По Аристотелю

      Виктория часто думает о том, как именно отомстить Томасу за все треволнения на этот раз. Спрятать его любимую приставку на чердаке, чтобы он долго и мучительно ее искал или подложить расчехленную гитару прямо ему под дверь, чтобы блондин обязательно споткнулся и обматерил всех на чем свет стоит? Она крутила на указательном пальце правой руки маленькие серебряные ключики, в принципе ничем не примечательные, кроме того факта, что их единственный дубликат сейчас лежит в заднем кармане одного очень вредного гитариста. И, скорее всего, очень пьяного. Оставалось только надеятся, что Раджи не потерял уже четвертые ключи за этот месяц. И что Дамиано не позволит этому мелкому придурку влипнуть в очередную неприятную ситуацию. Это двое всегда выручают друг друга, особенно когда набухиваются вместе. Со стороны незнающим людям могло казаться, что Давид, как самая настоящая рок-звезда предрасположен к наркотикам; к алкоголю относится лучше, чем к собственной матери и пропадает он в питейных заведениях восемь дней в неделю, но 90 процентов всего времени вне сцены он был милейшим парнем. Со своими амбициями, приколами, завышенными ожиданиями к самому себе и группе, но вежливым (когда нужно было) и гораздо более осознанным, чем тот же самый Томас (она столько раз произнесла его имя у себя в голове, что скоро мысленно проклянет). Самым пьяным и укуренным с подросткового был у них младшенький, которого никак нельзя было заподозрить в разгульном образе жизни.       Как только их вокалисту исполнилось восемнадцать Томас был первым, кто прибежал просить купить ему алкоголь и пару пачек лёгких сигарет. Дам почти никогда не отказывал. Но позже Томми все же сделал себе поддельный айди: «Неудобно как-то мне тебя каждый раз просить, чувак» виновато бросал юный раздолбай, держа в каждой руке по три бутылки сидра. Виктория с Итаном всегда держались в стороне от этого, не поддерживая, но и не осуждая вслух, лишь переглядываясь друг с другом усталыми многозначительным взглядами, когда Давид и Раджи звонили им и сквозь непрерывный хохот с анекдотами пытались пранкануть друзей заплетающимися языками. Стоит сказать, у них ещё ни разу не вышло. Каждый раз после очередной попойки друзей Итан кидал в общую группу ссылки на сайты о лечении алкогольной зависимости. Стабильно каждый раз, на памяти Виктории не было случая, когда он пропустил возможность. Но так барабанщик молчал, а вот Виктория молчать не могла и не хотела.                   Игнорировала по полдня, прятала вещи, сухо отвечала, давала подзатыльники или сталкивала в бассейн — да. Но никогда не молчала.       Девушка закидывает босые ноги на журнальный столик и сползает вниз по дивану ещё сильнее. Недорогой, но очень мягкий диван ещё времён «maneskin — уличные музыканты» послушно прогибается под весом тела и принимает ее в свои объятия. Жутко хочется спать, но нельзя. Веки тяжелеют с каждой секундой в один момент де Анджелис замечает, что ее голова безвольно дёрнулась вниз. Она еле слышно стонет: — Вашу ж мать, Дамиано, ну разве нельзя было уже утащить этого придурка домой, вы там уже который час ебё… — но телефон тихо вибрирует, прерывая ее сетования. Она через силу продирает глаза и почти наощупь хватает смартфон, пальцем проводя по экрану разблокировки и щурясь от яркого света. «Всн зорощо я дрма» — читает выскочивший значок из их переписки с Дамом. Был в сети минуту назад. Она хмурится и заходит в приложение, быстро печатая ответ: «А Томас?» и надеется на то, что вокалист ещё не заснул мертвым сном с телефоном в руках как только отписал ей.       Буквально через несколько секунд иконка меняется на «в сети». Пользователь Дэмбаеб набирает сообщение… Дэмбаеб: а трмас зотел ещё ввпить       Виктория едва сдержала измученный стон. Как же ее задолбали это два придурка, как же она хочет чтобы они наконец повзрослели, стали самостоятельными черт возьми, что бы могли сами о себе позаботиться и… Но ничего из этого она не имеет права ни сказать, ни написать. Права перед самой собой. Поэтому она быстро клацает по клавиатуре, спрашивая, где можно найти их непутёвого товарища.       Дэмбаёб: дв вроде клгда цзодил он был в апотеке так все я спвть спркойноф нрчи       Апотек… Один из лучших баров во всем Риме, место сборищ золотой молодежи Италии, которой некуда тратить деньги, кроме как на дорогие коктейли и такие же дорогие и короткосрочные знакомства. Виктория поморщилась. Сон как рукой сняло. Как они с Томасом вообще там оказались? Вы: спокойной Дэмбаёб: удачи       Ещё и сердечко прислал, даже по всем буквам правильно попал, какой молодец. Блондинка коротко хмыкнула и со старческим вздохом встала с удобного дивана. — Прощай, друг мой, кажется, нам не суждено быть вместе этой ночью, — трагично выдала девушка, хватая ключи с журнального столика и пряча телефон в карман джинс. Диван ответил прискорбным молчанием. Обиделся. Виктория молча собралась. Не перебирая одежду как обычно, взяла первую попавшуюся приличную рубашку. Запуталась в ней, плюнула, схватила футболку. С ней проблем не было. Специально откопала в нижнем отделе шкафа обувь без шнурков. Сотню раз перечислила и перепроверила, что она взяла и только потом вышла. Вернулась, тихо проклиная мир, чтобы взять ключи от машины. — Свет мой зеркальце скажи, да всю правду доложи… Где же ты находишься, Апотек? — в темноте Вик щурится и клацает куда-то в Гугл карты. Гугл карты в долгу не остались и заорали на весь салон: — МАРШРУТ ПОСТРОЕН, НАПРАВЛЯЙТЕСЬ ПРЯМО.       Кажется, за этот вечер мир, его создатели, Дамиано, Томас, родители обоих, коктейль бар «Апотек» и сами гугл-карты будут прокляты и посланы в крайние точки обозримой вселенной рекордное количество раз. Но все же она разбирается с картами, едет долго и в полной тишине, не желая включать ни радио, ни музыку и в голове у нее слишком переполненно. Почему именно она едет вытаскивать глупого мальчишку, коим считает Раджи, с очередной переделки? Почему просто не позвонит Итану и не попросит помощи? Почему она все ещё не спит в своей удобной постели и не ведая ни про каких пьяных гитаристов?       И ещё тысячу почему. И на тысячу вопросов у нее был лишь один ответ, старательно заталкиваемый на дальнюю полку каждый раз, когда он вздумал снова всплывать у нее в голове. Потому что она волнуется за этого малолетнего раздолбая и идиота. Она хотела развить мысль, но усталость вытеснила любые эмоции и захлопнула дверь с видом истеричной жены, узнавшей о измене мужа. И правильно сделала — промелькнуло в мыслях у Виктории. Все же сейчас не время о таком Думать.       Де Анджелис удачно паркуется прямо перед входом в заведение и уверенно проходит заходит внутрь через стеклянные двери. Громкая музыка и шум не оглушают ее, в подобных заведениях она была тысячи раз и все они похожи друг на друга, одновременно являясь своими полными противоположностями. Мраморный пол, о который бы так элегантно постукивали шпильки, на которых сюда приходят подружки главных гостей; белые кожаные диванчики, так и просящие, чтобы на них разлили водку с лаймом; длинная барная стойка за которой расположились как солидные джентльмены в классических костюмах, так и буйная молодежь чуть старше ее. Викторию не интересовала ничего. Она искала глазами знакомую светлую макушку. Но длительное сканирование всех посетителей первого этажа ни к чему не привело, кроме возможного конфликта с окружающими и Виктория вовремя заметила винтовую лестницу на второй этаж. Настенные часы в зале показывали без пятнадцати два.       Ровно в два часа ночи де Анджелис выводила из здания пьяную в жопень тонкую блондинистую шпалу в облеванной футболке и с отвратительнейшим настроением. Она пылала яростью. — Поч’му мткрано уходим? Мне г’врили ещё танцы будут, — пьяное тело махнуло длинной наманикюренной рукой и с глухим стуком ударилось головой о дверцу машины, когда его спасительница пыталась запихнуть друга на заднее сиденье, — оЙ.       Громкий ик раздался в темноте. Виктории наконец захлопнула дверь за Томасом, отстраненно подумав, что рубашку нужно бросить в стирку как только она вернётся домой. — Да потому что тебя пытались облапать и утащить в постель, кретин! — вспыхнула как спичка же Анджелис, громко хлопнув дверцой своей Альфа Ромео, пристегиваясь и еле попадая в замок ключём от зажигания, — ты предлагаешь мне вернуть тебя обратно, чтобы тебя точно изнасиловали???       На заднем сидении задумчиво молчали. Когда Виктория наконец попала ключом машина покорно заурчала довольной кошкой и медленно тронулась с места. Вик настроила зеркало заднего вида чтобы лучше обозревать ситуацию на заднем сидении. Томас молчит уже пару минут… Это не к добру. Когда он пьян он не затыкается в принципе, и раньше де Анджелис это бесило, она мечтала чтобы парень заткнулся хоть на минуту, но сейчас непривычно-тяжелое молчание давило и напрягало ее. Томас согнул ноги в коленях и прислонил их спинке сиденья, а головой утыкался в пластмассу дверцы. Он смотрел вверх очень задумчиво, отчего девушка решила, что он наблюдает за небом из того маленького клочка стекла, который ему доступен для обозрения.       Они ехали плавно и не очень быстро, около 50ти километров в час, так что через минут 10 должны были уже приехать домой. Домой к Виктории. Она никогда не задумывалась почему каждый раз, когда она забирала Томаса и Дамиано из очередного стрип-клуба она всегда завозила Дэма к нему, просто вталкивая внутрь квартиры, а потом в кровать, а Томаса везла к себе, выхаживала, будто она его мамочка. Неужели у нее настолько развит синдром спасателя? Но нет же, спасает она всегда только одного человека — Раджи. Что же он для нее делает?       Она сжала руль до побелевших пальцев. Сделала глубокий вдох и выдох. Она уже начала отвечать себе на этот вопрос, как ее безбожно вырвал из мыслей голос самого главного гостя а ее голове. — Я не д’мал, что все ттак закончится, — виноватый голос донёсся с заднего сиденья и в следующий миг длинные пальцы вцепились в спинку одного из них. Он с усталым вздохом приподнялся, — и не хотел, чтоб ты волновалась. Извини. Это словы слетели с губ немного потрезвевшего гитариста так невинно, что Виктории оставалось только в очередной раз тяжело вздохнуть. — Не заблюй мне тут все. Почти приехали, — холодно выдала. Прощать его сразу она не собиралась. Большие и очень грустные щенячьи глаза смотрели на нее сквозь зеркало. — И не смотри на меня так!       Она припарковалась наконец-то возле своего дома и вышла из машины, хлопнув дверцой. В следующую секунду открылась задняя дверь и Раджи чуть не вывалился из машины. Вик подняла его на ноги одним движением руки. — Ты ушел гулять, напился как черт, уговорил Дамиано оставить тебя, даже не сопротивлялся когда тот мужчина, — это слово она практически выплюнула, ведя под руку шатающийся в разные стороны предмет обвинений, — пытался тебя облапать, был согласен на все и очевидно, утопил свой мозг где-то в очередном коктейле, видимо! Мне пришлось тебя искать по всему бару! И ты считаешь, что твои щенячьи глазки все исправят?       Они удачно преодолели три пролета лестничной клетки. Вик щурится и с третьей попытки открывает дверь своей квартиры, втаскивая внутрь Томаса. Тот жалобно выдаёт: — Ну… Я могу ещё поцеловать тебя. Виктория устало стонет и закатывает глаза. — Черт бы тебя побрал, Раджи. Падай. Падай, говорю.       Парень обхватил руками ее шею и отрицательно замотал головой. Они стояли в темной гостиной прямо перед тем самым мягким диваном, с которого все началось. Виктория начинала злиться. — Томас, мать твою, отпусти меня и ляг уже спать как нормальный человек! — Я хочу с тобой!       Безысходность во всей своей красе отобразилась на лице девушки. Жаль, что в темноте никто не оценит этого представления. Она перестала пытаться отцепить от себя Раджи и просто послушно позволила себя утянуть вниз. Вышеупомянутый пьянчуга довольно обхватил всеми возможными конечностями подругу и уткнулся носом в пшеничные локоны, бормоча что-то нечленораздельное. — ага, и тебе спокойной ночи, — саркастично прошептала девушка, пытаясь устроиться поудобнее.        Прошло всего пару минут и Томас давно мирно себе посапывал, видя десятый сон и обнимая Вик как любимую плюшевую игрушку. Но не смотря на трогательную картину де Анджелис было слишком жарко, неудобно, а ещё от парня несло алкоголем. Так что девушка очень осторожно приподняла сначала худую ногу со своего бедра, переместила обнимавшуюю ее безвольную руку на подушку и осторожно съехала вниз, на мягкий ковер. — Задание успешно завершено, — еле слышно пробормотала она, стаскивая с тела, что так уютно развалилось на ее втором по счёте любимом диване модные сапоги, а потом и джинсы. Футболку снимать не стала, опасаясь нежелательного внимания. Ни на что большее, чем поставить на журнальный столик воду, а под него — тазик, у де Анджелис сил не нашлось. Еле стащив одежду с самой себя, она упала лицом в подушку и в тот же момент отключилась.       Виктории казалось, что разбудили ее буквально через минуту и уже хотела возмутиться, но услышав изощрённый итальянский мат она до нее медленно дошло, что прошла совсем не минута и даже не час. Она прищурившись лениво повернула голову в сторону окна. Солнце било во все возможные щели и пускало свои лучи даже сквозь плотные шторы. Блондинка лениво приподнялась, заставив себя поспешить на звук щенячьего писка боли. Она уже догадалась, чей именно писк это был и не прогадала (прогадать было невозможно, если только в ее дом ночью не пробрались нежданные гости). Томас сидел на полу расставив длинные ноги в стороны с видом ребенка, который потерял любимую игрушку и сейчас собирается заорать на ультозвуке в расстройстве. Разбитый на мелкие осколки стакан был еле узнаваем на паркете, а вот маленькая художественная лужица вокруг осколков и перевернутый тазик — вполне. Вик чуть не застонала вслух. — Как ты умудрился… — Я случайноооо, — протянул Томас, морщась и даже не пытаясь приподняться. — У меня есть оправдание, у меня пиздецки болит голова и я даже не помню, как у тебя оказался.       Все ясно, Томас попытался встать, вступил ногой в тазик, попытался потянутся за водой и ожидаемо перенес центр тяги. Теперь мы имеем: Осколки — тысяча штук; Перевернутый тазик — одна штука; Грустный Томас с похмельем — одна штука.       Девушка присела на корточки рядом с трагичной картиной: «пьяный Томас и сосуд с водой» с безучастным видом. — Поранился? — Не зна… А, да.       Он склонился в полу-йоговскую позу и все же заметил небольшой осколок треугольной формы, что вонзился ему в пятку под прямым углом. Он рассматривал ранение с интересом ученого-энтомолога, который только что обнаружил новый вид тараканов у себя в квартире. — Ты сиди, я уберу. — не сдержала саркастичного комментария Виктория, ставая на носочки и доставая белую сумку аптечки с верхней полки. Она прошлепала босыми ногами по нежно-серому кафелю и набрала в новый стакан воды. Протянула парнишке и тот воссиял, протерев сонные вечно-грустные глаза. Бросила бело-красную сумку Тони — Ищи Хлоргексидин, щас будем промывать твою рану.       Стакан был опустошен через несколько секунд залпом. Вик налила ему ещё автоматическим движением руки. Пока Томас с детским любопытством медленно доставал и рассматривал каждую склянку, все ещё сидя на полу, но прислонившись к кровати, Вик подметала пол, стараясь передвигаться максимально аккуратно и не загнать уже себе занозу.       Этот засранец ведёт себя, как дитя малое. Кривляется на интервью, неумело танцует, опаздывает на встречи минимум на двадцать минут и даже не извиняется. Она всегда считала пунктуальность важной чертой. Всегда была мила с фанатами, но держала планку. Была вежливой и серьезной на интервью, когда нужно могла сострить и шутила, когда было время разрядить обстановку. И всегда считала это важными качествами — что в себе, что в других.       Но кажется, Томас отхватил золотой билет ещё до рождения, потому что злиться долго на него Вик не могла. Хотела, старалась, выжимала из себя по эмоции во время ссоры, но когда ее серо-ледяные глаза пересекались взглядом с медовыми в обрамлении длинных ресниц… Она пропадала. Чувствовала почти материнскую нежность и хотела обнять гитариста, как нашкодившего ребенка, который сделал рогатку и залепил ей себе в глаз. И ничего не могла с собой поделать.       Хорошо или плохо? Это хорошо или плохо?       Вик вытряхивает мысли, как мусор: в корзину под раковиной и захлопывает дверцу. — Нашел! — Томас орет охрипшим голосом и в следующий момент болезненно закаливается, морщась. — Говорю, нашел я твой хлоробедсид, — уже гораздо тише. — Хлоргексидин, чучело огородное, — она подходит к нему и невесомо шлёпает рукой по затылку, зная, как ему сейчас хреново. Тот шипит и шепотом материться. Она аккуратно и медленно достает по осколку из тощего тела, пока то самое тело норовит заглянуть ей через плечо и посмотреть, как «идёт операция». Виктория шикает на него и обрабатывает ранки ваткой с жидкостью. Томас, кажется, уже смирился со своей участью и просто весело хрустел суставами пальцев другой ноги — то, чем он страшно гордился и чем удачно восполнял неловки паузы. Это всегда разряжало обстановку. Виктории это не нравилось, но не бесило. Томас не мог ее бесить в принципе.       Под конец она перемотала его ступни бинтом на всякий случай и встала. Томас возрадовался и тут же постарался подскочить, но поняв свою слабость, упал на кровать морской звездой. Жалобно выдавил: — Сделаешь нам кофе? Хочу дохуя воды и кофе. — Сделаю, конечно, куда мне деваться. Зашумел чайник, застучали дверцы многочисленных шкафчиков, зашуршали упаковки заграничных чаев и разных сортов кофе. — Почему ты вчера меня снова забрала? Вик хотелось проматериться, но она не стала. — Потому что к тебе приставали. Мне нужно было оставить тебя наедине с тем мужчиной? — Она поджала пухлые губы и засыпала молотый кофе в гейзерную кофеварку.       На диване глубокомысленно молчали, как и вчера в машине. — А мне он казался милым мужчиной…- неслышно пробормотал и откашлялся, — тебе Дэм разболтал где я?       Вик смахнула неосторожным движением руки чайную ложку со стола и тихо чертвхнулась, наклонившись за нею: — В точку. — Но почему ты не забьешь хер?       Она замерла. Время замедлилось. Гладкая поверхность столового прибора казалась нереальной. Все казалось нереальным. Девушка медленно выпрямилась. — Почему ты всегда вытаскиваешь меня, где бы я ни был? Из любых ситуаций? Из того бара в Милане, хотя до него был час езды на машине. Из стремной компании геймеров-антисемитов в Цюрихе поздно ночью. Из а…       Она его прервала. Раджи притянул к себе большую диванную подушку и положил на нее голову, прижав к своей груди. — Стоп. Я тебя поняла. — бережно отложила ложечку в сторону и прислонилась спиной к ободку столешницы. Тихо булькало кофе на плите. — Ты реально думаешь, что я могу бросить в баре с бухими в стельку мужиками самого крутого и юного гитариста этой планеты? Ты настолько плохого обо мне мнения?       Она усмехнулась и наклонила голову, зная, что ему будут приятны такие слова. — Я всего на год тебя младше! — Кажется, Томаса волновало только это. — Но младше же! — Парировала, снова развернувшись к плите. — Иди ты! Кофе сварилось? — Не пойду, ещё куда-нибудь влипнешь! Ещё нет, пару минут осталось. — Только выбрался из-под опеки родной матери и бабушки, а тут два в одном, берите, не пожалеете! Можно мне чашку с котом? — Только отправила младшую сестру в колледж и думала, что буду свободна, как тут снова ты, и снова пьяный! Да, можно.       На пару секунд в помещении вновь воцарилось молчание. Тараканы в голове у Томаса упрямо взбивали серую субстанцию и подталкивали к действиям. Наконец он выдавил: — Спасибо, что вытаскиваешь меня из жопы и выхаживаешь, как мамочка. — Не заводи детей, пожалуйста, я заебусь за ними бегать.       Уголки губ Раджи медленно поползли вверх, обнажая кристально белую улыбку. Она его любит и совсем не обижается. Мир восстановлен.       Лучи палящего итальянского солнца наконец добрались и до гостинной, поэтому Томас лежал, жмурясь, как мартовский кот и в конце концов просто передвинулся на другой конец дивана. Вик попыталась плотнее зашторить окна, но вездесущие фотоны не желали сдаваться. Де Анджелис вручила Раджи кружку с синим анимешным котиком и придвинула поближе сахар. — Люблю тебя. — Пей свой кофе, пока я маме не рассказала, малолетка. — Ой бля, отъебись.