Тягучий аромат корицы, ванилина и свежезаваренного кофе заполняли кухню.
Стоик усмехнулся.
Стоя у плиты в фартуке и с рифленой лопаткой в бионической руке, Пол являл образ «той-самой идеальной хозяйки», как любила повторять Валка.
Вот сейчас она должна была резво сбежать по лестнице, схватить пару-тройку свежих оладьев и, перекинувшись колкостями с бывшим судовым поваром, поцеловать Стоика на прощание...
— Светоч будущего, — хмуро пробормотал тот, глядя на кричащий заголовок утренней газеты. Иккинг воодушевленно смотрел на него с шероховатых страниц главного разворота.
Но блеск в глазах сына пугал его. Да, он точно где-то его уже видел.
Этот огонь решимости изменить мир, переполнявший изнутри. Огонь, который не грел – сжигал.
Шеф полиции поморщился. Призраки прошлого в последнее время с завидным остервенением посещали его ночные кошмары. И в неясных образах навязчивых снов Стоик узнавал лишь этот зеленый оттенок... оттенок
Её глаз.
— Когда ты скажешь ему? — строгий тон Пола на секунду выцепил его из трясины воспоминаний.
— А что это изменит? — Хэддок нахмурил брови, поглядывая на настенные часы.
Время. Его было катастрофически мало. — Он никогда меня не слушает! Локи, он стал вылитой копией Валки. И это пугает меня больше всего.
— Нет, Стоик. Тебя пугает, что ты больше не сможешь его контролировать, — Пол понизил голос и грозно указал лопаткой на друга. — То, что случилось с Валкой не твоя вина. Но твоя обязанность предостеречь Иккинга от подобной участи.
— И тогда он сорвется с цепи, начнет копать глубже, чем следовало, и... — мужчину прервал скрип открывающейся двери.
— Доброе утро, пап! — бодрый голос Иккинга донесся со второго этажа. — Дядя Пол? — весь дом пропитался неприлично вкусным запахом блинчиков, которые умел готовить только один человек на свете. Парень высунулся из-за перил, чтобы проверить свою догадку и победно хмыкнул. — У нас какой-то праздник? Или серьезный разговор?
— А что, я не могу приготовить завтрак для своего любимого крестника в обычный день? — директор недовольно подбоченился. Но Иккинга было не так-то просто провести — он хорошо помнил, что Пол мог готовить завтраки только в двух случаях: либо по праздникам, либо в преддверии серьезного разговора. Отец приглашал его на подмогу, так сказать, чтобы «подсластить пилюлю». — Ладно, умник, всё-то ты знаешь! Спускайся сюда, есть разговор.
— Так и знал, — простонал юноша и медленно побрел вниз, морально подготавливаясь к очередной бессмысленной ссоре.
Этим утром в главную газету Архипелага была опубликована статья о его долгожданной летней стажировке, что, вероятно, и послужило причиной для предстоящего разговора с отцом...
Иккинг тяжело вздохнул. Похоже, ни победы в научных конкурсах, ни стажировки в престижных компаниях не могли заставить Стоика гордиться сыном.
— Так значит твоим куратором был сам Гриммель? — он решил идти ва-банк. Весь клокочущий от раздражения, комиссар сурово взглянул на сына. — Ну и когда ты собирался мне рассказать?
— Пап, я знаю, как ты относишься к Астеру, но это была моя единственная возможность заявить о себе в научном сообществе! — парень беспомощно всплеснул руками. Он словно кричал под водой — его слова растворялись в потоке и уносились прочь, забытые, ненужные,
неуслышанные.
— Ради всех богов Асгарда! — Стоик ударил кулаком по столу. Пол укоризненно посмотрел на друга. Шеф полиции мог виртуозно выводить преступников на чистую воду, но когда дело касалось разговора с сыном он... мягко говоря, был не лучшим стратегом. — Я не против твоих... экспериментов. Но разве сложно соблюдать одно, одно ничтожное правило? Не связываться с Гриммелем!
— Боги, пап, хватит! Даже таблоиды уже давным-давно перестали его так называть! — Иккинг слукавил — во время злосчастной летней стажировки он часто слышал это прозвище в адрес создателя компании.
Парень сомневался в точной этимологии его выдуманного имени, а также его связи с чудовищами из английского фольклора — гремлинами, но одно можно сказать наверняка — прозвище дано ему не безосновательно.
Астер был на редкость суровым и вспыльчивым руководителем, не приемлющим любые ошибки. А любовь к экспериментальным технологиям, вследствие которых часто страдали его же рабочие, создавали вокруг Астера образ «злобного сумасшедшего ученого».
И всё же Иккинга раздражал пренебрежительный тон Стоика. Какие бы слухи не витали вокруг семьи Хофферсонов, Астер продолжал вдохновлять Иккинга — «Гриммель» был дельцом, ученым-мечтателем, способным воплотить на практике свои самые дикие идеи.
И пока он планомерно менял мир, Стоик лишь сотрясал воздух своими пустыми обвинениями.
— Конечно, когда он скупил весь новостной холдинг Архипелага, — хмыкнул Пол. — Знаешь как во времена свободной журналистики звали его компанию?
— Корпорация Зла, — Иккинг с нескрываемым недовольством закатил глаза.
— А знаешь почему? — по суровому выражению лица Стоика было понятно, что утренняя плиссировка мозгов затянется надолго.
— Да ладно тебе, пап! —
«Когда я уже перестану оправдываться за каждое свое действие?» — Как только у меня начинает что-то получаться, ты...
— Я правда горжусь тобой, сын, — Стоик встал из-за барной стойки и угрожающе навис над сыном, — хоть не всегда понимаю, что ты там строишь у себя в гараже, — юноша прислонился к стене, чувствуя себя загнанным зверьком. — Пойми, Гри... Астер опасен. И я не просто так прошу тебя...
— Мне не десять, пап, — парень, пытаясь как-то скрыть свое волнение, прошмыгнул к столу и принялся накладывать в тарелку остывающий завтрак. — Я был там и знаю, как всё устроено! Да, он обладает огромной властью. Если я в чем-то его подведу, один его звонок может разрушить мою карьеру, но...
— Хватит перебивать меня! — рявкнул тот громче, чем следовало. Звук оказался на столько неожиданным, что Иккинг чуть не выронил тарелку из рук. — Я твой отец и моя обязанность предостерегать тебя от опасностей.
— Давайте не будем переходить на личности, — Пол вовремя встрял между Хэддоками. Напряжение, висевшее в воздухе, можно было резать ножом. — Иккинг, твой отец лишь хочет сказать, что очень беспокоится за тебя, — он заботливо опустил руки на плечи парня. — Гри... Астер Хофферсон — не просто блестящий ученый, но и тонкий манипулятор. Не стоит тебе... так плотно с ним контактировать. Он просчитывает свои ходы на пять, десять, а то и двадцать шагов и Тор упаси встать на его пути...
— Да? — Иккинг саркастично повел бровью. — А не ты ли давече грозился исключить из школы его чадо? — воспоминание об Астрид связало внутренности парня в горящий от пульсации узел.
— Она зашла слишком далеко в своей безнаказанности, ты сам это прекрасно знаешь, — настроение директора вмиг переменилось.
— И именно поэтому вы оба не придумали ничего лучше, чем пригрозить Астрид отчислением? — имя блондинки горчило на языке. Слишком часто он шептал его в темноту минувшей ночи...
— В самом деле, Иккинг, прекрати ребячиться! Ты чуть не погиб, в конце концов! — Иккинг чуть не закатил глаза. Каждое их утро на протяжении вот уже трех недель стабильно начиналось с воспоминаний о том злосчастном вечере. — И я до сих пор не понимаю, почему ты покрываешь...
— Потому что я тоже был там, пап! — не выдержав, вскрикнул тот. Повисла тишина. Это был первый раз, когда Иккинг повысил на отца голос. В других обстоятельствах, парень бы тут же оторопел и начал извиняться, но сейчас он лишь распалялся. — Я президент школы и был в ответе за каждого из присутствующих! Я был там, а значит дал свое разрешение и... Пап, я бы не простил себе, если что-то подобное случилось с кем-то другим. По воли рока или судьбы Боги наказали меня, и, поверьте, я усвоил это урок.
— Похвально, что ты так серьезно относишься к своей роли президента, но эти дети...
— Локи, будь на моем месте другой богатый студент, вы оба и бровью бы не повели! — юноша небрежным жестом сбросил протезы Пола со своих плеч.
— Следи за языком, — глухо прорычал Стоик.
— Говорите об осторожности, а сами размахиваете красной тряпкой перед быком! — настойчиво продолжил тот, не отводя испепеляющего взгляда от отца. — Ты можешь говорить об Астере что угодно, но признай — без его изобретений Берк бы остался захолустным городком, доживающим свои последние дни на задворках цивилизации. Да, ему принадлежит новостной холдинг, потому что он печется о своем имидже! И вы можете говорить о нем что угодно, но я сам видел, что этот человек, — он указал на смятую газету на столе, — он хочет изменить мир. И, в отличие от некоторых, он не сотрясает воздух, а действительно что-то делает! — парень мысленно поблагодарил Пола за то, что он всё еще стоял между ним и отцом и был единственной преградой, останавливающей Стоика от...
импульсивных действий.
— Посмотрите-ка на него! — манерно развел руками шеф полиции. — У тебя молоко на губах не обсохло, и ты еще смеешь чему-то нас учить? Невероятно!
— Знаешь что? — юноша взял с тарелки нетронутый завтрак. — Я, пожалуй, пойду, — он юркнул в коридор и живо схватил с тумбочки ключи от байка. — Не хочу опоздать в школу. До вечера! — Пол приложил все усилия, чтобы Стоик не бросился вслед за сыном.
— Пусть идет, сейчас уже ничего не изменишь, — шепнул тот на ухо Хэддоку. — Эй, малец, ты не гони, на улице дождь! — бросил директор вслед удаляющемуся парню, но в ответ последовал лишь звук захлопывающейся входной двери.
***
Смахивая надоедливую челку со лба, Астрид старалась выкинуть из головы мысли о Нём. И мысли эти были подобны ножу, который она вворачивала в себя снова и снова, смакуя и растворяясь в наполнявшей её боли.
— Поразительно, — фыркнула та, нервно постукивая пальцами по лодыжке. Новостная лента сплошь пестрела заголовками из свежей статьи «Дейли Берк» о Президенте Всея Берк.
«Светоч будущего». «Прорыв года».
«Мистер я лучше всех вас вместе взятых, мать вашу».
Раздражение клокотало внутри, отдавая едким привкусом разочарования на языке. Воспоминания о прошедшем вечере лишь подливали масло в огонь.
Оглушающий звук мотоцикла, ледяной ветер, хвойный запах леса... всё было словно в сказке, за исключением маленького отравляющего фактора —
Хэддока.
Эта дурацкая приторная улыбка, так часто растекавшаяся по его самодовольному лицу, отказывалась покидать её воспоминания...
— Сядьте прямо, юная леди! — строгий голос Астера раздался со стороны лестницы. Девушка вздрогнула от неожиданности. Поглощенная внутренним диалогом, она на время потеряла связь с реальностью.
Астрид имела плохую привычку сидеть за столом по-турецки — будь то в школе, кафе или театре, и, что хуже, во время семейных застолий или званных ужинов. Этим она неизменно выводила отца, повернутого на правилах этикета.
Как будто ему нужен был повод для упреков.
Но судя по плотно сжатой линии рта и внимательному, почти хищному взгляду, отец сегодня был не в настроении. А в каждом его движении прослеживалось нечто животное: Астер шёл плавно, едва ступая по паркету, словно снежный барс, смакующий момент триумфа — он загнал добычу в угол, ему незачем спешить.
Потому юная Хофферсон поспешно опустила ноги на пол и выпрямила спину, дабы не провоцировать очередной скандал...
— И тебе доброе утро, папочка, — сухо выжала из себя улыбку та, бегло взглянув на наручные часы. Ровно 7:20. Её отец был маниакально педантчен в вопросах ежедневных ритуалов.
— Уже видела статью? — тонкая усмешка застыла на его лице.
Восседая во главе обеденного стола в пурпурном халате из тонкого сатина, Астер являл тот помпезный образ лощеного аристократа, застрявшего где-то в 20-х годах прошлого столетия. Астрид мысленно закатила глаза, когда дворецкий, словно по команде, начал раскладывать еду по тарелкам, едва сложенная вдвое салфетка коснулась коленей отца.
— Из тебя плохая актриса, милая, — она поджала губы.
— Может, просто не в настроении изображать радость? — буркнула девушка, спрятав недовольный взгляд в полах накрахмаленной скатерти.
— Тем не менее, тебе придется, — Астрид начала неохотно ковыряться в тарелке с завтраком. Голова гудела от жуткого недосыпа из-за ночной истерики, а специфичный рыбный запах японского омлета с пряным крабом добавлял к вышеупомянутому недомоганию приступ тошноты. — С началом моей политической карьеры к твоей персоне будет повышенное внимание, — вилка с омлетом застыла в миллиметре от губ девушки. Астер сверкнул ледяным взглядом исподлобья и недовольно цокнул. — Постарайся выдавать прессе менее очевидные реакции, чем сейчас.
— Всё-таки будешь баллотироваться в мэры? — неуверенно переспросила та. Новость будто окатила её из чана холодной воды. Девушка не раз слышала о планах отца начать политическую карьеру, но… так скоро?
— Официальное объявление дам в следующем месяце. Когда окончательно утихнет шумиха вокруг, — он помедлил, — недавнего инцидента в твоей школе, —
«Точнее, моего грандиозного провала».
Еда комом застряла в горле.
— Прости, что подпортила твоё резюме, — ответ прозвучал раздраженнее, чем следовало. — Держу пари, с появлением социальных сетей контролировать новостную повестку стало в разы сложнее...
— Астрид! — укоризненно отозвалась Герда с противоположного конца стола.
«Ну конечно она встанет на его сторону! Она всегда защищала его».
Но вот кто защитит её от
него?
От этой мысли Астрид бросило в дрожь. Как бы отвратительно Астер не относился к Герде, сколько бы боли он ей ни причинил... Она продолжала заступаться за него, несмотря на свой страх.
Девушка закрыла глаза и попыталась отстраниться от боли, чувствуя как мир вокруг неё кружится, вызывая лёгкий приступ тошноты.
Это позорное благоразумие, вечно заставляющее юную Хофферсон совершать необдуманные поступки ради одобрения отца, так сильно напоминало ей выученную беспомощность Герды.
Как же она стала похожа на свою мать.
***
— Ас, всё в порядке? — обеспокоенный голос Сэма вывел девушку из размышлений. — Ты хотела о чём-то поговорить? — мерное шуршание колес по мокрому асфальту вводило Хофферсон в анабиоз.
— Да, прости, я... — в нос вдруг ударил навязчивый запах автомобильного ароматизатора, вызвав повторный приступ тошноты. — Что-то мне нехорошо...
— Отец? — заботливый взгляд Йоргенсона внимательно изучал её излишне бледное лицо.
— Собирается баллотироваться на пост мэра, Локи его подери! — выпалила та, запуская тонкие пальцы в волосы. Парень сочувственно вздохнул. Последний год она часто делилась с ним опасениями о будущем, в котором Астер станет мэром Берка.
Для Астрид это означало конец беспечной юности и начало беспросветного мрака поминутно распланированной "взрослой" жизни.
Жизни, в которой она навсегда лишится права голоса.
— Вот как... — Сэму хотелось сказать ей что-нибудь, но он не мог.
Трудно найти слова, когда действительно есть что сказать.
— Теперь у меня буквально нет шанса на провал, понимаешь? — прошептала та тупо уставившись на монотонно серый горизонт. В сгустившихся тучах зловеще угадывалась фигура Астера.
Он мерещился ей везде.
— Да брось, грант будет твоим! — пытался ободрить её Йоргенсон. — К тому же, после Сногглтога с нас снимут все обвинения и больше не придется драить классы после пар, — Астрид хмыкнула. Школьное наказание сейчас волновало её меньше всего. — Кстати, у меня появились хорошие новости по поводу нашего личного дела! Мой знакомый сказал, что у них...
— Ничего на нас нет, — закончила за него девушка и тут же прикусила язык.
Повисло неловкое молчание.
«Локи! Да почему ты всегда сначала говоришь, а потом думаешь?»
— Верно, — Сэм недоверчиво покосился на подругу. — Откуда знаешь?
— У отца связи в отделении, — с ходу соврала та.
— Врешь, — сухо отрезал Йоргенсон. — Если бы Астер знал о существовании этого дела, ты была бы уже мертва.
Астрид скользнула по напряженному лицу Сэма. Голубовато-стальные глаза пронзали её немым укором.
Девушка тяжело вздохнула. Она прекрасно знала, что у парня были серьезные проблемы с доверием. И...
она всё равно соврала ему.
Но разве притворство такой великий грех?..
— Не смотри на меня так! — не выдержала та. — Да, я была у Хэддока! — загнать проснувшуюся совесть обратно на задворки души оказалось сложнее, чем пренебречь отцовскими правилами воспитания. — Ты должен меня понять, отец...
— То есть ты даже не отрицаешь, что ходила к нему? — Сэм вцепился в рулевое колесо с такой силой, что костяшки его пальцев практически побелели. — Ты соврала мне дважды, Ас... — полные разочарования глаза пробуривали дыру в её сердце. Астрид знала, что ей нет оправдания.
— Я... я испугалась! — что она могла ему ответить? Что пошла к Хэддоку из страха перед отцом?
История, старая как мир... — Когда ты сказал мне, что на нас заведено уголовное дело я...
— Ты — что? Каждый раз рушишь обещания? — он со злостью ударил по рулю. — Локи! Я же просил тебя не влезать, но ты опять не послушала меня! Боги, ты ведь никогда не изменишься, да? Всегда на первом месте у тебя будут твои, ах, простите,
отцовские интересы! — горький привкус вины вновь разъедал её горло.
Да, она была отвратительным другом.
Порой девушке казалось, что она намеренно отталкивала от себя дорогих людей. Испытывала их терпение, пока тонкая нить доверия не рвалась, раз за разом подтверждая слова отца.
«Кто одинок, тот не будет покинут» — как мантру повторяла себе Астрид.
И вроде бы сейчас ей должно глубоко плевать на чувства парня, сердце которого она так бессовестно разбивала. Но, Боги... почему ей так невыносимо
больно?
Её тело ломило, острая пульсация в районе груди пронизывала насквозь, выворачивая ребра.
— Я больше не смогу приходить к тебе на помощь по первому же зову! Слышишь? — крики парня превратились в мерный серый шум, растворяющийся в гуле двигателя. Хофферсон окинула безучастным взглядом окружающий пейзаж. Они стояли на школьной парковке и через тонированные стекла были видны серые силуэты студентов, снующих туда-сюда по кампусу в поисках укрытия от проливного дождя. — ... Я отдаю тебе всё, а что ты? ...
Ты ведь только забираешь и ничего не отдаешь... — то были жестокие слова.
— Ты бесишься, потому что я решила прийти к Хэддоку домой без твоего разрешения? — Астрид слышала свой надломленный голос, но ей казалось, что это уже не она, что это был кто-то другой. Жалкий.
Слабый.
— Я бешусь, потому что ты откровенно используешь меня! — рявкнул тот. Грубый тон Сэма колющими спазмами растекся по её телу. Нижняя губа предательски задрожала. — Я сказал тебе строго конфиденциальную информацию. И что же сделала ты? Даже не сказав мне, полезла в дом комиссара полиции! Ты хоть представляешь, что бы с нами стало, если бы тебя поймали?
— Да не лезла я... Боги! Я вообще-то разгребала проблемы, в которые ты нас втянул! — комок обиды подкатил к середине горла, как бы ожидая вырваться рыданием.
Астрид чувствовала себя преданной.
Самой же собой.
То был первый раз, когда она решила поступить по совести и что в итоге?
Девушка наивно полагала, что вернет доверие Сэма, если станет с ним честной... Но на деле Йоргенсон не желал слышать ничего, что выходило за рамки его правды.
Парню
было плевать на её честность.
На какой-то момент лицо Астера, строгое и обвиняющее, возникло в дождевых разводах на лобовом стекле...
— Ас, я серьезно, — пытаясь утихомирить клокочущее раздражение и не обращать внимание на жалостливый вид подруги, Йоргенсон подбирал правильные слова. — Ты танцуешь с Густавом, игнорируешь меня неделями, действуешь за моей спиной... а после звонишь посреди ночи и признаешься, что я, оказывается, тебе нужен! —
«Вдох-выдох. Ну, давай же. Как снять пластырь». —
Тебе ведь не я нужен, а моё внимание, — пауза. — Надоело быть твоим мальчиком на побегушках!
— Ты правда нужен мне, — прошептала Астрид, стараясь не обращать внимание на надоедливое свербение в носу. — И вчера ты сказал, что...
— Вчера я не знал, что ты натворила! — грозовые глаза метали молнии. Но его сердце, казалось, разорвется при одном взгляде на подругу. Ему было невыносимо видеть её такой. Уязвимой. Разбитой.
И всё из-за него одного... Когда-то осознание этого заставило бы Сэма трепетать от восторга, но теперь он чувствовал лишь жалость. — Видишь, мы убиваем друг друга! А оставаться "просто друзьями" не сможем. Уже пытались. И много раз. Всё всегда заканчивается одинаково!
— Вот значит как? — слёзы начинали душить. Боль пронизывала каждый её нерв, резонируя по всему телу. — Хочешь поставить крест на нашем прошлом? Слиться в самый сложный период моей жизни?
— Не надо... — зло прошипел тот. — Не всё в этом мире вращается вокруг тебя! Это жестоко, в конце-то концов! Сначала говоришь, что презираешь меня, а потом звонишь посреди ночи и объявляешь, что я, оказывается, тебе нужен!
— Но ты и правда нужен мне... — практически беззвучно проговорила та, с досадой растирая влажные дорожки слёз по раскрасневшимся щекам. Они лились немым градом, вновь и вновь указывая на её уязвимость.
Астрид резко открыла дверь машины. Шум дождя и гомон толпы заглушил её всхлип.
Кровь пульсировала в висках, а злость затуманивала взгляд.
Ей хотелось вырвать из груди это слабое, вечно ноющее сердце. Холодящее душу чувство одиночества начало сдавливать её ребра, перекрывая доступ к кислороду. Она вдруг ясно поняла, что теряет Сэма.
Её Сэма. Единственного друга, который по непонятной для Астрид причине возвращался к ней вновь и вновь, даже после самых серьезных ссор...
Но, видимо, всему когда-то приходит конец.
«Они все уходят. Рано или поздно, тебя предадут даже самые близкие друзья» —
едкое хихиканье отца за спиной с новой силой врезалось ей в голову.. 
