Держи меня крепче

Поначалу Гермионе казалось, что её мир окончательно и бесповоротно рухнул. Она ходила по собственной квартире и чувствовала себя в ней чужой. В её гостиной было настолько чисто, что она не смогла найти ни одного пергамента, чернильницы или даже пера. Книги стояли на полках без сортировки по теме или алфавиту, ни в одной не было закладки, а некоторые ветхие экземпляры и вовсе исчезли. Разглядывая эту идеальную «чистоту», Гермиона держалась руками за голову и не могла поверить, что сотворила это собственноручно под воздействием какой-то пыльцы. На кухне её ждали не меньшие потрясения из новой посуды с нелепым узором, яркой скатерти и кучи продуктов в холодильнике, которые, казалось, были закуплены для вечеринки. Добравшись до спальни, Гермиона была на грани истерики. Стоило ей только выдвинуть ящик комода, как её глаза коснулись самого разнообразного белья, и дрожащие руки схватили его и резко бросили на пол. Гермиона не понимала, как это вышло, но она принялась яростно выкидывать все свои вещи, как будто ей их подбросили. Что-то она пыталась рвать, что-то — топтать, но, устав, уселась среди груды вещей и закрыла лицо руками. С ней бы этого не случилось, если бы не Гарри. Его шутки не довели до добра. Из-за него из её памяти исчезли многие важные вещи, из-за него в её квартире жил совершенно незнакомый ей человек. Отдышавшись, Гермиона оставила вещи в покое и ушла на кухню. В первые дни она справлялась со стрессом именно таким образом: устраивала всюду беспорядок, растрачивала на это все силы и под вечер опускалась на подушку. Потом, спустя считаные дни, оказалось, что с её миром всё не так уж и плохо. Стараясь сохранить невозмутимый вид, Гермиона побывала в кабинете министра магии, придумала себе затяжную простуду, чтобы отложить выступление, и забрала от него заявление о своём уходе. — А Гарри мне так и сказал, что это нелепость, — дружелюбно поделился с ней Кингсли. — Он такой растерянный был… Посмотрел на меня и говорит: «Она, наверное, расстроилась и выпила лишнего, вот и написала от злости». — Ну да… и чего это я? — нервно усмехнувшись, ответила Гермиона и, выйдя за дверь, почувствовала, как злость нарастает в её груди. Опять Гарри и его проделки! Он там ещё придумал, что она могла напиться до такой степени, чтобы как обморочная девица решать то одно, то другое?! Никогда она ещё не злилась на него с такой силой, как сейчас. Стоило только вспомнить о его предложении выйти за него замуж, как эта злость начинала подниматься из неведомых ей глубин. Стоило только представить, что она, утратив рассудок, обнажалась перед ним, так сразу хотелось пойти и от всей души накричать на Гарри, а ещё лучше отвесить ему пощёчину. Он все те дни смотрел и ничего не делал! Смотрел себе и возбуждался! Заметил её «красоту», когда она сделалась безмозглой девицей, каких у него всегда хватало. Но ведь она не такая. Совсем не такая. Гермиона качала головой, чувствуя обиду, и не могла признать очевидного. Впрочем, спроси её кто, злится ли она на Гарри из-за их совместной ночи, устроенной ради её спасения, и она бы не смогла ответить. В ближайшие дни ей так и не удалось найти подходящую книгу о волшебных существах или хотя бы древние свитки в архиве, где было бы хоть какое-то упоминание загадочной пыльцы лесных фей. Возможно, у Гарри не было другого выхода и не осталось времени. Но Гермиона не могла об этом спокойно думать, её захлёстывали противоречивые чувства к другу. Спасение она находила только в работе. Работа, как показало время, шла своим ходом даже в её отсутствие. Гермиона, как и прежде, сидела в своём кабинете и понимала, что кое-что наладилось. Теперь, по крайней мере, ей не надо было вешать множество листочков с напоминаниями или со страхом заглядывать в очередной пергамент. Её память снова схватывала всё без проблем. Дела достаточно было записать в ежедневник, и подготовка к выступлению больше не казалось непреодолимой вершиной. Обычное дело и только. Однако и при таких способностях Гермиона понимала, что дел у неё слишком много, и она едва успевала с ними справляться. Временами она засиживалась допоздна, временами пропускала обед или уносила разные книги и пергаменты домой. Вот только даже её занятость не спасала её от Гарри. Он, казалось, из упрямства задумал доказать ей свои чувства и потому стал активно проявлять к ней внимание. Дошло до того, что он принёс ей обед и — это было немыслимо! — стал её поучать. — Знаешь, если ты не хочешь меня видеть, это я могу понять. Если хочешь, могу ходить в столовую в другое время или вообще не ходить. Но не делай себе хуже, ладно? Слово за слово и спустя какие-то минуты Гермиона не выдержала шутливых издёвок и запустила в Гарри чернильницу. Дверь кабинета тут же закрылась, но девушка больше не могла спокойно работать. Её сердце слишком сильно билось, а заданный Гарри вопрос о её бывшем парне так и звучал в голове: — А какие именно колдографии из твоего альбома он пытался утащить? Самое противное было в том, что Гарри со своими подколками попал точно в цель. Тот журналист Оливер чуть не отобрал у неё немногие колдографии с лучшим другом. В тот судьбоносный момент, когда она застукала Оливера за подлым делом, злость в ней вспыхнула будто пламя, и она лишила журналиста памяти. И даже когда сам Кингсли пытался её упрекнуть за такой жестокий поступок, Гермиона чувствовала свою правоту и упрямо её отстаивала. Но сейчас… Сейчас всё слишком запуталось. Гермиона сидела какое-то время после ухода Гарри и пыталась собраться с мыслями, чтобы поработать, но это не удавалось. Она страшно нахмурилась, взглянув на поднос с аппетитным обедом, и тут же услышала предательский стон пустого желудка. Мысленно отругав Гарри для верности — он же не заслуживал её прощения из-за какого-то несчастного обеда! — она всё-таки отложила перо и притянула к себе поднос. А ведь Гарри запомнил её вкусы, пришла к Гермионе немногим погодя приятная мысль, но она её оттолкнула. Гарри старается быть хорошим и заботливым, чтобы загладить свою вину, только и всего. Гермиона усердно трудилась до самой ночи и не заметила, как заснула. Утром она пробудилась, лежа на диване, и не сразу поняла, как оказалась на нём. Всё объяснила тёмная мантия, лежащая на ней сверху. Гермиона поднесла её к себе, чтобы хорошо рассмотреть, и уловила знакомый ей аромат одеколона. Она бы не спутала этот аромат ни с каким другим. Когда-то она сама же сделала Гарри дорогой подарок и гордилась тем, что он ему понравился. Гордилась, конечно, до тех дней, пока не поняла, сколько разных девушек этим ароматом наслаждаются… Гермиона нахмурилась и швырнула мантию от себя в сторону. Хотелось, чтобы эта тряпка и дальше валялась на полу, где ей самое место. Но эта мантия, будь она неладна, всё время попадалась Гермионе на глаза. Не выдержав, она опять схватила её и вышла за дверь. — Вы так рано пришли? — удивилась Кристен. — А я не уходила, — сердито ответила Гермиона и бросила мантию к секретарше на стол. — Передай, пожалуйста, Поттеру, когда он зайдёт, чтобы он больше не разбрасывался своими вещами. — Х-хорошо… передам. Что-то ещё? — Да, сделай мне, пожалуйста, кофе. На этом Гермиона вернулась в кабинет и поняла, что ей стоило бы привести себя в порядок и проверить список дел. Как назло, на её странице снова показалась ненавистная заметка «ребёнок». Гермиона откладывала поход в Мунго, как могла, но всякий раз снова возвращалась к этой крайне волнительной мысли. Она должна сходить и узнать, ждёт ли она ребёнка от Гарри. Что-то в ней возмущалось и твердило, что это бред — где это видано, чтобы девчонки лишались невинности и в ту же ночь становились беременными? Что-то другое, наоборот, вызывало дрожь, тревогу и панику. Возможно, это был страх, присущий многим женщинам, которых ожидали серьёзные перемены в жизни, но Гермиона не могла себе в этом признаться. Она ужасно боялась, что её мир рухнет ещё раз, и тянула с походом в Мунго, пока позволяло время. — Надо сходить, да, — тихо сказала она вслух, как будто бы убеждая кого-то другого, помимо себя самой. Она ещё раз посмотрела на всё ту же заметку, как будто бы желая набраться от этого мужества, и поднялась на ноги. Она сходит в Мунго, в этом нет ничего сложного. Возможно, никакого ребёнка не существует, и можно спокойно жить дальше. Гермиона вышла из кабинета и увидела всё ту же тёмную мантию, лежавшую на крае стола секретарши. В ту же минуту ей страшно захотелось сходить и швырнуть эту мантию в Гарри — сколько ещё испытаний из-за его проделок она должна вынести?! Гермиона рассердилась, но выбрала окольный путь. Она решила сходить на обед, застать друга за их излюбленным столиком и излить на него весь свой яд за все его «благородные» поступки. Вот только Гарри не было в зале, их столик был пуст. Гермиона пообедала и ушла. То же произошло и на следующий день. Гарри почему-то не высматривал её в коридоре, не преследовал и не заходил за своей мантией. «Он издевается, точно издевается», — сердито думала Гермиона, сидя и на третий день в одиночку за столом, и невольно посматривала по сторонам. Гарри нигде не было. Его треклятая мантия так и продолжала лежать на крае стола секретарши. — Кристен, а это что ещё такое?! — загремела Гермиона, открыв дверь кабинета. По центру её стола находился горшок с красивыми нежно-голубыми незабудками, над которым кружились пять прозрачных переливающихся волшебных бабочек. — Что? Где? — не поняла Кристен и, спохватившись, оказалась рядом с Гермионой. — О-о… а я и не видела, чтобы кто-то приходил. — Не видела она… Ладно, я сама разберусь! — отрезала Гермиона и скрылась за дверью. Первым делом она уничтожила бабочек, затем проверила несчастный горшок с цветами на предмет разных сюрпризов вроде проклятий и только после этого стала искать в нём записку. К своему возрастающему негодованию, она её не нашла и пришла к выводу, что это дело рук Гарри. Он даже записку не потрудился ей написать! От злости Гермиона толкнула горшок от себя. Тот грохнулся со стола и разбился. На полу смешались осколки и земля, и рассыпавшиеся незабудки стали казаться жертвами чёрствого существа. А вдруг их всё-таки прислал не Гарри, а кто-то другой? Свою мантию он ведь так и не забрал. — О нет… простите… я всё исправлю! — спохватившись, заверила цветы Гермиона и вернула всё как было. Она снова поставила горшок на стол, но тут немного задумалась… А может, Гарри отправил Кикимера с горшком, вот Кристен ничего и не заметила? Рука Гермиона медленно поднялась в воздух и замерла. А если всё-таки не Гарри оставил незабудки? Он раньше вроде бы не утруждал себя подобными вещами, да и волшебные бабочки были сделаны искусно, а Гарри больше специалист по боевым заклинаниям, чем подобным приятным творениям. Может, это подарок от кого-то из робких коллег? Кого-то, кто ещё не набрался смелости с ней поговорить, но запомнил, что ей очень нравится голубой цвет, напоминающий безмятежное небо над головой или спокойное море в тёплый ясный день. Гермиона покачала головой, поражаясь тому, что чуть не загубила такие очаровательные цветы. Она заботливо полила их водой из кувшина и поставила на край стола, потом подумала, что выбрала неудачное место, и передвинула их к углу. В итоге незабудки весь день не обходились без её внимания и к вечеру переместились на шкаф, откуда их было хорошо видно. — Да нет, у вас же тут не будет солнечного света! — перед самым уходом посетовала Гермиона и унесла горшок с собой. В её одинокой квартире свободного места хватало, и она со спокойной душой поставила цветы у окна. Кто бы их ни прислал, выбор был удачный. Гермиона улыбнулась и ушла на кухню. Её взгляд снова упал на миску с кормом, и она опечалилась. Живоглот пропал. Его не было дома вот уже неделю, а может и больше. В первые дни Гермиона думала, что кот опять вылез из окна и ушёл на долгую прогулку, обычно длившуюся от трёх до пяти дней, но Живоглот не вернулся, и спустя неделю Гермиона отчаянно пыталась его найти. Простенькие заклинания поиска почему-то не срабатывали — то ли кот был слишком необычным, то ли магия не считала его за хозяйскую вещь и не действовала. Гермиона пыталась использовать и отслеживающее заклинание, но для него требовался хотя бы рыжий волосок или кусочек коготка, а в её квартире стояла такая идеальная чистота, как будто питомца никогда не было рядом. В отчаянии Гермиона пыталась попросить помощи у коллег, занимающихся необычными существами, но те даже не попытались изобразить интерес к её проблеме. — Грейнджер, да сдался тебе твой старый кот? — сказал ей парень по имени Майкл, который занимал лидирующую позицию по нахождению и отлову необычных существ. — Может, он ушёл, потому что истёк его жизненный срок, а ты всё носишься… Купи себе нового котёнка и забудь про старика. Гермиона едва удержалась, чтобы не нагрубить такому «лидеру», и ушла. Живоглот — это не какой-то там безмозглый дворовый кот. Он её друг, самое близкое существо, охранявшее её покой ещё в школьные годы. Увидев снова его миску с нетронутым кормом, Гермиона почувствовала, как слёзы застилают её глаза. Ей очень не хватало своего рыжего любимца и хотелось, чтобы он снова запрыгнул к ней на колени и дал почесать свою мягкую шёрстку. Она толком не поела и ушла с кухни в гостиную, где посмотрела на незабудки другим взглядом. А вдруг их прислал не робкий коллега, а какой-нибудь страшный тип, которому она строила глазки, когда была не в себе? Расстроившись ещё больше, Гермиона ушла в спальню и опустилась на кровать. Теперь, когда не с кем было откровенно поговорить, ей стало невероятно тоскливо. Вот бы родители приехали ненадолго из Австралии, вдруг подумалось ей, было бы так здорово болтать с мамой обо всех пустяках и видеть её добрую улыбку… А потом Гермиона вспомнила о походе в Мунго, который откладывала день ото дня, и отбросила от себя глупые мысли. Вряд ли мама поймёт, что с ней творится. Она заснула в самых смешанных чувствах. Утром у Гермионы не было никакого настроения, она пришла в Министерство и опять увидела надоевшую ей тёмную мантию на столе секретарши. В памяти сразу всплыло серьёзное лицо Гарри, его тёплые губы, целующие её похолодевшие руки, и мгновение, когда они соприкоснулись с её губами. Вспомнилось предложение быть вместе и слова о том, как много она для него значит... А его самого не было рядом вот уже несколько дней. Какой болтун! От обиды сразу же вспомнилось и про возросшее количество разных дел, и про надоевшую заметку сходить в Мунго, и про кошачью миску. Гермиона не выдержала, схватила мантию и круто развернулась. Если Гарри хочет поговорить, то она, так и быть, ему не откажет. Она ему всё выскажет! Решительно пройдя мимо его улыбающихся коллег, она дёрнула за дверь кабинета друга и замерла у порога, забыв обо всём. — А я говорил, скоро примчится, — кто-то шепнул за её спиной, но Гермиона даже не повернулась. Гарри сидел на своём месте, откинувшись на спинку стула, и не двигался. Хмурый целитель из Мунго тем временем обматывал верхнюю часть его головы бинтом, сквозь который проступали следы крови. — Знаете, мистер Поттер, если вы раз поймали в лоб «Аваду Кедавру» — это ещё не значит, что… — Вообще-то, два раза, — поправил Гарри. — В любом случае, это не значит, что режущие заклинания, летящие навстречу — это полная ерунда. — Так я его отбил… — А если бы не отбили, боюсь, мне бы уже нечего было лечить. Гермиона невольно охнула, и Гарри отвлёкся на звук, отчего целителю пришлось схватить его за плечо и вернуть на место. — О, Гермиона, привет! — радушно отозвался Гарри. — Ты… э-э… Ты не подумай, ничего страшного не произошло, так… задело немного. — Немного, да, — буркнул целитель и получил тычок в бок. — Чтобы до завтра не снимали повязки, поняли меня? — строго сказал он перед уходом и кивнул в знак приветствия Гермионе. — Ах да, мисс… если вас не сильно затруднит, скажите этому герою, чтобы он сразу направлялся в Мунго, а не занимался самолечением. — Д-да… конечно, — неуверенно выдавила Гермиона из себя и осталась стоять на месте. — Ты что-то хотела? — спросил её Гарри. Гермионе сделалось жутко неловко и совестно: она ведь хотела прийти и сорваться на друге, а он чуть не умер на очередном задании. По её спине невольно пробежал холодок от мысли, что она могла потерять Гарри. — Да я… Вот, мантию твою решила занести. Ты… забыл, кажется. — О… и вправду забыл. Спасибо, — ответил Гарри, хотя, судя по тому, что она видела из-за открытой дверки шкафа, мантий у него хватало, чтобы их терять, рвать или сжигать каждую неделю. — Не хочешь посидеть? Ну… чай попить. По-дружески, разумеется. — Да нет, я… я спешу. Ты лучше отдыхай. Гермиона торопливо развернулась, но тут дверь сама собой закрылась прямо перед её носом, а Гарри вышел из-за стола и подошёл ближе. — У тебя всё хорошо? — заботливо спросил он, и Гермионе стало ещё больше не по себе от его проницательного взгляда. — Уверена, что не хочешь присесть? — Да нет, мне там… ну… Когда рука Гарри коснулась её предплечья, Гермиона почувствовала лёгкую дрожь. Она с трудом вернула к другу взгляд, и в тот же момент неожиданно для себя поддалась слабости. — Глотик пропал, и я никак не могу его найти! — доверительно поделилась Гермиона. — Я что, когда была не в себе, отдала его приют? — Да нет, ты… э-э… вроде только на стрижку его носила, — растерянно ответил Гарри и серьёзно задумался. — Хм, а я ведь и вправду давно его не видел… Гермиона почувствовала подступающее отчаяние и закрыла лицо руками. Может, у её Живоглота уже другой хозяин? А может, его поймали, как бродячее животное, и он сидит «постриженный» и злой в какой-нибудь клетке? А может, он сильно бесился и его уже усыпили?! — Гермиона… Гермиона, подожди… Гарри отнял её руки от лица и взял за плечи. — Слушай, давай, ты успокоишься, попьёшь чайку и займёшься другими делами, а я найду Живоглота, идёт? У неё не было сил ответить, и Гермиона только кивнула. Гарри вдруг притянул её к своей груди и выпустил из объятий раньше, чем она успела сообразить и воспротивиться. — Всё будет хорошо, я найду твоего Глотика, обещаю, — мягко сказал Гарри и первым вышел из кабинета. — Подожди, но твоё ранение?.. — начала было Гермиона, но друг её не услышал. Она тяжко вздохнула и направилась к себе. — Мисс Грейнджер, я не знаю, как они там оказались, честное слово! — подскочив с места, сообщила Кристен. — Я никуда не отлучалась сегодня… — Что? Ты о чём? Гермиона открыла дверь кабинета и остановилась у порога. В этот раз по центру её стола находился горшок с восхитительными белоснежными лилиями, рядом с которыми всё остальное блекло. Недалеко от горшка находилась деревянная птичья жёрдочка на подставке. Волшебный серый соловей спокойно сидел на ней и наполнял пространство своим чарующим пением. — Так здорово… прямо как в лесу на прогулке, — заметила с улыбкой Кристен, и Гермиона вдруг поняла, что вот уже больше половины минуты, точно заворожённая, молча стоит рядом. — Да, здорово, а теперь давай займёмся работой, — хмуро согласилась она и скрылась за дверью. В течение дня волшебный серый соловей иногда замолкал от заклинания немоты, а потом снова заводил свою песню. К вечеру, когда действие магии, сотворившей его, иссякло, Гермиона кисло посматривала на пустую деревянную жёрдочку, а потом не выдержала и унесла горшок с лилиями домой. Они очень хорошо смотрелись на подоконнике рядом с незабудками.