейчас? Андрей совсем не был уверен, что парень вновь решится пойти за ним в кусты. Ну, не пойдет, значит нет.       "Просто будь собой..."       Узкая тропинка вилась среди густых кустов, затем выходила на небольшую полянку. Андрей неторопливо стащил с себя плавки, повесил их на ближайший куст и медленно повернулся. Паши не было. Вообще никого не было.                                                       ***       Он хочет, чтобы я шел за ним? Я тоже хочу! Но смогу ли я объяснить ему, что мне нужно? Я сжимаю кулаки, чтобы не выдать своих чувств.       Паша, попробуй хотя бы сейчас четко сказать самому себе: чего ты все-таки хочешь? Скажи себе прямо.       Я хочу секса. Да. Я хочу секса.       А в чем проблема? Вадик с тебя глаз не сводит. Ты же видишь, что он в тебя влюблен. И другие это видят. Элик-скотина не зря же ему бросил: «Устроим вечер брошенных дев». И Вадик тебя, на самом деле, волнует. Да. Взгляни правде в глаза. Ты думаешь об Андрее, но косишься и на Вадика. Тогда кто?       Андрей. Однозначно Андрей.       Почему, Паша?       Потому… Потому что я не смогу прийти к Вадику, миновав Андрея.       Андрей – тот, кого мне нельзя миновать.       Андрей – пропасть, через которую я должен или перепрыгнуть, или рухнуть.       Так ты пойдешь к нему?       Да.       Я встаю и иду в сторону кустов, за которыми скрылся Андрей, и буквально чувствую на затылке печальный взгляд Вадика и ненавидящий взгляд Элика.       Элик… Он ведь тоже увяжется за нами. Просто не сможет не увязаться!       Кусты, ветки... Ой, как же противно они колются... А я в одних плавках.       Андрей. Андрей. Без плавок... Давид! Это же настоящий Давид работы Микеланджело!       Боже, я погиб!                                                       ***       Андрей действительно, сам того не подозревая, стоял в позе знаменитой статуи Давида работы Микеланджело. Голова была повернута чуть влево, левая рука согнута в локте, пальцами правой руки Андрей похлопывал себя по бедру, левая нога была немного согнута в колене... Конечно, профиль у Андрея был совсем не античный, да и тело вовсе не обладало идеальными пропорциями статуи Микеланджело, и цвет кожи был не беломраморным, да ещё и легкая растительность на груди... Но в нем была мужественная грация, полная молодости, силы, уверенности, спокойствия.       А думал Андрей сейчас о том, что Пашка так и не пошел за ним. Возвращаться сразу было нельзя: гордость Андрея это исключала. Трахаться в кустах с кем-то еще - не хотелось. Ну и что было делать? Придется пошляться тут, среди кустов, где бродят такие же любители однополого секса, но ни с кем не вступать в контакт, просто с равнодушным видом проходить мимо. Пусть Пашка и Элик думают, что он тут в кустах сейчас пялит кого-нибудь со страшной силой.       И тут из-за кустов появился Паша. Его глаза были широко распахнуты, теперь в них читалось восхищение, но не тот щенячий восторг, который так раздражал Андрея. Это было восхищение ценителя, знающего толк в подлинном искусстве.       Андрея озадачила эта очередная перемена в Паше, а тот подходил к нему медленно, мягко, как кот, подкрадывающийся к добыче. Андрей замер в позе микеланджеловского Давида. Не потому что рисовался, просто ему казалось, что если он шелохнется, то Паша с перепугу сиганет в кусты. А Андрею очень хотелось, чтобы этот парень подошел к нему. Ближе. Ближе. Еще ближе... Вот так. Чтобы осторожно, вот как сейчас, да, прикоснуться к его плечам. Провести по ним руками, медленно, ласково. Сейчас в Андрее не было ни капли раздражения по отношению к Паше. Была лишь радость оттого, что этот нежеланный мальчик всё-таки пришел. Пришел и гладит его плечи, его грудь, откровенно восхищается им.       «Будь самим собой»       Но Андрей и был самим собой. Ему нравилось то, как им восхищается Паша, который, кажется, стремительно сбрасывал с себя старую кожу и превращался в прежде незнакомого человека (или же это только казалось Андрею?)       Андрей снова положил на точеные плечи Паши свои тяжелые руки. Рядом с Андреем Паша казался особенно хрупким и беззащитным. Андрей на сей раз смотрел на Пашу не исподлобья, он чуть поднял голову, отчего его лицо приобрело властное выражение, взгляд темных глаз был устремлен в светлые, распахнутые глаза Паши, в которых читалось желание секса, без сомнений, но в то же время и просьба о помощи. Так смотрит младший брат на старшего брата. С надеждой и доверием. Младший брат… Андрей вдруг подумал, что сам он тоже является младшим братом, но – братом Нади, и сейчас волей-неволей он для нее единственная опора. Какая уж есть. Смотревшему на него мальчику тоже надо научиться быть опорой. Не собачонкой, бегающей за другими. Не романтиком, витающим в бесконечных грёзах.       В этого мальчика надо вдохнуть силу, которой ему не хватает. Если он обретет силу, то обретет и любовь.       Странные мысли в кустах, облюбованных геями для траха!       Они смотрели друг другу в глаза и, казалось, понимали друг друга. Или им это только казалось? Андрея вдруг охватили столь ненавистные ему сомнения. Может, он все это навыдумывал себе? Стоящий перед ним парень просто втрескался в него по уши и теперь счастлив, вообразив, что Андрей тоже проникся к нему чувством.       Вот это хреновее всего.       Андрей замер.       Но тут шелковистые ладони Паши спустились вниз по его телу, погладили крепкий, мускулистый живот, осторожно двинулись дальше вниз и, наконец, обхватили уже стоявший колом член. Оба они замерли, чувствуя дыхание друг друга.       Руки Андрея снова надавили на плечи Паши...                                                       ***       Я смотрю в его темные глаза и вижу в них... нет, не любовь, что-то другое. Но пусть я ему безразличен, пусть! Пусть он просто хочет, чтобы я банально взял у него в рот, и ничего больше, я сделаю это. Просто потому что хочу это сделать. И… надеюсь сделать нечто большее. Что-то, пока мне неведомое.       Его руки, такие сильные, настоящие мужские руки прикасаются ко мне. Я чувствую его дыхание, я теряю голову! Я хочу взять у него, хочу взять частичку его силы, его мощи, чтобы самому стать сильнее... Я повинуюсь его тяжёлому взгляду, сильным рукам, мягко, но решительно заставляющих меня опуститься на колени, я веду языком по его загорелому телу, я чувствую кончиком языка каждый волосок на его груди, я чувствую чуть солоноватый вкус пота, меня сводит с ума темная дорожка, ведущая от груди к пупку, в который так сладко проникнуть языком, и дальше, вниз, по этой же дорожке...       Он передо мной. Сильный, крепкий. Я прикасаюсь к нему губами... Всё, что я говорил ему, оказалось пустым звуком, так пусть теперь мой язык поработает по-другому...       Но какой же я неумелый! Я ведь не в первый раз это делаю, но сейчас веду себя так, как будто не делал этого никогда! Давлюсь, кашляю, исхожу слюнями и соплями... Брр! Что он теперь обо мне подумает?                                                       ***       Этот парень, что стоял перед ним на коленях и брал его член в свой горячий рот, вовсе не был асом в этом деле, Андрей это понял сразу. Паша давился, то и дело закашливался, хлюпал носом, но когда Андрей, сжалившись, попытался поднять его с колен, тот с неожиданно уперся, замычал и с удвоенным старанием принялся сосать, обхватив бедра Андрея руками и проводя по ним шелковистыми, прохладными ладонями. Время от времени он поднимал глаза на Андрея, и в них читались обожание и все та же мольба. В этом было что-то невыразимо трогательное, интимное, и Андрей аккуратно опустил ладони на светло-русую голову парня - не для того, чтобы заставить его брать глубже, а словно стараясь прикрыть от чужих, алчных глаз, ибо, само собой, на них пялились и из-за деревьев, и из-за кустов алчные любители секса, и некоторые уж точно надеялись, что этот светло-русый в красных плавках и у них отсосет тоже... Андрей глухо зарычал, словно самец, отгоняющий соперников.       Мысль о том, что этот светло-русый парень готов выполнить едва ли не все, что он пожелает, вдруг поднялась в Андрее стремительной, горячей волной упоения, выше, выше, выше... И через несколько мгновений Андрей уже кончал, а Паша с мычанием жадно заглатывал его сперму...       Андрей закрыл глаза, а когда открыл их, то взгляд его встретился с полным боли и ревности взглядом Элика, смотревшего из кустов... И нечитаемым взглядом Вадьки.