Антиподы

Адреналин всё ещё пульсировал в жилах. — Вау... Я... — Астрид нехотя стянула с себя защитный шлем. Впервые за очень, очень долгое время она ощутила себя живой. — Всегда пожалуйста, Хофферсон, — в своей дебильной манере учтиво поклонился Хэддок. Девушка окинула хмурым взглядом окрестности усадьбы и глубоко вздохнула. Клубы белого пара взвились в безоблачное небо. Ночная мгла шоссе была пропитана запахом морозной хвои. Она тщетно пыталась продлить состояние эйфории от их полета... потому что была в секунде от падения. Падения в леденящую бездну отцовского контроля. Скорость особенно сильно помогала юной Хофферсон ненадолго абстрагироваться от проблем — на короткий миг, когда машина на полном ходу неслась по шоссе, она выжимала сцепление, а затем уходила в поворот, предварительно отпустив ручник в сторону заноса. И в эти считанные мгновения, когда её кабриолет становился невесомым, она чувствовала блаженное небытие. Пустоту. Свободу. Но то, что Астрид испытала сегодня... И в подметки не годилось всему её предыдущему опыту. Она словно стояла на краю обрыва. Всё в ней пульсировало и резонировало. Шквалистый, отрезвляющий ветер закладывал уши, доказывая, что она — лишь маленькая, совершенно бесплотная частичка этого мира. Будто застыв в хрупкой секунде перед самым падением, она летела на предельной скорости по безлюдному шоссе. Вкус свободы стал физически ощутим — колким спазмом на кончиках замерзших пальцев, осекающимся привкусом железа на языке, застывшем в легких воздухе. Она почувствовала риск изнутри. То была её точка невозврата... — Что-то не так? — Тихий голос парня грубо вторгся в её сознание. На несколько блаженных минут она забыла о его существовании. — Да, ты ещё здесь, — недовольно буркнула та, вручая Хэддоку шлем. Астрид вздрогнула. Кожа его рук была такой теплой, даже горячей. Иккинга же ошпарило холодом. Они так и не попрощались. Девушка лишь проскользнула угрюмым взглядом по его силуэту и слегка кивнула. После чего подошва её сапог зашуршала по каменистой тропинке, ведущей к поместью. Резные ворота отворились, пропуская девушку, и Иккингу открылся вид на большой сад, освещаемый витиеватыми фонарями. Род Хофферсонов был одним из древнейших на Берке и поместье явно дополняло их образ спесивых аристократов. Юноша поежился — виднеющаяся в полумраке трехэтажная вилла больше походила на пристанище вампиров, чем на уютный жилой дом. Но, на удивление, образ Астрид идеально сочетался со зданием. Такая же чопорная и неприступная... «Ты ведь презираешь её, так зачем помог?» — вполне логичная мысль на время ввела парня в ступор. Зачем он её подвез? Неужели просто из чувства такта? Что-то не давало ему покоя. То нездоровое чувство привязанности, которое каждый раз разгоралось в присутствии девушки... Нет. Мотивы иного рода толкали его на подобные необдуманные поступки. Хофферсон меж тем медленно поднималась по мраморной лестнице, задумчиво осматривая привычный ландшафт усадьбы. Ровно выстриженные ряды кустов и деревьев, четкие углы и прямые линии интерьера... Астер Хофферсон обожал порядок. Обожал даже в мелочах показывать свою привилегированность. Сейчас воспоминание об уютной кухни Хэддоков казалось таким неуместным, но... дом Иккинга действительно ощущался домом. Пусть и не таким помпезным, зато таким... теплым... Астрид хмыкнула. Тепло и холод. Аристократия и простой рабочий класс. Честь и притворство. Как и всегда, их семьи разделяла пропасть различий. — Кто это был? — Строгий голос донесся со стороны гостиной. Девушка пыталась бесшумно проскользнуть в свою комнату, наивно полагая, что отец работает в кабинете или, если Боги смилуются, задерживается в лаборатории. Но Астер Хофферсон сидел в своем кресле у камина за ноутбуком. Голубое свечение экрана подчеркивало острые черты его лица, добавляя и без того бледной кожи мертвенный оттенок. — Добрый вечер, папочка! — Как можно более радостно произнесла та. Отца могла вывести из себя любая мелочь, даже тон голоса. Как-то раз девушка опрометчиво назвала его «папой», вместо привычного «папочка» — и тогда он выдал ей часовую лекцию, по традиции увенчавшуюся истерикой дочери. — Это всего-лишь одноклассник, — Астрид сглотнула. Его тон не предвещал ничего хорошего. — Я опаздывала и он решил меня подбросить. — Иккинг, верно? — Астер оторвался от экрана и впился в неё ледяным взглядом. — Тот-самый Иккинг, о котором написали в Дэйли Берк Ньюз? — Он развернул ноутбук так, чтобы девушка смогла разглядеть написанное. Статью в электронной версии журнала украшало фото улыбающегося президента. Хофферсон тяжело вздохнула. Ну, конечно. Опять Он. — На днях у этого юноши взяли интервью о летней стажировке в «ХоффТек». Он выиграл в конкурсе талантов, помнишь? — Этот конкурс «новых открытий», который отец учредил пару лет назад, будет сниться ей в кошмарах. Ещё одна причина неоправданных ожиданий. Ещё одна причина насмешек. — Не слышала о ней... — В печать пойдет завтра. Мне отправили на подписание, как-никак интервью выйдет от лица моей компании. — Мучительная пауза. — Знаешь, меня мало что впечатляет. Но подход этого юноши к работе... удивляет. Не мудрено, что его выбрали президентом школы. — Каждое слово, словно пощечина. — Знаю, что ты разочарован во мне, но я правда пытаюсь... — Мне не нужны твои оправдания, Астрид! — Астер вздохнул, словно разговаривал с надоедливым подопечным, которому приходилось всё разжевывать. — Мне нужны результаты. Пока ты ищешь отговорки, он, — тот тыкнул в экран, — он действительно что-то предпринимает. Может, тебе стоит у него поучиться? — Безусловно, но также я следую твоему наставлению «держать врагов ближе друзей», — улыбнулась та. Втереться в доверие. Да, притворство было единственным, в чём она пока преуспевала... — Вот именно, врагов, — тот сделал глоток из граненого стакана, наполненного золотистой жидкостью. — Не забывай об этом. Кроме семьи у тебя не будет настоящих друзей. Скоро ты поймешь, что все вокруг хотят не тебя, а лишь твое имя. — Хофферсон горько ухмыльнулась. — Знаю... — Ты знаешь, но до конца не понимаешь, что это значит. — Он резко поставил стакан на стол. — Любую слабость они используют против тебя. Любую. Так что тебе придется стать вдвойне хитрее и, что немаловажно, втройне сильнее любого из них, — он вновь указал на фото Хэддока. — Мало быть лисой в этом мире. Нужно стать и лисой и волком, чтобы действительно побеждать таких вот людей. Да, она прекрасно это знала. Только не получалось у неё пока противостоять Хэддоку. Сколько бы та ни старалась, он всегда оказывался на шаг впереди. — Надеюсь, ты помнишь про наш маленький уговор? — Астрид стиснула челюсти. — Скоро конец года. Я очень надеюсь на твоё благоразумие. Напоминаю, что грант обязан достаться тебе, а не этому выскочке. — По правде говоря, она просыпалась и засыпала с этой мыслью каждый день. Этот злосчастный грант и гонка за первыми местами снились ей в кошмарах. — Конечно, папочка, — горло сдавил спазм. Но она держалась. Oтец не любил её истерик. И она послушно искореняла в себе все, что ему приходилось не по душе. Немые слезы полились из застекленевших глаз, как только она закрыла дверь в свою комнату. Её никогда не будет достаточно. Само рождение девушки предопределило её судьбу. «Неоправданные ожидания» — таково было клеймо Астрид. Разъедающее чувство отвращения к себе постепенно заполняло её душу. Хэддок. Он так плотно въелся в её кожу, что она могло отчетливо ощутить его угнетающее присутствие. Всегда на шаг впереди. Такой услужливый. Гениальный. Астрид упала на пуховую кровать и прижала к груди усталые ноги. Сложно понять, любил ли отец хоть что-то в ней. Наверное, нет. Зато, он прекрасно знал все её болевые точки и в нужный момент бил по ним четко выверенными словами... Но, как бы отвратительно Астер Хофферсон не относился к своей дочери, бывали в их жизни и светлые моменты: как они играли в гольф, или отдыхали на яхте в Доминикане. И еще куча всего, о чём девушка вспоминала в моменты особо острой душевной боли. «Он прав. Так надо. Он не желает мне зла» — оправдывала его та. Астрид ненавидела себя за то, что любила его. И эта любовь всегда причиняла ей столько боли… «Любовь всегда причиняет боль» — давно рассудила юная Хофферсон, наблюдая за взаимоотношениями своих родителей, и решила, что никогда не испытает это чувство по-настоящему. Пусть её любят больше, чем она. Пусть она разбивает сердца. Хоть где-то она добьётся справедливости. — Йоргенсон, у меня кое-что есть, — шмыгая носом, тихо произнесла та в телефонную трубку. Ни на секунду Астрид не забывала о главной цели, ради которой претерпела столько унижений. Как жаль, что из головы совсем вылетела одна маленькая деталь — обещание, которое она дала Сэму на днях. — У меня кое-что есть… Заедь за мной в 7:40. — Парень напрягся. Он не до конца разобрал смысл её слов, зато было понятно, что её подавленному состоянию предшествовал разговор с Астером. — Ас, всё в порядке? — Заботливый голос Йоргенсона окутал её теплом. — Да… я… — Как обычно бывает от подобных идиотских вопросов, горький всхлип незамедлительно последовал её ответу. — Ас, всё хорошо, я рядом, — какими бы ужасными сейчас не казались их отношения, когда-то Астрид была его лучшим другом. — Поговори со мной, — девушку разрывало изнутри чувство несправедливости. Они отравляли друг друга, и были так жизненно необходимы. Йоргенсон понимал её, как никто другой… — Ты нужен мне... — Как ножом по сердцу. Такие ядовитые и привычные слова. Отец приучил её ненавидеть свои слабости. Не показывать их никому, даже самой себе. С Сэмом она становилась такой слабой. Уязвимой. Жалкой. Она ненавидела это в себе. Рядом с Йоргенсоном Астрид ненавидела себя сильнее всего. Но возвращалась к нему вновь и вновь, словно мотылек, загипнотизированный пламенеющим свечением лампы. «Нет, Астрид, не надо, мы вновь разобьем друг другу сердце» — болезненный спазм прошёл по всему телу Сэма. — Жди меня к этому времени. — Он всё же решил продолжить эту порочную традицию приходить на помощь девушке. «В последний раз» — пообещал себе Йоргенсон и сбросил звонок. Ком непрожеванных эмоций застрял в горле. Нет, он должен был с ней порвать, иначе они оба погибнут, они оба пропадут...

***

В этот момент где-то на окраине города, сердце ещё одного молодого человека судорожно трепетало от воспоминаний об этой дрянной блондинке. Иккинг так и не смог сосредоточиться на начертательной геометрии. В комнате всё ещё явственно ощущалось её присутствие. Парень распахнул окно, но это не помогло — приторный шлейф духов словно въелся в стены. Хэддок расслабленно откинулся на стуле и, повинуясь какому-то животному импульсу, глубоко вдохнул её пьянящий аромат. Перед глазами заплясали силуэты прошлого. Когда же юная Хофферсон успела так основательно поселиться у него в голове? Иккинг уже и не мог вспомнить. Казалось, мысли о ней давно стали неотъемлемой частью его жизни. Их судьбы переплела воля случая. Но, ведь случайности не случайны, так? Официально будущие главы школы познакомились в конце второго курса, когда оба баллотировались в президенты школы. Он не сразу узнал в стервозной Хофферсон ту бойкую и улыбчивую девушку, которая спасла его от нападков капитана команды по плаванию. Новая Астрид оказалась сгустком высокомерия и завышенного самомнения. Неприязнь друг к другу появилась практически мгновенно. Хэддоку претило её раздутое эго, а девушку воротило от его наигранной (как ей тогда казалось) искренности. И вот тогда она заполнила его сознание. Сперва Хэддок разрешал себе думать об Астрид только в негативном ключе — он анализировал её слабые места, искал любой намек на уязвимость. Парень руководствовался лишь прагматичным желанием обыграть надоедливую соперницу. Но время шло. Былая вражда сходила на нет, а интерес к Хофферсон так и не угас. Чем дольше Хэддок изучал девушку, тем ближе она ему становилась. Последнее время Иккинг слишком часто вспоминал о ней. Недопустимо часто... Но, как бы он не старался выкинуть этот пленяющий образ из головы, её силуэт вновь всплывал где-то на задворках сознания и с большей силой начинал сводить того с ума. Все парни школы судачили о формах её тела и удивительно правильных чертах лица, но Иккинг замечал в Хофферсон нечто другое... Улыбка, голос, манера поворачивать голову, тонкие пальцы, прядь у виска: это трудно выразить словами, но он постоянно думал об этих маленьких деталях её внешности. Сильнее же всего Иккинга гипнотизировал её взгляд. Пропитанный ледяной коркой, прожигающий насквозь... «Глаза такие же ледяные, как и её руки» — парень шумно выдохнул и положил голову на спинку стула. Тени танцевали на потолке замысловатыми очертаниями, путаясь в полумраке комнаты. Аромат её парфюма отпечатался в памяти настолько, что заставлял потягивать низ живота от желания вдохнуть его ещё раз. Он вспоминал её сбивчивое дыхание. Улыбку. Прикосновения. Всё в ней манило его, как дурман, сводя с ума и заставляя сердце замереть в ожидании удара. Возрастающее чувство возбуждения вывело парня из транса. — Нет! — Иккинг вскрикнул, когда понял... к чему привели невинные размышления о Хофферсон. — Да ладно тебе, Хэддок... Ты ведь шутишь? «Боги, это так неправильно. Ты ненавидел её. Она олицетворяет все, что ты презираешь в людях» — но разгоряченное сознание уже подсовывало ему красочные картины продолжения сегодняшней встречи с Хофферсон. «Это всего лишь животный позыв, инстинкт. Ничего более...» — успокаивал себя тот. Но почему не унималось что-то в левой части груди, то болезненно сжимаясь, то замирая? Нет. Это было желание другого рода. «Боги ненавидят меня» — заключил тот, вновь и вновь прокручивая в голове её пленящий образ. Тщетно парень взывал к голосу разума, ведь подле витал дух обожания, с разинутым ртом и завязанными глазами. Его точка невозврата была пройдена.