Антиподы

В процессе сканирования свободных мест на парковке городской больницы, взгляд Астрид скользнул по отражению в зеркале заднего вида. Только теперь Хофферсон поняла, как сильно устала. Нет, не подумайте. Внешне она была безупречна. Идеальная укладка, стойкий макияж и напускной блеск в глазах — не было в Астрид и намека на ту зыбучую безысходность, наполнявшую душу до краев. Наверное, это было вшито в генокод каждого аристократа при рождении — уметь натягивать улыбку, даже когда мир трещал по швам. «Но разве притворство — такой уж великий грех? Вряд ли. Оно — только способ придать многообразие человеческой личности» — эхом отозвалось прошлое в лице Астера Хофферсона. Интересно, как бы повернулась жизнь Астрид, если бы девушка перестала раболепно следовать наставлениям отца? Как бы повернулась её жизнь, скажи она пару лет назад Йоргенсону об истинной природе её чувств? а точнее об их отсутствии. Она любила быть любимой, но редко отвечала партнёрам взаимностью. Она умела лишь брать и ничего не давать взамен. Не зря её прозвали холодной королевой школы — скупая на эмоции, она являлась точной копией своего отца... «Кроме семьи у тебя не будет настоящих друзей» — любил повторять Астер, чем сильнее распалял её тревогу быть преданной. И ведь в конце концов, он оказался прав! После того как Хэзер променяла её на Хэддока, Астрид особенно остро начала ощущать своё одиночество. Сэм оказался её последним оплотом силы. Доказательством, что она вообще хоть кому-то нужна. Звук проезжающих сирен вывел девушку из размышлений. «Соберись, Хофферсон». Сейчас она должна наступить на своё самолюбие и каким-то образом убедить Хэддока не сдавать её с Йоргенсоном копам. Какими бы ужасными ни были их отношения, Сэм оставался её единственным близки человеком. Её семьей. А ради семьи она готова была на что угодно. Астрид схватила купленную на скорую руку коробку конфет с пассажирского сиденья и вышла из машины. Фонарный столб нервно мигал белым светом. В морозном воздухе повисло напряжение, и девушка сильнее укуталась в шерстяное пальто. — Вам что-то подсказать? — медсестра за стойкой информации встретила Астрид вымученной улыбкой. В больнице было прохладно и пахло медикаментами. — Да, в какой палате находится Иккинг Хэддок? Он попал к вам этим... — Утром, да, — женщина тяжело вздознула. — Приходили бы все в одно время, чего дёргать больного, — она бросила беглый взгляд на экран. — Палата двести одиннадцать, этаж два. Новенькие Jimmy Choo явно не были предназначены для тихой ходьбы, потому каждый шаг Хофферсон отражался предательским гулом от пустых коридоров. Одинаковым белым дверям, казалось, не было конца... Двести пять... Двести семь... Двести девять... Двести одиннадцать! Девушка осторожно приоткрыла дверь. В нос тут же ударил едкий запах спирта. — Астрид? — тихий стон, внезапно разорвавший тишину, заставил её вздрогнуть. Иккинг был чрезвычайной бледен. Лежа на белоснежной больничной койке, он больше походил на живой труп. Лишь яркие пятна веснушек выбивались из этого мертвенно полотна. — Слышал, как ты идешь. — Почему решил, что это я? — фыркнула Хофферсон. — Хэзер ходит в кедах, — смущенно откашлялся парень. — Как и медсёстры, да в целом все, кто приходит в больницу. — Здесь была Хэзер? — Астрид вопросительно выгнула бровь. — Не слишком ли много вопросов? — саркастично цокнул тот. — Да, тут была Хэзер и... — он резко замолчал, вспомнив об изначальной цели визита Вереск. С дикими глазами она ворвалась к нему в палату, где-то за пол часа до прихода Астрид, и пересказала ему подслушанный разговор. Он едва смог отговорить её от дурацкой идеи идти в полицию и дополнять показания на Хофферсон... — В любом случае, ты поздно. Я уже позвонил Полу и попросил повременить с отчислением, — «Он что? Уже? Так просто?» Разгорающееся чувство унижения склизкими спрутами сковало её внутренности. Она не испытывала такой жгучей неприязни со времён их "президентской гонки". «Посмотрите на нашего спасителя. Прямо таки, герой дня!» Астрид сделала глубокий вздох в попытках успокоиться. Штормовой взгляд брызжел ядом. — Что ж, очень щедрый жест, ваше святейшее президентское величество, — она жеманно поклонилась. Иккинг закатил глаза — её голос походил на майский лёд, подкрепленный удивительной улыбкой. — Покорные слуги не забудут проявленную доброту! — Астрид взглянула на свои руки и вспомнила о недавно купленной коробки конфет. — Примите столь скромный презент, — она протянула парню подарок. Хэддок лишь хмыкнул. — Изощренный способ для убийства, — криво улыбнулся тот, но на лице Астрид всё ещё читался немой вопрос. — Шоколад — это единственное, на что у меня аллергия. Вдруг Хофферсон прыснула от смеха. От этого Иккингу стало не по себе. Она никогда не смеялась в его присутствии. — Не знала. Комично вышло, — коробка конфет отправилась в урну. — Что-нибудь ещё? Никаких драконов убить ради вас, миледи, не нужно? — Да брось, святоша, в жизни не поверю, что ты бы смог убить дракона! — Иккинг прищурился в ожидании новой колкости. Но девушка лишь тяжело вздохнула. Разговор на повышенных тонах всколыхнул воспоминания о былых баталиях, разгоравшихся в тесной каморке школьного совета... — Кажется, прошли годы с того времени, да? — немного погодя тихо проговорил парень, неотрывно глядя куда-то в потолок, где силуэты теней складывались в причудливые образы из прошлого. Геометрическая чёлка, брекеты и острый язык. — Год, прошёл ровно год, — Астрид хмыкнула и бегло взглянула на Хэддока. Каждая новая минута в его компании отражалась болезненным уколом совести. «Совесть и трусость, в сущности, одно и то же. Ты — трусиха, Хофферсон» — не унывалось ехидное сознание. Девушка действительно чувствовала себя виноватой перед парнем, хоть и пыталась убедить себя в обратном. — Слушай, святоша, я так и не извинилась за, — она указала на его голову. — Не стоит, Ас, не говори глупостей. Ты не виновата, — внимательный взгляд его зелёных глаз впивался ей в душу. — У меня немного другое мнение на этот счет, — Астрид подошла вплотную к Хэддоку. Тонкий аромат её духов тут же окутал сознание парня сладкой поволокой и Иккинг едва сдержался, чтобы не вдохнуть его полной грудью. Сотня бабочек встрепенулась и закружилась в бессвязном танце у него в животе. — Что ты вообще помнишь об этой ночи? — Помню, что кто-то любит спотыкаться, — Иккинг ухмыльнулся. — А ещё помню, что молодой человек этого «кого-то» не оценил мой поступок… — Значит, сотрясения нет, — девушка скрестила руки на груди. — Да, всего лишь пара-тройка швов, не велика беда, — «Даже сейчас умудряется ёрничать» — она закатила глаза. — В любом случае, я виновата и приношу свои... — Не надо, Ас, — резко перебил её тот. — Не говори то, во что сама не веришь. — Значит, вот какого ты обо мне мнения? — вспыхнула Хофферсон. «Вечно показывает, что он лучше меня». — Думаешь, я не умею признавать свои ошибки? — Да, — спокойно ответил тот, отчего её зубы буквально заскрежетали от злости. Парень сглотнул. Кажется, под воздействием тонны анальгетиков, притупляющих ясность мыслей, он сморозил лишнего... — Но ты у меня в долгу, — поспешно добавил тот и улыбнулся своей кривой ухмылкой, отчего его левую щеку прорезала ямочка. Почему-то этот незначительный жест ещё сильнее разозлил девушку. «Терпеть не могу эту приторную улыбку». «Спокойнее, Иккинг. Главное, дыши». Она выбивала из его легких весь воздух, стоило им оказаться на расстоянии вытянутой руки. Он выводил её из себя за долю секунды, стоило ему только открыть рот. — Ещё чего! — она всплеснула руками и направилась к двери. — И вообще, ты сам виноват, я не просила себя спасать! — Всегда пожалуйста, принцесса! — пропел ей вдогонку тот, но в ответ последовал лишь громкий хлопок дверьми и сдавленное рычание, эхом отражающееся от стен. Хэддок снова ухмыльнулся и закрыл глаза. Кровь всё ещё звенела в ушах. И вновь он не смог точно определить природу будоражащих его эмоций. Парень вспомнил слова Зака Торстона: «Вы можете любить Астрид, вы можете ненавидеть Астрид, но не будет в школе Берк ни одного человека, кто был бы к ней равнодушен». Да, он явно был неравнодушен к Хофферсон. Бедовая блондинка который год не вылезала у него из головы, и с каждым днём интерес к её личности возрастал в геометрической прогрессии, как бы сильно он этому ни противился. Небрежно брошенная напоследок фраза Хэзер не давала ему покоя.

***

По пути домой Астрид сгорала от едкого раздражения. Она и не просила её спасать! Он взялся из неоткуда и попал под горячую руку её... парня? А теперь Хэддок предположительно спас её во второй раз. Опять отличился, опять остался героем, а она, как обычно, сгнивала изнутри от собственной беспомощности в тени его лавров. Она сжала челюсти до скрежета зубов — почему жизнь была так несправедлива? Но злилась она больше на себя. Астрид понимала, что никогда не сможет пожертвовать собой ради кого-то. Не станет она героем, как ни крути. Её учили действовать в своих интересах и в этом она была виртуозом. Хофферсон тяжело вздохнула. Не могла она вспомнить ни единого случая, чтобы та помогла кому-то просто... погодите-ка. И тут её осенило. Это случилось на первом курсе старшей школы. Астрид только-только поставили брекеты и отрезала волосы под геометрическое каре с прямой челкой. Тогда она встречалась со старшекурсником — капитаном команды по плаванию. Парнем красивым и влиятельным, но ужасно вспыльчивым, словом, типичным представителем её типажа. В тот день он по своему обыкновению решил выместить накопившийся гнев на каком-то несчастном парне. И им оказался никто иной, как острый на язык Иккинг. — Эй, Тэдди! — раздался раздраженный голос девушки как раз в момент, когда тот прижал Хэддока к стене. — Ничего умнее не придумал? — она подошла ближе и тихо добавила, озираясь на небольшую кучку зевак. — Серьезно, ты в курсе, что тебя могут исключить из школы за побои? Тут везде камеры. И очень много свидетелей. А тогда не видать тебе спортивного колледжа! — парень презрительно покосился на Иккинга. — Повезло тебе, пацан, — Хэддок облегченно выдохнул, когда Тэдди наконец отошел от него. — В порядке? — она бросила беглый взгляд на бледного паренька, впечатанного в стену. Тот виновато улыбнулся ей кривой улыбкой. — Что смотришь, ты вообще-то у меня в долгу, — подмигнула ему та. — Знаю, — он улыбнулся и каждый пошел своей дорогой, чтобы встретиться вновь. Спустя год их знали, как двух самых ярких личностей потока — Хофферсон стала капитаном команды чирлидинга, Хэддок же забирал первые места на городских, а после и международных научных конкурсах... Но со временем, он начал вытеснять Астрид с пьедестала «лучшей студентки». Это рыжее недоразумение стало главной причиной возрастающего недовольства отца её достижениями и, как следствие, учащающихся ссор с ним на данную тему. Через два года Хэддока объявили президентом школы, а Астрид досталась позорное, по мнению Астера Хофферсона, второе место — заместитель президента. К тому моменту нелюбовь к данному индивиду заполнила её разум, из-за чего ни одно собрание не проходило без издевок в сторону юного президента. Но Иккинг тоже был не промах — ему не нравилось как холодно и высокомерно девушка относилась к нему, потому некогда односторонний пин-понг колкостями обрел второго игрока... — Как ты прикажешь это понимать? — стальной тон отца вывел Астрид из размышлений и заставил вжаться в кожаное кресло. Выеденный воздух его кабинета пах кедровым срубом, табаком и крепким алкоголем. А еще здесь было так холодно... Казалось, он никогда не включал отопление. Казалось, его комната зачерствела вместе с его душой. — Я повторю. Как ты прикажешь это понимать? — он наклонился над дочерью. В нос ударил резкий запах джина. Астрид поняла, что её ждёт неминуемая погибель, как только переступила порог усадьбы. Было чрезвычайно тихо — ни шепотка, ни шороха — дом окутал погребальная тишина. В дни, когда отец был не в духе, казалось, всё в усадьбе замирало, останавливалось. Горничные, дворецкий, садовники, повара — все разом затихали. Словно сама жизнь отступала под гнётом его присутствия... — Прости, — еле слышно прошептала девушка, не смея поднимать взгляд. Какое-то древнее, практически животное чувство ужаса взобралось по её груди и застряло в горле немым криком. Но, несмотря на усталость, она держала спину ровно, послушно потупив взгляд. — Ты хоть понимаешь, что это значит? Осознаёшь последствия своих действий? — Астер ударил кулаком по полированному столику из красного дерева. Раздался звук, похожий на выстрел из малокалиберного пистолета. Астрид вздрогнула и сильнее вжалась в кресло. — Нет, ты не знаешь! Ты ничего не знаешь об ответственности! — он потёр переносицу и тяжело выдохнул. — Возможно, это моя вина. Я слишком долго закрывал глаза на твои выходки. Относился к тебе, как к взрослой, но ты... ты всё ещё ребёнок. Не способный принимать взвешенные решения... — Неправда, — прошептала та. Зря. Очень зря. — Повтори? — Я... — гул сердца пульсировал в висках. — Я п-пытаюсь быть идеальной... Впалые скулы, платиновые волосы, зализанные назад, и этот леденящий кровь взгляд. В обществе все знали Астера Хофферсона, как жесткого, но рассудительного руководителя транснациональной компании. Блестящего учёного, находчивого бизнесмена... И лишь за плотно закрытыми дверьми дома раскрывались все порочные черты его души. Чаще всего доставалось её маме. С раннего детства Астрид замечала серые пятна на её лице, просвечивающиеся через плотный слой тонального крема. Слышала крики сквозь стены. У неё были любовники. У него были любовницы. Они ненавидели друг друга и всё равно оставались вместе. — Я не просил тебя быть идеальной, — сухо перебил дочь Астер. — Я лишь просил соответствовать нашему статусу. Но по-моему ты совсем забыла о значении твоей фамилии, — он указал на картину, висевшую на противоположной стене — дедушка угрожающе смотрел на неё сверху-вниз. Она ненавидела этот портрет. — С большой силой приходит большая ответственность, Астрид. Пока что ты умеешь только пользоваться моим влиянием и совершенно забываешь о всех последствиях… — Я з.з.знаю, что подвела т.тебя... — Не смей. Перебивать. Меня. — тихо отчеканил тот, опаляя дочь едким перегаром. — Репутация — вот основа нашего рода. Если ты замешана в каком-то деле, то убедись хотя бы в том, что в конце твои руки будут чисты! Сколько раз я тебе это повторял? — много. Очень много. Практически все немногословные разговоры с отцом заканчивались такими вот нравоучениями. — Нет, Астрид, ты не просто подвела меня. Ты показала, что не готова быть Хофферсон. Я разочарован в тебе, дочь, — склизкое щупальце вновь обвилось вокруг внутренностей девушки. — Я ожидал от тебя определенных результатов к моменту окончания школы, но твои ребяческие проступки не оставили мне выбора. Либо ты получаешь грант и уезжаешь в Лондон, либо я лишаю тебя наследства. Может, это даст тебе стимул... — Это несправедливо! — на долю секунды злость пересилила страх и стыд. Ей не нужно было это треклятое наследство. Ей нужен был отец. — Каждый раз, когда я достигаю результатов, ты принимаешь это как должное! Но, как только я допускаю ошибку... — вся её напористость вмиг испарилась, стоило только встретиться с диким взглядом Астера. — Ошибку? — презрительно прошептал тот. — Ошибку? Вся пресса пестреет заголовками. Репортеры не отлипают от здания «ХоффТек». Несколько даже осмелились пробраться к ограде дома! — Несправедливо, — прошептала та. — Несправедливо? — рявкнул Астер. — Несправедливо наблюдать, как твой единственный наследник рушит собственную жизнь и репутацию её семьи! Несправедливо видеть, как твоя единственная дочь уступает какому-то выскочке из низов, — Хэддок. — Несправедливо видеть, какую праздную и беззаботную жизнь она ведет. — Но я правда стараюсь! — подавляя подступающие рыдания, выкрикнула Астрид. Резкий хлопок и приглушенный стон. Щеку стянула жгучая боль. Голова девушки так и осталась в неестественно повернутом положении. Словно тряпичная кукла, она покорно замерла в ожидании новых манипуляций своего кукловода. — Астер, не надо! — только сейчас её мать подала признаки жизни. Сидя в углу комнаты, она безмолвно наблюдала за происходящим. «Трусиха». — Дрянная девчонка! Видишь, что ты со мной делаешь? — девушка зажмурилась, потому что глаза уже заволокла солёная пелена слёз. А он ненавидел её слабости. Поэтому Астрид проглотила скопившийся в горле ком и выпрямила спину. «Он любит меня. Я лишь вывела его из себя». — Я дал тебе все! И что взамен? — тупая боль пульсировала в левой части груди. — Ты не добилась ничего в своей жизни самостоятельно. Ты умеешь лишь брать и не даешь ничего взамен. У тебя остался последний шанс. Не разочаруй... Тишина. Каждое новое слово забивало плечи Астрид всё ниже и ниже к земле. Девушка хотела сжаться, исчезнуть, провалиться сквозь этот проклятый мраморный пол. Лишь бы не слышать. Лишь бы не видеть — она бросила взгляд на противоположную стену. Стеклянный холод голубых глаз пробирал до мурашек. Она ненавидела все картины в их доме за этот фирменный высокомерный взгляд. Он пафосно переходил из портрета в портрет, источая привычную Хофферсоновскую надменность. — Зря ты ему перечешь, — мать мягко потрепала Астрид по плечу. Девушка осторожно огляделась. — Не бойся, он ушёл... — Не хочу быть похожей на тебя, — прошептала та. — И на него не хочу быть похожей! Постоянно говорит об ответственности, но сам-то не святой! — она прикоснулась к ноющей от удара щеке. — Он твой отец, милая… — Это даёт ему право на это? — Астрид схватила женщину за руку и отодвинула рукав шелковой кофты. Тонкое запястье опоясывал синий след. — Боги, что бы на это сказал дядя? — юная Хофферсон взглянула на мать. «Как же она постарела», — холодный лунный свет словно просвечивался сквозь тонкую кожу женщины, пробуривая её алебастровый лоб сине-фиолетовыми морщинами. В светлых волосах, небрежно разбросанных по плечам, уже закралась седина. Сердце девушки больно сжалось. Отец сделал это с ней. — Его уже нет, Астрид, — сухо отрезала Герда Хофферсон. В памяти тёплым образом всплыла фигура дяди Фина — единственного члена их надменной семейки, у которого действительно было доброе сердце. — Есть вещи, на которые, увы, нельзя повлиять, — Герда нежно провела костяшками пальцев по красной щеке дочери. — И ты не сможешь изменить его, я уже пыталась. Так же, как и не сможешь привлечь его внимание своими выходками... — Боги, но ведь я не делала ничего противозаконного! — дрожащими руками Астрид закрыла лицо. Лишь в присутствии мамы она чувствовала достаточную безопасность, чтобы показать свои слабости. — Ты — Хофферсон, а значит всё, что ты делаешь, подвергается пристальному вниманию. И чем старше становишься, тем больше от тебя будут требовать, — женщина присела рядом и нежным жестом заправила выбившуюся прядь дочери за ухо. — Тебе придется повзрослеть раньше остальных, милая. — Вернее, подстроиться под его чётко выверенный образ меня? — Такова цена власти. Когда-нибудь ты непременно займешь его место в кресле директора компании... «Да не нужна мне эта власть! Мне нужны мои родители!» Астрид глотала немые слёзы и, подавляя готовое вырваться рыдание, заставляла дрожащие, как у старика, ноги двигаться — делать шаг, ещё и ещё... Наконец, оказавшись в своей комнате, она тяжело сползла по двери на паркет. Она ненавидела отца. Ненавидела его двуличность. Ненавидела его правила... Но ещё сильнее ненавидела себя, за то что беззаветно любила его.